***
— Вака, нам сейчас нужны союзники, — четвёртое утро подряд приветствует его Конро. Бэнимару отмахивается. — Генерал, Империя, объединение, я помню. Честное слово, он совсем не понимает, чего все так наседают с предстоящей встречей с имперскими. Понятно, что затеянное Восьмой масштабное объединение не могло обойти Асакусу стороной. Шинмон на фоне последних новостей даже смирился с этой идиотической идеей. И он, конечно, не самый большой фанат Империи и армейских, но он же сказал, что примет участие в этой истории. Однако Конро отчего-то как на иголках с момента его согласия. И Оби с Шинрой постоянно уточняют, всё ли будет в порядке. — Беннимару-сан, в эти времена очень важно, чтобы мы все были заодно. — У нас один враг, Шинмон. — Ты будешь в порядке, Бэни? Будто он ребёнок, с которым надо носиться. Характер у него не сахар, это правда, но не до такой же степени, чтобы подозревать его в срыве военных планов! «И чего они все прицепились? Сказал же, что согласен договориться с Империей. Как с сопляком каким, честное слово!». Большее замешательство настигает Бэнимару тогда, когда имперский генерал встречает его неожиданно пристальным взглядом и похлопыванием по плечу, будто они старые приятели. — Глава Асакусы, Бэнимару Шинмон, наслышан, — генерал Озе говорит «наслышан» таким тоном, будто судебный приговор выносит. И следом высовывается в коридор. В коридоре пусто, и генерал выглядит как-то расстроенно, будто ожидал, что Бэнимару с собой армию притащит. — Так ты один? Бэнимару кивает, генерал протяжно вздыхает. Следующие двадцать минут протекают очень странно: Бэнимару пробует обсудить условия, проговорить план, но вместо этого на него валятся вопросы личного характера, будто Озе специально для него опросник составил. «В армию вербует, что ли?» Терпение у Шинмона заканчивается тем стремительнее, чем чаще в абсурдных вопросах мелькает имя «Маки». Учитывая, что Бэнимару не отличается стоическим терпением, разговор становится резко негативным на двадцать третьей минуте. — Я чего-то никак в толк не возьму. Я пришёл сюда о делах говорить, а тебя заклинило на Ведьме из Восьмой, генерал. Лезешь в то, что тебя не касается. Тебе какой интерес? — грубости Бэнимару говорит как дышит, за всеми физическими тренировками Конро явно забыл научить его манерам. Теперь уж поздно. Генерал смотрит на него в молчании, моргает, как очень удивлённая сова, а затем складывает руки крестом и откидывается на спинку кресла. — Ты, парень, не знаешь, с кем разговариваешь, да? Почему-то то, как генерал Озе произносит слово «парень», напоминает Шинмону о родителях. Снисходительно, покровительственно, словно готов простить его за дерзость, но сперва просто обязан преподать урок. Бэнимару действительно плохо представляет, — он зевал, пока Конро рассказывал ему о биографии генерала имперской армии, — но хорошо знает, что самый крутой нрав здесь у него. И самое жаркое пламя тоже. Поэтому, не желая терпеть снисхождение и фривольность, поджигает первое, что на глаза попадается. В конце концов, никто не сможет укорить его в дерзости — не он первый начал дерзить. Он и так терпел слишком долго, двадцать три минуты продержался. Может, у имперских совать нос в чужие дела в порядке вещей, но в Асакусе, где в случае беды двери местных жителей всегда открыты, в личное всё-таки предпочитают не вмешиваться, уважают чужую неприкосновенность. И имперские порядки Шинмона не устраивают. «Разобраться можно и потом, когда догорит», — сколько бы Конро ни отчитывал его за скоропалительность, Бэнимару всё никак не научится. Проблема, впрочем, в том, что генерал Озе тоже не лыком шит, и следующие двадцать минут жизни Шинмона кажутся более невыносимыми чем предыдущие. Он даёт себе единственное обещание: впредь всегда слушать инструктаж Конро, чтобы не пропускать вселенски важную информацию мимо ушей.***
— Твоя фамилия Озе? — едва открыв дверь на кухню и отыскав взглядом Ведьму, с претензией уточняет Бэнимару. Маки роняет половник от неожиданности, таращится на него, затем на ребят за спиной и медленно кивает. В кастрюле что-то булькает. Пахнет не очень — готовить Ведьма и её сообщницы явно не умеют. А если и умеют, то разве что какое-то зелье. Судя по тому, что четвёртый месяц творится у Шинмона в голове — приворотное, не иначе. — И отец у тебя имперский генерал, да? Это не вопрос, уточнение. Я знаю, потому что беседовал с ним сегодня. У Маки плещется ужас в глазах. Она бледнеет, и вокруг неё вспыхивают неподконтрольные огоньки, отделившиеся от газовой горелки. Они принимаются носиться в сумасшедшем вихре, и Шинра с Артуром привычно тушат огонь. Точнее, пытаются: гоняются за ними по всей кухне, создавая ещё больше хаоса. Шинмон, не любящий суеты, разбирается и с огоньками, и с проблемными новобранцами Восьмой одним прицельным пинком. — И что тебе сказал папа, Бэнимару-сан? — блеет Маки, вмиг растерявшая всю свою разудалость и лихость. Ведьма вообще дерзкая только в сражении, а в остальных вопросах — сущая ромашка. Глава Асакусы ничего подобного от неё, первой выскочившей на бой с ним, не ожидает. Но у него уже было время узнать эту сторону непробиваемой Ведьмы. На такую Маки злиться получается плохо: она не солдат и не боец, она девушка с розовыми облаками в голове. Она накидывается на десерты как ребёнок и смущённо прикрывает глаза во время поцелуя. И те десять процентов дня, пока в голове у неё желе из ромашек, Шинмон предпочитает держаться подальше. — Много всего и мало доброго. Я не был слишком любезен. Вероятно, у тебя проблемы, Ведьма. И у меня тоже. Хуже того — союз Асакусы с Империей теперь под угрозой. — Что?! — Шинра налетает на него так, будто совсем не знает страха, хватает за плечи и даже пытается трясти. Ну, допустим, ситуация и правда не из приятных, Конро уcтроит ему головомойку, когда Разрушитель Асакусы вернётся домой. Но тут уж ничего не попишешь. — Что же ты сделал, Шинмон-сан? — по Маки видно, что не хочет она знать ответ. Бэнимару тяжело вздыхает. То, что он сделал, навеки останется в глубинах его памяти. Он никому об этом не расскажет. Генерал Озе, наверное, тоже не станет. — А я говорил, что представляться надо нормально, с фамилии начиная, — спокойно, несмотря на очевидно траурное настроение, замечает Бэнимару. — Стольких бы проблем избежали. А теперь ему не только о работе с генералом разговаривать, но и заканчивать горячий спор о том, что не оставит Ведьма себе девичью фамилию — так в Асакусе не принято.