Чёрный кофе без сахара

Несколько дней напряжённого творческого труда, десяток переработанных статей и выборка пациентов в пятьдесят человек. Осаму был неимоверно горд своим детищем, оформленным по всем правилам и убранным в папку. Он искреннее недоумевал, когда Достоевский скептически посмотрел на столь «пышное» оформление работы. Тем не менее взял для прочтения: на каждой странице утомлённо моргнул и вернул статью студенту. Тот растерянно посмотрел на заведующего. — Вы хотите это обнародовать? — глаза цвета виол проскользнул по шероховатости папки; по холодному тону вопроса Дадзай понял, что делать это категорически нельзя. — Ваша статья просто хрестоматийный пример шизофазии*: морфологическая и синтаксическая связь есть, а смысла — нет. Откуда вы взяли такие выводы? Почему у вас работа называется «Психопатология нервной анорексии», а пишете вы вообще про невроз? Из каких устаревших источников вы берёте это навязчивое словечко? Скажите, что для вас значит актуальность темы? — Полезность? — неуверенно пропищал юноша, морщась от водопада критики. — Палка-копалка в своё время была тоже очень полезна, — сухая, как наждачная бумага, ирония прошлась по самооценке студента, ошкуривая до гола. — И лоботомия** при лечении психических расстройств с электрошоком***. — Современность? — новое опасное предположение. — Ваш опус очень современный, но актуальности я в нём не увидел. Какие ещё будут предположения? — высокомерно справился Ано, скучающе сощурившись; Осаму досадливо-удручённо скомкал губы. — Хорошо, для кого вы пишите эту статью? — Чтобы разобраться… — выдохнул Дадзай, втягивая голову в плечи. — Разбирайтесь, сколько угодно, зачем переводить бумагу и давать это кому-то читать? — насмешливо уточнил Фёдор. — Поделиться своими мыслями? Наука не друг, чтобы выслушивать ваши мысли и переживания. — Чтобы другие люди увидели проблему с другой стороны, использовали эти знания на практике, чтобы помочь больным, — с опаской поделился юноша. — Вернёмся к актуальности, что же это такое? Младший медик едва не ляпнул снова «полезность», но сдержался, надув в задумчивости щёки. Он понял, чего от него добивался мужчина, только не мог правильно сформулировать. — Это принципиально новый подход к рассмотрению ныне существующей проблемы, позволяющий найти её решение. — Слишком красиво сказано, чтобы язвить в ответ, — одобрительно хмыкнул Достоевский. — Проще говоря, актуальность темы — её значимость, — устало пояснил Анорексия. — Так что, когда будете переписывать своё сочинение, задавайте себе вопрос, зачем другому человеку тратить время на прочтения данного набора слов. — Хорошо, — проскрежетал Осаму, как гвоздь по листу металла. — Тогда что мне нужно написать? — с претензией уточнил он. — Дадзай, не обременяйте меня своей работой, — заведующий женским отделением закатил глаза. — Кстати, как у вас с английским? Есть несколько интересных статей, которые можно использовать. Конечно, для серьёзной работы потребовался бы профессиональный перевод, а так допустимо. — В принципе, могу разобраться. — Прекрасно, в дальнейшем знание языка понадобится, если надумаешь заняться наукой, — довольно объявил мужчина, вставая с места. — Более не задерживаю, — оповестил он, вкладывая в руки опешившего визави стопку научных журналов. — Это на всю оставшуюся жизнь? — Это легкая закуска на три дня, — насмешливо отозвался Фёдор, возвращаясь на своё место. Юноша молча поднял брови. Достоевский был бы тем сортом преподавателей, которые считают свой предмет важнее всех остальных и задают чудовищное количество домашнего задания, ссылаясь на то, что оно невероятно лёгкое. Раздражение жирными опарышами вилось под кожей, прорывая её до жгучей боли. С лающим хлопком закрылась дверь в кабинет заведующего общим мужским отделением. Мори с понимающим сочувствием смотрел на своего ворвавшегося ученика, который до снежной белизны суставов сжимал бумаги. Мужчина ждал, когда мембрана терпения прорвётся гневливыми словами. — Он всегда такой?! — голосовые связки Дадзая — худо смазанные шестерёнки, ржаво стучащие при ходе. — Невыносимый? Да, — равнодушно хмыкнул Огай, чуть прокручиваясь на своём кожаном кресле. — Чёрт возьми, что ему нужно?! — изнеможённо возопил Осаму, обессиленно падая на диванчик и закидывая ноги в обуви на мягкий подлокотник; всю стопку журналов он водрузил себе на живот. — Может, он хочет, чтобы ты после написал диссертацию? — иронично предположил заведующий. — Диссертацию? — растерянно повторил юноша, приподнимаясь на локтях и напряжённо глядя на покровителя. — Но ведь я не его протеже, а ваш, — хмуро напомнил он. — Конечно, вот только этот факт нисколько не мешает Достоевскому претендовать на твой интеллектуальный потенциал, — цокнув языком, сообщил собеседник. — И почему я чувствую себя научной проституткой? — недовольно высказался Дадзай, поднимаясь резко на ноги и кидая стопку на стол. — Потому что так и есть? — насмешливо уточнил Мори. — Ведь самый извращённый вид секса — любовь в мозг. Вот тебя Достоевский и имеет в своё удовольствие. — И вы вот так позволяете пользоваться своими подопечными? — речь от возмущения торопилась и запиналась. — Что поделать, раз я не могу удовлетворить твой похотливый мозг в плане знаний? Анорексия не моя компетенция, — преподаватель равнодушно пожал плечами. — Вы интеллектуальный сутенёр? — надменно справился Осаму, подходя к столу руководителя. — Возможно, — задумчиво протянул Огай, давя в себе ироничную ухмылку. — Дурдом, — изнеможённо выдохнул молодой человек. — На редкость меткое замечание, — важно заверил мужчина. *** По своей натуре Достоевский был нелюдим, однако в последнее время, по личным наблюдениям Мори, тот зачастил в его кабинет для общения. Чересчур молчаливого, наполненного терпким до резкости ароматом кофе и хозяйскими движениями со стороны коллеги. Точно помещение принадлежало самому Генералу. Без особой надобности сам Фёдор разговора не заводил, зато с особой охотой отвечал на вопросы и поддерживал беседу. Будто ожидая дозволения со стороны Огайя на общение. Иногда, совсем неожиданно, мог завести беседу на какую-нибудь экстраординарную тему, но в целом довольствовался тихой компанией. Не то что Ано нечего было сказать, скорее не считал нужным разбрасываться своими мыслями. Прочесть научный журнал и выпить чашку кофе можно было и в своём кабинете, и всё равно Достоевский расположился у коллеги на диване. Мори не возражал. Будто намерено Фёдор так поступал, чтобы поделиться с соратником, если вдруг попадётся особенно примечательный факт. В противном случае он безмолвно дочитает статью и удалится восвояси. — Зачем же, Достоевский, вы так жестоко обходитесь с Дадзаем? — Огай решил нахально нарушить тишину ироничным вопросом. — Неужели он так плохо пишет статью? Право, у него случится истерический припадок на этой почве, — едко заметил он, подпирая подбородок кулаком. — Нет, представляет он вполне сносные материалы, — Фёдор тряхнул журналом, показывая таким манером, что сейчас не желательно вести беседу — он читает. — Вот только он совершенно не умеет работать, ему результат дается слишком легко, как и всё в этой жизни, — бесцветно пояснил мужчина, не отрываясь от текста. — Хорошая шутка, — губы заведующего мужским отделением скривились в токсичной ухмылке. — Я не прав? — в голосе визави появился металлический оттенок, фиалковые глаза испытующе скосились на оппонента. — Он привык, что всё выходит само собой, без приложения усилий, а если встречает препятствия, то тут же бросает начатое. Пожалуй, это главная проблема всех одарённых людей, они слишком привыкли полагаться на свой талант. — Вы считаете, что Дадзаю не приходилось работать? — скептически вопросил Мори, хмуря тонкие брови. — Разумеется, чтобы столько знать и так думать, нужно приложить немало труда, — с досадливым вздохом высказался Генерал, откладывая журнал в сторону. — Только этот труд для Дадзая был без труда, понимаете? — справился он, закидывая ногу на ногу. — Ему не было трудно проглотить сотню книг, осознать полученную информацию и затем использовать её. Уловив смысл, он может воспроизвести текст практически дословно. — Только не говорите, Достоевский, что вы были прилежным студентом и не пользовались своим талантом, — дразняще протянул хозяин кабинета. — У вас фотографическая память. — В лучшие дни я смотрел учебник одним глазом перед занятием, — ностальгично усмехнулся Фёдор. — И преподаватели это знали, потому ставили только тройки и всегда спрашивали тонкости, которые можно было узнать только из журналов, электронных научных статей. Так что вряд ли мою учёбу можно было назвать лёгкой, — промолвил русский, сдержанно улыбаясь. — Тем не менее, я благодарен своим преподавателям за то, что нашёл для себя очень много информационных платформ и в итоге привык постоянно учиться. — Значит, меня ругали, а сами принялись воспитывать Дадзая? — снисходительно осведомился Огай. — Прошу заметить, что направления совершенно разные у нас. И я так же против вашего эксперимента, а научиться упорству, умению преодолевать препятствия для него будет полезно. — В таком случае цель у нас одна и та же, — льстиво заметил заведующий мужским отделением. — Методы разные, — резонно заметил Фёдор, показательно возвращаясь к чтению. — Мои более гуманные. — Да бросьте, — насмешливо хмыкнул мужчина. — Это же сплошное лицемерие. Точно такое же, как использование «гуманных» методов умерщвления лабораторных животных. Вам это не режет слух противоречивостью? — Это лишь значит, что животное, умирая, не мучилось, — слова от резкости пружинили, что выдавало гнев Ано. — Итог в любом случае одинаков, так какая разница насколько сильно страдало животное? — беззаботно развёл руками Огай. — Провоцируете? — угрожающе процедил Достоевский. — А вы не провоцируйтесь, — со злой весёлостью парировал владелец кабинета. — Какой полезный совет, — высокомерно огласил Генерал, демонстративно окунаясь в страницы журнала. — Что примечательного пишут? — через минуту поинтересовался Мори, подходя к коллеге; прерывать окончательно беседу не хотелось. — Про клинические испытания нового препарата от рассеянного склероза, — холодно отчитался Фёдор, не отрывая взгляда от статьи. — Вы на меня обиделись? — заискивающе проговорил заведующий, присаживаясь рядом с визави на диван. — Обиделся? — недоумённо переспросил Ано. — Нет, это детское чувство. Я размышляю над одной вещью. — И над чем же? Над лечением рассеянного склероза? — подтрунил Мори, ласково улыбаясь. — Над причинами, по которым вы себя выставляете таким циником. Тошно слушать, — строго поделился мужчина. — Может, я хочу вас позлить? — лукаво продолжил Огай, прищуриваясь. — Так на вашем постном лице хоть что-то можно увидеть. — И всё же вам дорог этот юноша, — задумчиво обронил Фёдор, переводя на собеседника тяжёлый взгляд аметистовых глаз. — К слову, он и вам импонирует, ведь так? — со снисходительной улыбкой сказал владелец кабинета. — Полагаю, любому приятно работать с умным человеком, — отстранённо проговорил Достоевский. — В чём такая большая проблема признать свои чувства и быть более открытым внешнему миру? — с сожалением выдохнул Мори. — Как и говорил до этого, я обойдусь без вашего лечения, — холодно и резко предупредил мужчина, точно отпустил механизм гильотины на шею приговорённого. — Позвольте сохранить за собой право на личное пространство хотя бы в собственной голове, — он пронзительно и гневливо посмотрел в расширенные зрачки с красной окантовкой. — Не сердитесь, Достоевский, — примирительно попросил мужчина, расплываясь в нелепой улыбке. — Наверное, дело в разности восприятия личного пространства. Вы ещё не привыкли к тесноте Японии. — До этого вы прекрасно держали дистанцию, — саркастично заметил Ано. — И только в последние полгода вдруг стали неприлично её сокращать. — Фёдор, будь проще, — с некоторым отчаянием посоветовал заведующий, резко вставая с дивана. — Я не обязан оправдывать чужие ожидания, — ровно заметил Достоевский, устало откидываясь на мягкую спинку дивана. — Свои хотя бы оправдывайте, Генерал Анорексия, — язвительно высказался Огай, подходя к своему столу. — До чужих вам ещё ой как далеко, — горькая ухмылка подёрнула губы мужчины, он грациозно опёрся бёдрами о крышку стола и скрестил ноги в щиколотках. — Я свои ожидания полностью оправдываю, — строго возразил Фёдор. — Прямо-таки все? — Мори глумливо осклабился. — Позвольте другим иногда помогать вам и не стройте баррикады. — Сеанс психотерапии закончен? — высокомерно справился мужчина. — И вообще, какое вам до меня дело? — А вроде бы умный человек… — опечаленный вздох. — Вы тоже умный человек, и должны понимать, что длительное одиночество накладывает свой отпечаток, — более сдержанно объяснил Достоевский. — И не так-то просто кому-то дать право разбираться в твоей голове. Разумеется, если у нас одни и те же устремления. — Наверняка сказать не могу, полагаю, что да, — задумчиво отозвался Огай. — Я слишком настойчиво пытаюсь вызвать на диалог ваших интровертированных тараканов? — Да. Некоторое время я хотел бы не касаться этой темы, — попросил Ано. — Кстати, не хотели бы съездить на конференцию в Штаты? — вдруг вспомнил он, внимательно глядя на визави. — Вы постоянно мониторите все конференции? — усмехнулся Огай. — Я вас понял. — Нет, на электронную почту приходят приглашения, могу переслать. — Будьте добры, — с мягкой улыбкой попросил Мори. — Вы будете дочитывать? — осведомился мужчина, кивая на журнал в сухих руках. — Я уже всё прочитал, хотите — берите, — предложил Фёдор, протягивая издание собеседнику. — Благодарю, — заведующий взял журнал. — Пойду, ещё много дел, — меланхолично поделился Генерал, направляясь неторопливо к выходу. — Конечно, — учтивый кивок. Когда коллега покинул кабинет, Мори задумчиво улыбнулся, глядя на научный журнал. В целом Достоевский пришёл к нему ради того, чтобы отдать второй экземпляр номера, специально выписываемый для Огайя, который обычно ленился подписываться на интересующие издания и забирать их с почты. Всё же Фёдор Достоевский, этот извечно отрешённый мужчина, умел заботиться по-своему и глубоко переживать. * Шизофазия — (речевая разорванность) симптом психических расстройств, нарушение структуры речи, при которой фразы строятся формально правильно, однако логика нарушена. «Родился на улице Герцена, в гастрономе № 22. Известный экономист, по призванию своему — библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим.» ** Лоботомия — нейрохирургическая операция, заключающаяся в разрушении части головного мозга и использовавшаяся для лечения психических расстройств, в частности шизофрении. Операция приводила к тому что пациент частично и полностью утрачивал способность мыслить и осознанно действовать, становился пассивным. Обычно проводилась трансорбитальная лоботомия: через глазницу вводился инструмент, похожий на толстую спицу, которой разрушалась область мозга. *** Электрошок — процедура, использовавшаяся для лечения психических расстройств. Пациенту накладывались электроды на височные области и подавался ток различной силы до достижения эффекта.