Чёрный кофе без сахара

Накахара едва не выронил из рук торбу с рисунком волка, когда заметил знакомую астеничную фигуру в бежевом плаще у центральных ворот своего вуза. Он никак не ожидал увидеть здесь Осаму, который подозрительно расхаживал рядом с мусорным баком. Его любимый должен был как час уже находиться дома и желательно приготовить что-нибудь на ужин. Когда Тюя приблизился к выходу, Дадзай ловко затушил сигарету о металлический корпус мусорки и бросил окурок в её темную пасть. Парень вздохнул, удручённо покачал головой с отпущенной до плеч рыжей шевелюрой. С каждым днём его сильнее начинал беспокоить тот факт, что партнёр зачастил с табаком. Если раньше пачка сигарет у Осаму могла валяться в кармане верхней одежды по полгода и служила своеобразным талисманом, приносящим спокойствие, то сейчас уходило по две пачки в неделю, иногда больше. В принципе Накахару волновало не само курение: ему не критично, ведь он не подвергался негативному воздействию дыма. К тому же он не в праве ограничивать другого человека, пускай и очень близкого, и уж тем более не ему рассказывать о вреде курения медику. Больше беспокоила причина, по которой партнёр начал активно курить. — Решил меня встретить? — полюбопытствовал Тюя, печально покосившись на бак. — Я думал, что ты дома. — Пришлось на кафедру фармакологии зайти после работы, — отстранённо поведал юноша. — Доверили вести ординаторов какому-то идиоту, который сам ни черта о совместимости препаратов не знает, — раздражённо выплюнул он. — Дома всё равно ничего не приготовлено, поэтому решил тебя дождаться и предложить сходить куда-нибудь поесть, а на завтра я приготовлю что-нибудь, — несколько виновато пояснил Дадзай. — Не смотри на меня так, — устало выдохнул молодой человек, ловя на себе тоскливый взгляд карих глаз. — Осаму, меня беспокоит, что ты начал закрываться, — Накахара накинул на плечо торбу и обвил предплечье возлюбленного; от него шел плотный запах табака, который, как ни странно, подходил натуре ординатора. — А давай в Макдональдс? — довольно огласил студент и лучезарно улыбнулся, от чего округлые щёки покрылись румянцем. В ответ молодой человек слабо растянул губы, едва приподнимая заострённые уголки. Внешние уголки апатичных, полуприкрытых глаз печально тянулись вниз; черты лица и вся фигура Дадзая приобрела угловатость, свойственную деревянной игрушке, небрежно обточенной тупым ножом. Холодные губы нежно коснулись рыжей макушки. — Ты уверен, что хочешь именно туда? — с сомнением уточнил ординатор, но что получил решительный кивок. — Понимаю, что только мучаю тебя недомолвками, — напряжённо произнёс он. — Я думаю над этим. — Осаму, ты ведь понимаешь, что это не то, что поддается осмыслению? — осторожно указал Тюя, следуя размеренно за партнёром к автобусной остановке. — Не в этом дело, Тюя, — мягко возразил Дадзай. — Я думаю не над тем, почему я сейчас переживаю определённые эмоции, а что я конкретно ощущаю. Чтобы тебе было понятно, я должен точно описать своё состояние. Пока я не могу этого сделать, не нахожу подходящих слов. — Почти месяц? — недовольно скосился студент. — Поедем? — он кивнул в сторону подошедшего автобуса; Осаму на пару секунд задумался, вспоминая маршрут транспорта, и согласно хмыкнул, направляясь к машине. — Почему не позволяешь себе подсказать? — пробормотал юноша, оплачивая проезд за двоих. — Если не я, то Достоевский точно должен помочь. — Я попросил его не затрагивать это во время терапии, хочу самостоятельно научиться называть свои эмоции. — Разве в обучении не нужна помощь? — они прошли в конец автобуса, встав в углу салона. — В данном случае я буду всегда смотреть на своего «учителя» и просить подсказки. — Хорошо, понял, ты не хочешь зависеть от кого-либо в данном плане, это правильно, — сам себе кивнул Накахара. — Но чем больше ты молчишь, тем сложнее подобрать точные слова. Можно ведь начать подбирать вслух, вдруг подвернётся что-то подходящее? Осаму задумался, жестом показал парню на освободившееся место, сам предпочёл стоять, закрывая собой. Поразительно, что они живут вместе почти три года и всё равно каждый день узнавали о себе что-то новое. Вот сейчас поведение Накахары менялось с ошеломляющей скоростью калейдоскопа, образуя причудливые сочетания ярких арабесок. Тюя мог лезть обниматься, как маленький ребёнок, а мог вести глубокомысленные разговоры, чуть хмуря тонкие брови; мог, как сейчас, носить одежду приближенную к панк-стилю, а мог укутаться во всё пастельно-розовое и пушистое. Мог быть послушным и нерешительным, иногда же лишь одним взглядом затыкал ординатора, который в пылу ссоры пытался язвить. Наверное, эта способность проявлять себя в разных ролях и поддерживала обоюдный интерес. Даже во время стадии пресыщения, когда о партнёре известно все и чуть больше, они не теряли друг к другу интереса, безболезненно отдалившись друг от друга. Возможно, потому что не строили слишком больших воздушных замков в отношении друг друга, так как успели за время совместного проживания увидеть негативные стороны; возможно, определенную роль сыграло наличие ментальных проблем у обоих, что заставило более терпимо относиться к партнёру и его пунктикам. От размышлений отвлекло жужжание молнии, собачку которой дёрнул Накахара на чёрной кожаной куртке. Его пальцы проскользнули под арафатку болотного цвета, чтобы ослабить её на шее. В автобусе душно после прохлады улицы. Как только Осаму повернул голову на звук застёжки, студент поднял на него большие глаза; они коротко улыбнулись друг другу. Вошло в привычку постоянно отслеживать состояние партнёра и по малейшим изменениям в мимике, тонких складочках определять эмоции. Дадзай указал взглядом на дверь, Тюя согласно кивнул и поднялся с места. — Кстати, Осаму, а когда у тебя отпуск? — поинтересовался Накахара, когда они вышли из транспорта. — Всё завит от того, когда у тебя каникулы, — мягко отозвался ординатор, отводя правую руку в сторону, чтобы студент вновь обхватил его предплечье своей рукой. — Ориентировочно в конце июля, в начале августа. У тебя какие-то планы на мой отпуск? — справился он, ведя возлюбленного в сторону торгового центра, где и был расположен ресторан фаст-фуда. — У нас же летом практика должна быть, — воодушевлённо принялся пояснять парень, довольно прижавшись к визави. — Можно здесь месяц сидеть в качестве секретаря в администрации города, где на тебя будут смотреть, как на дерьмо, а можно поехать в качестве реставратора в Киото, где ты реально будешь делать что-то своими руками. Правда это удовольствие не бесплатное. — Как понимаю, предпочтительнее второй вариант, — усмехнулся Дадзай, посмотрев на спутника с хитрым прищуром. — Однако до сих пор не могу понять, как мой отпуск связан с твоей практикой, раз ты всё равно укатишь в другой город? — меланхолично заметил он. — Ты что, как я могу тебя такого красивого, обаятельного и замечательного оставить одного? — в шутку возмутился Тюя, широко распахивая глаза. — Да ещё на целый месяц! Исключено, — парень показательно замотал головой. — Я хочу, чтобы ты поехал со мной, — уже более серьёзно продолжил он, просяще глядя на партнёра. — В Киото, значит? — молодой человек странно ухмыльнулся, отрешённо взглянув на небо. — Что-то не так? — Не важно, — замялся молодой человек, потупив взор в асфальт. — Разве я могу с тобой поехать? — Осаму, — глаза Накахары потемнели от укора. — Да, можешь. Я спрашивал, главное подать количество человек. Нас заселят в общежитие, как раз в комнате по два человека. — Тебе не понравится, — нехотя ответил ординатор, толкая дверь Макдональдса. — Это сейчас был своеобразный намёк, что нам никто не помешает? — он рукой указал, чтобы его спутник проходил вперёд. — Это было предложение в лоб, — студент ухмыльнулся; в нос ударил запах фритюра и крепкого кофе. — Мне не понравится только молчание с твоей стороны, — строго сказал он, направляясь к терминалу самообслуживания. — Ты что будешь? — Большой капучино, — бесцветно ответил юноша, отстранённо изучая экран. — И всё? — настороженно уточнил Тюя, на что получил утвердительный кивок. — Я хочу БигМак, большую картошку фри и большую колу, — с азартом ребёнка парень начал водить указательным пальцем по сенсорной панели. — Точно ничего не будешь больше? — с сомнением повторил он; снова покачивание головы в отрицании. — В тебя столько не влезет, — резонно заметил ординатор, доставая из сумки бумажник. — А вот и влезет, — задиристо объявил Накахара, оформляя заказ, и капризно указал взором на кошелёк, чтобы партнёр не медлил с оплатой. — В тебя это не влезет, — Осаму начал специально раззадоривать свою пару закатив глаза, но всё равно приложил банковскую карту к терминалу. — Я всё съем, — стоял на своём парень, забирая чек. — Ну, посмотрим, — снисходительная провокация. — Пошли туда, — взгляд карих глаз указал на столик в углу помещения, закрытый от посторонних наблюдателей колонной. — Ты сомневаешься в моих способностях? — бахвально справился Накахара, высокомерно взирая на партнёра. — Нисколько. Как и в твоём благоразумии, которое не позволит тебе набивать свой желудок до тошноты, — спокойно пояснил молодой человек, садясь на диванчик, обитый красным дерматином; Тюя недовольно надул щёки, кинул торбу на сидение и устроился напротив любимого. — Ты же не думал меня заговорить и отойти от темы? — низко проговорил Накахара, ставя локти на стол и сцепляя пальцы в замок. — Ты слишком умён для своего возраста, — наигранно недовольно пробурчал Дадзай, подпирая щёку кулаком. — Соответствуй я своему возрасту, мы бы не встречались, — усмехнулся студент. — Ты прав, нам бы было скучно, — вздохнул ординатор, концентрируя взгляд на переносице собеседника. — В четырнадцать с классом ездил на экскурсию в Киото. Мне очень там понравилось, даже сбегал, чтобы самому погулять по окрестностям. Но именно после этой поездки я начал думать о том, что хочу умереть именно в этом городе. После эта фантазия на третьем курсе трансформировалась в план по совершению суицида. Когда совсем станет несносно, взять все имеющиеся деньги, уехать туда, прогулять всё до сена и утопиться, наглотавшись транквилизаторов, — проговаривая свою идею, Дадзай невольно отводил взгляд в сторону от партнёра, потому что боялся увидеть в любимых глазах разочарование и обиду. Ведь Тюя столько сил потратил на то, чтобы сделать жизнь молодого человека комфортной, счастливой явно не для того, чтобы потом услышать, пусть и завуалированное признание, что Осаму плевать хотел на все старания, всё равно он ощущает себя несчастным и желает умереть. — Знаешь, эта поездка будет очень полезной для тебя, — замедленно произнёс студент, жуя задумчиво губу. — Ты сможешь совершить метафорическое самоубийство, закрыть этот гештальт. Ты говорил, что Достоевский намерен закончить ваши сессии, так как ты вырос из этой терапии и должен перейти к другому специалисту. На мой взгляд эта поездка поможет тебе окончательно избавиться от прошлого, закрыть мысли о самоубийстве. Ведь не просто так тебе впала именно эта идея, верно? — осторожно рассуждал Накахара. В груди Осаму мягкой карамелью разлилось тепло. Тюя не только выслушивал его мрачные размышления и спокойно воспринимал их, но и был заинтересован в решении его внутренних проблем. Тюя не был безразличен к молодому человеку. Впервые Дадзай был интересен кому-то как личность. — Верно. Я поеду с тобой. Как только узнаешь точную дату и какие документы нужны, сколько стоит проживание и дорога, я тут же напишу заявление на отпуск. Пока ты будешь работать, я буду разбираться со своими мыслями. А вечерами будем вместе гулять или чем-нибудь заниматься. — Постараемся для себя взять по максимуму от этой поездки, — студент довольно улыбнулся. — О, наш заказ готов, — бойко оповестил он, когда увидел на табло номер своего комплекта. — Сейчас вернусь, — Накахара подорвался с места к стойке выдачи. — Я очень голодный, — с предвкушающей улыбкой поделился парень, возвращаясь с подносом в руках. — Ты всё равно всё не съешь, — лениво настаивал Осаму, забирая стакан с кофе. — Точно ничего не хочешь? — партнёр пристально посмотрел на ординатора, раскрывая коробочку с бургером. — Или ты брал что-нибудь в столовой? — он незамедлительно впился зубами в Биг Мак. — Да нет, не брал, — апатично хмыкнул Дадзай, отпивая кофе. — И сейчас ничего есть не хочешь? — скепсис в словах обжигал; парень с усилием проглотил большой кусок. — Ты похудел, — в голосе глухое сожаление. — Пока я не гремлю костями во время секса, всё нормально, — отмахнулся Осаму, закатывая глаза. — Я тебе сейчас подзатыльник отвешу, — Тюя агрессивно сощурился и с шумом отпил газировку. — Я не некрофил, чтобы спать со скелетом. — А вот тут ты откровенно… — молодой человек похабно ухмыльнулся. — Мне нравятся астеники, Осаму, астеники, — по слогам произнёс студент, — а не скелеты. — Ну не знаю, твоё либидо думает иначе, — самодовольная ремарка, Накахара закатил смущённо глаза. Возможно, у него действительно есть пунктик на худобе, особенно Дадзая, возможно, в последнее время самому парню удалось принять собственное тело, осознать его ценность в качестве объекта влечения, избавиться от зажимов, возможно, их отношения перешли в более доверительное русло в связи с тем, что оба научились разговаривать друг с другом. — Не советую упоминать моё либидо всуе, — насмешливо прокомментировал Тюя. — Никогда не замечал, что картофель фри такой идеальной формы, — молодой человек изобразил невероятный интерес к фаст-фуду и вытянул соломинку из пачки кончиком пальцев. — Осаму, что тебя в последнее время гложет? — тихо сказал Накахара, мягко касаясь сухой кисти. — Не знаю, — неохотно отозвался ординатор, закидывая картошку в рот; пустой желудок тут же заурчал. — Объективно мне не на что жаловаться: есть ты, есть работа, крыша над головой, деньги, учеба, ни в чём не нуждаюсь, и всё равно паршиво, нет сил, постоянная скука, усталость. Знаю и принимаю, что я хороший, что мир и другие люди хорошие. Но мне неинтересно жить. Сейчас у меня просто борьба со своим ленивым организмом, который хочет только лежать и смотреть в стенку, — он поспешил запить кофе болезненную моторику желудка, устало вздохнул, сутулясь. — Я бы с радостью сделал что-то больше, но сил не хватает, будто мне привязали гири к конечностям. Твои рассказы, попытки вытащить меня на улицу, работа реально помогают сейчас не стать овощем, потому что я чувствую обязанность, делаю всё возможное, нахожу силы. Причем тоски я не чувствую, нет провалов в мышлении, заторможенности, понимаю шутки, чужую радость, но выражать эмоции, быть активным для меня слишком сложно. — Чёрт, я объелся, — трагично вздохнул Тюя, откладывая кусок бургера в коробочку. — Я же говорил, — ухмыльнулся ординатор, с сомнением придвинул к себе картошку фри, к которой партнёр даже не притронулся. — Тут не так уж и много, — недовольно скривился визави. — Так тебе нужно немного, — снисходительная улыбка дёрнула сухие губы. — И переедать тебе сейчас ни к чему — организм получает желаемое. — Только я себя ловлю на мысли, что хочу похудеть и подкачаться, — Накахара болезненно ухмыльнулся. — Интересно, это лечится? — Я бы хотел сказать, что психические расстройства и психические травмы можно вылечить так, что не останется ни следа, но, к сожалению, это не так. Всегда будут какие-то отголоски прошлого. Другое дело, что они слабые, не мешают нам и не несут вреда, — принялся рассуждать Осаму, водя указательным пальцем по крышке своего напитка. — Меня, например, всё устраивает в твоём внешнем виде и характере. Ты же в праве меняться так, как тебе угодно, только без перегибов. Я думаю, что ничего плохого нет в том, чтобы ходить в зал или на какую-нибудь секцию для эмоциональной разрядки и поддержания формы, особенно если тебе это будет приносить удовольствие. — Ты с утра ничего не ел, верно? — с досадой констатировал студент. — Ага, — Дадзай постепенно подъедал картофель. — Знаешь, мне как раз помогала работа в кафе поддерживать форму… — осторожно обронил парень, втягивая голову в плечи, как нахохлившийся обиженный воробей — они не так давно спорили на эту тему. — Тюя, тебе не хватает денег? — уязвлённо спросил Осаму, напрягаясь всем телом. — Сколько тебе нужно, чтобы чувствовать себя комфортно? Я заработаю, устроюсь на подработку в частную клинику, возьму больше дежурств, — взволнованно затараторил он. — Дело не в деньгах, а в общении, в том, что я не хочу быть иждивенцем, — безысходно протянул парень, жалобно сводя брови к переносице. — Пожалуйста, общайся с семьей Акутагава, с кем угодно, но я не позволю тебе сейчас работать. Ты учишься и сейчас должен сконцентрироваться на образовании. Как только закончишь университет, работай, как и где хочешь. А сейчас, если тебе что-то нужно, я тебя обеспечу. Все, что угодно, только учись, занимайся саморазвитием, — непроизвольно молодой человек повысил голос. — Осаму, послушай, — расстроенно пробормотал Тюя. — Извини, это звучит ужасно, — ординатор нервно зачесал волосы пятернёй. — Я не имею права тебе что-то запрещать и указывать, как поступать. Просто я хочу, чтобы нормально отдыхал и учился. Ты и так ночами сидишь с проектами и домашним заданием, закидываешься кофе. — Я понимаю, что ты стараешься для моего блага. Осаму, услышь меня, я хочу работать, я хочу вырваться из учебы, я хочу иметь иллюзию финансовой самостоятельности. Мне будет спокойнее, когда я буду получать хоть тысячу йен самостоятельно. Я знаю, что ты меня ни разу этим не упрекнул и не упрекнёшь, всегда делаешь мне подарки, покупаешь необходимое. Мне не хватает разнообразия в получаемой информации, я устал изо дня в день слушать про одно и то же с разных сторон, я деградирую просто, концентрируясь в одной сфере. — Работать и учиться одновременно очень сложно, — тяжёлый вздох. — Ты ведь совмещал, — раздражённо фыркнул Тюя. — Да, работал и конкретно клал на учёбу, — молодой человек издевательски воскликнул, взмахивая рукой с кофе. — И на шестом курсе мне оценки ставили за красивые глазки и зачётку, за покровительство декана и Мори-сан, за былые заслуги в научной деятельности и подвешенный язык. — Осаму, ты не мой родитель, чтобы оберегать ото всего, — на грани возмущения выдохнул студент. — Ты, чёрт возьми, мой парень, с которым я делю одну постель. Давай не будем из наших отношений делать инцест. — Так, ладно, намёк понял, — устало произнёс Дадзай. — Если хочешь работать в кафе, пожалуйста, только без перенапряжения. Не целую смену, а по несколько часов и когда тебе удобнее, если это возможно. — Это вполне выполнимо, — более мягко сообщил Накахара. — Обещаю, я разумно распределю время. Не беспокойся, я адекватно оцениваю свои силы. Ведь ты сам прекрасно знаешь, что я за четыре месяца до экзаменов перестал работать, чтобы подготовиться, и весь первый курс усердно учился и не заикался о работе. — Хорошо, я доверяю тебе, поэтому выбирай, как тебе будет комфортнее. Хочешь работать — работай. Пожалуйста, запомни, если тебе нужны деньги, помощь, говори, я всё сделаю. — Осаму, не в деньгах же счастье, — Накахара усмехнулся, проведя пальцами по запястью любимого. — В уровне жизни, который обеспечивается ими, — важно заметил молодой человек, в ответ проводя пальцами по внутренней поверхности ладони парня. — Для меня одна из важных обязанностей — обеспечить тебя достойным уровнем жизни не только в материальном, но и моральном плане. — У меня перед тобой точно такая же обязанность, Осаму, — с надрывом начал студент. — И почему-то ты не позволяешь дать себе достойный уровень жизни, забирая всю ответственность себе. Сейчас я не могу зарабатывать, зато я могу давать тебе поддержку, помогать раскрывать себя, я хочу это делать. Не бери на себя всё. Позволяй себе помогать. — Я сам могу… — По этой причине Достоевский тебе отказывает? — Он сам не до конца проработал этот момент, это его ограничение. Точнее это его ограничения в работе именно со мной. Если с другими он может скрывать какие-то свои шероховатости, то со мной уже это не работает. Мне даже обидно, что я так быстро перерос его в плане терапии. Ему с каждым сеансом труднее меня одёргивать от встречного анализа. — Осаму, я уверен, что ты можешь сделать всё сам, обеспечивать меня всем. Вот только фишка отношений в том, что строят их двое, — студент показал два пальца. — И дело осложняется тем, что мы с тобой оба упрямые, как бараны. Для нас чуть ли не вопрос жизни и смерти доказать, что мы можем сделать что-либо. — Прекрасно понимаю это. У меня такое ощущение, что мы говорим только о моих проблемах и о том, что я снова впал в меланхолию с ничего. — Я сказал тебе про поездку и желание работать, этого достаточно. Не беспокойся, если меня действительно будет что-то сильно волновать, то я обязательно прожужжу тебе все уши, как про преподавателя дизайна, очередного французского поэта или нового знакомого. Насчёт твоей хандры, для начала нужно выбраться из рутины. Для этого нам понадобится бутылка вина, вечер для просмотра какого-нибудь невероятного фильма и составленный план путешествия, чтобы получить новые впечатления. Может, что-то экстремальное? Типа гонок или прыжков с моста на тросах? — В принципе мне нравится такой план, — задумчиво протянул ординатор, слабо улыбаясь. — Правда рецепт на антидепрессанты стоит попросить у Мори-сан. — Разве антидепрессанты можно сочетать с алкоголем? — скептически уточнил парень. — Ну… — молодой человек невинно закатил глаза, часто хлопая ресницами, — если хорошо знать фармакологию, то да, нельзя. А если очень хорошо знать фармакологию, то можно. *** За десять лет облик города сменился до неузнаваемости, лишь отдельные очертания проступали в воспоминаниях Осаму затёртой акварелью. Разительные перемены навевали на ординатора тоску: будто он отстаёт от самой жизни, застревает в прошлом, деградирует. Проведённая неделя в Киото не принесла ожидаемого катарсиса, напротив Дадзай вяз в топи депрессивных мыслей, всё тщательнее продумывал способ суицида, однако проигрывать со всеми подробностями полную картину своей смерти не спешил, тем более исполнять задуманное. Что-то удерживало. Идея Тюи о метафорическом самоубийстве мыслилась юноше благоразумной, только оставался вопрос: какую часть своей личности стоило убить? Очевидно, что нужно похоронить то неудобное, депрессивное альтер-эго, но так ли это на самом деле? Возможно, к этой части себя необходимо прислушаться, чтобы стать счастливее? В большинстве случаев депрессия — индикатор неблагоприятных условий для личности, внутреннего разлада. Тогда что стоило придать забвению? Найти памятный мост Дадзаю не удавалось всю неделю, и вот сейчас, за раздумьями он наконец его нашёл, как и ту часть себя, которую необходимо лишить жизни в настоящем. Молодой человек с улыбкой вцепился в поручень моста, перегнулся, ощущая прохладу воды. Мысленный кувырок, секундное падение, плеск воды и зеленоватая муть канала. Он топил собственные травмы, которые стремились определять его жизнь. — Я убил себя, — глухо объявил Осаму, когда ощутил приближение Накахары; это признание отзывалось тянущей пустотой в груди. Партнёр понимающе кивнул и тоже уставился на водную гладь. Убить-то убил, но открылась огромная ниша, которую было необходимо заполнить. Ординатору думалось, что он этим только глубже выкопал себе яму из апатии. Именно травмы руководили им и оберегали внутреннего ребёнка, теперь же он не знал, куда двигаться, как заботиться о себе? — Тюя, знаешь, когда ты перед выпуском из школы рыдал чуть ли не каждый вечер, потому что твои установки были неверными, я тебя на самом деле не понимал. В чём такая проблема признать, что ты действовал ошибочно, и сменить стратегию? Оказывается, во всём. Со стороны можно обозначить новый путь, но когда ты сам наедине с пустотой и перед тобой ни одной даже узенькой тропинки, ведущей к желаемому… — судорожный вздох. — Ты цепенеешь. Я не знаю, что делать со своим внутренним ребёнком, он смотрит на меня в надежде, а я… Я не знаю. — Я благодарен, что ты тогда просто молчал и невзначай подсовывал книжки по психологии, — Тюя усмехнулся задумчиво. — Это был тот необходимый максимум, на который ты был способен. Дадзай до сих пор не мог понять в возлюбленном таинственное сочетание всеобъемлющего понимания и импульсивности. Всё больше и больше Накахара чудился оксюмороном: пламенная натура и холодная решительность в глазах; прилежность в квартире и нынешняя небрежность во внешнем виде, чем-то пленяющая. А всего-то потёртый джинсовый комбинезон и растянутая посеревшая майка, заляпанные краской, естественно вьющиеся волосы, собранные в разваливающийся пучок. — Не думал, что когда-нибудь ты будешь косвенно меня хвалить за молчание, — юноша криво ухмыльнулся и попытался оттереть с щеки студента белую краску. — Масляная, — выдохнул Тюя, намекая, что просто так не оттереть. — Это исключение, лишь подтверждающее правило. И раз ты «покончил с собой», то уже знаешь, какой брать пример для своего личностного роста, — уверенно провозгласил он, прижимаясь к партнёру. — Знаю, только мне не хочется признавать, что я становлюсь похожим на Мори-сан, — с некоторой тоской поделился молодой человек. — Ты становишься похожим на себя, и мне это нравится, — Накахара хитро ухмыльнулся. — Тебе идут амбиции.