Не мечи таких стрел, которые ты не в силах отразить. Арабская пословица.
На Тисовой улице стоял самый обычный летний день. Точнее, уже клонился к закату. Всё семейство Дурслей собралось за столом за чаем. Глава семьи, отгородившись газетой, вяло комментировал слова жены, сюсюкавшейся с сыном и пересказывавшей последние сплетни. Идеальный вечер идеальной семьи, что тут ещё скажешь. Выбивалась из общей картины лишь пара деталей, стороннему взгляду незаметных. Первым отличием была наблюдающая за ними из зарослей кустов роз пара глаз цвета молодой листвы. Или, учитывая характер взгляда, радиоактивного свечения. Обладатель этих глаз, по идее, должен был сидеть за тем же столом, вот только у него были совсем иные планы и на этот дом, и на своё место в нём. Гарри Джеймс Поттер — а именно он был тайным наблюдателем — солгал директору, что заранее уведомил родственников о своём приезде, поскольку встретиться с ними и поговорить за жизнь планировал на своих условиях, которые в принципе не предполагали наличие посторонних глаз и ушей. Всё было учтено. Наблюдатель, сверливший его взглядом на вокзале, видел, как мальчика подобрало ожидавшее его такси, в чём легко мог убедиться, просто прислушавшись. Пригляда по дороге не было, а следилки на Поттера давно уже не ставили, убедившись в бесперспективности данных мер. Что касается старухи Фигг, соседки-сквибихи, сданной Северусом — не напрямую, конечно, чтобы не злить висящий обет, исключительно оговорками и предположениями — то она в данный момент спокойно дрыхла: что делать, возраст берёт своё, повышенная утомляемость и всё такое, а лёгкий ментальный бемс тут совершенно ни при чём. Второй помаркой на идеальном образе приличной семьи мещан чуть выше среднего достатка была малость помятая репутация этой самой семьи. Не настолько, чтобы переезжать в другой город, но достаточно, чтобы стать объектом недоверия, неодобрения и вообще всяческих пересудов. Возможно, и прав был тот дяденька в смешной длиннополой одежде, с чётками и крестом. Как там было? «Мне отмщение и аз воздам». Что ж, как удалось выяснить, подслушав особо языкастых кумушек, воздали Дурслям по полной, ударив именно по самому дорогому — образу идеальной, приличной и показательно обычной семьи. Первым плюхнул грязью на красивую картину Дадличек, как самое слабое звено. Не так давно на Тисовую переехала издалека семья Грин — родители с дочкой возраста Дадли, так что записали её в ту же школу. Девочка была доброй, честной и хорошо воспитанной. И, разумеется, развлечения компании малолетних идиотов под предводительством Поттерова кузена, которым понадобились новые груши для битья, ей совершенно не понравились. Сделанные замечания не понравились уже компании, и в ответ девочку довели до слёз насмешками и измаранным в грязи портфелем. Вторую скрипку этого оркестра имени Хамства и Самодовольства взяла себе дорогая тётушка, с которой пытались поговорить родители девочки. Сыграла мощно, с посильной поддержкой подруг, таких же сплетниц и скандалисток, оказавшихся в тот день в гостях. Не факт, конечно, что Вернон высказался бы более вежливо, но что было, то было. Лучше бы взрослые всерьёз занялись воспитанием своих кровиночек, а не доказывали с пеной у рта их правоту и невиновность, обвиняя во всех грехах «гадкую девчонку»! Элли Грин оказалась племяшкой кого-то крутого, вроде как из полиции — точно местные кумушки не знали. В любом случае, у следующих художеств полностью уверенных в своей безнаказанности оболтусов нашлись уже более серьёзные свидетели, к тому же к делу подключились другие семьи. И вскоре семьям мальчишек пришлось объясняться уже не с разгневанными родителями, а с холодно-вежливыми стражами закона, на которых повышать голос противопоказано, и у которых имелись на руках железные улики и показания. История самого Поттера по причине выправленной волшебниками легенды в общую канву не попала, но парням и без того хватило впечатлений. Ну и, разумеется, как всякий сброд, любящий толпой бить одного, желательно послабее, по отдельности и перед серьёзными людьми, ребятки быстро скуксились, вываливая всё и спихивая вину друг на друга, а больше всего — на Дадли, как вожака. И будто было мало разборок по семейной части, в Дурсля-старшего вцепилась налоговая. Не исключено — точных сведений опять же не было — что по наводке того самого доброго дяди, решившего копнуть глубже, памятуя, что дети — увеличительное стекло родителей. И ведь докопались-таки! Родительских прав и предпринимательских активов никого не лишили, хотя Дурсли опасно прошли по краю, все претензии уладили, не доводя до суда, но нервов и денежных резервов с компенсациями попортили изрядно. Страсти более-менее улеглись, и все зашкварившиеся вздохнули спокойно. Не зная, что скоро их будут «раздевать» повторно. «Я смотрю, мелкий, ты прям искришься весь в предвкушении мести. Хех, что бы сказали люди? Светлый герой мира магии будет издеваться над маглами, как обычный бандит времён гражданской войны!» «Я не собираюсь им мстить.» «Ммм?» «Я просто немножко поиграю. Скорее даже — разыграю. Ну и возьму своё, чего уж там.» «А, ну тогда совсем другое дело. Играть — для ребёнка это нормально, хи-хи.» Тайком уминающий бутерброды охотник дожидался ночи.***
Петунья Дурсль проснулась рывком, выброшенная из неясного и тревожного сна нарастающим чувством тревоги. Слева заворочался муж, испытывавший, судя по напряжённой позе и бегающему взгляду, схожие эмоции. Самым странным было отсутствие источника тревоги, единственным признаком чего-то странного была неестественная тишина. Хлопнула дверь соседней комнаты, дробный звук быстрой перебежки — и в спальню влетел перепуганный Дадли. Петунья только начала успокаивать сына, пытаясь придать уверенности, которой у неё самой не было, когда внизу скрипнула давно не смазываемая дверь чулана и раздались шаги. Кто-то тихой уверенной поступью поднимался вверх по лестнице. Дверь вновь отворилась, и поначалу Дурслям показалось, что за ней никого нет, пока в комнату не ступила громадная тень, казавшаяся куском темноты за дверью. Вот только у теней не бывает пары поблёскивающих в темноте буркал, похожих на бельма. Семья в ужасе уставилась на ночного гостя. — Привет. Доброй ночи, — прозвучал в тишине глубокий хрипловатый голос. Ответом было гробовое молчание, семейка даже дышать старалась через раз. — Что-то случилось? — вновь заговорил незнакомец. — П-простите, — сумел-таки выдавить из себя Вернон, — кто вы? В-вам что-то… — Кто? Дядюшка, неужели ты не узнаёшь меня? — несмотря на мягкость обращения и абсолютное отсутствие угрожающих движений, жути стало только больше. — Это же я, Гарри! Глаза троих людей, переставших вообще что-либо понимать, грозили выпасть и закатиться под кровать. — …Поттер? — севшим голосом просипела Петунья, наконец начинающая осознавать, насколько большой пиздец пришёл к ним на дом. — М-мы думали, ты сбежал. — Нет, тётушка, я не сбежал, — ласково ответил верзила. — Просто однажды, лёжа в чулане, я пожелал исчезнуть. Очень-очень сильно пожелал. И тьма взяла меня. Эти слова заставили сердце домохозяйки ухнуть куда-то в пустоту. Тёмная фигура сделала шаг к кровати. Женщина желания гостя пообщаться поближе явно не разделяла и, ёрзая задом, отползла к спинке, проклиная про себя всё волшебное, что есть в этом мире, и свою глупость. — Там, во тьме, почти ничего не было, — продолжал племянник. Или уже нечто совсем иное. — Только темнота, — шаг вперёд, — боль, — ещё один, на пальцах разведённых в стороны рук вырастают когти, — и голод, — длинный язык облизывает безгубый рот, заполненный, похоже, одними клыками. Миссис Дурсль отчаянно хватала ртом воздух почти теряя сознание от ужаса, окаменевший Вернон и съёжившийся у кровати Дадли не смели даже скулить. — И однажды, много дней спустя, я очень-очень захотел вернуться. В этот мир. К вам, — морда тёмного гостя приблизилась, руки-лапы аккуратно обхватили её голову. Несмотря на эту подчёркнутую аккуратность, под шершавой кожей ощущался перекатывающийся металл, намного превосходящий крепостью человеческие мышцы, а острота когтей недвусмысленно намекала на опасность резких движений. — Не бойтесь, тётушка, — сюрреалистичное сочетание ласкового голоса и бездушных бельм глаз толкало разум в пучину безумия, — вы ведь никогда не хотели мне ничего плохого. Правда ведь? Я просто верну вам всю вашу доброту. До последней капли. Это было последние слова, перед тем, как сознание провалилось в темноту.***
Забытье отпускало неохотно, словно болото. Голова раскалывалась, как с похмелья. С тяжким стоном Петунья открыла глаза и, стараясь двигаться медленно и плавно, огляделась по сторонам. Слева сопел Вернон, спящий, похоже, самым крепким сном, хотя за окном явно было уже около полудня. Взгляд на будильник на тумбочке подтвердил догадку. Странно. Сегодня, конечно, выходной, но даже в выходные они не позволяли себе столько… А давно у мужа эта седина на висках? В этот момент женщину буквально пронзило осознание. Она вспомнила всё: поднимающийся, подобно лавине, ужас, разговор, белые глаза — и падение в калейдоскоп чужих воспоминаний, наполненных болью, страхом, отчаяньем. Всё пережитое племянником в их доме обрушилось на неё той ночью за несколько минут. Взгляд, брошенный вниз, подтвердил всё — у кровати, раскинувшись, дрых сын. Похоже, после неё Поттер повторил те же действия с ними. Удар, распахнувший дверь, заставил всю семейку подпрыгнуть и уставиться на источник звука. В дверном проёме, лениво прислонившись к косяку, стоял Поттер, лениво потягивая чаёк из большой кружки. — Доброе утро! — самым жизнерадостным тоном объявил мальчишка… и облизнулся длинным языком. — Поговорим? Дурсли подавились готовыми вырваться словами.***
На втором этаже дома номер 4 по Тисовой улице в маленькой спальне, заваленной всяким хламом, лежал на кровати худощавый, но жилистый подросток. Всё внимание лежащего на животе парня было приковано к листу бумаги на толстой книжище, выполняющей роль столешницы. Точнее, к списку, который он, болтая ногами в воздухе и время от времени тягая печеньки из стоящей на полу миски, методично заполнял. Список выходил длинным, и каждый пункт требовал думки и проработки. С другой стороны, каникулы только начинались.