Моя радость

Руки и ноги за спиной крепко обтягивают тугие веревки, нарушая кровообращение и вызывая зуд. Темные и красные пряди небрежно распластаны на холодном, каменном полу — до безумия жирные и длинные, единственный счётчик времени в этом затхлом месте, куда не проникает и малейший лучик солнца. Металлический запах, смешанный с сыростью, выворачивает желудок наизнанку. Может, именно это заставляет девушку с трудом разлепить свои опухшие веки и выдавить из засохшего горла протяжный и мучительный стон. — Радость моя, проснулась наконец? Зубы сжимаются. Скорее от страха, чем от простого отвращения. Ранее, Руби бы приняла твёрдое, выражение лица, готовое столкнуться со всеми трудностями, не позволяя и нотке слабости проскользнуть в блестящих глазах, однако от прежней решительности осталась одна еле заметная тень. Она исчерпала себя. Грязная и окровавленная ткань, обмотанная вокруг глаз «её радости», вдруг сползает вниз и открывает вид на изувеченное лицо — множество порезов, и свежих, и почти заживших. Наверняка останутся ужасные шрамы. Она то четко помнит, как её палач бесчувственно наносил по ней удар за ударом чем-то острым, превращая ранее прекрасное и аккуратное личико в кровавую кашу, заставляя выпускать сладкие вопли и захлёбываться в своих же жидкостях. Лишившись повязки, девочка вспоминает, отчего ей было так темно всё это время, а разум начинает немного проясняться. Отвыкшие от света серебряные глаза лениво осматривают помещение — пустая, кирпичная камера. Ничего не изменилось. Женщина в длинном, темно-красном платье стоит в дверном проёме с ухмылкой на лице, наблюдая за происходящим. Это продолжается недолго. Даже не полминуты. В один миг, женщина оказывается напротив. Длинные когти вонзаются в фарфоровую кожу, когда тьмы чернее рука хватает лицо пленной за подбородок. Юная девушка шипит и сопротивляется, натирая кожу под веревками ещё сильнее. Покрытое рубцами лицо одноглазой женщины перекрывает весь обзор, заставляя смотреть только на неё. — Глаз за глаз, — единственный золотой зрачок угрожающе впивается в серебряный, — Ты ведь помнишь? Ответа не следует, только хныканье. Синдер грубо отбрасывает пятидесятикилограммовую тушу в сторону. Девчонка прикрикивает, ударившись головой о каменную поверхность и окрашивая её в бордовый. Она беспомощно лежит, не способной и пошевелить пальцем. Приближающееся цоканье каблуков глухо стоит в ушах. В этот же миг на всю камеру слышится дикий вопль, разрывающий голосовые связки. Тело сотрясается в страшных судорогах и разбивается на молекулы, когда одноглазая женщина начинает проводить раскаленной ладонью по оголённому бедру Руби, оставляя череду свежих ожогов. Сила девы прожигает словно насквозь, а невыносимое чувство того, как мышцы и ткани неизбежно обугливаются, вызывает тошноту в глотке. Невольно перевернувшись на бок, девочке ничего не приходится, кроме как на фоне сильнейшего жжения извергнуть на пол одну лишь желчь, будучи не питаясь уже несколько дней. Руби измученно сжимается, жмурясь и громко всхлипывая. Дура, после длительного заточения в этом аду можно было и привыкнуть к подобным сюрпризам. — Это всё твоя вина! — рычит женщина, деактивируя силы. В ответ Роуз может лишь завыть и готовится к худшему. Но худшего не наступает. Всё погружается в милосердную темноту, тихую и безболезненную. Страх утихает, и потрепанное сердце окутывает чувство спокойствия, такое давнее и почти что забытое. Руби раскрывает глаза и понимает, что оказалась в чьих-то объятиях. Теплых и приятных. До боли знакомая рука ласково гладит её макушку и прижимает к женской груди, тоненькими пальцами играясь с темными локонами. На душе становится так легко и отрадно, когда ей в ушко нашептывают слова успокоения. Будто она снова стала той маленькой и невинной девочкой, когда получает ту любовь и заботу, в которых так сильно нуждалась. Разбитое тело тает в прикосновениях, а разум плывет… …и врезается в скалу. Сладкий, но короткий сон разрезает как ленту ножницы, и девочка обнаруживает себя в своём тяжелом теле, прикованной цепями к стене всё той же камеры. Знакомых веревок будто и не было, а неровности железных оков ещё больше разрезают и так потертую и шелушащуюся кожу. В глазах предательски щиплет от того, что с ней вытворяет коварный мозг, посылая такие изображения. В помещении, тем не менее, она не одна. Синдер стоит совсем рядом у какого-то столика на колесиках, что-то тихо напевая. Громкий лязг металлов слышится на всё помещение: женщина перебирает разного рода инструментов, словно хирург, что готовится к предстоящей операции. — Что ты делаешь? — Руби получается выдавить из себя какую-то хриплую фразу, когда интерес берёт своё. Происходящее кажется чересчур необычным — то, как её заковывают в цепи и заставляют висеть на стене, словно дохлая крыса, было в новинку, как-никак она привыкла терпеть унижения будучи на затоптанном полу. Особенно этот странный столик на колесиках, появившийся здесь вообще в первый раз. Неужто эта тиранка всё это время преследовала свои цели, а не мучила девочку просто ради самоудовлетворения? Она понятия не имеет, почему здесь находится. — Ах, радость моя, ты всё-таки пришла в себя! — Синдер оборачивается к «её радости», услышав хоть какой-то исходящий признак жизни из мученицы. Кажется, она не расслышала её вопрос. Руби щурится, в очередной раз услышав это отвратительное прозвище. — Знаешь, когда ты резко потеряла сознание, я подумала что убила тебя! — с нескрываемой эйфорией произносит женщина. Она достает подготовленный шприц с неизвестным содержимым и неторопливо подходит к пленной. Внезапно, одноглазая замахивается свободной рукой и со всей силы наносит кулаком удар по и так избитому лицу девочки. Голова отлетает в сторону и затылок ударяется об стену, а кровь с омерзительным звуком брызжет на пол. Руби морщится от нарастающей боли в левой части лица и металлического вкуса во рту. На миг даже кажется, что она лишилась зуба. Девочка сплевывает слюну с кровью куда-то в сторону, жалея, что изначально не прицелилась в эту нахальную рожу Синдер. Та, сделав виноватое лицо, тихо шепчет «для профилактики». Тем не менее, такая сила удара от с виду не такой уж и физически развитой женщины оставляют во впечатлении. С искусанных губ Руби в очередной раз вырывается стон, когда толстая игла грубо пробивается под кожу, вводя раствор. Она чувствует, как что-то горячее и жгучее течет по венам, распространяясь по всему телу. Хочется поинтересоваться, для чего это, но язык не слушается, а обезвоженное горло отказывается проводить через себя какие-либо звуки. — У тебя очень красивые глаза, Руби Роуз, — Синдер выглядит как ребёнок, взволнованный как бы побыстрее разорвать в клочья бумагу, в которую упакован подарок на Новый Год, оставленный тётей Салем Сантой под ёлкой. Она укладывает ладонь на левую, покрасневшую от удара, щеку девочки и нежно проводит большим пальцем по нежной коже, обводя контуры шрамов и до конца незаживших ран, — Знаешь, я так рада, что твоя подготовка наконец-то завершена! Руби лишь извивается при неприятных ощущениях и страха неизвестности, увеличивающегося в груди. «Подготовка»? Синдер игнорирует немой вопрос, молча убирает руку и возвращается к столику. Снова звон инструментов, ударяющихся друг о друга, и в руках у женщины появляется какое-то странное приспособление, грозно блистающее на свету, исходящего из решетчатого окошка на толстой, металлической двери спереди. Руби может поклясться, что видела такие в фильмах ужасов, когда палачу необходимо зафиксировать веки своей жертвы в одном положении. Пока девочка мыслит на эту тему, она чувствует, как лицо потихоньку немеет. — Не бойся, это будет быстро и не больно, — только затем она замечает, что вторая рука Синдер также занята чем-то блестящим, — Тебя будто комарик укусит. Она слишком широко улыбается, чтобы произносить подобное со скальпелем в руках. Каждая частичка, каждый атом Руби, что осознали суть происходящего, кричат о помощи и метаются во все стороны. В один момент в камере становится безумно холодно и тело мученицы пробивает крупная дрожь, а на лицо кто-то словно плеснул щепотку соли, вот так оно начало ни с того ни с сего жечь. Сама же Роуз висит в молчании, не спуская глаз с Синдер и не слушая зов прямиком из глубины души. Надеется, что дверь вот-вот выбьет её взрывная сестра и разберётся со всеми проблемами своими крепкими руками, что всегда поддерживали её на пути. Прямо как в детстве. Этого не происходит.