Сердце Феникса

«ты - сотни тысяч самых далеких верст, самый последний из всех моих долгих дней.» Ⓒbillie joy

Войдя домой Джан резко заныривает в оглушающе громкое завывание скрипки, доносящееся из колонок. Только скрипка, и ни единого звука кроме. Ему в печенках сидел этот похоронный вой, но жена верила, что это развивает их ребёнка.  Он в сотый раз обещает себе отрезать этот дом от интернета.  И в сотый раз проигрывает большим шоколадным глазам Санем.  Джан осторожно переступает порог дома. Его Санем не встречает его, как обычно кутаясь в песочного цвета кардиган, и сердце Джана Дивита пускается в дикий спринт, срывая канаты сосудов.  - Санем? В ответ получает только хаотичные всхлипы, доносящиеся из их гостиной.  Почти бежит. Почти спотыкается.  Находит ее рыдающей на ковре перед телевизором, и что-то внутри него щёлкает.  Он почти что поддаётся панике, но хватает себя за плечи. Встряхивает. Переступает через страх и идёт.  Джан не сбегает, как делал это сотни тысяч раз до. А значит, он победил.  Что случилось? Санем?! - Джан бросается ей в ноги, сжимает пальцами плечи, сминая крупную вязку её любимого кардигана. - Любимая? Что случилось? Где болит? Он руками пытается прощупать большой живот жены, будто от этого иррационального действия все сразу станет понятно. Мажет взглядом по заплаканному лицу и снова проваливается.  Джан, черт возьми, ничего не может понять. Санем, черт возьми, ничего не хочет ему объяснить.  И зачем вокруг столько детских вещей?  - Са-нем. - Режет голосом любимое имя и убавляет громкость скрипки. - Я здесь. Я с тобой. Расскажи, что произошло. Джан старается. Он действительно старается.  Он на самой границе своих возможностей: дальше - только излом и падение или надлом и рост.  Санем мягко впивается пальцами в ворот его рубашки, утыкаясь носом в широкую грудь. И плачет, плачет и смаргивает слёзы на чёрный хрустящий хлопок.  - Врачи хотят сделать мне кесарево-о, - глухо рыдает в плечо мужа Санем, - Они говорят, - Всхлип - Они говорят, я сама не смогу. А я не хочу кесарево-о! - Последние крупицы самообладания покидают ее, и Санем срывает на громкое гортанное рыдание, царапая голосовые связки острыми выдохами. Ему вдруг становится так бесконечно легко. Так невозможно легко, что хочется выдохнуть и рассмеяться, но Джан не позволяет себе смеха.  Он ведет горячей сухой ладонью по ее спине, притягивая, насколько возможно, к себе.  Согревает. Утешает. Баюкает. И в тот самый момент, когда всхлипы становятся реже, Джан Дивит гладит трясущиеся плечи жены и улыбается, утопая носом в терпком, выбивающем легкие запахе диких цветов.  Он здесь.  Он живет.  Он жив.