изменения

— Ребята, простите, что так неожиданно, но я собираюсь вернуться в Америку.        У Куроко замирает сердце, словно он слышит эту информацию впервые, хотя это вовсе не так, и это единственное, что отличает его от остальных участников команды Сейрин — встревоженных, надеющихся, что всё это какая-то шутка, сдерживающих слёзы. Подсознательно и Куроко, и все остальные знают — это хорошо, это правильное решение, которое ещё поспособствует развитию «чуда, которое чудом не стало», — но слышать это в сотни раз больнее, чем проигрывать. Из столпившихся в кучу ребят кто-то спрашивает: «Неужели ты ничего не сделаешь, Куроко? Неужели так просто отпустишь его?» — но Тецуя даже толком не осознаёт, кто из сокомандников это был — перед глазами пелена с тех самых пор, как он этот разговор подслушал, и даже игра с Джаббервок не смогла её разогнать. Ни на секунду Куроко не мог перестать думать об этом, представлять игры без Кагами, жизнь без Кагами. Он цепенел от одной только мысли, что его Свет и тот, в кого он так отчаянно влюблён, покидает его, уезжает не в другой город, а на другой континент. — Если этого хочет Кагами, я согласен,  — находит в себе силы ответить Куроко, а в голове, в противовес сказанному, пульсирует невысказанная мольба: «Останься, прошу тебя, не уезжай». Он прячет эти слова поглубже в сознании, прикладывая для этого практически физические усилия, и до боли сжимает кулаки, оставляя в мягкой коже ладоней впадинки от нажима ногтей.       Тецуя, вопреки общему мнению, не бесчувственная машина. У него есть эмоции, просто раньше их требовалось скрывать для более успешной игры. Сейчас, когда эмоции просто разрывают его изнутри, готовые вырваться наружу любой ценой, Куроко обещает себе в последний раз сдерживать их, просто зная, что так лучше.        Кагами тоже больно. От двойственности чувств у него голова кругом: с одной стороны шанс, от которого нельзя и невозможно отказаться, возможность играть и обучаться на более высоком уровне, с другой же — команда, друзья. Но главное, по другую сторону остаётся Тецуя — на него он даже смотреть не может, тотчас наворачиваются слёзы. Его отчаянно хочется забрать с собой и не отпускать больше до конца жизни, и Кагами даже не знает, откуда в нём это собственничество, но по отношению к Куроко это чувство почему-то ощущается так спокойно, будто иначе и быть не может.        В конечном итоге, все, даже Поколение Чудес, поддерживают Кагами, хотя последние, без сомнения, не упускают момент для парочки колкостей в духе «Эй, Бакагами, почему ты?». А потом они играют последнюю игру, и до самого прихода домой он не думает ни о чём, кроме этого поединка. Но стоит ему лечь на футон, все мысли, связанные с Куроко, снова дают о себе знать, точно потревоженные в улье пчёлы. Что-то во всём этом кажется неправильным, будто бы незавершённым.        Кагами думает: чувствует ли тоже самое Куроко? С приходом в Сейрин, маска, за которой одиннадцатый номер скрывал свои эмоции, спала, вдребезги разбилась под воздействием дружеской атмосферы в команде. Особенно хорошо читать его далось Тайге, пусть он всё равно иногда терял его из виду из-за невидимости. Но даже сейчас что-то всё равно ускользало. И парень не мог позволить себе думать, что это «что-то» — тоже самое, что и у него. Слишком рискованно. Быть может, они сумеют поддерживать дружбу на расстоянии, но если он всё испортит, сделав один неверный шаг, поддерживать наверняка будет нечего.        Посему на следующее утро, когда ребята провожали Кагами на самолёт, он хотел, чтобы всё это поскорее закончилось. Не только потому, что глаза безумно жгли с трудом сдерживаемые слёзы, но и потому, что хотелось просто уснуть, даже если сон этот будет беспокойным, — этой ночью он глаз так и не сомкнул: так усиленно думал, что даже приятное ощущение уставших мышц, растекающееся по телу, отошло на второй план. И тем не менее, он был настроен поговорить с Куроко. До тех самых пор, пока они не остались наедине, после — будто ударом поддых выбили весь воздух из лёгких и всю ту речь, что он готовил. Потревоженные пчёлы притихли в своём улье, и форвард уже мысленно тычет в него палкой, пытаясь снова заставить их шевелиться.        У него вырывается совсем не то, что нужно — что-то о том, как на самом деле тяжело будет пробиться в NBA, — и разочарование, одно на двоих, становится практически осязаемым. Тайга ясно видит, что Куроко, как и он сам, до сих пор не в силах решиться на что-то. И крохотная вероятность того, что сейчас он улетит, отпустит Тецую, потеряв последний шанс на взаимность, так резко выбивает у него почву из-под ног, что остаётся только прыгнуть.        Кагами даже осознать не успевает, мягкие ли и у Тецу губы, и каковы они на вкус — настолько быстро всё происходит. Не поцелуй, а обещание на будущее. Но этого хватает, чтобы только утихомирившийся рой снова был готов действовать. — Извини, Куроко. Мы можем забыть об этом, если тебе неприятно то, что я сделал. Просто всё казалось таким неправильным — задачка, с которой я не мог справиться, но ты знаешь, что у меня в принципе с этим плохо,  — тараторит Кагами, пока адреналин от простого к прикосновения к губам невидимки несётся по телу, а по щекам уже во всю бегут слёзы. — Сама мысль оставить всё так, сбежать, даже не попытавшись, угнетала меня. Прости ещё раз, если я надумал себе чего-то лишнего, но я правда не мог…        Тайга прерывается, потому что Куроко стремительно бросается к нему объятия — кажется, даже куда быстрее, чем пасы, что он передаёт. Он шмыгает носом, прячет лицо, прижавшись к груди форварда, и всё наконец-то становится правильным. Теперь это слово всегда будет ассоциироваться у Тайги с запахом шампуня Куроко, которым пахли его волосы, когда он буквально на секунду позволил себе прижаться к ним носом; с теплом его крохотного, на фоне собственного, хрупкого тела; с неожиданно сильной хваткой и еле слышным: — Удачи, Тайга-кун, — от которого сердце внутри делает какой-то ужасающий кульбит.        Он улетает, но все тревоги остаются где-то позади, даже не в Японии, а далеко в прошлом, будто бы их никогда и не существовало. Остается только данное им обещание. Тайга откуда-то заранее знает, что ему предоставиться возможность выполнить его и наверстать всё упущенное.