Герой моего романа

Билл задумчиво проводит кончиками пальцев по нижней губе. Он не отрывался от текста последние несколько часов. Буквы расплывались перед глазами, в голове не осталось ни одной связной мысли — сплошная каша, из которой он с трудом, словно опытный и настойчивый рыбак, вылавливал что-то, что можно было бы перенести на бумагу. История требовала завершения, и Билл собирался поставить последнюю точку сегодня. — Шесть утра, — недовольный хрип с кровати заставляет медленно обернуться. — Как долго ты собираешься возиться с этим? — Я не написал ни строчки за те три недели, что ты не подавал признаков жизни, — бурчит Билл. — Ты ведь можешь потерпеть одну ночь, а мой редактор — нет. — Хочешь, я убью его? — Билл уже даже не вздрагивает от тихого и пугающего смеха. — Тогда ты сможешь найти себе другого, более сговорчивого. — Сколько раз я должен говорить о том, что не хочу, чтобы ты произносил имена моих друзей и знакомых и слово "убить" в одном предложении? Роберт фыркает и поднимает вверх руки, сдаваясь. Билл оглядывается на него через плечо, после чего возвращает взгляд к исписанным листам. Он правда не написал ничего за те три недели, пока Роберт не появлялся на пороге его дома. Это случается каждый раз, когда этот ублюдок пропадает без предупреждения на неопределённо-большое количество времени. Однажды его не было полгода, и Билл висел на волоске, готовый расторгнуть договор с издательством и редактором и влезть в катастрофические долги. Он буквально держал телефонную трубку и набирал номер, когда чужие руки, влажные и холодные, коснулись его лица, закрывая глаза, а за спиной послышался смех: "Угадай, кто?". Билл не мог писать без Роберта. По-настоящему писать. Штамповать проходные рассказы — легко. Ни один из них не выстреливал, но они были хороши, пусть и немного посредственны. Чтиво на один раз. Что-то из тех работ, которые потом будут собирать в одну большую книжку и издавать под названием "Уильям Денбро. Сборник ужастиков". Редактора вполне устраивало, если Билл выдавал два-три таких за месяц, но этого было недостаточно, и издательство постоянно требовало от него хотя бы черновики чего-то по-настоящему стоящего. Романы, от которых в жилах стынет кровь. Романы, за которые его прозвали "Королём ужасов". Романы, которые поставят его в один ряд с Лавкрафтом. Романы, которые будут перечитывать два, три, десять раз, чтобы снова почувствовать, как пробегает по спине дрожь от необъяснимого страха. Романы, которые Денбро не мог писать, если не слышал за спиной тихое и напряжённое дыхание Роберта. В каком-то абсолютно нездоровом смысле, Роберт стал его музой. — Я не знаю, как закончить, — выдыхает Билл, откидываясь на спинку кресла. — Я правда потрудился над этой концовкой. Я обдумывал её все три недели. Не мог написать, но обдумывал, пока лежал ночами и ждал, когда ты вскроешь дверь моей квартиры — как будто бы я не оставляю для тебя ключи под ковриком — и дашь о себе знать. Не хочу снова налажать. — Так много упрёков сразу, — фыркает Роберт. — У тебя какие-то проблемы, Билли? — Три недели. Я думал, тебя поймали. Или убили. Или... не знаю. Что угодно могло случиться, но я должен был сидеть здесь и ждать у моря погоды. — Если бы меня поймали, ты узнал бы об этом буквально на следующий же день. Из сводок новостей. Но я уже говорил тебе, Билли, меня никогда не поймают. — Как т-ты... — Билл чертыхается и прикусывает кончик языка. Снова. Снова заикается. — Как ты можешь быть так уверен в этом? — Это очевидно, глупышка. Я неуловим. — Как много серийных убийц говорили так же? Все? Ты самоуверенный уёбок, и копы увидят тебя, когда ты будешь выкидывать останки трупа с моста. — Я не выкидываю останки трупов, Билли. Это непрофессионально! Билл выдаёт ругательство и отворачивается. Бессмысленно. В этом вся проблема разговоров с Робертом — он никогда не промолчит, даже если не хочет отвечать, но никогда не даст ответ. Безумная карусель. Они всегда возвращаются в одну точку, каждый такой диалог зацикливается, движется по кругу, пока Биллу не надоест и его не начнёт тошнить. Все их отношения — безумная карусель. Бесконечное стремительное движение по кругу, множество ярких красок, которые слепят, заставляя чувствовать эйфорию, прилив причудливых эмоций, вдохновение, незаменимое ни алкоголем, ни таблетками (Билл уже пробовал). Тошнит, голова идёт кругом, перед глазами — размытая дымка, но так не хочется останавливаться. А потом в один момент всё просто прекращается, и всё, что остаётся Биллу — бродить по пустому и серому парку. И ждать. О, блять, господи. Кто бы знал, как он ненавидит ждать! — Расскажи что-нибудь, — просит Билл. — Что-нибудь жуткое. — Что именно? — уточняет Роберт. — Не знаю. Что-нибудь. Про последнего. — Я встретил её в переулке. Прикинулся больным. Она помогла мне добраться до дома, и уже там перерезал ей горло. Всё прошло довольно быстро и легко, на мой вкус, но слишком много крови. Всё было в крови. Я прямо... — Роберт приподнимается, усаживаясь на постели, и проводит руками вдоль своего тела, — весь. От кончиков ушей и носков ботинок, представляешь? Ох, так глупо изляпался! — Что ты сделал с телом? Роберт молчит. Билл слышит, как шуршит под ним простынь, а через несколько секунд чувствует чужие ладони на своих плечах. Роберт утыкается подбородком в его затылок, и для этого ему, Билл знает, приходится согнуться в три погибели. — Ты обещал никогда не спрашивать об этом, Билли. Билл дёргает плечом. Ну ладно. Не очень-то и хотелось. Он прикрывает глаза и проваливается в дебри своего воображения. Это так легко, когда Роберт рядом. Иногда Биллу кажется, что от него тянет запахом крови. На самом деле, вся его одежда пахнет только порошком с какими-то сладковатыми отдушками и отбеливателем, но Билл всё равно чувствует этот запах, хоть его и не существует. Он переносит его через каждую страницу своего романа, заставляя всех читателей чувствовать то, что чувствует он. Запах настоящего и несокрушимого зла. Роберт съезжает ниже. Его неровно отстриженные рыжие волосы щекочут Биллу шею, а каждый вздох отдаётся громким эхом в ушах. Собственное дыхание Денбро сбивается. Пальцы Роберта касаются его ладони, поглаживают, чуть царапая ногтями. — Пойдём в кровать, — этот шёпот застаёт врасплох, заставляя Билла замереть, — мой сладкий. Роберт часто делает это — находит для него дурацкие клички. Билл почти привык, но отчего-то каждый раз вздрагивает, когда они каким-то боком относятся к описаниям еды. — Дай мне пять минут, — просит он, снова хватаясь за ручку. — Мне нужно дописать. Роберт отстраняется так, словно "стекает" с него, и вновь пропадает в неосвещённом участке комнаты. — У тебя ровно пять минут. Билл склоняется над чистым листом. Ручка скользит по белой поверхности, быстро выписывая слова. Он ставит точку быстрее, чем проходит последняя секунда, и бросает лист к десятку таких же, исписанных вдоль и поперёк. Послезавтра Билл перечитает их, а потом отправит на оценку редактору. Потом. Потом. Потом. Сейчас безумная карусель снова затягивает его в прекрасный водоворот.