Самурай

Кюдзо открыл глаза. Шея немного затекла. – Тебе нужно больше отдыхать, – сказал Укё. – Засыпаешь на ходу. В воздухе пахло сакурой, но устилавшие землю лепестки словно поблекли в серой пелене тумана. В сером пространстве внутреннего дворика смутно проступали силуэты двух холмиков. Второй – со скрещенными катанами. Кюдзо не задумывался, что ждет самураев после смерти. Торопиться некуда и незачем. Сражаться – с кем? Усталость прожитых лет навалилась на плечи. Его искусство мечника, хитроумие Укё – к чему они здесь? Он прислонился к деревянной обшивке стены, собираясь подремать еще немного, но потом открыл глаза, тревожно заглянул в лицо спутнику. – Мы оба мертвы? Укё не повернул головы. Кюдзо сморгнул, разгоняя сгустившийся туман, потянулся к ладони напарника. Собственная рука показалась самураю горячей по контрасту с прохладной кожей. Укё поставил на порог пустую фарфоровую чашечку, но не сделал движения навстречу Кюдзо, даже не попытался сжать его ладонь. – Нет, – наконец ответил Укё. Серая хмарь вокруг уплотнилась. Напарник поднял руку, невесомо обвел контур лица Кюдзо – не прикасаясь. Негоже живым касаться ушедших. Кюдзо впитывал эту ласку, подставляясь под пальцы, и едва не пропустил тихое: – Ты не умер. В груди всколыхнулась вязкая боль. Кюдзо пошатнулся, вцепился в ткань плаща, на мгновение истончившуюся, смял ее пальцами. Привычный запах приторных духов ощущался далеким и ускользающим. – А ты? Укё промолчал, чуть ли не впервые не нашедшись с ответом. Потом настойчиво толкнул от себя. – Тебе пора. Просыпайся. – Я останусь. – Невозможно. – Укё еле заметно отвел глаза. – Я самурай, – сказал Кюдзо. Я сделаю сэппуку. – Я запрещаю. – Ты не можешь мне запретить, ты мертв! Я не буду ронином, – он бессознательно оскалил зубы. Позор самураю, потерявшему господина. Это не первое нарушение бусидо в его жизни, и плевать он хотел на кодекс, но за сухими строчками удобно скрывать неположенные чувства. Мой, только мой, не смей, дай мне последовать за тобой. Осознавать, что Укё больше нет, было физически больно. – Действительно, не могу. – Укё прикусил губу. Кюдзо уже знал, что он подбирает подходящие слова. Рассчитывает уговорить лаской. – У меня к тебе просьба. Доставь эту девочку в "Светлячок". Я обещал, и будет нечестно... Передай ее Юкино и потом делай, что посчитаешь нужным. Прошу тебя. Это недолго. Кюдзо дрожал от сдерживаемого гнева. – Я отведу ее. – Я рассчитываю на тебя. – Укё резко оттолкнул его, спиной в холодный туман. Кюдзо вспоминал его слова ночами, когда становилось особенно туго. Очнувшись в деревенской хижине, перевязанный какими-то тряпками, он стонал от бессилия, понимая, как его обманули. В груди, заново развороченной осколком, пульсировала боль. Только вырванное обещание заставляло пить разнообразные настои и мириться с тем, что даже справлять нужду приходилось с посторонней помощью. Через неделю Кюдзо мог передвигаться по дому приютившей его крестьянки, опираясь на трость. Девчонка вела себя смирно, старалась поменьше попадаться ему на глаза. Самурай отправился в дорогу, как только смог. Путь до Когакё занял почти десять дней. В груди до сих пор хрипело и клокотало, и выходя из схватки с очередным придорожным бандитом, Кюдзо судорожно сжимал воротник плаща, стараясь отдышаться. У ворот дома Юкино девочка заглянула ему в лицо взрослыми глазами. – Спасибо. Кюдзо молча смотрел, как она идет через двор, – и как только из двери выбежала удивленная хозяйка, отвернулся и пошел прочь. Следовало бы вернуться к могиле, но он слишком утомился и не в первый раз замечал на ладони кровавые пятна после кашля. Присев у полуразрушенного дома, он отдыхал, чтобы одолеть путь до городских окраин. Когда в его сторону направились двое откормленных парней, он приготовился встать и в очередной раз биться насмерть, но те, вероятно разглядев что-то такое в глазах, прошли мимо. Сбоку скрипнула дверь, и Кюдзо с раздражением подумал, что ошибся: задир отпугнул обитатель дома. Он подчеркнуто медленно встал, не глядя в ту сторону и собираясь уходить. – Устал? – одно слово разбило вдребезги всю невозмутимость. Кюдзо невольно оперся о стену, прежде чем повернуться и встретиться взглядом с говорившим. Ноги предательски ослабели. Укё отступил в сумрак комнаты и сделал приглашающий жест. Кюдзо качнулся следом, запнулся о низкий порожек, неловко влетел в подставленные руки. Изнутри дом совершенно не такой, как снаружи. Нет ни пыли, ни затхлого запаха, ни скрипящей ставни, которую Кюдзо помнит совершенно точно. Юурей не торопится его отпускать. – Все ребра наружу. Ты ел хоть изредка? Кюдзо, не отвечая, жадно смотрит на знакомое лицо, страшась того, что оно вдруг превратится в расплывчатый шар. Он ищет хотя бы крошечное подтверждение, что это не обман, но не в силах вспомнить ни одной легенды. Юурей, блудный дух, слегка приподнимает уголки губ, как бы догадываясь о его затруднении. – Я очень благодарен, что ты привел домой Аки. – Кюдзо с трудом понимает, что это девочка, с которой он провел почти месяц, но даже не подумал поинтересоваться ее именем. А нечто с лицом Укё без перехода продолжает: – Мы впервые встретились в Уэдо... впрочем, не подходит. Ну а расстались мы близ деревни барсуков. Тогда я второй раз видел на твоем лице слезы. Первый был в Эдо, после "белой пыли". Кстати, ты так и не вспомнил ту ночь, верно? Не беспокойся, говорил только я. Измученный мужчина не принимает осторожную шутку. Юурей тоже больше не улыбается. Кюдзо похож на вечно голодного демона гаки: глаза запали, ребра проступают сквозь одежду. Укё осторожно отводит руки, поднимает рубашку, чтобы осмотреть полузажившие раны на груди. Кошки способны воскрешать мертвых, но не исцелять живых. – Совсем себя не берег, да? Чего ты хочешь, Кюдзо? – Пойти с тобой, – не задумываясь отвечает самурай. – Ты не можешь, – грустная констатация факта. – У нас разное посмертие. Ты начнешь все заново, а я... В моем нет места мечам. Кюдзо снимает заплечные ножны, бережно кладет на пол. Тщательно завернутый меч выщерблен по всему лезвию. Второй обломан на две ладони от цубы, острая часть клинка осталось где-то на дороге. – Он почти мертв. "Как и я" – осталось невысказанным. Укё все-таки предпринимает попытку. – Кюдзо, я буду ждать тебя на той стороне. Сейчас давай Юкино займется твоей раной, а потом... – он осекается. Его время на исходе, и когда оно закончится полностью – будет ли какое-нибудь "потом"? Самурай глухо кашляет, сплевывает в сторону сгусток темной крови. Укё опускает глаза на красное пятно, и время впервые не замедляет для него свой ход. – С ума сошел! Кюдзо без сопротивления подается назад, позволяет обломку выскользнуть из раны, освободив путь крови. Гримаса боли, искривившая его лицо, постепенно разглаживается. – Жди меня, – говорит он, все сильнее наваливаясь на подставленное плечо. Тихий удовлетворенный вздох прерывается некрасивой агонией. Укё замирает над телом. Это больше не игра. При первом знакомстве – сейчас оно казалось невероятно давним и даже немного искаженным, словно много раз пересказанная байка, – Укё посчитал самурая деталью интерьера и выбросил его из головы. До нападения шиноби и лесной поляны, где раненый Кюдзо оказался не просто в невыгодной – практически в безвыходной ситуации. Укё, расправившись с убийцами, впервые имел возможность взглянуть самураю в глаза. Тот, лежа на земле, замедленно моргал – то ли заметил неподобающее для сына торговца умение сражаться, то ли нет. Укё наклонился поближе и едва не отшатнулся. Он привык считать воина каменным истуканом, на которого можно злиться не больше чем на смену погоды, но в тот момент в глазах Кюдзо читалась вполне человеческая боль и растерянность. Тебе так же больно, как и мне. Ты просто храбришься, притворяясь, что тебя не беспокоят раны. Тело Кюдзо постепенно становится прозрачным. – Ну уж нет! ----- "Вы хотите выйти? Да-Нет" Яркая синяя вспышка. Разом навалившаяся боль в затекших ногах и жжение в глазах. "Вы не добились статуса Амануси! Для повторного прохождения за закрытого персонажа введите код! Вы хотит начать игру заново? Да-Нет" – Да пошли вы с такими играми! Клик – запуск недавно начатой 3D-игры, которую собирается гонять весь следующий месяц. Создание с виртуального компьютера второго игрока. Загрузка ранее считанной матрицы. Убрать сохранившиеся дебафы на здоровье и атаки. Для сокомандника максимум реалистичности, для себя – режим тестера. "Вы хотите войти в игру? Да-Нет" Укё первым делом ощупал себя свободной рукой – трудно сразу перестроиться в режим другого тела и вспомнить порядок, в котором распиханы многочисленные амулеты. Потом оглядел Кюдзо, с удовлетворением отмечая, что тот уже не выглядит истощенным. Внутри звенела растянутая на обрыв струна. Получилось. Получилось же? – Как себя чувствуешь? – Живым, – эти интонации могли принадлежать только одному человеку. Душившее его напряжение истаяло, как след кошмара под утренним солнцем. По лицу Укё медленно поползла широкая ухмылка, и он крепче сжал чужую ладонь. – Так и должно быть.