Белый тигр

Pov: Санеми. Вот хоть зарубите меня моим же топором, но я не знаю по какой причине я всё ещё торчу здесь с этой полосатой девчонкой. Я планировал свалить сразу же, как моя рана немного затянется, но я уже третий день сижу здесь и наблюдаю за тем, как эта упёртая, как баран, девка машет клинком, при этом опираясь на идиотскую книгу. Сначала она меня реально подбешивала своей упёртостью, но потом у меня не осталось выбора, как методом пинков и толчков образумить её. Отчасти я был поражён её усердием, нечасто встречаются такие люди, а уж тем более девки. Но другая часть меня в буквальном смысле не понимала её, ведь она прекрасно видит, что всё бесполезно, что она напрасно рвёт себе жилы и тратит нервы, но она продолжает работать. Я наблюдал за ней первые дни с насмешкой, но потом мне стало как-то не до смеха. То ли забытый стыд проклюнулся, то ли просто стало всё равно, но в последующие моменты я начал ей помогать, уж не знаю, какой демон меня за жопу цапнул. На моё приятное удивление, она сносила мои удары и атаки достойно. Неплохо для тощей девчонки, даже очень неплохо. Во время боя я хотел увидеть её лицо, чтобы увидеть, какие эмоции могут отобразиться на её лице, но проклятая лисья маска портила весь обзор. Я привык видеть лицо врага, иметь с ним зрительный контакт, а тут на меня лупарят деревянные глазища лисы, и вот весь настрой этим отшибает. Со мной редко кто мог долго продержатся в драке, даже такие же крепкие мужики как я рухали без чувств после пары моих ударов в челюсть, а эта полосатая не только успевала уворачиваться, так ещё и смогла пару раз меня хорошенько так ударить. Но она жалела меня, не давала себе волю бить куда вздумается, она целилась по рукам, по груди, по плечам, да даже по ногам, но в живот она не целилась и старалась избежать ударов в него даже тогда, когда другого варианта не было. В один из таких моментов я сбил её с ног и придавил к земле коленом. Она хрипела и пыталась вырваться, но я держал её, при этом снова вправляя мозги словами, а не кулаками, как привык. С демонами шутки плохи, и если она не перестанет вот так вот медлить или заботиться о других, а не о себе, её разорвут на части, и она даже глазом моргнуть не успеет. Отпустив её, мы продолжили бой. И вот свершилось, она ударила мне по животу, но, очевидно, случайно вломила мне прямо по ране, да так сильно, что у меня ах в глазах на миг искры сверкнули. Что и ожидалось, она начала извинятся и спрашивать всё ли хорошо, на что я отрыкнулся мол: «Я в норме!», стал снова махать кулаками. Одних махов кулаками и топором я посчитал малой нагрузкой, поэтому встал пораньше и устроил своего рода полосу препятствий с ловушками. Моя больная фантазия воспроизводила достаточно жестокие и даже смертельные ловушки, но признаюсь, я был уверен в том, что эта упёртая баба пройдёт их. Получит пару царапин и ссадин, но пройдёт. Когда она побежала и едва тут же не словила собой колья, прилетевшие с дерева, где я их закрепил, меня тряхануло, так как сам не ожидал, что колья так быстро и резко сорвутся с крепежа и войдут в землю аж на половину. Она начала кричать на меня и называть психом, но в результате дошла до конца с оговоренными мной ранее ссадинами и царапиной на руках. Когда я подошёл к ней, она хотела меня ударить, но я остановил её и намекнул, что это плохая идея. Девка дёрнула рукой и, поднявшись, пошагала назад, называя меня «Маньяком» и «Больным», и вдруг её подкосило. Моё тело само подалось вперёд и уже через секунду я придерживал измотанное тело девчонки. Лисья маска упиралась в мою грудь, а тощее тело пробирала болезненная дрожь. Места, которые были не прикрыты одеждой, давали мне разглядеть тёмно-фиолетовые фингалы на бледной коже. Клацнув языком, я поднял её на руки и пошагал к привалу. Вернувшись в палатку и уложив тело девчонки на землю, я вышел из палатки и намочил кусок ткани, оторванный от моего рукава в ведре с водой, после чего вернулся назад и, бурча от злости, протянул руку к маске этой дуры. Стянув маску, я не сразу взглянул на её лицо, а лишь перед тем, как уложить на её лоб прохладную тряпку. Я замер, сам не знаю почему, но мои руки словно окаменели зависнув в воздухе. Мягкие черты лица, спокойное выражение, немного приоткрытые губы, длинные пышные ресницы с парочкой белых. Вокруг лежали длинные чёрно-белые волосы и несколько прядей упали на её кукольное лицо. Я не различаю цветов, мои глаза перестали воспринимать цвета, и теперь всё для меня имеет лишь монохромные оттенки. Но мне понятно, что её кожа белая как снег. Теперь мне стало вдвойне непонятно, зачем она носит маску? Я-то думал, что она шрамы прячет или ещё чего, но, блять, я даже не знаю, как на это реагировать. Выдохнув и положив тряпку на её лоб, я непроизвольно снова начал её рассматривать. Интересно, какого цвета у неё глаза? Мне было понятно, что я всё равно не пойму их цвета, даже если она их откроет. — Белая, как фарфор… — проговорил я и, протянув руку, коснулся её щеки.

«Мягкая…»

Когда до меня дошло, что я вытворяю, я отдёрнул руку и стал матюкать себя от макушки до долбаных пальцев на ногах. После я вышел из палатки и стал заниматься чем угодно, только бы при этом не думать о этой идиотке. Такими темпами прошло два дня, а эта полосатая дурында всё не просыпалась. Моментами я уже думал, что она откинула копыта, но тихое, едва слышное дыхание говорило об обратном. Также она бредила во сне, звала какого-то Сабито. Не придав этому значения, я занимался своими делами на протяжении этих двух дней. В палатку заходил исключительно сменить тряпку на лбу полосатой и спать. На третий день она всё-таки очнулась и, выбравшись из палатки на белый, мать его, свет, стала озираться по сторонам и, завидев меня, идущего с дровами, рванула ко мне с такой широкой улыбкой, что я думал, что у неё лицо треснет, но нет, она обняла меня и начала причитать о том, что рада меня видеть. Такой реакций я не ожидал и поэтому реально подумал о том, что у неё колпак поехал. Широко улыбаясь, она продолжала меня обнимать до тех пор, пока я её не отодвинул от себя за шиворот. Узнав о том, что она продрыхла двое суток, она впала в шок. Но отошла быстро и, узнав о том, что я приглядывал за ней, снова улыбнулась и поблагодарила меня. Рубая ветки и старые поваленные деревья, я не сразу заметил, как эта деваха подошла ко мне и, сев на пень, стала следить за мной. Её глаза с вертикальными зрачками, как у кошки, наблюдали за движениями моего топора, а потом и вовсе остановили свой взор на моём лице. Повернувшись к ней, я нахмурил брови и чуть оскалился, тем самым как бы молча намекая, что мне неприятно, что она пялится на меня. Она тут же как-то виновато изогнула угольно черные брови, после чего не смело спросила: — Слушай, Санеми, можно я кое-что у тебя спрошу? — я опустил топор на дерево и перевёл взгляд на неё снова. Девка выглядела так, словно ощущает за собой невероятно огромную вину. Потирая предплечье и побегав глазами, она ждала моего ответа. — Ну! — кинул я. — Только пообещай, что не будешь злится. Я не хочу тебя обидеть или как-то задеть… — меня стало это понемногу напрягать. — Говори уже или не мешай! — прикрикнул я на неё и вырвал топор из дерева. — Откуда у тебя столько шрамов? — стоило ожидать, что рано или поздно она задаст этот вопрос. Я ещё в первый день заметил, как она рассматривает меня. Не знаю, почему она столько молчала, но, видимо, её терпение закончилось, и она больше не смогла скрывать своего интереса. Выдохнув, я не хотя ответил: — Демоны. Разве не очевидно? — она опустила глаза в землю. — Можно ещё один вопрос? — мне не привычно, что кто-то так интересуется моей жизнью, поэтому воспринимаю всё в штыки. Я никогда не любил посвящать людей в свою жизнь. — Не много ли вопросов… — шикнул я, недовольно стискивая зубы. — Прости, просто я хочу узнать тебя получше… — настырная какая… Я всем видом показываю, что у меня нет желания делиться своей жизнью, а она как будто ослепла и вообще не реагирует на моё искажённой раздражением лицо. В отличии от моего, её лицо выражало детский интерес, глаза блестели, изредка скрываясь под веками и пышными ресницами. — Ладно, хрен с тобой, задавай. — согласился я, надеясь, что она сейчас задаст какой-нибудь тупой вопрос, после чего свалит нахрен, но не тут-то было. — Что у тебя с глазами? — меня дёрнуло. Какого хера?! — А?! — она легонько дрогнула от моего резкого вскрика, но затем похлопав глазёнками продолжила: — Не пойми неправильно, просто я заметила, что твои глаза как будто накрыты лёгкой пеленой… — да твою же мать, вот же глазастая баба! — Мои глаза не различают цветов, я вижу всё в исключительно чёрно-белых тонах… — надоело, всё надоело, хочется развернуться и уйти нахер от сюда. Что меня вообще здесь до сих пор держит?! — Как это произошло? — снова новый вопрос. — Ты книгу что ли пишешь, не пойму?! Зачем тебе это всё знать?! — у меня порвались последние нитки терпения и я сорвался на неё, из-за чего деваха отступила и, запнувшись о пенёк, опрокинулась через него, после чего разлеглась на земле. Привстав на локте, она глядела на меня круглыми глазами.  — Послушай, просто хватит задавать вопросы и иди займись чем-нибудь полезным. — я ощутил за собой зачатки вины, ведь она ничего такого не сделала, а я взял и наорал на неё. Так она ещё и упала, наверняка ударившись о кривые корни, которые торчали из земли от пня. — Я тебя обидела? — полосатая встала с земли, и, держась за левый локоть, смотрела на меня с таким щенячьим взглядом, что я ощутил себя последним, сука, куском дерьма на земле. — Нет. — открестился я. — Прости, я не хотела, честно… — к её глазам начали прибывать слёзы. Нет, блять, только не это! Терпеть не могу, когда девки сопли распускают! БЛЯТЬ!!! — Эй, не вздумай реветь! Я же сказал, всё нормально! — вот ещё мне тут слёзоразлива не хватало. Девка подняла руки к груди, и в этот же момент по щекам, белым как снег, покатились слёзы. — Я не плачу... не плачу... — она поспешила вытереть слёзы, но ей это так и не удалось. Психанув, я подошёл к ней и заведя за её затылок руку потянул на себя и уткнул её зарёванное лицо себе в грудь. — Блять! Какая же ты заноза в жопе! — рычал я, злясь от всей это ситуации. Девка шмыгнула носом, после чего несмело подняла руки и легонько приобняла меня в ответ. Отвык я. Последний раз я ощутил тепло объятий хуй знает когда… Да и не нужны они мне! Но почему-то я не не смог зарычать на эту дурынду по этому поводу и просто молча позволил ей меня обнять, при этом сглатывая яд и брань. Закончив рыдать, она подняла на меня заплаканные глаза и, поглядев на меня, внезапно улыбнулась оголяя ровные зубы с острыми клыками. Я не ответил взаимной лыбой, а просто потрепал её по макушке. Полосатая расцвела на глазах, от зарёванной плаксы не осталось и следа, она словно заискрилась всеми цветами радуги. Поморщив нос, я хотел продолжить рубить дрова, но она вдруг схватила меня за руку и заявила: — Давай дружить, Санеми! — у меня откровенный ступор. — Чё?! — она снова повторила, сжимая мою руку. — Говорю, что хочу, чтобы ты стал моим другом! — смысл дошёл до меня, и я, выдернув руку, сложил их на груди, после чего ядовито прыснул: — Многого хочешь… — она даже бровью не повела. — Ты не исправим, но я вижу, что ты на самом деле очень хороший, хоть и вредный! — эта паршивка ткнула мне в щёку пальцами, после чего одним точным хлопком хлопнула меня по спине, из-за чего я едва не обнял дерево напротив. — А ну пошла вон! — я махнул рукой, а она увернулась и с громким хохотом рванула прочь. — Ах-ах-ах-ах! — полосатая ускакала в сторону лагеря.

Вот дурная баба... но милая...