Девочка, которая дождалась

Медотсек они находят минуты через три. Доктор, уверенно устремившийся в один из коридоров, зачем-то проверяет каждую дверь по дороге. Шэрон ни о чём не спрашивает. Может, так и надо. Вообще-то она рассчитывала пока просто... переварить всё это, но пришелец не умолкает ни на секунду — с Эми всё будет в порядке, она уже приходит в себя (она и впрямь выглядит живее, заметнее дышит, что-то бормочет, как во сне), «психическая связь разорвана», потому что ТАРДИС сейчас во временной воронке («Где?» — «Нет, «где» нас как раз нет, зато мы... эм, «всегда», штучки со Временем, не думай пока об этом, вашей науке до такого ещё две с половиной тысячи лет...»), и да, кстати, ТАРДИС — это корабль, она живая, разумная и... — Боже, ты всегда столько говоришь?.. — тихо стонет Шэрон. Доктор в ответ фыркает. — Большую часть времени. Это спасало мне жизнь… даже не знаю, очень много раз. — Угу… Если этому инопланетянину болтовня жизнь и спасала, то её саму, похоже, сейчас угробит. Мозг бурлит от переизбытка информации, от висков растекается нездоровый жар. Возвращается головокружение. Коридор в какой-то миг размывается на цветные пятна, и Шэрон изо всех сил впивается в чужое плечо, лишь бы не свалиться. Доктор охает — наверно, из-за ногтей — но никак это не комментирует, даже останавливается, давая возможность передохнуть. Шэрон хватает ртом воздух — да что с ним не так, он тут будто наэлектризован? — и старается дышать как можно глубже. Помогает. Окружающее пространство медленно обретает чёткость и… Стоп, а разве тут была дверь? — О, очень кстати! — восклицает пришелец, запрокинув лицо к потолку. — Спасибо, милая! По стенам прокатывается лёгкая дрожь, фоновое гудение машины времени на миг становится громче и… нежнее? Может быть. Не задумываться, не сейчас. Он сказал — живая и разумная, значит, она живая и разумная, и не важно, как такое возможно и работает. Медотсек тут не очень большой, раза в полтора меньше рубки управления. Стены спокойного зелёного оттенка, пол белый и слегка пружинит под ногами. В центре комнаты очередная колонна, непрозрачная, зато обросшая кучей кнопок, трубок и проводов, вокруг неё — шесть… коек? Полукруглых капсул с чем-то наподобие губки вместо матраса. Доктор кивком указывает Шэрон на одну из них, сам аккуратно укладывает Эми на соседнюю. Над изголовьем вспыхивают огоньки, колонна негромко гудит; с едва слышным треском койку окутывает что-то вроде золотистого электрического облака. Выглядит странно, если честно, даже жутковато, но, похоже, так и должно быть. Шэрон, поколебавшись, садится туда, куда предложили (губка оказывается тёплой и очень мягкой, ладонь, погружаясь, вязнет в ней). Очень вовремя садится — в глазах снова темнеет, но в этот раз хотя бы падать некуда, можно спокойно переждать. Когда чернота отступает, прямо перед лицом оказывается стакан с полупрозрачной, отливающей голубым жидкостью. — Держи, выпей. Маленькими глотками, — плюхнувшись рядом, пришелец протягивает ей лекарство. — Не поможет насовсем, просто снимет симптомы. Мне жаль, больше ничего не сделать. Это как аллергия. У кого-то аллергия на апельсины или пыльцу, а у некоторых людей вот такая непереносимость артронной энер… забудь, можно сказать, непереносимость Времени. Ну, путешествий во Времени. Индивидуальные особенности организма. Вообще-то редко встречается, всего один случай на пятьдесят тысяч… — Ох, умоляю тебя, пять секунд тишины, — выдыхает Шэрон, отпивая из бокала. Кислая, холодная свежесть, густой ментоловый привкус — слегка похоже на домашний лимонад. И действует мгновенно — по телу прокатывается волна мурашек, выгоняя слабость и дурноту, мысли обретают ясность, мир становится устойчивым и чётким. — С Амелией такого не будет? — Ни в коем случае! — солнечно улыбаясь, заверяет Доктор. — Ни в коем случае, иначе мы бы, — взмах рукой в сторону дисплея в изголовье, — сразу заметили. С ней всё будет в порядке, ничего серьёзного, просто обезвоживание и низкий уровень глюкозы, это поправимо. Я подключил внутривенное питание, — он показывает на тянущиеся к локтям Эми тонкие трубки. — Восстанавливающее поле приведёт её в норму минут через пятнадцать. Она сейчас даже не без сознания, просто спит. Я подумал, ей не помешает ещё немного поспать… — Потому что тебе надо придумать, что ей говорить? — с усмешкой заканчивает Шэрон. Похоже, попадает в десятку — Доктор едва заметно вздрагивает, чуть сутулится. — Сначала явился из ниоткуда, пообещал луну с неба, потом исчез — и… — Я мог бы… Продолжение фразы звучит так тихо, что Шэрон кажется — она ослышалась. — Что? — Я мог бы стереть ей память, — Доктор произносит это тихо и чётко, не поднимая взгляд от переплетённых пальцев. — Заблокировать воспоминания о себе, приглушить эмоции… Возможно, именно это мне и следует сделать. Что? — Почему? — осторожно уточняет Шэрон. — «Худшее, что с ней случилось на данный момент, — это ты», — кривая усмешка. Шэрон требуется пара секунд, чтобы вспомнить — он цитирует её собственные слова. — С учётом того, что из-за меня произошло, это лучший выход. Я исчезну, как ты хотела. Амелия продолжит жить, а «Доктор-в-Лохмотьях» останется в прошлом. Забытая детская сказка. Уже ненужная, выветрившаяся из её головы… Он умолкает, сутулится сильнее. На лицо ложатся тени. Шэрон ёжится — за какой-то миг это существо перестало выглядеть и молодым, и радостным, и уж тем более человеком. Осталось нечто бесконечно усталое и бесконечно (сколько живут «Повелители Времени»? сколько ему?) старое — и настолько чуждое, что хочется бежать. — Ты… — дыхания на фразу целиком хватает не сразу. Она запинается, сглатывает, начинает снова. — Ты уже пробовал? — Да. Почти беззвучно, словно воздух закончился. Ему больно об этом говорить. Почему? С кем он так поступил, с кем-то, кто был очень важен? Как давно? Что случилось?.. — И… Насколько это надёжно? То есть я имею в виду, ты сотрёшь ей воспоминания, но останется ли у неё шанс их вернуть? Не знаю, из-за схожих ситуаций. Каких-то событий. Людей. Будет ли она чувствовать, что потеряла что-то? Дежавю? Странные сны, реакции?.. Секундная заминка. — Нет. Не думаю. И кривоватая улыбка, ага. Лжец. — Предположим, ты это провернёшь, — медленно произносит Шэрон. — Предположим, всё получится. Как ты поступишь со мной? — Что? Он правда этого не ждал. Резко вскинулся, развернулся — и на лице полнейшее непонимание. — Как ты поступишь со мной? — повторяет Шэрон. — С её друзьями — они же постоянно играли в твои приключения. Они не смогут понять, что случилось! С одноклассниками. С учителями. С психиатрами — она была у двоих и обоих покусала, даже слышать не хотела, что ты выдумка… «Молодец», — беззвучно (наверное, неосознанно) шепчут его губы. Он же не хочет этого, совершенно точно не хочет. Почему тогда предлагает? Так правильно, так полагается по каким-то космическим законам? Но тогда он не говорил бы «возможно». Или он просто не понимает?.. Шэрон вдыхает глубже. Вряд ли его это остановит, если он уже всё решил, но если нет — вдруг удастся объяснить? Должно получиться. Он сам говорил, что не враг Эми, что не хочет навредить, значит, сейчас, скорее всего, просто тупит. Или не осознаёт последствий. Инопланетянин. Наверняка другой культурный контекст, возможно, иначе формируются личности… — Тебя не было больше четырёх лет, Доктор, но она всё это время прожила. Каждый из дней. И постоянно вспоминала тебя. Это определило её — чёрт, я точно не могу сказать, что одобряю, но это уже нельзя отменить! Она такая, какая есть, благодаря тебе. Ты не можешь просто стереть себя из её истории, даже если «так будет лучше». Не будет. Эми упрямая, как… не знаю, кто. Хоть одна несостыковка, хоть один намёк — и она не успокоится, пока не докопается до правды. А если ты как-то повлияешь на её мозг так, что это окажется физически невозможно… Понятия не имею, что с ней случится, но совершенно точно не хочу проверять. Я против. Категорически. Ясно? Он мотает головой с таким выражением лица, словно у него ноют все зубы разом. — Тебе стоит знать, прежде чем решать. Само моё присутствие в чьей-то жизни делает её опаснее. Намного. Иногда — смертельно. Угу. Пасть Амелии-два с длиннющими острыми клыками, пустой хищный взгляд, примораживающий к месту. Вопль: «Беги!» — с улицы. У Шэрон вырывается нервный смешок. Не ржать, нельзя, нельзя, это будет истерика. Ещё одна. Не надо. — Слушай, я, конечно, не эксперт. Но отсутствие, по-моему, работает так же. Сомневаюсь, что ту тварь интересовало, знакомы мы или нет, она просто хотела жрать. Сначала закончила бы с Эми, потом, вероятно, со мной, потом… — Не думаю. — Что? — Не думаю, — повторяет он. — Это мультиформа, их цикл жизнедеятельности схож с земными рептилиями. Сначала охота — ну, в нашем случае период активного потребления белковой пищи длиной… семьдесят тори… что-то около девяти земных недель — а потом медленное сонное переваривание. Она наедалась впрок и уже была почти сыта. Ребёнок и взрослая женщина — да в неё столько мяса просто физически не влезло бы! — и короткая вспышка улыбки. Смена темы его оживила? — То есть это не значит, что она не попыталась бы вас убить, потому что вы могли мешать ей, и, вероятно, ей бы это удалось, но… Что ж, хорошая новость — смена темы его действительно оживила. Плохая — слишком оживила. — Стоп! — Шэрон, остро ощущая приближающуюся мигрень, вскидывает руки. — Пожалуйста, стоп. Вся эта биология… ксенобиология? Очень интересная, правда интересная, но у меня мозг вскипит, если ты на меня вывалишь ещё хоть что-то. Можно мне сначала попробовать самой? Доктор комично изображает запечатывание рта. Шэрон переводит взгляд на пол, трёт виски. С чего вообще начинать разбирать этот бардак?.. А, точно. С начала. Если, конечно, начало именно там. — У Эми была любимая игра в тебя. Будто в стене её комнаты есть трещина, оттуда вылезает чудовище, а она вместе с тобой побеждает его и загоняет обратно. Это… — со стороны пришельца доносится едва слышное понимающее «оу», и Шэрон обречённо констатирует, — эта трещина реальна. — Технически была реальна. Уже нет. Я её закрыл. — Ага, — Шэрон прикусывает щёку, чтобы не спрашивать, как именно. Любопытно, но не актуально. — Но оттуда успело вылезти то существо, да? — кивок. — «Мультиформа»… Что это такое? Нет, подожди, не «что это такое», не надо! Почему оно выглядело как Эми? — Один из механизмов адаптации. Мультиформам для существования нужна психическая энергия, они вытягивают её из доноров, устанавливая эмоциональную связь с ними. Если соединение образуется прочное — постоянный долговременный контакт, сильные чувства — то становится возможным перехватить мыслительные процессы. Частично или полностью. Вплоть до самоидентификации — и, следовательно, замещения. Правда, это не всегда работает именно так, в родном мире мультиформы были симбионтами очень сильных телепатов, питаясь излишками психической энергии и фактически помогая тем не поджарить мозги. Но их планета погибла, а выжившие гораздо чаще сталкиваются с менее развитыми жизнеформами и просто паразитируют на них, не ища кого-то более подходящего. Так что обычно их не любят. Почему ты зовёшь Амелию Эми? — А? — Шэрон вскидывается, осознавая, что последнюю минуту просто кивала в такт этой лекции. — Ты почти постоянно называешь Амелию Эми, — повторяет Доктор. — Я сначала думал, ты путаешься или торопишься, но сейчас мы говорим спокойно, а ты продолжаешь это делать. Почему? А, точно, пришелец. Другой культурный контекст, это уже точно… Неужели ему никто никогда не объяснял про сокращённые имена? Надо же… Шэрон прикусывает щёку, собираясь с мыслями. Почему-то такую привычную вещь внятно сформулировать куда сложнее. — Потому что «Амелия» — официальный вариант. Или торжественный, — наконец произносит она. — А близких людей обычно называют короче и проще. Это… Что-то вроде признания, что ты свой. Понимаешь… хм, Док? — «Док»… — стонет пришелец, закатывая глаза. — Нет! «Доктор» — уже сокращённая версия, не надо остальных вариаций! — Да как скажешь! — Шэрон покладисто вскидывает руки. — Кстати об именах. Почему ты назвал то существо «Заключённым Ноль»? — А это не я начал, — Доктор лезет в карман и вытягивает оттуда коричневую кожаную обложку с потрёпанными уголками. — Вот, смотри. На Земле в таких хранят документы. В космосе, вероятно, привычки другие, потому что тут только листок желтоватой бумаги. Пустой к тому же. Хотя… А, нет. Не пустой. — Заключённый Ноль совершил побег, — читает Шэрон проявившуюся надпись. Ровный машинный шрифт, казённая лаконичность. — Что это? — Психобумага. Полезная штука, когда нужно куда-то попасть, а у тебя нет пропуска, — показывает то, что требуется. Ну, и ещё сообщения принимает, — Доктор забирает обложку обратно, подкидывает, ловит, подкидывает снова — кажется, машинально. — А это мне прислали с другой стороны трещины, когда я её запечатывал. Так что, полагаю, наша мультиформа — преступник. То есть не наша, конечно, не хватало ещё такого питомца! В смысле, не то чтобы с ними было сложно обращаться, нет, но эта конкретная… — Да лучше мурену завести! — абсолютно искренне соглашается Шэрон, и Доктор фыркает в ответ. — Ладно, я примерно поняла. В моём доме четыре с половиной года прятался от правосудия пришелец-оборотень-телепат, влезающий в мозги и всасывающий эмоции, а три месяца назад он решил пожить по-человечески… Боже, звучит-то как! Я точно не в «Звёздном пути»? Инопланетянин рядом делает серьёзное лицо (ему явно сложно — уголки губ упорно ползут вверх) и поднимает ладонь. В вулканском салюте. — Если исключить всё, что невозможно, всё, что останется, должно быть истиной. — Погоди, ты смотрел?! — Мне показывали, — и снова эта улыбка. Светлая и горькая одновременно. Да что за… Точно. Ностальгия. Сожаления о чём-то хорошем, оставшемся в прошлом. Кажется, он там оставил очень многое. И многих? Шэрон хватает выдержки не уточнять. Культурный контекст отличается, но, судя по реакциям, тоскует этот пришелец вполне по-человечески. Вместо этого она спрашивает о другом. — Последняя непонятная вещь. Ты сам. Доктор из волшебной будки, чинящий разваливающуюся Вселенную, — это удаётся произнести достаточно драматично, чтобы он весело фыркнул. — Откуда ты там взялся? И что случилось с твоим кораблём, что его пришлось сажать прямо на сарай? Или с тобой? Водил в нетрезвом виде? — Нет, я тогда умер. Что? Шэрон пару секунд всматривается в его посерьёзневшие глаза. — Если это была не неудачная шутка, — наконец говорит она, — я не хочу знать. Совершенно точно не хочу. Нет. С меня на сегодня хватит откровений. Не объясняй, пожалуйста. — На самом деле всё не так уж… — начинает Доктор, но прерывается, потому что какая-то штука на панели управления медотсека начинает пищать. Вскакивает на ноги, быстро проверяет показания на дисплее, начинает отсоединять от рук Эми трубки. Сияющее облако — «восстанавливающее поле», так он его назвал? — гаснет само. — Всё? — уточняет Шэрон. — Лечение закончено? — Ага, — Доктор кивает и добавляет сосредоточенно, — и она просыпается.

***

Высокий потолок похож на белые светящиеся соты. Очень странный потолок, дома такого нет, кажется, вообще нигде в Лидворте нет. Эми хмурится, пытается вспомнить, где встречала похожий. Где вообще?.. — Эми? Доктор-в-Лохмотьях появляется откуда-то сбоку, и всё сразу становится понятно. Ну конечно, сниться что угодно может, особенно если снится Доктор. Как-то с ним были динозавры в звездолёте, так что лампочки-соты — это ерунда. — О, привет! — висеть у него на шее всегда здорово. От воротника и волос пахнет гарью и пылью; Доктор почему-то дёргается и удивлённо выдыхает. Потом всё-таки обнимает, но неловко, словно не ожидал. Странный он в этот раз… Сбоку раздаётся сдавленное «оу». Эми поворачивается на звук. — А ты что здесь делаешь? «Что здесь делаешь» — в смысле, «что ты тут забыла, когда я не хочу тебя видеть?!» Кажется, это не очень хороший сон. Ну, не лучший точно. В нём есть тётя Шэрон. Правда, какая-то помятая и пришибленная (и в кухонном фартуке почему-то), но всё равно есть. Зачем? — Я её пригласил, — объясняет Доктор раньше, чем та успевает ответить. — Ты сама как? Голова не кружится? Слабость есть? Цвета нормальные, не переливаются? Эми фыркает, вообразив это, и мотает головой. Той самой, которая почему-то должна кружиться, но с ней всё в порядке. Это же сон, во снах всегда всё в порядке, если только не стукнешься на самом деле, тогда и сниться будет боль. А в реальности… Кажется, там был синяк на коленке, но тут ничего такого, даже следа нет. — Всё хорошо, зачем ты вообще спрашиваешь? Доктор-в-Лохмотьях как-то странно переглядывается с тётей. Та делает очень удивлённое лицо. Эми хмурится. — Эй! Секреты? — Мы просто волновались за тебя, — наконец подаёт голос тётя Шэрон. Угу. Волновалась она, конечно. Скорее все звёзды в космосе разом взорвутся. Эми трясёт головой и слезает с этой забавной кушетки (она правда забавная, как в каком-нибудь фильме). Пол тоже белый и пружинит, почти как батут, только слабее. Доктор ловит её за руку, жалко — попрыгать не получится, но, наверное, получится что-то ещё? — А мы можем полетать? Тётя Шэрон снова странно выдыхает, будто чем-то подавилась. Доктор быстро косится на неё и обещает: — Непременно. Но позже. — А что тогда? Куда отправляемся? — Амелия Понд, ты… — начинает тётя, но Доктор опускается на колени и перебивает её. — Сейчас, Амелия Понд, — у него это звучит тоже серьёзно, но очень по-доброму, — нам очень нужно спасти твоих друзей. Пожалуйста, подумай, кто из твоих приятелей тебе ближе всего. Лучше всего тебя знает, чаще всего рядом, с кем веселее играть, с кем ты проводишь больше всего времени, ну?.. Ой, это интересно. Новое приключение? Спасать — а кого, какой ответ нужен? — Мэлс, — подумав, произносит Эми. — Моя подруга Мэлс. Есть ещё Рори, но с ним мы… — С ним она очень близко общалась последние два месяца, — перебивает тётя Шэрон. Что? В смысле — последние два месяца? Май-июнь? В конце мая были все эти контрольные, а в июне общаться вообще ни с кем, кроме тех кретинов-психологов, не разрешалось. Что она несёт?! — Значит, Рори, — кивает Доктор раньше, чем Эми успевает возразить. — Почти наверняка, — а, хорошо, так, наверное, и должно быть. — Лидворт, ваш дом, спустя несколько минут после нашего исчезновения. Отправляемся! ...они спешат — коридоры, переходы, пара лестниц, огромная комната управления, глянцево-рыжая и сияющая тёплым светом; Эми разглядывает всё вокруг жадно, запоминая каждую деталь — надо будет непременно нарисовать наяву; касается стен, едва ощутимо дрожащих, гладит тонкие перила в комнате управления, пока Доктор возится с приборной панелью и что-то шепчет, похлопывая по корпусу, словно уговаривает машину времени; может, так и есть, она ведь живая. Её зовут ТАРДИС. «Тар-р-рдис» — слово вибрирует и присвистывает, совсем как сам корабль. Какой хороший сон… Правда, тётя Шэрон тут всё ещё есть, но она почти не мешает. Просто стоит с другой стороны от пульта, шарит по карманам, потом трёт виски, растерянно оглядываясь. — Да где я его… — Кого? — уточняет Эми. — Нож. Я где-то выронила нож… — Шэрон, он тебе не нужен! — отзывается Доктор, щёлкая какими-то рычажками. — От оружия вечно одни проблемы, просто поверь, я знаю, о чём говорю. Потерялся — и пусть! — Он был кухонный! — возражает тётя почти обиженно. Звучит так забавно, что Эми фыркает. — Значит, потом найдёшь!.. Мы приземляемся, держитесь! ТАРДИС крупно вздрагивает, очень кстати, что есть перила — ух ты, тонкие, а крепкие! Мгновение спустя всё замирает. Доктор весело восклицает: «Приехали!» — и торопится к дверям. Эми подныривает под его руку, первой выскакивает… В свою комнату. Полицейская будка появилась в углу, рядом с гардеробом — открытым, но каким-то непривычно аккуратным. Тут вообще чище, чем обычно; незнакомые книги на столе, нет рисунков, вещи разложены по местам… А ещё в прихожей звенит телефон. А ещё невероятно, просто сногсшибательно пахнет запеканкой, и Эми срывается с места. — Я её достану!.. — Стой!!! А зачем «стой»? Почему она кричит так напуганно? Тут же никого нет. Обычная кухня, пустая, почему-то неприбранная, будто тётю отвлекли от готовки на середине. Доска с белёсыми пятнами — это от картофельного сока; бекон заветривает на столе, измельчитель не включён… Но это всё неважно, пусть сама разбирается. Эми согласна только на одно — вытащить еду из духовки. Когда она начинает так пахнуть, её надо срочно доставать. Иначе сгорит, и куда это годится?.. Из коридора, перекрывая настойчивое «дзынь-дзынь-дзынь-дзынь» телефона, звучит жужжание звуковой отвёртки, потом обрывок фразы: «…икого, успокойся. Он сбежал, как только мы…» — Кто сбежал? — с любопытством спрашивает Эми, возвращаясь к взрослым. Доктор переглядывается с тётей Шэрон и объясняет: — Заключённый Ноль. Тот самый, из трещины в твоей стене. Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь! — Так он же давным-давно сбежал? — Давно, — поясняет Доктор, смешно взмахивая руками, — он сбежал сюда, а сейчас он сбежал уже отсюда. И его надо догнать… Ух ты! Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь! — Мне больше интересно, почему он сбежал, — мрачно отзывается тётя. — Я бы на его месте устроила засаду. Или спряталась где-нибудь недалеко — посмотреть, кто на меня охо… Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь! — Да чтоб вас!.. Тётя сдёргивает трубку, прерывая звонок, и тут же впечатывает её обратно. Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь! — Что? — рявкает она в микрофон. И больше ничего не произносит, только почему-то бледнеет, шире распахивая глаза. Слушает две секунды. Пять. Десять. Потом тихо зовёт: «Доктор», — и протягивает ему телефон. Эми подпрыгивает и выхватывает его. «Эй!» — возмущается Доктор-в-Лохмотьях, но Эми не слушает. Из динамика звучит Тот Самый голос, голос из Трещины, низкий, скрежещущий, механический: «…чённый Ноль должен покинуть дом землян, или дом землян будет сожжён. Заключённый Ноль…» — Но он же уже покинул, — удивлённо замечает Эми, передавая трубку. — Он сбежал. Зачем это повторять? Доктор прослушивает послание, кажется, трижды — и хмурится всё сильнее. — У меня плохое предчувствие, — мрачно замечает тётя Шэрон, наблюдая за его лицом. — А у меня плохое предположение, — отзывается он — и бросается на улицу. — Пожалуйста, пусть я… К-куда?!. — …не ошибаюсь, — заканчивает Доктор, замерший сразу за порогом. Эми, рванувшаяся следом, буквально врезается в него, не успев вовремя затормозить, но он не реагирует — смотрит на… Эми запрокидывает голову. Небо… Небо странное. Стеклянистое, как глазное яблоко, с бледно-радужными разводами. Солнце неожиданно чёткое, как будто глядишь на него сквозь тёмные очки, и свет точно так же приглушается, вот только очков нет, а есть что-то… — А это что за дрянь? — выдыхает тётя Шэрон, останавливаясь рядом. — Энергетический барьер, — торопливо отзывается Доктор, — как крышка на чайнике, чтобы скорее закипел. Скорее-скорее-скорее, прошло примерно пять минут, им ещё нужно время, чтобы разогреть пушки, но это планета с раскалённым ядром, шесть тысяч триста пятьдесят километров — полярный радиус, значит… Эми, сколько отсюда до дома твоего друга? — М… Минут десять, если медленно? — Да кто сейчас ходит медленно?! — возмущается он. — Нет-нет-нет, мы побежим. Так быстро, как только сможем, как будто от собственной смерти. Согласна? Получится? — Ага! — радостно заверяет Эми — и протягивает ему руку. И Доктор срывается с места. …такой бег часто бывает во снах, но впервые, впервые всё ощущается настолько полным. Реальным. Прекрасным. Хочется визжать от восторга, Эми с трудом сдерживается — это же собьёт дыхание, придётся останавливаться, пережидать… Некогда! Вниз по Парк-лейн, мелкий гравий летит из-под ног — не оступаться, не замедляться; скулы болят от слишком широкой улыбки, но согнать её с лица кажется невозможным; о, а угол можно срезать через сад, простите, миссис Корнелл, мы не по клумбам; ну — не по цветам; ай, эти ирисы всё равно уже увядали… — Доктор! — кричит тётя, догоняя. — Пожалуйста, не говори, что эти «они» собираются сжигать планету целиком! — Не говорю, но у нас максимум пятнадцать минут! — М-мать вашу… Ух ты, она ругается! По-настоящему ругается, так, как сама же и запрещает! Надо будет ей припомнить наяву… Наяву надо будет сделать многое. Такой подробный сон, такой чудесный... Как же здорово! И страшно, но только чуть-чуть. Это ведь не по-настоящему, значит, ничего не случится, даже если не получится успеть вовремя. Но успеть получится, тут же совсем немного осталось! Ещё два дома по Линден-аллей, поворот, ещё дом… — Вот, — выдыхает Эми, указывая на калитку в нужной ограде. Доктор обгоняет её, первым влетает в сад, на бегу размахивая жужжащей отвёрткой. — Сюда!.. — за ним то есть, за угол дома, к гаражу. Мистер Уильямс держит там старенькую Мини, Рори — надоевшие комиксы, они оба — весь хлам, который некуда девать, но однажды можно будет использовать, так что в нём куча интересных штук… — Стоять, — резко командует кто-то, и Эми, добежав, останавливается рядом с Доктором. Рори смотрит на них и зло скалится — слишком широко, шире, чем это возможно на самом деле. Рори держит нож — похоже, тот самый, потерянный тётей Шэрон. Лезвие прижимается к шее ещё одного Рори, привалившегося к ногам первого. В отключке? Кажется… — Доктор, что… — догоняет их тётя Шэрон. — Ох. — Оружие, — еле слышно шипит Доктор и тут же улыбается широко-широко. — Эй — извини, понятия не имею, как тебя на самом деле зовут, — не думаешь, что это не лучшая идея? Ну, в смысле, ты, конечно, можешь его убить, но твоя маскировка ведь тут же слетит, тебя засекут и заберут, так что получится как-то не очень удачно, нет? — Верно, — Рори (или нет?) улыбается в ответ. Выглядит совершенно не дружелюбно. — Но мальчиш-шке это уже не поможет, а ты ведь не любишь жертв среди «невинных». Так что… без глупос-стей, Доктор. — Кажется, у нас пат. — Кажется. Левую руку Доктор держит за спиной. Отвёртка, зажатая в кулаке, мерно мигает зелёным огоньком. Эми смотрит на неё буквально полсекунды, потом поспешно отводит взгляд. Он что-то делает и отвлекает внимание, нельзя давать никаких подсказок этому!.. — Можно я тогда спрошу? — легко продолжает Доктор. — Просто любопытно, правда любопытно, почему именно Рори? Ты мог забрать Шэрон — вы должны были общаться очень близко; ты мог забрать… как, ты говорила, зовут твою лучшую подругу, Эми? Мэлс? — ага! — Мог забрать Мэлс, вышло бы удобнее, чем налаживать контакт с кем-то ещё, так почему? Не-Рори смеётся. Высокий, ровный, жуткий звук. — Напуганная женщина, чокнутая девчонка, без-снадёжно влюблённый мальчик. Кого тут выбирать? З-снаеш-ш-шь, Доктор, он был так счастлив, что на него наконец-с-с-то смотрят… Что? Что?! Влюблённый?! Фу, какая гадость, нет! Нет! Это взрослые влюбляются! Нет, Рори — просто друг, и… — Но не в этом дело. Мне тоже кое-что любопытно, Доктор. Где твоя ТАРДИС-с? — Зачем тебе? — быстро спрашивает Доктор. Мгновенно хмурится, шагает назад. Он теперь сбоку, отвёртку не видно, только зелёные отблески на рукаве. До сих пор непостоянные… Не-Рори свободной рукой неопределённо взмахивает над головой. — Да так, ещ-щё чуть-чуть — и атракси сварят планету. Думаю, если мы будем в твоём корабле, мы это переживём. Наилучш-ший исход, согласен? Мигание в уголке глаза сменяется ровным светом. — Эм, да, насчёт этого, — отзывается Доктор, взъерошивая дыбящиеся волосы. — Было бы можно, но есть одна проблемка. Твои надзиратели, атракси. Они ведь прямо сейчас прочёсывают всю планету сканерами в поисках чего-то инопланетного, чего-то, что не соответствует этой цивилизации, выделяется, привлекает внимание… — и тут он широко улыбается, распрямляясь. — А что может привлечь его лучше, чем Повелитель Времени и звуковая отвёртка? — Чш-ш-што?! Столб яркого света падает на двор, словно кто-то включил прожектор. Тело немеет, застывает, не отвечая на команды. И так со всеми — тётя Шэрон рядом удивлённо выдыхает, не-Рори… Это даже не шипение, это какой-то визг и скрежет, такой высокий, что жутко хочется зажать уши, только не удаётся… — Пойман буквально с поличным, — довольно замечает Доктор. — Думаю, на этот раз твою камеру тщательно проверят — никаких трещин в стенах, даже самых крошечных… — Как ж-ше будет хорош-ш-шо, когда ты умолкнеш-ш-ш-ш-ш-шь! — шипит не-Рори. Его тело плывёт, превращается во что-то наподобие длинной прозрачной змеи с головой удильщика. Выроненный нож падает на землю. — С-с-совс-сем скоро. Тиш-ш-шина падёт, Доктор… Его пасть ещё открывается, но ни звука больше не слышно. Пара мгновений — и свет исчезает, унося пришельца с собой. Небо становится обычным, снова можно шевелиться; Доктор уже несётся вперёд, падает на колени рядом с Рори… — Что с ним? — зовёт тётя Шэрон. До Эми только сейчас доходит, что всё это время она держала её за руку. — Всё в порядке! — радостно отзывается Доктор. — Самый обычный обморок, очнётся через пару минут, очень сильно удивится, но забудет. В конце концов, с подростками такое бывает, нам просто нужно… Кстати, мы ведь не закончили! Он вскидывает отвёртку вверх. Уши вдруг на секунду закладывает, потом их наполняет звон. Доктор вскакивает и несётся на улицу, на ходу бросая: — Пошли! Шэрон, не отставай, поглядишь на ещё одного инопланетянина! Эми этого хватает, чтобы высвободиться и броситься за ним. — Ты что, только что позвал их обратно?! — возмущается тётя позади. — А-ага! Кое-что надо прояснить. На улице поднимается ветер, как от лопастей вертолёта. В общем-то, штука похожая, потому что пришелец — это здоровенный глаз в розетке голубоватых кристаллов, неторопливо вращающихся по кругу. Впрочем, «неторопливо» не очень подходит. Это просто у розетки радиус — футов двадцать, вот и кажется, что всё происходит довольно медленно. Существо висит над кронами деревьев и смотрит вниз. — Вернулись, — довольно замечает Доктор. — Эми, Шэрон, подождите. Я сейчас сделаю так, что они больше никогда не вернутся, — и вразвалку направляется в сторону инопланетянина. — Я что, отпускал вас?! Статья пятьдесят седьмая Прокламации Теней. Это — полностью сформировавшаяся планета пятого уровня, а вы собирались её испечь? Серьёзно? Вы правда думали, что никто не наблюдает? Боже, какой он сейчас забавный! Похож на наглого бродячего кота. Драный, пыльный, абсолютно верящий в себя… Глаз отваливается от розетки и пикирует вниз, зависая прямо перед ним и чуть подёргиваясь. Фокусируется, наверное. — Ты не отсюда, — тот же голос, что и в Трещине, низкий и неровный. Разве только скрежета меньше. — Да, но я для этого мира немало сделал. Так гордо! Так гордо, боже, он же правда в лохмотьях, он про них забыл? Ему плевать? — Этот мир значим? — Значим? Значим?! — возмущается Доктор. — Шесть миллиардов людей считают его своим домом — это значимо? Лучше возьмём другой вопрос. Этот мир каким-либо образом угрожает атракси? Давайте, отвечайте, вы ведь сканировали планету, вы получили доступ ко всей информации о ней! Отвечайте мне! Последняя фраза — почти крик, почти рычание. Это было бы страшно, будь он одет иначе, но сейчас Эми с трудом удаётся не хохотать. Перед глазом зависает радужная пелена-голограмма, на ней мелькают картинки: толпы, ещё толпы, зло кричащие, драки, оружие крупным планом, марширующие армии, флаги — свастика, серп и молот, звёзды и полосы; поднимающийся гриб ядерного взрыва… — Нет. — Прекрасно! — тянет Доктор с иронией. — А жители этого мира виновны в каких-либо преступлениях против атракси? Мелькающие кадры: лица, лица, злые, смеющиеся, печальные, толпы, кто-то на трибунах, цветочные гирлянды на шеях, концертные залы, панорамы городов, стартующая ракета, стройки, исписанные граффити, мусор и водоросли, прибитые волной к берегу… — Нет. — Просто отлично! Тогда последний вопрос! Этот мир под защитой? На голограмме снова мельтешат кадры, всё быстрее и быстрее. Роботы (человекообразные), ещё роботы (на солонки похожи), карлики в полностью закрытой броне и с оружием, гигантские летучие мыши, манекены, нечто вроде прямоходящих рыб, здоровенные крабы, ящерообразные лица, что-то аморфное и колыхающееся студнем, что-то совсем уж непонятное… Дальше, дальше, дальше, дальше… Тётя Шэрон рядом хмыкает, и Эми косится на неё. Она выглядит так, будто ей смешно, но под смехом что-то прячется. Что-то вроде… страха? Почему? — Вы ведь не первые, кто пытается ему навредить, — замечает Доктор. — Их было много, очень много. Что случилось? Что стало со всеми, кто приходил сюда воевать? Люди, лица крупным планом. Старые и молодые, смешливые и серьёзные. Гладкие седые волосы, гладкие чёрные, седые кудри, снова кудри, но тёмные и очень пышные; огромный пёстрый шарф, костюм с — ой, это сельдерей в петлице?! — радужный пиджак и голубой галстук в горошек, шляпа и зонтик с ручкой-вопросительным знаком; тонкое мечтательное лицо, ещё одно — старше, с длинным носом и отчётливыми морщинами на лбу, ещё одно — снова тонкое, со счастливой мальчишеской ухмылкой… Доктор-в-лохмотьях вдруг оборачивается и весело подмигивает им. А потом шагает вперёд, в голограмму, заставляя её рассыпаться на сияющие фрагменты. — Привет. Я Доктор, — да, да, в лохмотьях, почему ты не договариваешь?! — Так что… Бегите. «Атракси» стремительно взмывает в небо — под порывом ветра деревья трещат и гнутся, где-то на соседней улице начинает выть сигнализация. — Бегите, не оглядываясь! — довольно выкрикивает вслед инопланетянину Доктор-в-Лохмотьях и разворачивается. Эми больше не может не хихикать. — Что? — Доктор удивлённо приподнимает брови. — Ты… очень страшный, — сдавленно сообщает тётя Шэрон. И фыркает. Ага. Страшный-страшный. Особенно с этой дырой на коленке. И с отрывающимся рукавом. И волосы дыбом, как хохолок. — Чёрт, — растерянно говорит Доктор, подцепляя дыру пальцами. И тоже смеётся. — Ну… Вообще-то все мы хороши, — добавляет тётя, когда накрывший их хохот сходит на нет. — Эми, придём домой — ныряешь в ванну. Тебя надо отмачивать. Волосы особенно. Волосы? А что с ними?.. Ой. А почему такие жёсткие? И… и в чём это они? Что за гадость?! — Он, — тётя указывает на Доктора, — сказал, что это какая-то «питательная среда». Чтобы ты не умерла за те два месяца во сне… Что-что? — Какие ещё два месяца? Доктор и тётя Шэрон удивлённо (опять! почему?) переглядываются, не отвечая. — Ты сказал, эта штука сидела у неё в мозгу, — ровно произносит тётя. — Ты сказал, она будет в порядке. Это называется «в порядке»? — Если связь была односторонней, то да, может быть, — отзывается Доктор, зачем-то оглядывая её с ног до головы. — Спутанность восприятия, провалы в памяти… Эми, что последнее ты помнишь? До того, как проснулась в ТАРДИС? — Мы ездили к доктору в Глостер, — бурчит Эми — вспоминать это сейчас совсем не хочется. — Я его укусила, и тётя сказала, что я буду сидеть на втором этаже, пока не успокоюсь. И я не просыпалась в ТАРДИС. Я до сих пор сплю. Дома. Вы не настоящие. Кстати, жаль. Вы классные. Лучше, чем на самом деле… Они снова переглядываются. Да что происходит?! Что они такого знают?! — Эми, — очень странным тоном говорит тётя Шэрон. — Сейчас сентябрь. Середина сентября. Из-за этого Заключённого Ноль ты проспала два месяца. Как Рори проспал бы, только про него мы поняли, а про тебя — не сразу. Прости. — И ты сейчас совершенно точно не спишь, — добавляет Доктор. — Всё по-настоящему. Мы реальные. Ущипни себя, если не веришь. Именно так Эми и делает. За запястье, со всей силы… Ай!!! Больно! Действительно больно! Но это не доказательство, присниться такое тоже может… Как проверить? В какой книжке было про то, что во сне ты не можешь разглядеть ладони? Ладони обычные. Самые обычные. Чуть-чуть пыльные, с отчётливыми линиями — жизни, судьбы, чего-то ещё, Эми не знает, это мама умела гадать по рукам, а она всё не рассказывала. Картинка чёткая, не плывёт, не меняется. Даже шрамик на левом большом пальце есть — он остался с пяти лет, когда Эми впервые училась готовить… Но этого ведь не может быть. Этого не может быть. — Ага! — довольно подтверждает Доктор. — Именно! — Ты, — неуверенно говорит Эми. — Ты что, правда?.. Ты!!! — Тебе не обязательно его бить, — сообщает тётя, почему-то начиная улыбаться. — Я ударила его доской, когда он только заявился, и это была увесистая месть. — Т-ты-ы-ы… — выдыхает Эми, не слушая. Мир пошатывается, расплываясь. Горло перехватывает. Откуда-то берутся слёзы — много, ослепляюще много, и сморгнуть их не получается. Стереть тоже. Она шагает вперёд — неуверенно, не видя, куда наступает, — и её крепко обнимают. Пыль. Гарь. Излохмаченный воротник под щекой, прохладные ладони на лопатках. — Мне жаль. Мне очень жаль. — Прид-ду-у-урок, — всхлипывает она, вцепляясь в его рубашку. Доктор подхватывает её на руки, куда-то несёт; Эми не собирается смотреть, куда именно. Плевать. Он есть. Он здесь. Вернулся.

***

Эми отцепляется от Доктора только дома. За пару минут до того её тихие всхлипы сменяются мрачным молчанием. Стоит оказаться под крышей, как она разжимает руки, вырывается и уносится вверх по лестнице, игнорируя растерянное: «Эй!..» Пришелец недоумённо оборачивается к Шэрон, и она со вздохом поясняет: «Вспомнила, что обижена на тебя». Какой же это долгий день. А ведь на самом деле едва полчаса прошло… Эми сидит в своей комнате больше трёх часов. На уговоры не реагирует совершенно, разве что иногда швыряет что-то мягкое в дверь. Доктор успевает исчезнуть в ТАРДИС и вернуться в новом костюме (он выбрал галстук-бабочку, боже; впрочем, тот радужный кошмар из данных атракси ничто не переплюнет). Шэрон успевает порезать запеканку (получилось отлично, даже удивительно) и накормить пришельца (на клубничный джем в качестве соуса она предпочитает закрыть глаза), сложить посуду в раковину и даже набрать воды, чтобы сковородка отмокла. Солнце садится, за окном медленно темнеет, они оба изнывают от этого затишья. Что чувствует Эми, непонятно, но выходить она по-прежнему не собирается. В четверть седьмого Шэрон это надоедает окончательно, и она идёт жестоко врать. Говорить надо громко, чтобы услышала, и достаточно холодно, чтобы поверила… — Амелия, Доктор улетает. Ты будешь с ним прощаться? За дверью раздаётся грохот, наворачиваются со своих мест какие-то вещи. Две секунды, щелчок замка — и Эми появляется на пороге. — Как — улетает?! Он не может! Нельзя!.. По лицу у неё расползаются красные пятна, но щёки сухие, а голос подрагивает точно не от слёз. — Ну, ты ведь не хочешь с ним разговаривать, что ему остаётся? — замечает Шэрон, чуть отодвигаясь. Эми в ответ смотрит очень хмуро. Картину «я-смертельно-на-него-обижена-и-лучше-умру-тут-чем-прощу-хотя-мне-хочется» портит только отчётливое бурчание в животе. — Песни китов, — констатирует Шэрон, не сдерживая улыбку. — Пойдём, твой обед тебя ждёт. Когда они спускаются, она приобнимает племянницу за плечи. Эми, хоть и напрягается, не пытается сбросить руку. Доктор, до того метавшийся по кухне, тут же плюхается за стол напротив, пытается заглянуть ей в глаза. Безуспешно. Эми ест молча, глядя только в тарелку. Спустя буквально минуту пришелец начинает грызть ноготь. Потом, поймав на себе взгляд Шэрон, принимается теребить бабочку. Потом вскакивает, добегает до одного угла комнаты, делая вид, что разглядывает всё, что в ней есть, разворачивается и устремляется в противоположную сторону. Эми следит исподлобья за его перемещениями и демонстративно молчит. Похоже, сами они разговаривать не начнут. — Так, по порядку, — произносит Шэрон, отлавливая Доктора на середине пути и усаживая обратно. — Амелия. Честно и сразу, ответ определит твоё будущее. Ты всё ещё хочешь отправиться с ним? — Да! Кто бы сомневался, правда. — Доктор, ты всё ещё приглашаешь её с собой? — Да, конечно!.. Если ты даёшь своё разрешение. Ох, точно. Разрешение. За что. Ну почему он не мог вернуться лет через восемь, когда Эми была бы уже взрослой и могла решать сама… — Тётя? Шэрон трёт глаза и опускается на стул, опираясь локтями о столешницу. — Так. Вы оба, не перебивайте меня сейчас, ладно?.. Первое. Мне совершенно не нравятся такие вещи, но — Эми, тихо, я просила! — но они происходят. Глупо делать вид, что их нет. Эми, это не было разрешением, сиди! Дальше. Доктор. Я отвечаю за Амелию, так что — чисто гипотетически — если я отпускаю её с тобой, то она должна возвращаться здоровой, невредимой и в тот же день, когда улетела. Никаких «ой, я случайно перепутал цифру, нас не было год», никаких «ой, мы там сломали корабль и долго не могли починить, так что вот эта старушка — Эми, знакомься» или ещё чего-нибудь, на что у меня сейчас не хватает фантазии. Мне не важно, как ты об этом позаботишься, хоть Вселенную переделай, но это обязательное условие. Ясно? — Предельно, — серьёзно кивает Доктор. — Хорошо, — правда хорошо. — Теперь. Эми, я… — нет, сейчас это нужно сказать прямо так. — Я тебя не отпускаю. Пока… Закончить не удаётся — Эми взрывается. — Ты не смеешь так поступать!!! Я не стану тебя слушаться, я не… — Амелия Понд! Дай! Мне! Договорить! То ли получается её перекричать, то ли Эми просто давится вдохом, но она замолкает. Шэрон торопливо продолжает: — Пока что не отпускаю. Ты два месяца лежала без сознания… — Я в порядке!.. — И пропустила начало учёбы! И, насколько я помню, едва не завалила экзамены за прошлый год. Я не против того, что ты отправишься путешествовать, я смирилась, но ты это сделаешь не раньше, чем разберёшься со своей жизнью!.. Вот теперь она точно подавилась словами. Молчание выходит каким-то ошарашенным. — Ты закончила с едой? — тихо (в горле першит) спрашивает Шэрон. Получает в ответ кивок, пустую тарелку и отправляет её в раковину. — Хорошо. «Разобраться с жизнью» — это догнать программу и объясниться с друзьями. Мэлс на твоего двойника очень обиделась, так что имей в виду, будет сложно. — Математика… — уныло бурчит Эми. — И остальное всё… — Ну, с уроками я могу помочь, — неожиданно влезает Доктор. — Думаю, разобрать всё непонятное заново можно будет довольно быстро… — Точно? — устало уточняет Шэрон. Доктор корчит оскорблённую мину. — Шэрон Понд, мне больше девятиста лет, я побывал во всём времени и пространстве, я видел рождение и смерть Вселенной, я только сегодня спас вашу планету, не в первый раз причём, и быть репетитором по математике я точно способен! Эми, бегом за учебниками! Эми с топотом вылетает из кухни. Пришелец смеётся, вскакивает, лезет в холодильник с предвкушением на лице. Шэрон, выливая на губку средство для посуды, ловит себя на том, что улыбается. Синие сумерки снаружи сгущаются, клубятся, растворяя мир. Полицейская будка слилась бы с ними идеально.