Кто твой Друг?

      Я никогда не думал, что эти тупые предупреждения и разговоры в актовом зале имеют вес, что в них вообще есть какой-то смысл. Все родители понимающе кивали и изображали едва реальный ужас на лицах, но что как итог? Как минимум три ученика старшей школы планировали совершить самоубийство, а одному из них это удалось. Полина... Она шла к краю так самоуверенно и спокойно, словно робот, что я совсем не мог уложить в голове, что произойдёт дальше. И даже сейчас я не могу это сделать. – Эй, Ник, ты чего такой кислый? Что, бурная ночь вчера была? Чего не позвонил мне? – голос Макса так раздражает меня, что зубы скрипят. Его рука снимает с моей головы капюшон, и я поднимаюсь, лёжа до этого на парте. – Не трогай меня, понятно? – тихо рычу я, глядя на него, и снова надеваю капюшон. – Да что с тобой сегодня? Ты как дерьма хлебнул. Я вообще-то твой друг и ты мог бы хот… – его возмущение прерывает появление матери Феди в сопровождении полицейских. Я вдруг напрягаюсь, сам того не замечая, и с трудом сглатываю. – Воу, Ник… Что происходит?       Мой взгляд падает на Федю, и невозможно не заметить то, как напряжены его плечи. Но отчего-то его мать смотрит исключительно на меня. Я стараюсь делать вид, словно совершенно ничего не знаю, и опускаю взгляд в парту, сплетая пальцы рук в сдельном кармане худи. Нас вчера никто не видел. На крыше был только я, Федя, эта глухая и… Полина. – Вчера ваша одноклассница, Полина, была найдена мёртвой, возле одного из многоэтажных домов. Если кому-то что-то известно об обстоятельствах этого происшествия, я жду вас в кабинете директора до двух часов дня. Все показания будут записаны анонимно, это ради вашей же безопасности, – её голос звучит холодно и отстраненно, но думаю, что это результат её многолетнего опыта в органах. Мать Феди не может быть настолько хладнокровна к смерти бывшей девушки своего сына. Я просто не поверю в это.       В классе виснет немая пауза, мой взгляд бегает от одного лица к другому, и я замечаю одно и то же выражение – шок. В какой-то момент мой взгляд встречается со взглядом следователя и дышать становится тяжелее. Я вопросительно заламываю брови и приподнимаю подбородок. – Никита, после урока я бы хотела с тобой поговорить. В кабинете директора.

***

– Капюшон сними, позорище… – тараторит бабушка и мнёт в пальцах носовой платок. – Что на этот раз ты натворил, а? Признавайся. Почему здесь полиция? Ты ведь что-то знаешь, я уверена.       Я цыкаю языком и поджимаю губы, сидя в кресле напротив директорского стола. Руки всё так же лежат в кармане, пока мои мысли продолжают ворошить мой мозг, словно черви. Дверь громко открывается, и я лениво поворачиваю голову, глядя за плечо. На арене цирка всё те же? – Здравствуй, Никита. Мы хотим поговорить с тобой на счёт Полины. Ты часто задевал её и публично унизил на первом звонке, – мать Феди садится в кресло директора и сплетает в замок пальцы, держа руки на столе, а я просто не верю в происходящее. – Вы угараете? Что вы хотите услышать? Что это я? Ну конечно, легче повесить дело на первого попавшегося в руки, чем открыть глаза пошире. Признание будете из меня выбивать здесь или в отделе, а? – я скидываю капюшон с головы и придвигаюсь ближе, занимая ту же позу, что и женщина передо мной. Та лишь шумно выдыхает, прежде чем положить передо мной мобильный телефон. Мой, мобильный телефон. – Это вчера нашли на крыше с которой, предположительно, спрыгнула Полина. На последнем видео ты подталкиваешь моего сына к совершению самоубийства. – Что за хрень?! – я подрываюсь и бью руками по столу, отчего следователь прикрывает глаза на пару секунд. – Он не прыгнул благодаря мне! Спросите у глухой! Я спас вашему сыну жизнь, – мой указательный палец упирается в мою грудь, а затем я провожу всей рукой по коротким волосам на своей голове. Черта с два они повесят это на меня. – Вы вся такая правильная. Толкаете высоконравственные вещи со сцены актового зала, но совсем не знаете своего собственного сына. Вместо того чтобы рыться в моем телефоне, хоть раз залезьте в его.       Её взгляд остаётся таким же пустым и безразличным, но губы сжимаются в тонкую линию. Всё это время наблюдавшая за нами, бабушка стоит возле двери, прикрыв рот рукой. Когда я смотрю на неё, она отрицательно и медленно качает головой, а мои зубы сводит лишь сильнее. Ей всегда было плевать на меня. Она тоже мне не верит. Никто мне не верит. Я выхожу из кабинета и громко хлопаю дверью, направляясь прочь из этой ёбаной школы. У них нет доказательств. Я не звонил Полине и не писал. У них нет ордера на мой официальный арест.