Кто твой Друг?

      Я прихожу в себя в больнице. В глаза бьёт слишком яркий свет, и я накрываю их ладонью. Во рту всё ещё привкус крови, горло безжалостно горит и режет. Мысли о том, чтобы что-то произнести, и быть не может, ведь мне даже дышать трудно. В какой-то момент взгляд цепляется за капну рыжих волос на соседней голой койке. Девушка спит, укрывшись большим шарфом. Под рыжими ресницами остатки туши, но мне едва ли жаль её. Вернее... Я так запутался. Всё это время моя девушка, единственная кого я реально любил, была просто пустышкой. Подсадной уткой для глупого Ника. Но я не могу оторвать от неё взгляд сейчас. Хочу выгнать её и накричать, но не могу. Не только из-за швов и наложенных бинтов. Я просто не могу, ведь она здесь.       Её глаза открываются, и стоит им встретиться с моими, как их обладательница садится на постели. Она открывает рот, порываясь что-то произнести, но останавливается. Девушка прикрывает глаза и вздыхает. – Ник, я хочу всё тебе рассказать. Я уже сделала это в полиции и хочу, чтобы ты услышал всё лично от меня, – её руки греют мои и гладят пальцами костяшки. Что? Вика была в полиции и всё рассказала? – Друг шантажировал меня. Мы встретились в клубе, год назад. Он что-то подмешал мне и... И потом мне было плохо. Каждое его задание поощрялось дозой. А если я вела себя плохо, или же ты не верил в мои чувства и продолжал искать правду... Он бил меня. Во время ломок или же до них. Вот откуда те синяки. Вот почему мы переспали только на твой день рождения, а не раньше.., – я слушаю её и продолжаю рассматривать. Вика смотрит только на наши руки и дышит неровно. Всё же хорошо, что я не могу говорить сейчас, ведь иначе просто не дал бы объясниться. Моя рука сжимает её, и я мельком морщу нос, сглатывая. – Даже мой перевод в школу... Я должна была отвлечь тебя. Должна была цепляться, надоедать и занимать всё свободное время. Первые пару недель... Я притворялась, что ты интересен мне. Но потом я узнала тебя, Ник. Я правда люблю тебя и не надеюсь, что ты простишь. Но тогда, на стройке... Я не знала, что он приведёт тебя. Я даже не говорила ему о том, что ты ушёл утром, – она подносит мою руку к губам и прижимается ими, жмурясь и позволяя слезам течь по красным от стыда щекам. – Когда ты упал и начал захлебываться кровью... У меня вся жизнь перед глазами пронеслась. Не знаю, откуда взялась полиция. Её вызвала не я. Врач сказал, что ты будешь молчать ещё месяц и только потом начнёшь по-немногу говорить. Но всё будет хорошо. Правда.       Нас прерывает появление матери Феди. Она заходит и мягко улыбается мне, отчего брови хмурятся сами собой. С чего бы ей улыбаться мне? – Вика, не оставишь нас с Никитой на пять минут? – девушка выпускает мою руку из своих и поднимается. Я снова сглатываю и внимательно рассматриваю женщину, опускающуюся на край соседней койки. Вика исчезает за дверью палаты и в помещении виснет странное молчание. – Я знаю, что сейчас совсем не время для допросов, и что ответов я не получу. Однако мне нужно многое тебе объяснить и самое главное... Мне нужно сказать тебе спасибо. Когда мы нашли твой телефон, то проверили не только содержимое памяти, но и соцсети с почтой. Нашли сообщение с приглашением на крышу , которое было отправлено в день смерти Полины. Но мы не могли спросить обо всём в лоб, ведь иначе бы упустили такую прекрасную возможность узнать правду. Прости, я знаю, это незаконное вторжение в личную жизнь, но... Иначе нас бы ожидали два исхода. В первом ты умираешь на стройке, а во втором мы остаёмся в неведении о существовании всего этого, – женщина тяжело вздыхает, а я постепенно начинаю понимать. И чем больше узнаю, тем сложнее всё кажется. – Мы установили маячок под блоком питания, который и привёл нас на стройку. Следили за твоими переписками, но только теми, что помогали делу. Когда полиция нашла тебя, Вика сидела рядом, вся в крови. Раскричалась и сказала, что разрешит увезти тебя только вместе с ней. И рассказала всё в отделе... Не бойся, с ней всё будет нормально. Пройдёт реабилитацию, ещё пару бесед и проверок. Она такая же жертва, как и ты, – женщина поднимается и поправляет пиджак, а я стараюсь дышать ровнее. Когда ты не можешь ничего сказать, дышать тяжелее. Словно мысли, сидящие в голове, давят на грудь. Кажется, я начинаю понимать немых людей. – За помощь следствию и за подвержение твоей жизни опасности ты получишь вознаграждение и компенсацию. В долларах. Я знаю о том, куда ты потратишь деньги первым делом, поэтому решила сразу обменять валюту.

***

      Когда я захожу в класс, все смотрят на меня косо. Да, я могу говорить, ведь месяц моего больничного истёк, но всё ещё делаю это с трудом . Бабушка не разрешила больше пропускать. Весь мозг выебала за эти тридцать дней. Операцию сестры перенесли на лето и уже назначили дату. Осталось в себя прийти. Или же всё не так просто? Дело ещё не закрыли. – Эй, глухая, в твоём полку прибыло? – Дэн противно улыбается, а я шумно выдыхаю. Жаль, что мне плевать на тот бред, который несёт этот петух. Очень жаль. Возможно месяц молчания немного привёл меня в чувства. И даже не после всей этой дерьмовой истории, а после... После смерти родителей? Клин и правда вышибает клином.       Сегодня Вика не будет на уроках, ей назначили какие-то очищающий капельницы в центре. Выглядит она не лучше меня, но говорит, что очень благодарна Макаровой. Сама бы, добровольно, девушка никогда бы не бросила. Я сажусь рядом с Катей и кладу учебник на стол. «Привет, ласточка» – показываю я на языке жестов и усмехаюсь

***

      Выходной. Я открываю глаза и вижу, как лучи солнца гуляют в длинных рыжих прядях на соседней подушке. Мой нос охотно утыкается в мягкие волосы и жадно тянет воздух. Я обвиваю руками голую талию девушки и слышу тихий смех. – Ну всё. Отстань. Я и так не выспалась по твоей вине. Дай поспать? – Не дам..., – бурчу я в макушку и широко улыбаюсь. – Ты от меня теперь никогда в жизни не отделаешься, рыжая.