В это же время, через год. (by this time next year)

Университетская жизнь отбирает у Хинаты больше свободного времени, чем он мог предположить. Сам волейбольный клуб это пять часов в день, пять дней в неделю. Это получается двадцать пять часов, в то время как остальные занятия — всего пятнадцать. Почти как работать на полную ставку, с тем, что добавляется ещё домашняя работа и столько времяпожирающих заданий по чтению, что аж смешно — и да, ему всё ещё нужна реальная работа, чтобы платить за такие важные вещи, как еда и учебники. Он работает в 7-Eleven двенадцать часов в неделю, и этого достаточно, чтобы выжить на дешёвой, предварительно упакованной еде, которую в этом же магазине и покупает. Единственная хорошая вещь в Васеда — это Кенма. Когда он не занят изучением дизайна видеоигр или играми в Dragon Quest в рамках своих занятий, он подаёт ему и рассказывает о том, как его герои, Юджи Хори и Томонобу Итагаки, окончили Васеда. Он не говорит о том, о чём действительно думает, что когда-нибудь он хочет стать как они, но Хината видит это в его глазах, ту страсть, которой у него не было к волейболу. Когда Хината спрашивает его,  нравятся ли ему занятия, он не пожимает плечами и говорит: «Нормально». Он чёрт возьми улыбается и говорит: «Это действительно интересно». Хината же молчит о том, что он не разделяет того же оптимизма в отношении своего будущего: что последним известным волейболистом, окончившим Васеду, была женщина, которая играла только на национальном уровне в 90-х. Возможно, худшая вещь в Васеда это то, что Куроо тоже там. «Ты отстой, креветка», — говорит Куроо на практике, оперев мяч на бедре и щурясь на него критическим котёрым взглядом. Что Хината истолковывает как «ты отстой без Кагеямы», и он с гневом сотрясает воздух кулаками и прыжками, требуя: «Забери эти слова обратно!» «Тогда перестань быть отстоем». - Куроо спокойно пробивает мяч через сетку ему в голову и, когда Хината едва выполняет приём, испуганно вскрикнув, он добавляет: «В таком состоянии тебе точно сидеть на скамейке на Соукейсен». «Ась?» - спрашивает он, торопясь подобрать мяч и отправить его обратно через сетку. «Соукейсен», — повторяет Куроо. Хината наклоняет голову. «Чё это?» Куроо смотрит на него секунду, прежде чем расплыться в неприятной ухмылке. «Ты серьёзно? Не знаешь о Соукейсен? Это даже на церемонии было, ты спал, что ли?» «Мммм». - Вот вас совершенно ошеломили, а вы возьмите и попытайтесь вспомнить десять миллиардов вещей и обнаружите, что в памяти не сохранилось абсолютно ничего. «Ага, я так и понял». - Улыбка Куроо становится ещё шире, он даже вытирает проступившие слёзы. - «Ты не перестаёшь удивлять, креветочка. Может, тебе стоит подумать о том, чтобы глянуть это в интернете, когда вернёшься в общежитие». «Может быть, тебе стоит подумать…», — передразнивает Хината, прищурившись и руками взъерошивая свои волосы в странное «может-я-упала-с-сеновала-может-это-мейбилин», что у него на голове вместо причёски. За что Куро одаривает его таким взглядом, что он испуганно не испуганно взвизгивает и возвращается к каким-то упражнениям, что он, собственно, и должен был выполнять со всеми. Может быть, он и смотрит потом в интернете, но совсем не потому, что Куроо посоветовал. * * *  Оказывается, рекрутер из Васеда не преувеличивал, когда стиснув кулак, провозгласил Кейо их непримиримым соперником. Это серьёзно. Действительно, железобетонно, смертельно серьёзно у них. Это серьёзное дело называется Соукейсен, как сказал Куроо, и это происходит — прям офигеть — с эпохи Мэйдзи. Между двумя университетами проводятся особые матчи, которые выпадают на последние недели мая и октября. Самый главный ивент — бейсбол, к нескончаемому разочарованию Хинаты, но волейбол тоже в списке. И, разумеется, как по закону подлости, раз уж матч является таким серьёзным делом, а Хината — таким безнадёжным случаем, в день майского матча Хината не может найти свою клубную ветровку. «Кенмааа!» - он вопит, барабаня в его дверь за час до выхода на корт — при том сама дорога на поезде — час, о боже, он так он влип. К счастью, Кенма и Куроо живут в том же общежитии, лишь этажом ниже, и по крайней мере Кенму можно попросить помочь. «Кенма, спаси меняя!» Кенма открывает дверь на щёлочку и смотрит удивлённо. «Шоё?» «Кенма, я не могу найти свою форму и я опоздаю, ты должен мне помочь!» - он умоляет, потому что у Кенмы есть эта странная наблюдательная штука, что каждый раз, когда Хината теряет что-то, Кенма просто пожимает плечами и спрашивает: «Ты проверил под той грудой для стирки?» и всегда прав. «Твоя форма сейчас на тебе», — холодно отвечает Кенма. Он пьёт сок в коробочке и указывает на шорты с майкой Хинаты пластиковой соломинкой. «Да, но, это… — чёрт нет! Ещё и спортивные штаны тоже! Кенмаааа, помоги мнее!» Вздохнув, Кенма довтягивает остатки своего сока и бросает пустую коробочку через плечо в отвратительную кучу мусора, которая накапливается почти во всех комнатах мальчиков в общежитиях Японии. (Сам Хината накапливает кучу одежды, которую он планирует взять с собой домой на следующих выходных, потому что он, хоть убейся, не может понять, как работают стиральные машины в общежитии.) Они поднимаются по лестнице в комнату Хинаты — Хината с гораздо большей срочностью, чем Кенма, которому всё зелено или фиолетово и не нужно спешить, потому что ему не нужно быть в спортзале, к игре, которая начнется через два часа. Хината танцует между своей внушительной кучей белья, его отброшенной приставкой и приостановленной игрой Animal Crossing, кладбищем стаканчиков из-под лапши, да, из 7-Eleven, и выбрасывает всю остальную одежду из своего шкафа. «Где они?!» Кенма тем временем смотрит по комнате с выражением полной безмятежности и в конце концов говорит:  «Вот это?» Хината вылазит из своего шкафа, чувствуя проблеск надежды. «Что это? Где? Где?» Кенма указывает на черный рукав, высунувшийся из-под подушки, и Хината резко бледнеет, белый, как бумага. «Это. Не она», - выдавливает он. «Зато ветровка», — говорит Кенма, огибая отвратительные завалы Хинаты, и вытаскивает предмет одежды из-под подушки — затем моргает и смотрит на Хинату краем глаза. - «Размер большеват», — замечает он отстраненно. «Это не моё», — бормочет, не готовый к безумному, похожему на отбойный молоток стуку своего сердца, широко раскрыв глаза. Ветровка Кагеямы. Он не может сказать, что забыл о ней случайно. Очевидно, так как она была спрятана под подушкой. Несмотря на то, что из неё давно были выжаты все следы аромата Кагеямы, она всё ещё помогает ему заснуть, прижимаясь потрёпанными, растянутыми манжетами к щеке. «Ммм» — говорит Кенма, без любопытства, и кидает одежду на кровать. Он наклоняется, чтобы проверить на полу, пробираясь мимо пустых бутылок Calpis и Pocari Sweat. - «Хм, больше не вижу.» Хината лихорадочно тянет за волосы и пытается не смотреть на ветровку Кагеямы. «Кенмааа! Что мне делать?» «Я не знаю», — говорит Кенма, постукивая по подбородку. Его глаза возвращаются к кофте на кровати. - «Почему бы тебе просто не надеть, что есть?» Это звучит немного слишком заманчиво. На ней не написано «Васеда», но, наверное, ничего страшного, если надеть в поезде, а также очень неплохо бы прикрыть чем-то пропитанную насквозь потом майку по дороге домой. Он может просто снять её, когда выйдет на площадку, и, возможно, никто не заметит. Не то, чтобы на него особо будут смотреть, потому что Куроо был прав, и он не в основе, он на скамейке запасных. Кенма смотрит на часы в зоне бедствия, которая, должно быть, стол Хинаты, и говорит:  «У тебя нет времени». Поэтому Хината надевает ветровку, не потому, что она напоминает ему о Кагеяме, а по необходимости. Он проталкивает внутрь руки, берет бутылку Pocari Sweat из мини-холодильника и кричит:  «Спасибо, Кенма, пока!» Он абсолютно не опускает голову, чтобы почувствовать запах кофты, когда он втискивается в угол поезда, вытянувшись на свой максимум, чтобы держаться за одно из колец над головой. Он не признаёт покалываний в груди и снова задумывается о пуговице. Он совершенно точно не скучает по Кагеяме. «Ты опоздал, креветка», — говорит Куроо, когда появляется Хината, уже снимая кофту и комкая её в руках, чтобы никто не мог заметить, что это, на самом деле, не форма волейбольного клуба Васеда. «Я знаю и извиняюсь!» Он сбрасывает своё снаряжение на скамейку в рекордно короткие сроки и шлёпает себя руками по щекам.  «Я готов! Начинаем с…» «Разогревку делай сам», — говорит Куроо, и Хината замечает, что он уже снял свои спортивные штаны и куртку, и слегка блестит от пота лоб, когда он вытягивает руки за спиной. Он указывает головой в сторону корта. - «Мы уже закончили. Ждём своей очереди на разминку». Хината следует за его взглядом к волейбольной сетке и мгновенно давится своим сердцем. Кейо здесь, практикуют подачу, спайки и приёмы, и одна макушка с черными волосами выделяется над остальными, выполняя идеальный пасс за идеальным пассом для своей команды. Кагеяма по-прежнему выглядит хорошо, реально хорошо, в этих волейбольных шортах, которые обрамляют его зад таким образом, что Хината наконец понимает, насколько недооценивал их до этого момента, и Хината остро осознаёт, что, как бы сильно Кагеяма ни ранил его, Хината всё ещё хочет кинуться на него, как придурок. «Дерьмо», — бормочет он, не совсем уверенный, кому говорит, и ныряет на пол, чтобы размять ноги. Он намеревается сосредоточиться на своих икроножных мышцах, подколенных сухожилиях, но в конечном итоге всё время наблюдает за спиной Кагеямы, несмотря на все усилия против этого. Его глаза следуют за Кагеямой, когда он вытирает пот с верхней губы нижней частью своей майки, открывая живот, который все так же подтянут — и с чего ему не быть подтянутым, прошло всего лишь два месяца, хотя и казалось намного, много дольше. «Слюни вытри», — тс-кает Куроо, а через секунду мяч прилетает в голову Хинаты, предположительно подарок Куроо, и Хината соответствующим образом отвлекается от своего ностальгического разглядывания. «Я не… нечего вытирать!», — говорит он, хватаясь за ушибленное место, и одновременно напоминая себе, что это плохо, он должен злиться на Кагеяму, он должен ненавидеть его. Хотя он его не ненавидит. Он с ужасом осознает, что очень сильно скучает по нему. Наблюдать за Кагеямой со скамейки гораздо мучительнее, чем он себе представлял. Когда он снова представлял себе, что сражается против него, наконец, он всегда думал о том, чтобы прыгнуть мимо блока Кагеямы, с номером 1 на рубашке, взлетая высоко. Он разочарован тем, что сидит, руки сжаты, колени с тревоги подрагивают, наблюдая за игрой. Он должен болеть за свою команду, он знает, но действительно неловко, когда Куроо начинает подачу, и команда поддержки (полностью мужская, называемая Шокерами, без шуток) начинает свой речитатив, Хината в некотором роде хочет, чтобы Кагеяма отбил мяч и прямо вниз, хотя это так неправильно и совсем не в духе того, кто должен болеть за собственную школу. Он не может отделаться от мысли, что его место не в Васеда, а в Кейо, принимать пасы Кагеямы. Так игра превращается в пытку, и она продолжает оставаться пыткой до её окончательного завершения, Кейо торжествует (потому что Кагеяма всё ещё гений, и его команда сильнее), а Васеда обещает возмездие на октябрьском матче. Потом они прибираются, Хината застёгивается обратно, как вдруг ощущает чей-то пристальный взгляд, острый, как нож в спину, холодный и смертельный. Он поднимает глаза и видит голубые радужки, вперившиеся в него с площадки. «Эм», — произносит он, отшатнувшись, красный до чёртовых ушей, когда он осознает, что на нём надето, и перед кем он это надел. «Что-то не так?» - Куроо спрашивает, когда выливает оставшуюся воду себе на лицо, закрыв глаза. Кенма стоит рядом с выражением неодобрения на лице и полотенцем в руках.  «Н-нет. Ничего. Я просто… эм. Туалет». Куро открывает один глаз и бормочет: «Потом всё расскажешь», и Хината ускоряется в два раза, чтобы поскорее убраться оттуда. Он какое-то время дышит воздухом в коридоре за пределами спортзала, пока может. Кагеяма не следует за ним, поэтому он думает, что, может быть, он в безопасности, может, он не заметил. Но выглядывает за угол и видит Кагеяму, стоящего рядом с Куроо, белое полотенце, свисает у него на шее,  дико и, возможно, сердито жестикулируя руками. «О-о-о-о-о-о-й», — стонет он, даже когда любопытство зажигает его кровь, и он знает, что умрёт, реально умрёт, если не узнает, о чём разговаивают Кагеяма и Куроо. Он ждет, пока товарищи по команде Кагеямы позовут его, и Кагеяма разочарованно машет Куроо и уходит. Только тогда он вылазит из тени коридора и на цыпочках направляется за спину Куроо. «Так чего хотел Кагеяма?» - он спрашивает, и имя Кагеямы кажется странным во рту, потому что, хотя он много думал об этом, он понимает, что прошли месяцы с тех пор, как он ощущал его на своих губах. «Не твоего ума дело», — отвечает Куроо. Он берёт предложенное полотенце у Кенмы и вытирает лицо, как будто разговор на этом может закончиться. «Моего», — настаивает он, и, поскольку он обладает эмоциональным развитием достойным десятилетнего ребенка, он дёргает потный рукав Куроо и скулит: «Расскажии!» «Что, — говорит Куро, подмигивая, желание подразнить просвечивается в его кошачьих глазах, — только потому, что это Кагеяма, ты думаешь, это означает, что это автоматически касается тебя?» «Э-э, нет. Что?» - Пот внезапно выступает на его висках, хотя в сегодняшней игре он не играл ни секунды. Он нервно сглатывает и отводит глаза. «Я не это имел ввиду.» «Ну конечно», — говорит Куроо, ухмыляясь. «Куроо», — тихо и строго говорит Кенма. «Перестань дразнить Шоё.» «Ты на его стороне?» — Куроо спрашивает в недоумении. «Да», — говорит Кенма. После этого, похоже, начинается состязание в гляделки, и Хината опасается, что оно никогда не закончится, потому что он знает кошек и знает, что те никогда не моргают. Поэтому он проглатывает свою гордость и запрыгивает на спину Куроо, чтобы вернуть его внимание, обхватив всеми четырьмя конечностями вокруг талии Куроо, и он кричит прямо ему в ухо: «Эй, Куроо, внимание сюда! Что сказал Кагеяма?» «Матерь божья!» - Куро пошатывается под весом Хинаты. Пусть он и мелкий, но он разогнался, и, что ещё радует, он подрос на несколько сантиметров со средней школы. «Скажи мне ужее!» - он требует, и дёргает за чёрные волосы. «Просто скажи ему», - поддерживает Кенма, скрывая лёгкую улыбку. «Ладно, ладно.» - Куро срывает оковы из ног Хинаты и бесцеремонно скидывает его на твёрдый пол. «Он спрашивал о тебе». Хината, который упал плашмя лицом и наслаждается драматическим моментом инсценировки собственной смерти, мгновенно встаёт на ноги. «Что он спросил?!» Куроо проводит рукой сквозь свои извечно залёжанные волосы и вздыхает, как будто шутя над маленьким ребёнком. «Спокуха, креветка, и не дуйся. Думается, ты сам скоро узнаешь». Несмотря на все попытки, Куроо больше не даёт ни капельки информации. И хотя Хината считает, что его сердце должно омрачиться гневом, вместо этого оно наполняется чем-то вроде надежды. * * * Хината, честно говоря, мог бы предложить множество способов для этой надежды проявить себя. Кагеяма, появляющийся в 7-Eleven во время его ночной смены, не один из них. Автоматические двери дилинькают, открываясь, а Хината настолько отупел после трёх часов заполнения секций с конфетами на витрине, что даже не поднимает головы, а просто дронит монотонное «Добро пожаловать в 7-Eleven» и переворачивает страницу в журнале, который ему сейчас не положено, собственно, читать. Пауза, и затем знакомый голос говорит: «Привет» — и Хината тут же вскрикивает и ударяется локтем о витрину с причудливой жевательной резинкой, опрокидывая её. Чертовски, чтоб вы знали, больно, и… «П… ривет!» - Он вскакивает, чтобы собрать разлетевшиеся жвачки и привести витрину в некое подобие порядка. Так он спиной к Кагеяме, и чувствует себя защищённым, кидая поспешное: «Как дела?» «Хорошо.» Хината говорит себе, что он просто приветствует старого одноклассника, с которым он вроде не ладит, как он был бы вежлив с Оикавой или, например, с Цукишимой, когда тот в одном из своих самых вредных настроений. Здесь нет причин для треволнений. «Ну… ч-что ты тут делаешь?» — он спрашивает и внутренне съёживается от своего заикания, и так рад, что Кагеяма не видит его лица. «Просто покупаю ужин», — бормочет Кагеяма. Он зависает на мгновение, как будто, может быть, хочет ещё что-то сказать, и резко поворачивается на каблуках и идёт к аллеям. Хината оборачивается, после того как досчитал до ста, и с облегчением видит, что Кагеяма не смотрит на него. Вместо этого Кагеяма систематически проходит вдоль каждой аллейки, беря и осматривая дословно почти каждую чашку лапши быстрого приготовления, пока не находит ту, которая, очевидно, его удовлетворяет. Когда он поворачивается к Хинате, Хината паникует, хватает журнал, что читал ранее, и подносит его к лицу, будто и не смотрел на него всё время. Журнал, блин, вверх ногами. Он нервно смеётся, когда Кагеяма ставит со стуком свою единственную покупку. Он поднимает стаканчик дрожащими пальцами и пытается отсканировать его — роняет и пытается отсканировать опять. Если бы только его руки перестали дрожать. «180 йен, пожалуйста», — говорит он, и его голос это писк, стиснутый так сильно, чтобы не выпустить все остальные слова наружу. Какую чёртову пуговицу ты мне дал на выпускном? Самая громкая, самая кричащая мысль, которую не выпускает. Эта пуговица всё ещё в кармане его школьных брюк, что висят в шкафу родительского дома. Он не мог заставить себя выбросить её. Кагеяма безмолвно кладёт деньги на маленький синий поднос на прилавке. Хината рад предлогу отвести взгляд от него и сосредоточиться на кассе. Это помогает ему не обращать внимания на то, как горят его щёки, когда он спрашивает:  «А вообще, почему ты покупаешь еду аж в Синдзюку? «Я спросил Куроо, где ты работаешь», — хрипло говорит Кагеяма, знакомым жестом встряхивая чёлку, заставляя грудь Хинаты сжаться. «Ты что?» - Он роняет сдачу и ударяется головой о прилавок, когда поспешно наклоняется её поднять. - «Ой, б** — я, то есть, зачем? Зачем ты спросил это?» Кагеяма пожимает плечами и отказывается смотреть на него. «Ты был на скамейке». «Это только временно», — говорит он немедленно занимая оборонную позицию. Срабатывает рефлекс, чтобы встать и поднять кулаки, как будто они в старшей школе, а Кагеяма только что обругал его приёмы. «Ты сказал, что победишь меня, несмотря ни на что», — говорит Кагеяма скорчив гримасу отвратительной витрине с жевательной резинкой. «Ну… — да! Я победю! Побежду!.. Я не сдамся!» - Он не знает, откуда взялась эта бравада, но приятно говорить с Кагеямой, как когда-то, даже если они притворяются, что между ними нет большой проблемы. «Ты недостаточно тренируешься», — фыркает Кагеяма. Ага, тридцать часов в неделю, на самом деле. Хината думает, что это много. Но Кагеяма, вероятно, практиковался больше, когда ему было четырнадцать, и шёл поступать в Карасуно. «Почём тебе знать?» — говорит он обиженно. «Слушай, это не то». - Кагеяма вздыхает и откидывает волосы, бровь нервно дёргается. - «Это не то, что я хотел сказать. Я пытаюсь спросить, хочешь — помогу?». «Мне не нужна помощь». - Хината обижен самой мыслью о том, что ему нужна помощь, как будто он какой-то ущербный. Он засовывает лапшу Кагеямы в пластиковый пакет и бросает её на прилавок между ними, надеясь, что тот уйдет теперь и перестанет над ним издеваться. «С тобой так сложно», — рычит Кагеяма вместо того, чтобы уходить. - «Я спрашиваю, не хочешь ли ты снова потренироваться вместе!» Цвет сходит с лица Хинаты, а затем внезапно возвращается обратно, темнее и горячее, чем раньше.  «Ч-что ты хочешь?!» «Тренироваться». - Кагеяма словно кусками вырывает слова. - «Ты не в форме, ты пропускал тренировки в последний месяц старшей школы, ты на скамейке, когда почти три года всегда играл…» «Я же сказал, это временно», — говорит он. «Не важно.» - Кагеяма цепляет пальцами пластиковый пакет и опускает вниз вяло болтаться. - «Хочешь или нет?» «Да, но.» - Он кусает губу и чувствует, как тяжелеет желудок. - «Нет.» «Ну, это проясняет ситуацию». «Тебе не кажется, что это плохая идея?» — он спрашивает. «Не знаю, заметил ли ты, но…» — Кагеяма делает паузу, стискивает зубы и оглядывается. Когда он убеждается, что они одни, направляет взгляд на Хинату, тот самый, который означает, что он его точно убьёт, без суда и следствия, и говорит: «Если ты это кому-нибудь расскажешь — урою». «Э, ладно?» - Но внутренне весь сжимается и даже чуть подаётся назад, потому что как-то уж очень легко может поверить этой угрозе. «Я не… Особо… В лучшей форме тоже.» - Его щёки розовеют, и он спешит добавить: «Я не на скамейке или что-то в этом роде. Я всё ещё сеттер. Просто никто не может подстроиться под мой темп…» Как мог Хината. Хината знает, что это плохая идея, но он также знает, что его решимость слабеет. Он уже задает себе опасные вопросы типа «а что в этом плохого?» и «что худшее, что может случиться?» (Полностью потерять интерес к волейболу, оставаться в постели целый месяц, а не неделю, вылететь из университета, снова дать разбить себе сердце.) Дверь издает звуковой сигнал, когда в неё заходят ещё клиенты, пара девушек в школьной форме, что пришли купить снаки. Хината внезапно вспоминает свои рабочие обязанности и приветствует их, слегка преувеличенно, потому что Кагеяма всё ещё стоит перед ним с таким напряжённым выражением, брови сдвинуты, а рот — кривая скобка смотрящая вниз. Хината вспоминает, каково было целовать этот рот. Было тепло. Так тепло. Он открывает свой рот, не совсем уверенный, что из него выйдет (какую пуговицу ты мне дал, кто сейчас отбивает твои пассы, пожалуйста, уйди, пожалуйста, не заставляй меня снова через это проходить), и удивляет себя, произнося:  «Окей. Как насчёт по воскресеньям? " * * * Как и обещал (впопыхах, прямо перед тем, как девушки бряцнули свои пудинги на кассу), Хината в воскресенье едет линией Яманотэ целый час, чтобы встретиться с Кагеямой для тренировки. Он надел шорты и лёгкую футболку, и держит свою спортивную сумку на коленях, а поезд мотыляет его туда-сюда. По обе стороны от него уселись двое пахучих бизнесменов, все ещё под градусом с выходных и занимающих всё пространство подлокотника своими дипломатами. Стоя в проходе, пожилая женщина жалостно смотрит на него, и он наконец встаёт и уступает ей своё место. (Белые воротнички внезапно занимают меньше места, когда она присаживается.) Стоимость проезда означает, что он должен сам готовить свой обед два дня, но оно того стоит, и он пружинисто спрыгивает со ступенек, перебрасывает сумку через плечо и бежит к парку, где назначена встреча. Ему приходится извиниться перед нескольким пожилым женщинам, несущими продукты, кого он случайно задевает, прежде чем, к чертям всё, переметнуться на велосипедную дорожку. Ругательства мужчин на велосипедах громче и креативнее, чем у старушек, которых он чуть не сбил, но в них почему-то меньше злости, как будто признали его своим и поняли, что спешит человек. Кагеяма ждёт его в парке, сидит на скамейке, сумка у ног, сверлит взглядом свой телефон. «Кагеяма!» - он кричит — или пытается кричать. Он так запыхался от бега, что падает лицом вниз прямо под ноги Кагеяме, жадно глотая воздух. Сзади его рубашка уже липкая от пота, что стекает по пояснице. «Тупица», — говорит Кагеяма, завроде приветствия. Он тыркает Хинату ногой и говорит: «Вставай. Я уже разогрелся». «Я… тоже…» - он задыхается, всё ещё пытаясь вернуть контроль над собственным дыханием. Он смотрит на глупое хмурое лицо Кагеямы и на самом деле чувствует тепло по всему телу. «Может быть, это была не очень хорошая идея», — говорит он, признавая присутствие чувства трепета в животе и не особо радуясь ему, ни капли. «Ты уже хочешь сдаться?» - Кагеяма не медлит с обвинениями. «Нет! Просто — тебе не кажется… — что это не неловко?» «Не кажется», — говорит Кагеяма, хотя румянец на его лице говорит об обратном, и Хината задаётся вопросом, думает ли он о Ячи. Хорошая ли из неё девушка, познакомилась ли уже с его родителями. А Кагеяма, он согревает ей руки, дуя тёплым дыханием? (это самая глупая мысль за всю историю человечества, потому что сейчас практически июнь, на улице жарко, и Хината от самой мысли начинает потеть). «Всё неважно», — отмахивается Кагеяма, как будто не замечает очень большого слона прямо перед ними, — «Если не разогреешься должным образом, завтра всё будет болеть, и тогда эффективно не сможешь участвовать в занятиях клуба». «Фу, ты говоришь как Куроо», — говорит Хината, протягивая руку ему, хотя он действительно ненавидит делать что-либо только потому, что Кагеяма говорит ему это делать. «Какой смысл в дополнительных тренировках, если это просто разрушает твой обычный режим? Если ты не будешь на пике своей игры к октябрю, не жди пощады. Я тебя размажу». И это то, что нужно, чтобы разжечь костёр под задницей Хинаты, чтобы он вскочил на ноги и всерьёз начал растяжку: это их личное всегдашнее соперничество. «Я не дам тебе одолеть меня», — заявляет он, касаясь пальцев ног, стараясь не слишком сильно подпрыгивать, потому что Куроо говорит, что это вредно для мышц. «Этого я и жду», — самодовольно говорит Кагеяма. Он ждёт, пока Хината не закончит разминку, затем вертит волейбольный мяч, который он вынул из своей спортивной сумки, на пальцах, и каверзно поднимает брови. «Ты готов попрактиковать приёмы? Это всегда было твоим слабым местом». Хината более чем рад стараться показать ему, что тридцать часов практики в неделю могут сделать со слабыми местами. * * *   Он в комнате Кенмы, два месяца спустя, в субботу. Свисает вниз головой с кровати Кенмы, держа в руках свой DS, Кенма сидит на полу. Их головы близко друг к другу, каждый сосредоточен на своей игре. Хината пытается поймать полосатую стрекозу своей сеткой, при том поглядывая на «бабочку-крылатку», которую заметил в цветах, в то время как Кенма, по-видимому, выбирает самую лучший цвет, чтобы покрасить своего Furfrou. Это всё вполне обыденно, и Хината определённо не думает о том, как сильно он ждёт тренировки с Кагеямой на следующий день, когда Кенма поворачивает голову и целует его в губы. Как только он перестаёт краснеть и суетиться (что происходит довольно не скоро), Хината смотрит с невозможно широко раскрытыми глазами и взвизгивает:  «Что это было?!» «Я поцеловал тебя», - спокойно говорит Кенма. Его глаза вернулись к игре. После долгих размышлений он выбирает окраску кабуки. Вероятно, потому что это красный. «ДА ТЫ КАПИТАН ОЧЕВИДНОСТЬ!», — отвечает он, не зная, почему кричит, просто, вроде как требует ситуация. - «ПОЧЕМУ?» Кенма пожимает плечами. «Куроо поцеловал меня вчера.» Все, о чём Хината думал, что он он знал до этого момента, внезапно исчезает, и он быстро моргает. Он бросает свой DS на пол (прости, маленькая стрекоза, не быть тебе в моей коллекции) и хватает Кенму за плечи. «Что он сделал?!» «Поцеловал меня», — бормочет он, сжимаясь. «Ладно, хорошо, я, то есть, - Вау». - Он моргает ещё несколько раз и решает сесть на пол рядом с ним. - «Так подожди, какое это имеет отношение ко мне?» Кенма начинает проявлять признаки смущения. Кончики его ушей розовые, и он кусает нижнюю губу.  «Я хотел проверить, будет ли это так же, как тогда». «И, ну так как?» - Хината спрашивает, неуверенный, что хочет знать ответ. Кенма крутит головой.  «Не так.» «А как с Куроо было?» «Я не знаю, — говорит Кенма отрешённо. Он запрокидывает голову к потолку и закрывает глаза. - «Вроде. Приятно. И легко.» «Понятно», — кивает Хината, затем его внезапно озаряет другая очень весомая мысль. «Если тебе нужно сравнить, значит ли это, что Куроо был твоим первым?!» «Да, — говорит Кенма. Некоторая поспешность слов Хинаты не прошла незамеченной, потому что через секунду его глаза широко открываются, и он бросается спрашивать: «Это не был твой первый поцелуй, или..?» «Нет! Нет, точно нет». «Ох, хорошо», выдыхает Кенма с облегчением. И на этом, надеется Хината, всё. Конец дискуссии. Он думает, что его мозг может взорваться, если Кенма даже решит спросить — «Тогда кто это был?» — это самое. «Э-э-э…» - Он провёл руками по волосам, так что они еще больше растрепались. Обычно он не скрывает что-то от Кенмы, но это, это личное, а также финиш. - «Лучше не буду говорить?» «Это был Кагеяма, так? — говорит Кенма. Его сердце останавливается. «Откуда ты.?» «Легко догадаться», — говорит Кенма, пожимая плечами. «Боже мой.» Хината закрывает лицо руками и дёргает себя за волосы так сильно, что это больно, но это никак не отвлекает от жара, что  вспыхивает на лице. Он хочет превратиться в кучу пыли и развеяться по ветру. Он хочет умереть. «Неужели. Это. Настолько…» «Не аж так», — бормочет Кенма. - «Сколько?» Хината нерешительно заглядывает в него между пальцами.  «Сколько что?» «Вы встречаетесь?» О Боже. Если раньше Хината хотел, чтобы пол разверзся под ногами и поглотил его целиком, то теперь единственным желанием его было, чтобы Земля взорвалась, предпочтительно в сверхновую и сожгла бы их всех на месте. Увы, ему предстояло пережить этот разговор. Он выталкивает слова, хотя на вкус они горькие: «Мы, нет. Это было — в прошлом. В старшей школе». «О, » - говорит Кенма. Он поднимает взгляд и моргает, словно это не тот ответ, которого он ожидал. «Не смей спрашивать, чёрт возьми», думает Хината на себя, даже когда позыв становится всё сильнее, и он чувствует, как его губы уже формируют слова. Не спрашивай, не спрашивай, тебе незачем спрашивать — хорошо, чёрт возьми, просто спроси. «Почему ты решил, что мы встречаемся?» - он выпаливает. «Н-наю», - уклончиво мычит под нос Кенма, отрывая взгляд от своей игры. «Кенмааа!» - Это не крик, но где-то очень близко. Он падает на колени Кенмы — пожалуйста, пусть только Куроо не придёт любопытствовать, что за шум гам и не увидит эту кучамалу — и хватается за его плечи. «Давай, ты должен сказать мне!» Кенма хмыкает и держит свой DS над головой. «Я не знаю. Вы так ведёте себя, наверное?» «Мы не ведём себя никак», — настаивает Хината, хотя его сердце внезапно загадочным образом удобненько обосновалось в горле. «Не спрашивай моего мнения, если ты его  проигноришь», — раздражённо говорит Кенма. «Хорошо, хорошо, извини, как мы ведём себя?» Кенма вздыхает, понимая, что такими темпами не поиграть ему в состязания покемонов, а уж тем более — выиграть, выключает DS и бросает его на кровать. Он вперивает свои острые глаза в Хинату, пока тот не начинает ёрзать, и только тогда спрашивает: «Он тебе всё ещё нравится?» «Нет», — сразу следует ответ, хотя его лицо такое, такое горячее, что он думает, с дикой волной надежды, может быть, солнце на самом деле превратится в сверхновую и избавит его от этой судьбы. «Нравится», — утверждает Кенма. «Может быть, немного», — бормочет он. — «Но это не имеет значения. У него есть девушка». «Нет, нету.» Голова Хинаты вздёргивается так быстро, что он чуть не раскалывает её о каркас кровати, на которую они опираются. «Что?» «Нету», — повторяет Кенма. - «Никто не приходит смотреть его игры». «Откуда ты это знаешь?» «Куроо посещает все игры Кейо, для разведки» - Его щёки слегка темнеют, когда он добавляет: «Я хожу с ним». Хинате требуется время, чтобы осмыслить этот румянец, прежде чем слова доходят до его мозга, и он заставляет сдуться свои надежды прежде чем те успеют слишком раздуться, без его на то разрешения, и так потом окажутся снова в грязи. «То, что ты её не видишь, не значит, что её там нет», — говорит он. - «Она маленькая, так что вы можете и не заметить. Она была нашим менеджером». «Ячи-Сан?» — Кенма догадывается. «Да. Ячи.» — Ему до сих пор не нравится произносить её имя. «Не была ни разу». «Х-хорошо.» — Мозг Хинаты изо всех сил пытается найти оправдание, которое не приведёт к этому глупому, раздражающему чувству надежды. - «Только потому, что она не ходит, не значит, что они не встречаются, верно?» «Спроси его сам», — говорит Кенма. «Я не могу этого сделать!» Кенма одновременно вздыхает и пожимает плечами, и это в значительной степени универсальный признак того, что он потерял интерес к разговору и больше не будет его преследовать. Вроде «ок, моя хата с краю» на языке тела. И его лицо всё ещё немного тёплое, что напоминает Хинате, с чего они вообще начали весь этот разговор. «Погодь-погодь, ты сказал, что Куро поцеловал тебя, и это заставило тебя чувствовать себя приятно и легко?» - Он садится и снова хватает Кенму за плечи, начиная трясти. «Кенмаа! Ты, что, сейчас встречаешься с Куроо?!» Кенма сейчас очень похож на погремушку. «Нет?» «Но будешь?» - он давит дальше. Голос Кенмы внезапно похож на писк мышонка: «Возможно..?» «Гадость!» «Я не говорил ничего на то, что вы с Кагеямой целовались». «Потому что это Кагеяма, а Куроо — гадость». «Куроо не гадость». А вот и да, и Хината начинает подробно расписывать все причины, по которым Куроо — гадкое стрёмное существо, которое, вероятно, никогда не встречало расчёску в своей жизни. Ссора отвлекает его, по большей части, но где-то на задворках сознания приютилась мысль, зарылась глубоко, намереваясь обосноваться на постоянное место жительства. Может быть, Кагеяма не встречается с Ячи. Которая же эта чёртова пуговица? * * * Куроо и Кенма — странная парочка, вскоре решает Хината. Они странные, потому что почти ничего не меняется. Хината ожидал почувствовать себя третьим колесом, или его перестанут звать на  послетренировочные мясные булочки, или там что ещё. Вместо этого они в точности такие, какими они были, буквально ничем не отличающиеся, всё ещё касаясь локтей и плеч и украдкой поглядывающие друг на друга, когда другой не смотрит. Оборачиваясь назад, теперь довольно заметно, что они любили друг друга. (Кенма признался, что ему действительно нравится Куроо, под белым свечением своего DS глухой ночью, когда Хината засыпал его вопросами о слабостях команды, так как хотел доказать свою ценность и получить хорошую стартовую позицию в команде. Хината улыбнулся немного и ответил, вполне ожидаемо, что Куроо гадость.) «Вы всегда были такими?» - однажды он спрашивает после тренировки, поскольку Куроо с энтузиазмом машет Кенме, который ждёт их снаружи с не по погоде обернутым вокруг шеи шарфом, потому что сейчас сентябрь, и на самом деле ещё не так холодно. «Какими такими?» «Ты знаешь.» - Он жестом показывает руками, не зная, какие слова он ищет. - «Такими. Парочк-оватыми.» «Ну, я думаю", — говорит Куроо. Его рука легко скользит вокруг талии Кенмы, и Кенма, возможно, даже выглядит немного довольным этим. Он чмокает Кенму в щеку и говорит: - «Мы всегда были парой и просто никогда этого не замечали?» «Вероятно," — говорит Кенма, и он с вызовом смотрит на Хинату. Куроо следит за его взглядом и смеётся.  «Да, как и некоторые другие наши общие знакомые». «Я не понимаю, о чём ты», — громко заявляет Хината, может быть, слишком громко, потому что идущие рядом студенты кидают в его сторону раздражённые взгляды и отходят подальше. «Серьезно, просто спроси его и избавь нас от чёртовой драмы, капиш?» - Куроо говорит. Кенма кивает из-под руки Куроо, как будто говоря «да, очень просим». «Я собираюсь», — говорит Хината, хотя он ещё не решил, что действительно собирается, пока нет, но слово не воробей и не ворона, и оно вылетело и не забрать его обратно. «Как-нибудь в этой жизни?» - Куроо спрашивает. «В это воскресенье на тренинге», — тихо предлагает Кенма. «Нет, он сдрейфит, зуб даю», — говорит Куроо с этим раздражающим блеском в глазах. На кампусе Васеда красиво осенью. Здания песчаного цвета и высокие деревья, которые только начинают задумываться о смене гардероба, едва окрашенные цветами радуги, которыми покроются целиком. Деревянные скамейки и покатые холмы, и ровно нужное количество зелёной травы для идеального контраста с бетонными дорожками. Да, это красиво, но Хината не получает от этого особого эстетического удовольствия, особенно когда он дружит с такими хитрожопыми, как Куроо, который говорит такие вещи, которые его бесят и заставляют его хмуро смотреть под ноги. Бетонный тротуар совсем не интересен, но это то, на что он смотрит, когда он выпячивает грудь и говорит:  «На следующем матче я… поговорю с ним». Это через месяц. У него ещё четыре совместные тренировки, чтобы пялиться на красивые ноги Кагеямы и размышлять о Ячи и пуговицах. У него достаточно времени, чтобы подготовиться к встрече с Кагеямой на корте, и у него будет много времени, чтобы придумать план, как спросить Кагеяму о Ячи. * * *  На октябрьском матче Соукейсен Хината запасной, и он получает шанс сыграть после того, как основного игрока блокируют, наверное, уже пятый раз подряд, и тренер решает, что ему нужен перерыв. Вот так он оказывается лицом к лицу с Кагеямой на корте — или, ну, на столько лицом к лицу, на сколько возможно, когда между вами есть сеть, и вы будто смотрите через тюремную решётку. Тюремщики, то есть, соперники смотрят на тебя с такой силой, что твои колени превращаются в желе. Хината понимает, что вот он, его большой шанс доказать тренеру, что он материал для игры в основе, но обнаруживает, что сканирует толпу в поисках Ячи между сетами, вместо того, чтобы изучать команду противника что, как он знает, делать должен. Он не находит её. Это и выбивает из колеи и дарит облегчение. Кагеяма проявляет лучшее в способностях Хинаты даже сейчас, потому что он всегда так делал, а Хината не думает, что это игра воображения, что глаза тренера немного расширяются, или довольная ухмылка на лице Кагеямы, когда Хината чисто пробивает сквозь его блок. Эта ухмылка говорит о многом, и он обнаруживает, что улыбается, когда приземляется, так сильно улыбается, что его щёки болят, когда грубый Куроо обнимает его и говорит: «Хорошая работа, креветка!» и тренер делает вид, что не размахивал кулаком в воздухе только что. Игра доходит до третьего сета — сперва выигрывает Кейо, затем Васеда. Сначала Кейо набирает 20 очков, но Васеда сплочается, и вся команда кричит КАК ВАМ ВКУС МЕСТИ? после последнего спайка Хинаты, и он не понимает, что они выиграли, пока Кенма не выходит на корт, улыбается ему, и Куроо садит его себе на плечи. И через сетку Кагеяма, весь взмокший от пота, тяжело дышит, но, похоже, если только от Хинаты, он принимает поражение, если только от него одного. Они оба слоняются по залу дольше, давно собрав всё снаряжение, и застегнувшись обратно в свои клубные ветровки. (Хината в конце концов нашел свою под матрасом, что странно, но, вероятно, это не самое странное, что он ещё сделает в университете.) Когда ни одна маленькая блондинка не сбегает с трибун, чтобы ухватиться за руку Кагеямы и лепетать ему в уши, Хината берёт себя в руки, чтобы встать рядом с ним и спросить:  «Ячи не ходит на твои игры?» Не выходит жизнерадостно и гладко и совсем не то, что хотел Хината, но дело в том, что он это сказал, и теперь Кагеяма пусть понимает как хочет. Кагеяма смотрит на него так, словно он самый глупый человек на планете. "Зачем ей?" Жестоко, думает Хината, потому что он бы ходил на все игры Кагеямы, если бы он был его парнем. «Я не знаю», — говорит он, играя пальцами с ремнем своей спортивной сумки, поправляя его вверх и вниз, продлевая паузу. Он смотрит на Кагеяму и говорит своему сердцу, чтобы оно оставалось в груди. «Вы. Расстались?» «Расстались?» - Кагеяма говорит, прищурившись. - «О чем ты говоришь?» Не надейся, не надейся, черт возьми, ты, настоящий кусок человеческого мусора, Хината, что ты делаешь… «Ты и Ячи. Я знаю, что мы никогда не говорили об этом, но я слышал, как она призналась тебе, или ты признался ей, или что-то в этом роде, и ты попросили её официально в-встречаться с тобой». Он ненавидит себя за то, что он спотыкается на этом слове, ну на самом деле, но это самое трудное, чтобы вытолкнуть его из себя. «Хината», — говорит Кагеяма, и его голос тёмный, величественный и сильный. «Я никогда не встречался с Ячи». Его сердце игнорирует все его предупреждения и быстро начинает рваться из его груди. «Но… я слышал вас. Ты сказал что-то вроде: "пожалуйста, давай встречаться официально", под трибунами в феврале». Возможно, это даже был День Святого Валентина. Это настолько романтично, что его почти тошнит. «Ты, долбаный идиот», — говорит Кагеяма. - «Я репетировал признание тебе». Весь мир Хинаты вдруг оступается, и он вместе с ним, и весь рушится на его ослабшие ноги. «На выпускном», — говорит он и облизывает губы, вспоминая пуговицу в кармане в шкафу дома у мамы. (Вспоминая? Он думает об этом каждый день.) — «Твоя вторая пуговица пропала». «Да, я дал её тебе, помнишь?» «Больше похоже на то, что ты бросил её мне в голову!» «Ну да, потому что ты убегал!» Головы разворачиваются, и люди смотрят на них. Хината наклоняет голову и пытается говорить тише. «Это так глупо», — шепчет он красному лицу Кагеямы. — «Почему ты просто не сказал мне? Почему тебе нужно было практиковаться в признании, когда мы практически уже встречались?» «Вот почему я сказал официально, осёл». — Кагеяма выглядит так, будто не может поверить, насколько они оба феноменально ступили, и качает головой. — «Мы реально облажались, да?» «Да уж», — тяжело дышит Хината, чтобы заставить лёгкие функционировать наконец. — «Значит, я. Тебе на самом деле нравлюсь? Это не был мой бред? Это действительно случилось?» «Разумеется», — огрызается Кагеяма, словно обидевшись, что Хината мог подумать иначе. - «Как ты думаешь, почему я хранил все эти глупые записи, которые ты передавал мне, или почему я так разозлился, когда ты решил пойти в Васеда, лишь бы избежать меня?» «Я провалил экзамен Кейо», — с удивлением говорит Хината. Выражение его лица начинает отражать выражение лица Кагеямы. Как мы чертовски тупанулись. Кагеяма проводит руками по волосам, оттягивает прядь, что всегда свисает у него на лбу, словно изучает все ошибочные предложения, которые он спрятал в своём черепе.  «Значит, ты не просто злился, что я открыл всё Ячи», — медленно говорит он, складывая все карты вместе. — «Ты — ревновал?» «Ужасно ревновал», — говорит Хината, даже не стыдясь этого, и делает шаг ближе. Слишком близко. Кагеяма давится от неудачной попытки вдохнуть и кашляет, делая два быстрых шага назад. «Это не совсем подходящее место для этого», — говорит он, когда оправляется от импровизированного приступа кашля. «Тогда идём ко мне в общежитие», — говорит Хината, потому что им нужно во всём разобраться на 1000%, прежде чем могут возникнуть какие-либо новые недоразумения. «Что?» - хрипит Кагеяма. «Вернёмся в моё общежитие», — говорит он. Когда Кагеяма выглядит, как будто он может потерять сознание, он объясняет, как будто разговаривая с пятилетним мальчиком с повреждением мозга: «Вместо того, чтобы идти на поезд в Минато, идём в мою комнату, и мы договорим». «Я не… Эм…» «Тайком проведу тебя», — продолжает Хината, уже размышляя о поддельной карте личности и регистрационном списке для гостей, которых им действительно не разрешено приводить. - «Ты можешь надеть мою кофту Васеда. Это общежитие для спортсменов, так что ты отлично впишешься». «Твой размер слишком маленький», — говорит Кагеяма, как будто это большая проблема. «Тогда ты можешь надеть кофту Куроо, какая разница».  Он не позволяет такой мелочи, как размер, помешать очень важной беседе, которая просрочена более чем на полгода. Куроо, услышав своё имя — или приняв его как сигнал, чтобы перестать делать вид, что не подслушивает, — поднимает голову и кричит: «Что я?» «Мне нужна твоя ветровка», - кричит Хината. «Извините, креветко. Оккупадо.» - Он указывает на Кенму, который прижат к его боку и уже на самом деле, в той кофте, и ухмыляется, как будто черпает наслаждение в бесконечной муке, которую доставляет Хинате. «Кенма, это срочно!» - Хината говорит. Глаза Кенмы, такие острые и пронзительные, молниеносно мелькают от Хинаты к Кагеяме. Затем его рот искривляется в ультрамаленькой улыбке, и одним плавным движением снимает предмет одежды под вопросом и бросает Кагеяме. «Только смотрите, не испачкайте чем», — говорит Куроо. «Заткнись», — отвечает Кагеяма, когда он снимает свою кофту и суёт её в сумку. Знаки Васеда так хорошо смотрятся на его широкой спине, когда он надевает куртку Куроо, и Хината поражен тем, как сильно он хочет просто сесть ему на колени, и не слазить пока всё тело не задеревенеет. Да. У него не было таких мыслей в старшей школе. Шутка Куроо, должно быть, подстегнула его больше, чем он думал. Так, прочь такие мысли, пока они не завели его куда не надо, Хината отрывает глаза от спины Кагеямы и вместо этого начинает тянуть его к выходу. «Давай, давай, здесь два шага пешком», — говорит он. Кагеяма не отвечает, но ничего страшного. Остальная часть команды идёт в семейный ресторан, чтобы отпраздновать, но Хината говорит им, что у него разболелся живот, и они все понимающе кивают и позволяют ему сбежать. Они не задают вопросов про высокого, ссутулившегося парня, одетого в их форму, и Хината никогда не был так благодарен группе людей, которые пять дней в неделю подвергают его изнурительной физической пытке. (Университетские спортивные клубы больше похожи на спортивные конц-лагеря, чем школу, хотя Хината, вроде бы, ни на что не жалуется.) Хината бегло оглядывает их и забывает, он настолько взволнован, что буквально как попрыгунчик скачет вверх по лестнице, ловит Кагеяму, когда тот спотыкается позади, и волочит его в свою комнату. Как только ключ входит в замок, срабатывает сигнализация его нервной системы, и он начинает нести всё, что в голову приходит. «Так это, тут реально грязно, и я, наверное, должен был подумать раньше, хорошее ли это место для разговора, и я, кажется, должен извиниться, но, если подумать, я спас тебя от действительно отстойной поездки на поезде так что ты должен быть мне благодарен… " «Хината», — рычит Кагеяма, открывая дверь, и они стоят в его крошечной, размером с обувную коробку, комнате — «закрой рот». Хината закрывает. Он закрывает за ними дверь и роняет свою сумку на пол с грохотом, который должен быть громче, но его кровь гудит в ушах, и он думает, что ощущает тепло тела Кагеямы, исходящее на него. Они лицом к лицу, практически грудь к груди и так далее по списку, и Хината мог бы сосчитать отдельные ресницы Кагеямы, если бы захотел. Кагеяма нервно облизывает губы.  «Если ты так и останешься стоять без движения, я тебя поцелую». Обычно для Хинаты это почти нереально оставаться на месте, но, услышав эту угрозу — если он даже может назвать её угрозой, учитывая, насколько сильно он этого хочет, — он стискивает челюсть и все свои мышцы и концентрирует всё своё существо на том, чтобы не сдвинуться ни на дюйм. Кагеяма вжимает его в дверь, обхватывает лицо руками и нависает над ним с нахмуренным неспокойным выражением на лице. Хината затаивает дыхание, пока Кагеяма, наконец, не опускает голову и не целует его, а затем руки Хинаты мгновенно оказываются у него в волосах, так сильно тянут его вниз, что чуть ли не крошит их зубы. Кагеяма проскальзывает коленом между ног Хинаты, как будто бессознательно, и Хината чертовски гордится собой, что не трётся о него сразу же, потому что это всё ещё ново, всё ещё неуверенно, и он не хочет, чтобы Кагеяма сбежал, потому что у несдержанного Хинаты встал. «Черт, наконец-то», — бормочет Хината, когда Кагеяма отступает, чтобы посмотреть на него. -"Ты продолжишь, верно?» «Мы собирались поговорить", — отвечает Кагеяма, покраснев. Его пальцы играют с подолом рубашки Хинаты, как будто он обдумывает, сдёрнуть её или просто разорвать. «Да. Говорить. Правильно.» - Хината вытирает слюну с губ, но не двигается. Его руки в волосах Кагеямы, пальцы массируют кожу головы, поглощённые тем, насколько она мягкая, и как он жил, не зная этого, почти восемь гребаных месяцев. «Итак», — подсказывает Кагеяма. «Я думаю, что мы должны встречаться», — говорит Хината, потому что это кажется самым простым. «Да, хорошо.» Он моргает. «Это все? Просто «да, хорошо»? «Да», — говорит Кагеяма, и он снова целует его, сильнее, чем раньше, и Хината думает, что, может быть, такая мелочь, как нечто твёрдое снизу, всё-таки вряд ли может отпугнуть его. На самом деле, когда Хината прижимается ближе, он чувствует животом ощутимый ответный контур чего-то сильного  и тёплого, что очень лестно, и немножко поразительно. Они просто целуются, но это так приятно, и Хината чувствует себя покрасневшим, и никто ещё никогда не скользил рукой вверх под его майкой, и разве можно винить человека за то, что он несколько взволновался от всего этого? Видимо, Кагеяма  думает, что можно, потому что он выглядит испуганным, отшатнувшись.  «Извини, это… я имею в виду, ты знаешь — прости, я сейчас же…» «Все в порядке», — бормочет Хината, или что-то похожее на это, и тянется вверх, чтобы продолжать целовать его, зажав голову руками. Это нормально, это исключительно хорошо, так хорошо, что он может чувствовать это в кончиках пальцев ног; настолько неимоверно, удивительно хорошо, что он позволяет себе все вольности мира и обнаруживает, что кусает шею Кагеямы, чего он никогда раньше не делал, никогда даже во снах не мечтал сделать это раньше, и это потрясающе. Он предполагает, что Кагеяма тоже так думает, судя по тому, как он внезапно стонет и проскальзывает руками вниз, под резинку свободных штанов Хинаты. Он хватает, царапает ногтями по изгибу его задницы, движением, которое кажется сексуальным и будто хореография, и Хината был бы более рад этому, если бы он не подумал только о чём-то, что заставило его живот наполниться свинцом. «Эй, Кагеяма», — говорит он, пытаясь создать расстояние между ними. Кагеяма мямлит что-то, что может быть «Что?» или может быть «Что ты делаешь, чёртов придурок, вернись сюда сейчас же, ты только что сказал мне, что всё в порядке». «Ты — с кем-то ещё — пока мы были..?» — Он не может заставить себя сказать это. Если ответ «да», он надеется, что никогда не встретит этого человека, потому что он сам себя пугает, как хочет крови при одной лишь мысли, что к Кагеяме будет прижиматься кто-то, кроме него. «Нет», — говорит Кагеяма. «Ох.» - Он так рад, что резко падает вперёд, его лоб на плече Кагеямы и просто… держится за него. Сжимает его руки и прижимается лицом к шее Кагеямы и дышит немного легче, возбуждённая срочность в прошлом. — «Я тоже», — говорит он. «Так ты ещё…?» «Не говори», — шипит он, наклоняя голову, чтобы прижать рот к горлу Кагеямы. Кагеяма сглатывает, и Хината чувствует, как тёплая кожа подпрыгивает под его губами. Это самая интимная чёртова вещь, которую он когда-либо испытывал, а ведь он точно чувствовал член Кагеямы прижатый к его животу какие-то две минуты назад. «Я тоже, если это поможет». «Ни капли», — говорит он, потому что это всё равно слишком смущает. «Мы, наверное, не должны», — говорит Кагеяма, нерешительно убирая руки из-под штанов Хинаты, с пылающим лицом и видом,  словно он понятия не имеет, как они туда попали. «Наверное», — соглашается Хината, но он хочет, он хочет. Кагеяма прочищает горло и поправляет майку Хинаты, где он сдвинул ее и обнажил кожу. «Тогда. Хочешь посмотреть фильм?» «Да», — сразу же говорит Хината, очень рад освободить достаточно места на его кровати, чтобы зарыться в бок Кагеямы, вдыхая запах, по которому он так соскучился. Когда Хината обнимает его, мышцы Кагеямы напрягаются под его руками, но затем Кагеяма возвращает жест, и они смотрят фильм. В основном. * * *  «Итак, как всё прошло?» - Куроо спрашивает в понедельник утром, когда они делают растяжку, стоя на одной ноге, а другую притягивая за носок к своей заднице. Он ухмыляется, чересчур широко, и Хинате это не нравится. Поэтому он улыбается во все тридцать два и говорит: «Наверное, я должен тебе новую ветровку». Грохот падения, когда Куроо теряет равновесие, невероятно приятен для его ушей. * * * Они делают растяжку на траве в декабре; мягкие, статичные упражнения, которые являются заключительной частью их тренировок, пот капает с их лица и рук, когда они прижимаются носами к коленям и чувствуют удовлетворительную боль в мышцах. Парк сравнительно безлюден этим ранним утром, никого кроме сиротливых бегунов и бизнесменов, ковыляющих домой, после ночи проведённой в переулке, оттого, что слишком много пили и опоздали на последний поезд. Солнце только начинает выглядывать из-за горизонта, освещая деревья, ветки и облака. Сейчас холодно, так холодно, что Хинате вспоминается такой же день, в прошлое Рождество, когда он не мог вообразить, что его жизнь так сильно изменится, но при этом останется прежней. В это же время, через год, он гадает, что будет тогда по-другому? Он надеется, что Кагеяма будет там, с той же миной, когда дотягивается до пальцев стоп. Мина у него серьёзная. Он всегда выглядит серьёзным, во всём. Его глаза, естественно, сужены, а рот сурово стиснут, очень похоже на того вечно недовольного кота, что Кенма без устали репостит на Tumblr. Хотя ему нравится его недовольное лицо. Ему нравится всё в нём. И в тот момент Кагеяма смотрит на него и перехватывает его взгляд. И его рот растягивается в этой медленной, жуткой улыбке, но вместе с тем, такой пробирающей и настоящей, что Хината не может нести ответственность за то, что он произносит дальше. «Я люблю тебя», — выпаливает он. «Ты что?» - Кажется, Кагеяма забывает, как пользоваться руками и резко оседает в траву. «Люблю тебя», - говорит он, более твёрдо, более уверенно. - «Давай снова пойдём смотреть световое шоу в этом году. В Токио». «Я — это», — говорит Кагеяма, всё ещё ошеломлённый. «И обменяемся подарками. И ещё пирог», — взволнованно продолжает Хината. «М-я тоже.» Хината машет руками.  «Конечно, ты тоже, в этом и весь смысл съесть его вместе». «Нет, я тоже… О том, что ты сказал. В начале». Хината смотрит. «Кагеяма, ты стесняшкаешь сказать, что любишь меня?» «Нет», — шипит Кагеяма, что, конечно, означает «да». «Ты стесняешься», — говорит Хината, эта мысль приятным теплом разливается по телу. Даже если он не закончил растяжку, он встаёт, плюхается на колени Кагеямы и обвивает руками его шею. — «Ты любишь меня», — говорит он мягче, и он буквально видит, как его дыхание смешивается с дыханием Кагеямы. «Ну и?» — бормочет Кагеяма. Его руки поднимаются и сцепляются за спиной Хинаты, пальцами скользя по мягкому изгибу позвоночника. «Мне нравится.» — Он зарывается лицом в шею Кагеямы и улыбается. Пот на его коже высыхает, остывает, охлаждая его. В контрасте Кагеяма такой теплый, и Хината проскальзывает руками под рубашку, ворует его тепло, впитывая кончиками пальцев. «Что ты делаешь?» «Кагеяма», — счастливо вздыхает он ему в шею, хотя это не ответ. Он прижимает нос к успокаивающему пульсу Кагеямы и повторяет это снова и снова, потому что может.  «Кагеяма, Кагеяма, Кагеяма». Кажется, Кагеяма понимает этот странный ритуал, потому что он целует его макушку и бормочет: «Придурок», и даёт ему оставаться так до тех пор, пока они оба не дрожат, и не приходит пора возвращаться. Когда Хината проводит по сканеру своей картой студента, чтобы они оба вошли в общежитие, Кагеяма хватает его за руку и держит, сжимая так сильно, что болят суставы. Хината вопросительно смотрит на него и говорит:  «Что?» «На коньках ты тоже хочешь покататься?» — Кагеяма спрашивает. Ответ Хинаты выражается в том, что он прижимает его к двери, когда они уже в комнате, что он целует его, пока их рты не становятся красными и влажными, что он касается его широкими движениями под одеждой, в ошеломляюще громком бессловесном «да». (Он дарит ему зажим для галстука под фейерверком, и Кагеяма пришпиливает его на пиджак, хотя он совершенно не для этого был придуман, с тихо произнесённым «тупица» и губами, коснувшимися лба Хинаты.) * * * В следующий раз, это Хинату вербуют первым. Звонок из Национальной Мужской Сборной по Волейболу звучит в одно сонное дождливое субботнее утро, когда у них выходной, Хината удобно расположился в кольце рук Кагеямы, и они валяются на куче дешёвых подушек и смотрят телевизор. «Не отвечай», - говорит Кагеяма, когда звонит мобильный Хинаты. Его руки сжимают талию Хинаты и что-то горячее завивается в животе Хинаты. «Что, если это тренер?» - говорит он, протягивая руку, пытаясь притянуть к себе телефон силой мысли. - "Что, если экстренная тренировка?" «Даже демоны Васеда не могут быть такими жестокими», - говорит Кагеяма, кидая резкий взгляд на погоду на улице. «Кагеямаааа», - ноет он, делая хватающий жест руками. «Ладно.» - У Кагеямы руки длиннее, поэтому он достаёт до телефона и суёт его ему в лицо, прежде чем перестанет звонить. Хината останавливается, чтобы высунуть язык, прежде чем открыть телефон. "Алло?" Он ожидает, что тренер, или, может быть, Куроо или Кенма звонят из своей квартиры, чтобы поиздеваться. То, что он слышит, это очень ровный, вежливый голос, и Хината слушает только ещё пару мгновений, прежде чем начинает кричать, а затем он вырывается из рук Кагеямы, устроив взрыв подушек и опрокидывая открытую бутылку Pocari Sweat. Кагеяма поспешно останавливает разлив и бросает подушку на свежее пятно, потому что они оба неряшливые, им нет дела до мелочей, таких как пятна, и пристально смотрит на Хинату. "Что?" - он говорит, требует. Хината вопит бессвязно на него в ответ. Кагеяма тоже поднимается, но чтобы ударить его по затылку так сильно, что зубы клацают. «Перестань орать и начни говорить». «Национальная лига», - наконец он успевает сказать, когда строгий голос в его ухе просит его успокоиться. Ему всё равно. Его кожа гудит, его глаза мокрые, и он адски взволнован. Под кусачим взглядом Кагеямы он продолжает, взволнованным пискучим голосом: «Они предлагают мне место в команде!» "Ты согласился?" - Кагеяма спрашивает. "Ой, забыл!" - После того, как он дважды чуть не роняет телефон, он прижимает его к уху и говорит: «Алло? Да, я всё ещё здесь - да, простите, такое больше не повторится!» Он мечется по их смехотворно крошечной квартире настолько, насколько позволяет пространство, осторожно переступая через мусор, одежду и забытые учебники, пока незнакомец на другом конце ещё раз не представляется - Хината сразу же забывает его имя, потому что он слишком переволновавшийся идиот - и объясняет всё, иногда по несколько раз, когда Хината не может поверить, что это реальность, и ему нужно услышать это снова. На протяжении всего процесса Кагеяма сидит на подушках и смотрит на него с выражением усиленной концентрации, которую он обычно использует для подач. Он смотрит так интенсивно, что у Хинаты начинает чесаться шея, а под воротником - раскаляется кожа. Дождь, всё ещё стучащий в окно, кажется всё более и более приятным сейчас. "На что ты смотришь?" - спрашивает он, когда наконец закрывает телефон, тепло от предложения и взгляда Кагеямы всё ещё бурлит в его груди. Слова выходят немного более дефенсивно, чем он намеревался. «На тебя», - говорит Кагеяма, не повторяя кусачий тон Хинаты, уголки его рта медленно изгибаются вверх. "Ну, так я и понял!" - Он заползает на подушки рядом с ним и тычет пальцем ему в лицо. -"Чего такого со мной?" «Ты выглядишь счастливым», - говорит он, отмахивая руку Хинаты в сторону. "Я счастлив." - Так счастлив. Типа, очуменно счастлив. Он прижимается носом туда, куда ткнул, и наслаждается тем, как Кагеяма краснеет. «Итак, поздравляю». - Кагеяма прочищает горло и кладёт руку Хинате на волосы. - «Но я не проиграю тебе». «Уж постарайся. Не могу дождаться, чтобы снова ударить твои пассы», - говорит он. Одна только мысль об этом заставляет его ладони зудеть. Или, может быть, его руки просто печёт, потому что они так близко к талии Кагеямы, и он любит ощущать бедра Кагеямы почти так же сильно, как плотное сопротивление мяча. «Ты делаешь это каждое воскресенье», - фыркает Кагеяма. "В матче, в матче!" Он вздыхает и взъерошивает волосы. "Да, разумеется. В матче." Хината довольно ухмыляется и засовывает голову под подбородок Кагеямы. Он практически вибрирует с волнением, с желанием пойти к Кенме и броситься на него и на Куроо, и сообщить им новость, но он знает, что в этом моменте есть кое-что важное. Поэтому он обнимает Кагеяму за талию, прижав голову к его ключице, и слушает ровный, успокаивающий ритм его сердца. В конце концов его терпение вознаграждается, так как Кагеяма зарывает лицо в волосах Хинаты и прижимает губы к голове. Хината чувствует, как губы Кагеямы образуют слова: «Не волнуйся. Скоро я сравняю счет». Хината рассчитывает на это. be calm, be brave. Кагеяма не может дышать, он так счастлив. Его лёгкие и грудь слишком переполнены эмоциями, чтобы осталось место для воздуха. Это все невесомое сияние, это ощущение упорхнувшего нутра, это глупое, головокружительное ощущение, которое заставляет его гипер-осознавать своё тело. (Его ладони потеют, колени дрожат, а во рту сухо). Единственное, что удерживает его от того, чтобы задохнуться на месте, - это тепло кожи Хинаты под его руками, их руки обхватывают друг друга, плечо к плечу, так близко, что они дышат одним дыханием. Или они дышали бы, если бы Кагеяма действительно дышал - а он не может. «Расслабься», - хихикает Хината. Только этого крошечного дуновения воздуха достаточно, чтобы заставить Кагеяму дрожать, потому что он касается раковины его уха, и, очевидно, это своего рода чувствительная область для него. Он не понимает, как Хината может ожидать, чтобы он, чёрт возьми, расслабился, когда буквально все нервы в его теле, даже его проклятые уши, до предела настроены на клубок солнца и нежности в его руках, который, наконец, наконец-то, принадлежит ему. «Я расслаблен», - резко говорит он, но это ничего. Несмотря на то, что он держит Хинату, он делает это напряжённо: его руки - несгибаемые шланги, ладони - деревянные оглобли. «По крайней мере, обрати внимание на фильм. Это ты на нём настаивал в первую очередь». Голос Хинаты - высокий, требовательный скулёж. Он тычет подбородком в плечо Кагеямы и тянет одеяло вверх, пока оно не накрывает их с головой. Кагеяма не заикается, что ему не холодно, что его кожа горит даже в октябрьский вечерний холод без включенного обогревателя Хинаты. Он, по крайней мере, мог бы отлепить от себя ветровку Васеда, в которую он влез, чтобы пробраться в общежитие, если бы не думал, что это не поможет, не особо. «Я в курсе», - бормочет он. «Так смотри, - говорит Хината. «Я смотрю», - говорит он. Врёт. Что он на самом деле делает, так это наблюдает: губы Хинаты двигаются, когда идиот вытесняет слова, пытаясь наполнить тишину глупыми наблюдениями и преувеличенными реакциями каждый раз, когда кто-то умирает на экране. Кагеяма не комментирует, как Хината неистовствует о том, как круто там отрубили голову, ему не нужно заполнять тишину словами, потому что не она держит его нервы на пределе. И не то, что они сейчас вместе, со всеми их чувствами, открыто распростёртыми между ними. Настоящая причина, по которой он весь зажат и держит рот на замке, заключается в том, что если он позволит себе хоть немного расслабиться, его тщепетильно сохраняемый контроль рухнет, и он тогда он не сможет остановиться. А они оба чётко решили между собой, что им следует подождать, прежде чем делать - ну, что-либо. Что-либо большее, чем это. Всё, что касается рта и рук и потенциально меньшего количества одежды. Затем, почти как если бы Хината знает, что Кагеяма думает нечистые думы на тему его рта и прочего, голова Хинаты поворачивается и тянется к нему. В течение одного ужасающего (волнующего, удивительного, желаемого) момента он думает, что, может быть, Хината собирается поцеловать его и свалить их обоих через край кровати, но Хината просто щёлкает его по лбу и говорит: «Что ты хмуришься, глупый?» «Ничего», - он снова врёт. - "Это моё обычное лицо." - Он определенно не серьёзничает, чтобы скрыть, насколько он боится и нервничает. «Врун». - Хината останавливает фильм, затем садится на колени и смотрит прямо ему в глаза. Кагеяма сильно пугается от того, как быстро твердеет его стояк. - «Скажи мне, что не так», - продолжает Хината, не обращая внимания на пытки, которые доставляет Кагеяме. «Н-ничего!» - Его пульс взлетает до небес, и всё его лицо становится алым, он пытается оттолкнуть Хинату, прежде чем он сумеет что-то заметить, но Хината вцепляется ему в шею, как обезьяно-паук. - «Хината, отстань от меня», - отчаянно произносит он. «Нет, пока ты не скажешь мне, что тебя беспокоит». - Хината прижимается лбом к его лбу, их носы натыкаются, и его дыхание разбивается о лицо Кагеямы. Он пахнет немного жевательной резинкой, впопыхах вкинутой в рот по пути к общежитию, так как он знал, надеялся, что они в конечном итоге дойдут до этого. «Мы только что потеряли восемь месяцев, которые могли быть вместе, из-за того что мы облажались в общении, и я не позволю этому повториться». Кагеяма хмыкает разочарованным, смущённым шумом и отказывается смотреть ему в глаза. «Я хочу снова тебя поцеловать», - неохотно признается он. "Ты шутишь, что ли?" - Хината отстраняется, рот раскрывается от удивления, глаза широко распахнуты и блестят. - "Вперёд! Каким боком это проблема?" Кагеяма бормочет что-то слишком тихо, чтобы услышать. Хината наклоняет голову набок, с той очаровательной имитацией сбитого с толку щенка, каким он всегда выглядит. "Чегось?" «Я - может быть, я хочу больше, чем поцеловать тебя». Это так смущает, что он буквально шипит эти слова, процеживая их между зубами одним быстрым выдохом. Хината наклоняет голову на другой бок, продолжая выглядеть озадаченным, как он это делал, когда говорил Кагеяме три — нет, может быть, сейчас почти четыре — года назад, что в его бросках не было ничего убийственного, что он нормально примет их все, и он не видел, в чём проблема. «Опять же, совершенно не понимаю, как это может быть проблемой». «Нам нужно сбавить обороты», — бормочет Кагеяма. Хината задумчиво смотрит в потолок. «Как бы, если ты так хочешь, я не буду на тебя давить, но…» «Это не… я не хочу. Но это слишком быстро», — говорит он, затем колеблется, почти застенчиво добавляя: «Так ведь?» Потому что он не знает; у него нет никакого опыта в этих делах. На самом деле, Хината — его единственный опыт, и оба они довольно феерически облажались, и он не хочет, чтобы это закончилось очередной вспышкой огня в пепел. Чем бы это «это» ни было. «Хм», — хмыкает Хината, постукивая по подбородку. — «По-моему, если так поразмыслить, разве наш первый поцелуй не был почти год назад?» «На культурном фестивале, да». — Он уже красный, но от воспоминания его кожа пылает. Хината был абсолютно совершенен, прильнул к нему, сжимая его пиджак, как будто он никогда не хотел отпустить, целуя его в картонном лабиринте с призраками из папье-маше. Он много раз вспоминал этот момент за прошлый год. «Итак, если рассмотреть с этой стороны, то не так уж это и «слишком» быстро, как думаешь?» «Думаю, нет.» - Медленно, аккуратно, он кладёт руки на талию Хинаты, большие пальцы оказываются на его бедрах и рисуют там маленькие круги. Руки Кагеямы горячие, но Хината горячее. Причём, во всех мыслимых значениях этого слова. Его чёлка больше не мокрая от пота; пряди высохли как-то вразнобой, помятые и рассыпанные на лбу. Это, может, не очень привлекательно звучит, но глаза Хинаты ярко сияют, а щёки горят, и весь растрепанный вид действительно работает для него сейчас. К сожалению, ничто из этого не помогает его вставшей проблеме, которая становится немного неудобной. Он пытается сдвинуться, пытается скрыть это, но Хината замечает — вдруг его щёки тоже краснеют, и он издаёт тихое «О». «Заткнись», — говорит Кагеяма. «Я ничего не говорил!» «И не надо.» — Он пытается высвободиться, чтобы спастись от этого кошмарного смущения, но Хината крепче обнимает его за шею с каким-то отчаянным выражением в глазах. Затем он слегка двигает бёдрами, и Кагеяма клянётся, что видит чёртовы звезд. Он захлёбывается, рефлекторно сжимает талию Хинаты и толкается вверх. Затем он быстро закрывает глаза, потому что боится увидеть, какое выражение лица сейчас у Хинаты. Но Хината снова двигается, и Кагеяма чуть не давится стоном, его голова невольно откидывается назад. Хината дышит неуверенно и проводит пальцами по щеке Кагеямы. «Так нормально?» — он спрашивает. Его рот находится рядом с ухом Кагеямы, его дыхание тёплое. Кагеяма вздрагивает и думает, дерьмо, дерьмо, Хьюстон, у него проблемы. «Да», — говорит он сдавленно. «Хорошо.» — Глубоко вздохнув, Хината кладёт руки на плечи Кагеямы и снова двигает бёдрами. — «Хорошо», — снова говорит он с большей уверенностью. Он целует его, убирает руки Кагеямы со своей талии и вместо этого отводит дальше, за спину, и кладёт, а Кагеяма рефлекторно сжимает. И, наверное, Кагеяма начинает немного толкаться вверх и тянуть на себя Хинату вниз одновременно. Сначала немного больно — то хорошее больно, — но сухо. Проблема решается сама собой, когда спереди шорт образуется небольшое влажное пятно. Он никогда прежде не был так благодарен за стиральные автоматы, по крайней мере, это пятно ему не придётся стирать в раковине, таясь от мамы. Он понимает, что Хината тоже возбуждён, когда, пытаясь приблизиться, смещает их обоих, и член Хинаты упирается ему в живот, и это потрясающе. Он думал, что, когда он просто бездумно толкался в задницу Хинаты, было хорошо, но нет: зная, что Хината тоже наслаждается этим, оказалось ещё лучше. Каким бы потрясным ни был зад Хинаты ( а он такой, волейбольные шорты - да будут благословенны они, - как они облегают его, обтягивают во время прыжка, серьёзно, Кагеяма благодарит богов за них), ему удаётся отнять от неё одну руку. Хината издаёт протестующий звук, игнорируя шипение Кагеямы, чтоб был тихо. Он садистски ёрзает на ногах Кагеямы, и тот шипит: «Чёрт возьми, Хината», и слишком сильно толкается в него. «Кагеяма», — хнычет Хината, пытаясь снова завладеть его ртом. «Стой.» - Он уклоняется от рта Хинаты и плюет в свою ладонь. «Гх- Фу!» «Заткнись», — говорит он и облизывает пальцы, чтобы точно хорошенько их намочить, затем проскальзывает рукой в перед волейбольных шорт Хинаты, и вдруг Хината уже ни на что не жалуется. «О боже», — говорит Хината. Он прячет лицо в шею Кагеямы и тяжело в неё дышит. Впивается засосами. - «Чёрт, Кагеяма.» «Да, знаю», — говорит он, потому что он знает, он точно знает, что хочет сказать Хината. Они в одежде, и это быстро, липко и рукой, но это потрясающе. А самое приятное здесь то, что это только начало. Он представляет, что было бы, если бы их одежда не мешалась, если бы он на самом деле скользил в тёплом, влажном тепле Хинаты, как, возможно, Хината сначала накрыл бы его губами — и это опасно, слишком опасно, и он прикусывает стон, прежде чем  сделает что-то смущающее, например, кончит прямо в штаны. Хинату такие мелочи явно не беспокоят. Он беззастенчиво прижимается к члену Кагеямы, льнёт в руку Кагеямы. Его голова так и мечется, руки лежат на плечах Кагеямы, пальцы впиваются в мускулы, и он продолжает задыхаясь говорить короткие и  бессмысленные: «Да, да, Кагеяма, пожалуйста, да». Кагеяма не понимает, как у него это получается: нести такую фигню, однако звучать настолько сексуально. Ему тяжело даже просто оставаться в сознании, сдавливаемый с двух сторон своим рваным дыханием и раздувшимся счастьем, растущим под его грудной клеткой. И его эрекцией, что, вероятно, тяжелее, чем сейчас, в жизни не была ещё. Это происходит, когда Кагеяма сжимает, тянет и проводит большим пальцем по головке. А потом вдруг Хината издает какой-то задушенный звук и кусает его за плечо, и рука Кагеямы вся покрыта влажным и тёплым. Кагеяма не уверен, что делать дальше, поэтому он просто продолжает поглаживать его, пока тот, вроде, не вздрагивает легонько, а затем он мягко убирает его обратно в шорты и целует рыжую макушку. Когда прошло пять минут, а Хината так и не шевельнулся, Кагеяма говорит: «Хината?» настолько вежливо и кротко, насколько получается. Как бы он ни был обеспокоен общей коматозностью Хинаты и его схожестью с выброшенной на берег медузой, Кагеяма ещё не кончил, и он хотел бы что-то с этим сделать. Тем не менее, у него никогда не получалось быть напористым и не угрожающим одновременно, поэтому он пытается сделать свой голос тихим и низким, как успокаивающее вибрирующее мурчание. Это срабатывает, вроде. Вместо того, чтобы убежать с криками (или, что ещё хуже, напасть с криками), Хината открывает один глаз и мычит:  «Мм?» «Можешь… я это, если ты не собираешься… мне нужно…» Кошмар. Катастрофа. Он просто не может в столь смущающей ситуации, взять и сказать лаконичное: или закончи то, что начал, или дай мне пойти закончить это самому. «Чег..?» — В замешательстве Хината садится, пытаясь стянуть рубашку и штаны — и при этом он задевает эрекцию Кагеямы. У него замирает дыхание, а глаза расширяются. — «...Ох! Ты не…?» Кагеяма стискивает зубы и краем сознания желает утопиться в ложке. — «Нет, я "не». «Прости! Я, как бы, подумал, когда ты остановился, что у тебя тоже — но, эм, хорошо!» Он чудесным образом поднимается с колен Кагеямы, не задевая его снова, и указывает на промежность Кагеямы.  «Снимешь тогда штаны?» «Что?» «Снимешь штаны?» — повторяет он, как будто это разумная просьба, а не возможная причина преждевременной кончины Кагеямы. «Я слышал тебя, я просто.» - Кагеяма сглатывает огромный ком, вытирает потные ладони о простыни и смотрит в лицо Хинаты. Его щёки покраснели, глаза широко распахнуты, рот слегка приоткрыт. Он выглядит серьёзно настроенным. — «В самом деле?» — он говорит, потому что это кажется слишком замечательным, чтобы быть правдой, и он должен убедиться. «Мы уже решили, что это не слишком скоро, уже год прошёл». «Нет, да, но. Я имею ввиду.» Хината настолько серьёзен, настолько чертовски мил, ярок и совершенен, что Кагеяма не может на него смотреть. Он смотрит на колени, наполовину убеждая себя, что это не имеет ничего общего с тем, что он смущен. «Я продержусь всего секунду». Хината хихикает, пренебрежительно машет рукой. «Ничего страшного! Я не стану судить. Я сам буквально продержался минуты две, а ты ведь надо мной не смеёшься?» «Нет», — честно говорит он. Скорее, он гордился тем, что Хината кончил так быстро. Это подарило ему чувство выполненного долга, заставило его почувствовать, что, может быть, он хорош в этом, так что, может быть, когда-нибудь Хината захочет сделать это снова. «Тогда всё в порядке, верно?» — Хината наклоняется вперед и целует его в уголок рта, задерживаясь там ненадолго. - «Пожалуйста?» «Хорошо, просто.» - Он колеблется, хотя уже сдался, и добавляет: «Только не смейся». «Не буду, обещаю!» Ухмыляясь, Хината сползает с кровати, его штаны и боксеры сползают на середину бёдер, и нетерпеливыми жестами заставляет Кагеяму раздеться. Как можно более уверенно, Кагеяма вынимает себя из кровати и так непринуждённо снимает штаны и нижнее белье, что можно подумать, что он просто переодевается после тренировки в раздевалке. Тут уж или притвориться, что всё фигня, или полностью перегреть все микросхемы, или умереть, походу. Он садится на край кровати, как садится на стул в лекционном зале, нервничая и источая ауру отсутствия, маскируя свой страх за апатией. К счастью, Хината привык к драматизму Кагеямы и не даёт сбить себя с толку. Он опускается на колени на пол, проползает между ногами Кагеямы и выдыхает, а Кагеяма тоже вдруг выдыхает весь воздух в своих легких за один присест. Затем он закрывает глаза, прежде чем он сможет увидеть реакцию Хинаты, хотя Хината, вероятно, уже видел его член, хотя Хината сам и предложил это, потому что — потому что, ладно. Он не знает почему. Рука Хинаты мягко касается внутренней части его колена.  «Эй, Кагеяма?» «Что?» говорит он напряжённо. «Почему ты теперь не смотришь на меня?» «Потому что», — говорит он. Хината звучит по понятным причинам обиженным, но он не может придумать, как объяснить, что он умрёт, если посмотрит на лицо Хинаты, а Хината окажется менее чем воодушевленным от вида этой части Кагеямы. «Ты нервничаешь?» - догадывается Хината. «Конечно, я чертовски нервничаю.» - Он не хочет огрызаться, на самом деле не хочет, но просто — да, разве это не очевидно, приём? Что это ещё может быть? Ладони рук Хинаты скользят поверх бёдер Кагеямы, заставляя его дрожать. Он невольно скулит в глубине горла, когда Хината снова дышит на него. «Значит, ты не хочешь смотреть на меня?» - Хината спрашивает. «Конечно, нет.» Тупица Хината. «Ох, ну ладно.» Пауза «Хорошо.» Затем его внезапно охватывает тепло, и он задыхается, вслепую протягивает руку и хватает покрывало обеими руками. Одна из рук Хинаты нежно держит его, когда он начинает сосать. Во время этого первого (и, следовательно, по умолчанию, лучшего) минета в своей жизни Кагеяма быстро осознает две вещи: Во-первых, его хватит только на полсекунды. Во-вторых, он дурак, закрыть глаза, потому что это, эта невозможность видеть, как прекрасен Хината, когда он нетерпеливо берёт его, — это то, что фактически убивает его. Он открывает глаза, и это мгновенно. Вид Хинаты, на коленях между его ног, с выпуклыми щеками и яркими глазами, в сочетании с языком Хинаты, огибающим его вокруг, просто мгновенно толкает его через край. Он умудряется подумать, что, по крайней мере, продержался две секунды, на 100% больше, чем предсказывал, и едва успевает выкрикнуть предупреждение, чтобы Хината отстранился. Хината всё равно заканчивает с испачканным подбородком, и он пытается вытереть его своей рукой, но, опять же, руке ещё больше досталось. Он говорит что-то про гадость, вытирая краем своей футболки, и это просто… идеально. Хината идеален. Этот момент идеален. Ему удается натянуть нижнее белье по дрожащим ногам, прежде чем валится на матрас. Он поглаживает место рядом и улыбается, когда Хината послушно укладывается под боком, его голова на его плече, его волосы щекочут его нос, его руки обвиваются вокруг его талии. Кагеяма проводит пальцами по волосам Хинаты, замечая, что его руки дрожат, как дрожат его ноги, и он все ещё переживает этот момент. Он задаётся вопросом, пройдёт ли это когда-нибудь. Ему всё равно, пока Хината с ним. Что за розовые сопли? Аж не по себе. «Тогда", — задумчиво говорит Хината, после того, как они пролежали в своем холодном поту достаточно долго, чтобы стало липко и неприятно. «Хм?» - он весь внимание, продолжая погружать пальцы в пушистые волосы Хинаты, как будто его не беспокоит, что они сейчас лежат перепачканные в собственных телесных жидкостях. «Как ты думаешь», — начинает Хината, затем хмурится, сдвинув брови, словно он не может разобрать слов. «Просто скажи», — говорит он, мягко стукая костяшками по толстому черепу Хинаты. «Как ты думаешь, мне называть тебя Тобио сейчас?» Он содрогается. Только два человека используют это имя обращаясь к нему: его мать и Оикава Тору. Они также, буквально, последние люди на планете, которых он хочет ассоциировать со своим парнем. - «Ни за что.» «Что? Почему нет?» Хината снова обижается, поэтому Кагеяма мягко хлопает рыжий затылок и говорит:  «Мы всегда звали друг друга по фамилии. Кроме того, имя вызывает в памяти тех людей, о которых я не хочу думать». «Ну, разве ты не хочешь называть меня Шоё?» - Он определённо дуется, Кагеяма слышит это в его голосе. Он смотрит вниз и убеждается, что его нижняя губа действительно очаровательно выпячена. Он испытывает желание сказать да. Его желудок как будто переворачивается при мысли, чтобы называть его Шоё, но есть только одна проблема, а именно:  «О ком ты думаешь, когда кто-то зовет тебя Шоё?» «Э? Гм» - Хината моргает и уставливается в потолок. - «Думаю, о моей маме. И Нацу. И Кенме — о, чёрт, я забыл про Кенму!» «Именно», — говорит Кагеяма. «И именно поэтому я буду продолжать называть тебя…» «Кенма поцеловал меня», — продолжает Хината, садясь так быстро, что они сталкиваются лбами. «…Что…» - Кагеяма уверен, что он только что получил сотрясение мозга от их дословно лобового столкновения и поэтому бредит, потому что он никак не мог услышать то, что, по его мнению, он только что услышал. «Да. Он сказал, что Куро поцеловал его, и он никогда раньше никого не целовал, поэтому он поцеловал меня, чтобы узнать, было ли это то же самое, и… э-э-э-э-э». - Хината останавливается, и поворачивает голову назад, с таким выражением лица, как будто он только что отбил мяч в затылок Кагеямы: чистейшего ужаса. «Что?» — выпаливает Кагеяма. «Ты выглядишь так, будто хочешь кого-то убить», — сипит он. «Ну, может быть, и хочу», - отвечает он. Его кулак сжимается и разжимается рядом на кровати. Кенма слишком мелкий, чтобы бить, слишком слабый и не в форме, чтобы выдержать физическую расправу. Вместо этого ему придётся покалечить Куроо, как первопричину.  «Итак, было?» «Было?» «…" — он хмурится, даже не желая произносить проклятое слово, — "поцелуй. Это было так же? «О, я понял, ты ревнуешь!» - Он с облегчением смеётся, прижимаясь к плечу Кагеямы. - «Ни капли, это было совсем не так. Разве ты не видел их сегодня вечером? Они как приклеенные». Кагеяма издаёт звук, который можно описать только как рычание. Как мило, что Хината тут радуется, когда в животе Кагеямы всё ещё ворочаются отвратные чувства. - «Рад за них», - огрызается он. «Кенме я не интересен», — объявляет Хината, целуя его в щеку — просто и легко. Затем он улыбается как-то покорно, его глаза наполовину закрываются, и он добавляет:  «И даже если бы был, мне интересен ты». «О, боже», — невольно фыркает Кагеяма. Отбросив соблазнительное лицо, или что за чертовщина это была, Хината выпрямляется и громко негодует: «Что?» Хината выглядит настолько оскорблённым, что Кагеяма фыркает от смеха.  «Развёл тут романтику», — говорит он, проводя по сердитой морщинке между бровями, чтобы сгладить её. «Сам ты романтика», — говорит Хината, но он тоже смеётся. - «Смотри, ты кончил даже на живот!» «У тебя ещё и на подбородке осталось.» - Кагеяма указывает, и в клетке его рёбер расцветает тепло, своего рода тёмная гордость. «Ты — это твоих рук дело!» - Хината пытается схватить его, но Кагеяма ловит его руки, сжимает их пальцы и опрокидывает назад. «Ох, а я бы сказал, что твоих. И рта тоже?» - он подначивает. Завязывается борьба. Они вскоре оказываются на полу, сбивая мусор и бельё рассеивая их ещё больше по ковру, бутылки Pocari sweat закатываются под кровать. Кагеяма отрывается, снова целует его, потому что он такой прекрасный, потный и растрепанный в своей комнате в общежитии, окруженной расцветкой Васеда. Он отодвигается, улыбаясь, и Хината тоже улыбается. «Нам нужно привести себя в порядок. Кажется, уже время позднее», — говорит Хината. «Да», — говорит Кагеяма. Он не двигается. Он всё ещё прижимает Хинату к полу. «Типа, прям счас?» - Хината проверяет на прочность свои оковы. «Да», - снова говорит Кагеяма. Он смотрит на нос Хинаты. Это такой чертовски милый носик. Он снова чувствует нечто разливающееся в своей груди. Должно быть, это его сердце. «Эй, Кагеяма.» - Хината пихает его, прижав обе руки к его груди, пытаясь оттолкнуть его. - «Давай.» Кагеяма ворчит о том, что ему удобно, хотя в действительности он лишь пытается отсрочить дело, потому что он не хочет возвращаться. Он хочет остаться здесь, вдыхая потные волосы Хинаты и комнатный освежитель, который как-то дерьмово справляется со своей обязанностью перекрыть общий запах мужской общаги, и никогда не уходить.  «Через минуту.» «Чем раньше мы примем душ, тем скорее сможем вернуться в постель», — полагает Хината. Кагеяма напрягает шею, поднимая голову, чтобы моргнуть на него.  «А?» «Ты ведь останешься». Кагеяма снова моргает, медленно.  «Это разрешено?» «Технически, нет.» - Хината облизывает свои сухие губы и пожимает плечами, вероятно, стараясь выглядеть беспечно. - «Но Куроо и Кенма мои соседи, и они не станут меня сдавать». «Оу.» - Ну, в таком случае. Он кое-как отстраняется от Хинаты, затем кривится на грязные простыни под ними. Он скорее будет спать на полу рядом с кучей пустых чашек рамена, чем на этих мерзких вещах. - «А ты..?» «Фу, да, нам ещё придётся сменить простыни. Наверное, у Кенмы найдётся». «Чёрта с два!» - яростно выпаливает Тобио. Если Хината собирается просить людей о новых простынях, он может также повесить на шею сверкающий баннер, объявляющий, что двое только что славно провели время. «А? Почему нет? «…стыдно», — говорит он с пылающим лицом. «Это только Кенма. Он не говорит Куроо всё, знаешь?» Только этого не хватало. То, что он не проявляет свои эмоции на лице, почему-то хуже, чем прямострельные подколы и улюлюканье Куроо. «Ты как маленький. Хочешь, я один схожу, пока ты принимаешь душ, тогда тебе не придётся его видеть?» «Нет.» - Что означает "да". И Хината, это живое воплощение идеала, знает это. «Ладно.» - Он перебирает груду в своем шкафу и находит маленькую коробочку с мылом и свисающую с нее мочалку. Когда он поворачивается к Кагеяме, тот замечает, что под его губами есть ещё немного белого. Но Хината явно не в курсе, потому что он продолжает в неведении: «Вот полотенце и все причиндалы. А, и у нас общие душевые…» «Гм», - Кагеяма прочищает горло. «Там по коридору», — говорит Хината. - «Налево.» Кагеяма кивает. Его сердце сжимается. Хината всё ещё не замечает. Как сказать ему, чтобы не прозвучало пошло? Хината неуверенно смотрит на него.  «Ну, тогда я пойду? Думаешь? Разберёшься?» «У тебя всё ещё...» - Он наконец показывает себе на подбородок. Хината наклоняет голову в замешательстве, затем вспискивает и закрывает лицо, но уже слишком поздно, потому что Кагеяма уже видел его вспыхнувшие от стыда щёки. Кагеяма тоже осматривается, проверить, чтобы следы на животе не были слишком заметны или ещё что, и запоздало понимает, что он всё ещё одет в мастерку Куроо, и… «Ах, и тут…» - Он оттягивает её и тупо смотрит. «Вот дерьмо.» - Хината тоже смотрит. Затем он неохотно протягивает руку и говорит: «Ну, раз уже всё равно стирать», и вытирает ею свой подбородок. «Разве он не говорил, конкретно, чтоб не испачкали?» - Кагеяма спрашивает, на грани истерического смеха. Он пытается сдержать его, но оно само выходит, и серия гигиканья застаёт его самого врасплох. «Говорил», — отвечает Хината, и он тоже хихикает. В конце концов, Хината просто бросает кофту Куро поверх своего грязного белья вместе с простынями, говоря, что он позаботится об этом позже. Кагеяма принимает душ, а когда возвращается, на кровати лежат чистые простыни, а Хината ждёт с полотенцем под мышкой. Он озорно смотрит на Кагеяму, прежде чем подняться на цыпочки и поцеловать его, затем берёт мыло и прочее и практически бежит в душ.  Оставшись один, Кагеяма роется в своей спортивной сумке и натягивает сменную одежду. Затем он падает назад в кровать Хинаты и чуточку паникует в своей голове. Он не чувствует себя как-то по-другому, но в то же время всё изменилось. Раньше он спрашивал Хинату, был ли он всё ещё… ну, он вроде бы позволил теме затихнуть, но он имел в виду девственником. Он предполагает, что они оба больше ими не являются, с технической стороны вопроса, если не заморачиваться по двойным стандартам понятия, что это когда оргазм получает от кого-то, а не доставляет сам. Это не так сложно, как он считал. Он лежит на кровати лицом вниз и предаётся таким размышлениям, пока не устает даже думать — что всё вокруг вроде осталось таким, как было, и потеря его девственности, собственно, не имеет отношения к остальной части жизни — и тогда Хината возвращается в комнату и всё меняется, потому что это то, что он делает: он несёт перемены. Является их причиной, должно быть. «Ааах, так сразу лучше», — говорит Хината, снимая свои шлёпанцы в дверях и наклоняясь, чтобы покопаться в корзине для белья в поисках (предположительно) чистых боксёров. Кагеяма ворчит в ответ, находя разговор слишком сложной задачей. Он в процессе становления единым с кроватью. Он не уверен уже, есть ли у него кости. «Подвинься», — говорит Хината, как только натягивает новую пару боксёров. Когда же Кагеяма снова хмыкает и отказывается шевельнуться, Хината вздыхает, ползёт по нему и укладывается, как будто в норме вещей, в роли большой ложкой. О, нет, нетужки. Для этой великой цели Кагеяма собирает последние остатки сил и переворачивает их, лицом к лицу, так что никто больше ни большая ни малая ложка. Хината издает приятный звук и засовывает голову под подбородок Кагеямы, его волосы щекочут нос. Кагеяма не возражает — он просто обнимает Хинату за талию и зарывает свой нос в рыжей макушке. «Спокойной ночи, Кагеяма», — вздыхает Хината. Его дыхание задевает синяк, оставленный им на шее, и кончики пальцев Кагеямы что-то пронзает. И в животе что-то ворочается. Оп. Может быть, он чувствует себя немного по-другому. Немного вроде как, может быть, потому что не странно чувствовать разряды тока в теле, когда Хината дышит ему в шею. И возможно, что-то из этого может получиться, если он захочет. Но сейчас он устал. От матча, от эмоциональных американских горок, от путаницы чертовски глупых недоразумений и от получения первого оргазма от кого-то, кроме своей правой руки. Несмотря на то, что он настолько вымотан, что думает, что его кости могут растаять, а он весь превратиться в посткоитальную лужу прямо здесь, на кровати Хинаты, сегодня это чертовски здорово. Если бы Кейо не проиграл матч Соукейсен, он бы даже сказал, что всё идеально. «Спокойной ночи, Хината», — говорит он. Он колеблется, затем целует макушку. Хината хихикает и целует его подбородок в ответ. Он смотрит вниз на макушку Хинаты, прислушивается к его мягкому дыханию, чувствует нежный стук его сердца в груди и думает, что, наверное, всё всё-таки идеально.