История одного дежурства

Ломагин весь день убеждал себя, что не верит в приметы. Ну в самом деле — 56 лет, за спиной стаж работы на скорой столько, сколько иные не живут, а как мальчишка дёргается по поводу всяких пустяков. Ну подумаешь, пожелала продавщица в киоске хорошей смены, она же не нарочно — увидела его форму и пожелала. Но хоть и убеждал так себя весь день, на душе скребли кошки. Лишь к вечеру Ломагина отпустило — поверил, что обошлось. Ехали на последний рядовой вызов: пожилой мужчина, жалобы на умеренную боль в сердце. Сейчас отстреляются по-быстрому, и можно домой. Но по-быстрому не получилось — пациент оказался нервным. То наотрез отказался ехать в больницу, то резко передумал и стал требовать, чтобы везли скорее, то вдруг забеспокоился о своём рюкзаке, брошенном у лавочки — вызов был «с улицы», прохожие заметили задыхающегося на этой самой лавочке мужчину, и вызвали скорую. Лучше бы полицию вызвали… Костя принёс в машину злополучный рюкзак и, вручая его больному, заметил: — Больно тяжелый он у вас. Кирпичи что ли таскаете? — Нет, бомбу, — неожиданно пошутил пациент. «Пошутил ли? — подумал Владимир Юрьевич — Истерик, невротик, откуда вдруг прорезавшееся не к месту чувство юмора?». Неизвестно, о чем подумали другие, но в машине воцарилась тишина. Кулыгин резко дёрнул шнуровку рюкзака и побелел. Из-под холщовки торчал хвост самой настоящей бомбы — поржавевшей, испачканной в земле. — Никому из машины не выходить! — резко выдохнул Костя и потянул рюкзак на себя. Пациент в последний момент ухватил рюкзак за лямку и тоже потянул — в противоположное направление. Ломагин с Ушаковым кинулись разжимать сжатые пальцы мужчины. «Ещё чуть-чуть, почти, есть!» — воскликнул про себя Владимир Юрьевич. Костя схватил рюкзак и быстро зашагал к пустырю. Впоследствии, раз за разом прокручивая в голове эту ситуацию, Ломагин все старался понять, как же вышло так, что они вдвоём с Ушаковым не удержали этого психа в машине. Тот, почувствовав, что вожделенный рюкзак ускользает из рук, предпринял какой-то отчаянный рывок, буквально вывалился из открытой двери скорой помощи и бросился вдогонку за удаляющимся Кулыгиным. — Костя! — отчаянно закричала Рая. Ломагин судорожно вытащил из кармана рабочий телефон и набрал подстанцию. — Срочно вторую бригаду и саперов на наш адрес! — закричал он в трубку, боковым зрением отмечая, как бьётся в руках Ушакова пытающаяся вырваться Рая. Ещё мгновение, и псих догнал Константина, дёрнул рюкзак — послышался треск, и Ломагин, словно в замедленной съемке, увидел, как из рюкзака вываливается злосчастная бомба и падает на землю — прямо под ноги Кулыгину и этому ненормальному. — Ложись! — заорал Костя и первый кинулся вниз, закрывая собой бомбу… Ломагин лежал на земле и считал секунды, на каждом счёте с ужасом ожидая услышать взрыв. Четырнадцать, пятнадцать… двадцать один, двадцать два… На тридцать первой секунде он остановился и открыл глаза — в тридцати метрах от него лежал Костя. Живой, невредимый. Взрыва не случилось — бомба то ли отсырела за долгие годы, то ли изначально была бракованной. — Костя, вставай, — каким-то хриплым, незнакомым голосом крикнул Юрьевич. Но Кулыгин не отвечал. — Костя! — уже громче повторил Ломагин. Наконец, тот поднялся. Даже издалека, в начинающихся сумерках Ломагин увидел, каким бледным был Константин. «Как призрак», — подумал Владимир Юрьевич и тут же одернул себя за неуместное сравнение. Кулыгин наклонился над все ещё лежавшим на земле психом, взял его за шиворот и поволок прочь от бомбы. Мужчина не сопротивлялся — как-то покорно, словно сломанная кукла поплелся за ним. Рая сорвалась с места и понеслась к Кулыгину. — Костя! — опять воскликнула она — Костя, Костя! Добежала, уткнулась тому в плечо и судорожно зарыдала. «Все-таки зря Арефьева разрешила ей выйти на работу, — в который раз мысленно не согласился Владимир Юрьевич. — К чему ей такие нервотрепки?». Невдалеке завыли мигалки полиции. «Быстро они приехали, на соседней улице что ли дежурка?», — подумал Ломагин, как вдруг раздался грохот, и тёплая волна воздуха толкнула его в спину, повалив на землю. Вразнобой завыли сигнализации припаркованных машин, испуганно залаяла чья-то собака. — Все живы? — пробился сквозь эту какофонию голос Ломагина. — Живы, — эхом откликнулся поднимающийся в нескольких метрах от него Витя. Чуть позади растерянно озирался невредимый псих. — Живы, — приглушенно пискнула из-под прикрывшего её Кулыгина Рая. Звук полицейских мигалок, наконец, оборвался — машины подъехали и парковались около кареты скорой помощи. — Костя, — недовольно протянула Рая. Кулыгин не отреагировал. — Костя? — испуганно повторила она. Ломагин резко обернулся к ним. Кулыгин неподвижно лежал на пытающейся растормошить его Рае. На спине у него расплывалось тёмное пятно. — Костя! — охнул Владимир Юрьевич и бросился к Кулыгину. Вдвоём с Ушаковым они аккуратно приподняли Константина за плечи, позволив Рае вылезти. Ломагин, задержав дыхание, протянул руку к сонной артерии Кости. Через несколько невозможно долгих секунд Владимир Юрьевич почувствовал слабый пульс. — Есть! — выдохнул он. — В машину! Витя метнулся за носилками. — Мужики, помогите! — крикнул он на бегу паре полицейских, растерянно наблюдавших открывшуюся им картину. Вчетвером они погрузили Кулыгина в карету, захлопнули дверь, и только тут осознали, что за рулём никого… Коротко выругавшись, Виктор бросился из салона и пересел за руль. — Справишься? — крикнул Владимир Юрьевич. Ушаков, не ответив, включил зажигание и тронул машину с места. Владимир Юрьевич много раз слышал, как теряются лучшие врачи, когда лечить приходится своих близких, друзей. Педиатры со стажем вызывают внукам участкового врача. Однокашник Ломагина, блестящий окулист, пару лет назад обзванивал знакомых в поисках того, кто смог бы провести несложную операцию по коагуляции сетчатки его супруге. Но сейчас ждать вторую бригаду и искать замену было некогда. В глубине души Юрьевич понимал, что счёт идёт на минуты. Поэтому задвинул несвоевременные мысли как можно дальше, и словно на автомате начал делать то, что нужно в таких ситуациях. Перебинтовал, подключил к аппарату, надел Косте кислородную маску. От Раи помощи ждать не приходилось — она вжалась в угол машины и смотрела оттуда огромными остановившимися глазами, изредка хрипло всхлипывая. В какой-то момент Костя неожиданно начал кашлять и открыл глаза. Ломагин быстро наклонился над ним: «Костя, что? Как чувствуешь себя? Где болит?» Кулыгин сморщился и попытался ответить, но изо рта вдруг полилась тонкая струйка крови. «Лёгкое пробито», — пытаясь погасить подступающую панику, понял Владимир Юрьевич. — Рая, помоги! — рявкнул он. Вдвоём они посадили вновь потерявшего сознание Константина. Ломагин ввёл иглу, выпустил воздух из плевральной полости и отсоединил шприц. Взглянул на приборы. — Витя, долго ещё? — крикнул он. — Минут десять, пробки, доктор-Юрич, — откликнулся Ушаков. «Долго, не успеем», — подумал Ломагин. Подумал и понял, что не знает, куда они едут. — Витя, мы куда? Кто взял? — спросил он. — Склиф, — коротко откликнулся Ушаков. «Молодец!», — тепло подумал о Викторе Ломагин. Значит, не растерялся, успел согласовать институт Склифосовского, и везет довольно быстро — не так уж близко было до этого Склифа. «Остальное от меня зависит. От меня, и от Кости — должен выдержать, крепкий», — с надеждой взмолился про себя Владимир Юрьевич.