Ради Чуи

— Б-босс? Мне послышалось или…? — недоуменно спрашивает Чуя, растерянно глядя прямо на Огая. Ему чертовски странно осознавать полученный приказ, хотя он был готов к подобному развитию событий, когда только вступил в Портовую мафию. — Нет, тебе не послышалось. Все верно. Это только твоя миссия, Чуя-кун. — Мори качает головой и смотрит настолько пронзительно, что парень не может даже пошевелиться. Он понимает. О, он все прекрасно понимает. Вот только ему от этого не легче. — Больше никого не будет? — спрашивает рыжик. Он уже знает ответ, но все равно отчаянно надеется, что это всего лишь чья-то злая шутка (например, Дазая). Что ему сейчас скажут: «Улыбнитесь, вас снимают!», и все окажется хорошо. — Нет. Ты и сам прекрасно понимаешь, почему. — Огай расплывается в широкой и немного безумной улыбке, глядя на прямо на Чую. Накахара знал, что рано или поздно Мори захочет его убрать, так как он может быть опасен. И плевать тому будет, каким бы верным и полезным Чуя ни был. Парень был даже к этому морально готов. Еще с первых дней, когда он только-только вступил в мафию. По крайней мере, рыжику казалось, что он действительно был к этому готов.       Но узнать о предназначенной тебе судьбе и скорой смерти вот так, когда взаимоотношения с этой бинтованной скумбрией только-только сдвинулись с мертвой точки и перешли в правильное русло с намеками на нечто большее… Сколько рыжик дожидался тупого Дазай и не упомнить. Смотрел только на него. Хранил верность только ему. Любил только его. Любил безнадежно долгие пять с лишним лет.       А теперь, когда Осаму после пяти лет наконец-то ответил (дошло до слепца!) ему робкой пока взаимностью, Мори говорит, что ему нужно умереть. Вот так просто. Был человек. И вот его уже не будет. Его не будет, Чуи! И любви с Дазаем не будет, как бы сопливо это не звучало. В принципе, ничего уже не будет.       А что он хотел? Это ведь мафии, черт ее дери!       Накахара прикрывает глаза и глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться: — Я вас понял, Босс.

***

      Чуя задумчиво морщит нос, пытаясь хоть немного приоткрыть глаза. Над ухом у него что-то противно пищит, от чего ломит в висках и жутко раскалывается голова. В глаза будто песок кто-то засыпал, а горло печет так, словно у него там пустыня Сахара. Накахара дергается и тихо глухо стонет, чувствуя, как от этого горло неприятно дерет. Все его тело буквально вибрирует от предательской слабости, от чего даже шевельнуть кончиками пальцев кажется неподъемной задачей.       Настолько плохо Накахара не чувствовал себя уже давно. Кажется, так плохо он чувствовал себя только после использования Порчи в самый первый раз, когда еще рядом с ним не было Дазая, потому что в другое время Осаму все-таки успевал его останавливать, не доводя до такого состояния. Парень напрягся и попытался вспомнить хоть что-то, но ничего.       Как отрезало.       Его аккуратно поддерживают за затылок и подносят к губам что-то холодное и влажное, поя водой. Рыжик не напрягается, так как знает эти руки. Дазай, кто же еще. Только у него бывают такие твердые, но нежные пальцы. Только у него запястья перемотаны бинтами. Только от него пахнет шоколадом и яблоками.       Чуе не нравится, что он настолько беспомощный.       Подобная слабость…       С ним явно что-то случилось. Впрочем, что именно, и так понятно. Только Порча могла оставить его организм с такими последствиями, так что особенно гадать о причинах не нужно было. Но теперь стоило понять, почему он оказался после Порчи в таком состоянии. Кажется, он не должен был очнуться так. Или вообще не должен был очнуться — по крайней мере, подобное задание Мори именно такое развитие событий и предполагало.       Однако, Чуя все-таки очнулся.       Он выжил?       Почему?       Он ведь не должен был… Так почему? — Чуя… солнышко… очнулся… — голос Дазая над ухом звучит непривычно надломлено и устало, как будто тот долго-долго не спал. Там бесконечное чувство облегчения, что его, кажется, можно руками почувствовать. Рыжика глядят по пушистым волосам, аккуратно перебирая отдельные прядки. Чуя невольно расслабляется, чуть ли не мурча от счастья.       Дазай…       Успел-таки, любимый суицидник… А ведь Чуя даже не надеялся. Отправил ему sms-ку больше от безысходности и желания оставить после себя хоть что-то, чем реально надеясь, что шатен его спасет. А он гляди ж ты. Успел. — О… Оса… кха-кха… му? — тихо хрипит Накахара, медленно приоткрывая веки. Свет безжалостно бьет по глазам, от чего его голова буквально раскалывается. Парень дергается и тихо скулит, тут же прикрывая глаза. — Ну-ну, Чуя, все хорошо. Маленький мой, хороший… — тихо бормочет Дазай, продолжая гладить его по волосам. Рыжик невольно расслабляется и проваливается в сон, зная, что, когда он очнется, суицидник будет рядом. Иначе и не спасал бы.       Осаму следит за тем, как Чуя — его бесконечно и трепетно любимый Чуя — прикрывает глаза, засыпая, и облегченно вздыхает. Очнулся. Значит, теперь все будет хорошо. Дазай мрачно усмехается, трогая висящий на его плечах длинный алый шарф, на котором кроваво-красные капельки крови не были заметны.       Мори Огаю не стоило трогать его малыша Чу. Не стоило.       Только тот этого так и не понял.       За что и поплатился.