Ради Чуи

Это продолжение, которого никто не просил, но я все равно написала.

***

      Притяжательный.       Это было совершенно не то слово, которое Дазай Осаму использовал бы, чтобы описать себя, совершенно нет. Но это слово окружающие часто ассоциировали с его именем, опасаясь и пугаясь. — Одержимый псих. — говорили они. — Бедный Накахара-сан. — Этот маньяк когда-нибудь его убьет.       Конечно, все это было смешно. Дазай не был одержимым, маниакальным или притяжательным. Просто он действительно любил. И любой, кто не мог этого понять, явно никогда не любил никого так, как он любил своего безумно очаровательного и прекрасного Чую. Их любовь была чистой, и все, чего Осаму действительно хотел, было сделать что-то как можно более полезным и хорошим для его маленького милого Чиби — для него, чтобы он был счастлив и в безопасности, а главное, чтобы тот был с шатеном на всю оставшуюся жизнь.       Он никогда не даст своему напарнику уйти от себя.       Никогда и ни за что.       Он понимал, что Чуя не уйдет от него, ведь уже согласился стать его мужем. Это было не в характере Накахары обманывать кого-либо в чем-либо. Он никогда не стал бы обманывать Дазая насчет того, что любит его. Но Осаму все равно ничего не мог с собой поделать. Он слишком любил его, чтобы допустить даже минимальной возможности того, что рыжик захочет уйти от него.       Если его очаровательный Чиби скажет это…       Шатен, не задумываясь, убьет его.       Никто и никогда не получит его напарника.       Ни за что.       Дазай улыбнулся своему дремлющему прекрасному мужу. Уличные фонари, светящиеся сквозь жалюзи, бросали теплые отсветы на тело Чуи, которое казалось невероятно хрупким и эфемерным. Осаму жадно облизывается и качает головой, отчаянно напрягаясь, чтобы не схватить Накахару и не прижать к себе, ведь он хотел, чтобы тот выспался. Шатен с нежностью рассматривал то, как поднималась и опускалась с каждым воздушным вздохом, который делал рыжик, его грудь. Его красивые локоны раскинулись вокруг головы, как ореол, резко контрастируя с белой подушкой и белым одеялом, на которых он лежал.       Суицидник любил смотреть, как спит Чуя. Он любил делать это утром, когда встающее солнце освещает его хрупкий силуэт, но еще ему нравилось смотреть на то, как он спит ночью, когда его тело терялось в сумерках. Во сне он был красив и невероятно уязвим. Он был полностью во власти того, кто бы ни решил использовать его в своих интересах. И Дазай хотел, чтобы какой-нибудь бедный и больной на голову человек попытался бы рискнуть попробовать сделать это. Он невероятно сильно жаждал оправдания, чтобы пустить еще одну пулю между чьих-то глаз.       Чтобы у него было оправдание в глазах Чуи, даже если тот обо всем этом не узнает.       Накахара совершенно не был похож на Дазая. Нет, рыжик никогда не хотел убивать. По крайней мере, не просто ради удовольствия. Он был лучше и куда более сострадательным, чем Осаму. Чище. Он был таким, что его просто необходимо было защищать. И шатен счастлив бы был навсегда делать это. Он был единственным, рядом с кем так доверчиво засыпал рыжик, не ощущая и капли угрозы. Однако, во сне Чуя казался самым невинным, самым ценным. И это только одна из причин, по которой Босс Портовой мафии следил за ним каждую ночь. Ему нравилось вот так видеть своего милого мужа, ему нравилось его спокойное дыхание, то, как он настолько сильно доверял Дазаю, которому вообще никто и никогда не смел так неосмотрительно доверять.       Впрочем, на то они и были напарниками, чтобы их доверие было таким сильным и обоюдным.       Взгляд Осаму скользнул вниз и зацепился за синяк на горле Чуи.       Он поморщился, сильно сожалея.       Несмотря на то, что он искренне хотел полностью присвоить Накахару себе и показать каждому гребанному человеку на этой гребанной планете, что это очаровательное создание принадлежит ему, он не хотел ставить засосы и укусы в такое место, которое будет так трудно спрятать под одеждой. Он не хотел, чтобы кто-то глядел на эти следы любви, которые он оставлял на нежной коже рыжика. Они принадлежат, как и Чиби, только ему.       Больше никому и никогда!       Как правило, Дазай пытался успокоить Чую, помечая его исключительно ниже плеч. Но иногда он просто не мог контролировать себя в муках страсти. Даже несмотря на то, что Осаму никогда не чувствовал необходимости чрезмерно помечать тело партнера, он иногда мог не сдержаться. Кожа рыжика была слишком хороша для того, чтобы быть чистой.       Кроме того, пистолет Дазая устранял любые потенциальные угрозы или проблемы. Любой человек с бегающими глазами или сомнительными словами всегда был быстро избавлен от любви к милейшему Чуе-чану, который даже не подозревал об этом. Все-таки, Накахара никогда не думал, что был достаточно красивым, чтобы так много людей любовались им или жаждали его. По крайней мере, не настолько сильно, чтобы Осаму приходилось действовать с пистолетом. Именно поэтому шатен ничего не говорил ему. Не было необходимости доводить такие вещи до сведения Чиби. Не тогда, когда суицидник был настолько совершенен, что сам справлялся с абсолютно любой проблемой.       Благо, что ему, как Боссу, было довольно легко сделать.       Дазай улыбнулся, и его глаза расширились от волнения. Он такой хороший парень.       Спокойное и мерное дыхание Чуи слегка затруднилось и стало прерывистым. Его брови нахмурились, но веки все еще были плотно закрыты, прежде чем его черты лица немного смягчились, а розовые пухлые губы приоткрылись, словно он собирался что-то говорить.       Дазай мгновенно отказался от всех своих мыслей и полностью сосредоточился на том, чтобы слушать то, что собирался говорить его муж. Это была еще одна причина, по которой он следил за своей любовью почти всю ночь. Он не мог не интересоваться сонными и неконтролируемыми словами спящего Накахары. Обычно это была полная чушь, как это часто бывает, когда кто-то говорит во сне. Но Осаму не мог погасить иррациональный страх того, что однажды имя другого человека соскользнет с губ его любимого и обожаемого рыжика, пока он не проснулся, чтобы должным образом обдумать и проконтролировать свои слова, прежде чем что-то говорить.       Шатен боялся, что Чуя будет улыбаться или краснеть, произнося нежные слова любви и желания о ком-то еще. Дазай стиснул зубы в ожидании, уже боясь и морально готовясь к этому, но Накахара только вздохнул, прежде чем снова закрыть рот и завозиться. Его рука слепо потянулась к Осаму вслепую, шаря по кровати в своем блаженном сне. Рыжик нахмурился и захныкал, когда не смог найти своего мужа. Он завозился и начал хмурится, собираясь проснуться.       Суицидник был не в силах отказать Чуе хоть в чем-либо, чего он желал, поэтому сразу же схватил его руку своей, переплетая пальцы. Он с обожанием наблюдал за мгновенно успокоившимся мужем, который, казалось, думал только и только о нем, даже в глубине сна. Он посмотрел на свои собственные пальцы, гораздо более длинные, чем у его Накахара, и снова темно и немного безумно улыбнулся. Все было хорошо. Имя другого человека не прозвучало.       И не прозвучит.       Дазай позаботится об этом. — Осаму, ты — идиот. — сонно бормочет Накахара, зарываясь в объятия мужа поплотнее и кладя ему голову на грудь, чтобы слушать его сердцебиение. Он морщится и ерзает, пока тот не накрывает его теплым одеялом, после чего успокаивается. — Я принадлежу только тебе. И ты это знаешь. — Знаю. — соглашается шатен, хотя он и не чувствует полного облегчения. Он все равно слишком сильно беспокоится о том, что его Чиби кто-то попытается забрать.       Он не думает, что когда-нибудь сможет убить Чую — только не его.       Но вот любого, о ком тот будет думать, или того, кто захочет присвоить его рыжика себе…       Они не выживут.       Чуя принадлежит только Дазаю.       И будет принадлежать до конца времен.