***
OST: Gordon Withers — Tools and chrome
2000 год
Ранней весной, незадолго до четырнадцатилетия Ману, его родители все-таки развелись. Без участия адвокатов, бумажной волокиты и визитов к нотариусу не обошлось. Половина дуплекса, принадлежавшая по документам отцу, вытерпела напоследок несколько грандиозных скандалов. Пока тянулся бракоразводный процесс, Ману морально настраивался на переезд, а фрау Нойер плотно подсела на антидепрессанты. Красная упаковка, найденная в ящике под раковиной, настораживала и приводила к нехорошим выводам. Накануне судебного заседания внутри оставалось только три таблетки. Ману почти не нервничал. Ситуацию он давно принял как данность: родители разведутся при любых обстоятельствах. Это нормально. Некогда он мучительно тосковал по отцу, остро воспринимая его отсутствие, а теперь, наоборот, предпочитал пореже пересекаться с ним. В мартовском номере «Der Spiegel» Ману прочитал, что за прошедший год в Германии распалось около двухсот тысяч семей. Неизвестный журналист почему-то радовался статистике: «Уверенно шагнем в новое тысячелетие с показателями, которые внушают оптимизм. Преемственность поколений и старые немецкие традиции всегда будут важной повесткой для общества», – пафосно заканчивалась статья. Ману философски заключил, что порой расставание — неизбежность, и никакая социальная «повестка» не поправит дело. Все однажды разбивается, разрушается или портится. Как, например, сломанные наручные часы «A. Lange & Söhne», которые Ману сначала выпросил у мамы, а теперь таскал в боковом кармане рюкзака. Вообще-то, он намеревался самостоятельно их починить. Но блестящая затея вдруг обернулась провалом, о котором ему напоминали царапины на корпусе. Ману сохранил часы в качестве талисмана. Марси авторитетно заявлял, что Ману глубоко заблуждается: – Тебе просто не встретилась еще классная девчонка. Держу пари, твой фатализм быстро испарится, попрыгунчик. «Зря дедушка Вилли подарил ему толковый словарь», – только и вздыхал Ману. С недавних пор старший брат конкретно помешался на девчонках и прочей «романтической лабуде». Футбольные матчи и школьные отметки перестали его волновать. Марсель обзавелся какими-то секретами, частенько пропадал по вечерам, а когда возвращался – насвистывал под нос дурацкие попсовые мотивы. Иногда он загадочно улыбался в пустоту, и со стороны это выглядело довольно жутко. Впрочем, решение судебной коллегии по гражданским вопросам убедило Ману, что юношеским фатализмом он заразился не напрасно. – Dura lex, sed lex, – торжественно объявил Петер Нойер бывшей супруге, когда они вместе покидали зал заседаний. Дуплекс он отвоевал, но уважение собственных сыновей утратил окончательно. Аккурат в день своего рождения, когда положено задувать свечи на праздничном торте и загадывать желание, Ману помогал дедушке Вилли загружать коробки с пожитками в микроавтобус. Прощание с отчим домом получилось скомканным. Из-за голых стеллажей и распахнутых настежь шкафов комнаты выглядели чужими, осиротевшими, неродными. В коридорах гулял сквозняк, половицы на веранде поскрипывали под ногами. Мануэль несколько минут неуверенно топтался на крыльце, пока автобус ему не посигналил. Настала пора перевернуть страницу: здесь он был лишним. Переселившись к дедушке, братья Нойеры застолбили за собой просторную мансарду с огромным панорамным окном, выходившим на просеку и заброшенную фабрику. Когда солнце по утрам выглядывало из-за пушистых макушек деревьев, оно заливало яркими золотистыми лучами каждый уголок помещения. Мама обустроилась на первом этаже напротив гостиной. Ее сторона была обращена на Хорстер-штрассе, улицу с бетонными цветочницами и лысыми кустами бирючины, и Паркштадион, который просматривался вдалеке, если хорошенько прищуриться. Разбирая коробки со школьными принадлежностями, Ману неожиданно наткнулся на старую замусоленную тетрадь. Помятая обложка, пожелтевшие листы, в середине — кофейное пятно, на полях — схематичные примитивные рисунки. Записи, сделанные округлым детским почерком, рассказывали хронологию побед и поражений Шальке. …Сегодня Леманн перехватил мяч на выходе…справа…крутая реакция… …Ура! Получай, Дуйсбург! Наши ультрас…хорошая взбучка... …Тренер швабов просто…почему он такой…навсегда запомню…опозорились… Очертания некоторых букв совсем расплылись, больше напоминая чернильные кляксы, из-за чего предложения плохо читались. Рядом с последней заметкой красовался чей-то выразительный профиль. Ману вернулся к самому началу тетради, где печатным шрифтом старательно было нацарапано имя: Мануэль Петер Нойер. Переместившись за письменный стол, он вытащил из пенала черную гелевую ручку и, агрессивно надавливая на бумагу, заштриховал эту надпись. Немного подумав, он вывел вместо нее: Мануэль Ляйтхайзер. Дедушкина фамилия звучала раскатисто, сильно и внушительно. Подобно выстрелу из винтовки или мощному удару по наковальне. Гораздо солиднее, чем его собственная, Нойер. Ляйтхайзер — это гордый и серьезный человек, которому никто не посмеет грубить или подшучивать над ним. Так, по крайней мере, казалось Ману. Погрузившись в размышления, он изобразил чуть пониже эффектный готический вензель, состоявший из сложного переплетения инициалов. Две черные буквы срослись вместе, словно сиамские близнецы. МЛ***
В школьных кабинетах Ману откровенно скучал и изнывал от нетерпения, невнимательно слушая учителей. Пока тягомотина про уравнения сменялась какими-то митохондриями и лизосомами, он грезил о свободе — изумрудной траве, просторных залах тренировочной базы, свежести, которой наполнялся воздух после полива газона. С каждым годом влияние футбольной академии кнаппенов на Ману лишь укреплялось. Он впитывал нужную информацию точно губка, а герр Матущак нередко хвалил его любознательность и смышленость. Стремление к совершенству, заложенное в Ману от природы, побуждало его въедливо и сосредоточенно действовать на поле. Когда он натягивал перчатки и отправлялся в раму, мир вокруг замедлял свой ход, чтобы в нужный момент раскрутиться резвой пружиной. Отрываясь от земли, Ману совершал очередной прыжок — отчаянный рывок ввысь. Безмятежное хрустальное небо кружилось над головой. Ветви в зеленом бархате тихо качались на слабом ветру, обнимая густую синеву. Ржавые блики дрожали на молодой листве. Внезапно, на самом пике, эти апрельские краски перемешивались между собой, понемногу блекли и наконец вовсе исчезали из вида. Короткий полет завершался неизбежным падением. Ради таких захватывающих дух моментов Ману мирился с минусами вратарской позиции. «Живу от прыжка до прыжка», – часто повторял он про себя. Увлечение теннисом отодвинулось на второй план. Спортивный азарт был неотъемлемым элементом футбола. Именно он вдохновлял Ману сильнее всего. Ничто не приносило ему большего удовольствия, чем вовремя пойманный мяч или удачно отраженный удар. Он наловчился подмечать детали, которые помогали ему развиваться: игровую манеру опытных вратарей и уникальные особенности пластики разных людей. Хотя наставники подбадривали Ману, кое-что, к сожалению, оставалось вне поля их зрения: – Ой, Нанонойер, прости! Я случайно тебя толкнул, не обижайся. В следующий раз внимательнее буду смотреть под ноги. Чего доброго, еще наступлю на тебя! – Захлопнись! – У-у-у, малыш научился дерзить? Пацаны, это прогресс! Я думал, он немой. – Малыша увидишь у себя в штанах, тупица. – Ты, мелкий говнюк… Стой, куда?! Держите его, он удирает! Давай-давай, беги быстрее, Нойер! Если попадешься мне сегодня — тебе кранты! Фабиан Хельд — бешеный пес, возомнивший себя вожаком, заправлял внутрикомандными процессами на манер крутого босса-мафиози. Никакое событие не обходилось без участия вздорного капитана юниоров. В особенности Хельд обожал охотиться на белых ворон, список которых недавно пополнил Ману. Дипломатия и вежливость не работали против таких бездушных ублюдков. Выяснилось это быстро, когда в ответ на беззлобное приветствие Хельд «заботливо» посоветовал Ману поискать дорогу в Шир. Следом потерпела крах и тактика полного игнорирования. Хельд откровенно наслаждался смиренным молчанием оппонента, поэтому принялся пакостить по-крупному. В какой-то момент коллективная травля приобрела настолько неприкрытую форму, что тренер все-таки заподозрил неладное и вызвал Ману на серьезный разговор: – Когда мяч летит прямо в лицо, ты позволишь ему сломать тебе нос? – Что? Нет, конечно! – Правильно, ты его поймаешь. Тогда почему ты терпишь, когда тебя задирают, Ману? Твое молчание – их сила. Не позволяй им наслаждаться своим страхом. И Ману, последовав мудрым наставлениям герра Матущака, научился огрызаться. – Привет простейшим! Какие новости в микромире, Нойер? Чемпионат инфузорий в самом разгаре? – Катись к черту. Однако Хельд с дьявольским упорством продолжал досаждать ему. – Поезд в Лилипутию отправляется в полдень, не опаздывай! Будем скучать по тебе, малыш. Верно говорю, парни? – Тебе нечем заняться, да? Поэтому однажды Ману заинтересовался, почему Хельд, такой влиятельный и популярный, избрал именно его в качестве мишени. – Если ты отобьешь десять ударов за тренировку, мы попросим Цирк дю Солей подписать с тобой профессиональный контракт. Слышал, они подыскивают себе карлика для трюков. – Может, отвалишь уже? Мешаешь мне. – Мечтать не вредно, Нанонойер! – Просто скажи, наконец, что тебе нужно. – Пф, малыш, не переоценивай себя. Это тренеру за каким-то хреном приспичило с тобой возиться. Чего Матущак нашел в заморыше вроде тебя? Потолок с таким жалким ростом — команда из Оберлиги. – Знаешь, по крайней мере, я не выпендриваюсь крутизной своего старшего братца, в отличие от тебя. «Он признал меня соперником», – сообразил Ману, – «Неужели действительно боится, что я вытесню его здоровенную тушу из ворот?» Ману нельзя было назвать по-настоящему низким. Наоборот, для четырнадцати лет он гармонично развивался, и клубные врачи подтверждали это, отмечая плюсами все показатели в бланке на медосмотре. Он давно перерос своих школьных сверстников, возвышаясь над ними по меньшей мере на полголовы. Будь Ману полевым игроком, вряд ли бы он беспокоился о чем-либо. Вот только по вратарским меркам он безнадежно отставал. Другие голкиперы в команде не испытывали схожих трудностей. Майер-Вольф, например, плохо справлялся с выбиванием мяча, но долговязое телосложение позволяло ему вытаскивать удары из-под перекладины. Хельд, неоспоримый первый номер юниоров, выделялся исполинскими габаритами, по-подростковому нескладными конечностями и агрессивной манерой поведения в матчах, которая нервировала и соперников, и товарищей. Сколько бы усилий ни вкладывал Ману в тренировки, спортивный режим и сбалансирование питание, на ростомере красовалась прежняя отметка. По его просьбе мама перечеркивала карандашом деления на деревянной линейке в прихожей, когда Ману проверял, не вытянулся ли он хоть немного. А герр Матущак продолжал надеяться на чудо, хотя спортивный директор уговаривал тренера перевести проблемного воспитанника в поле, пока не стало слишком поздно. Вратарское будущее Мануэля Нойера повисло на волоске.***
OST: Eracilon — Le fil du temps
После каждой тренировки он придерживался одного ритуала. Ману не торопился покинуть кампус академии, терпеливо дожидаясь, пока главных бузотеров команды развезут по домам родители. Досконально изучив повадки и привычки неприятелей, он понимал, что Хельд никогда не упустит возможности поиздеваться лишний раз — подкараулить в полупустой раздевалке и припереть к стенке, насыпать в сменную обувь какую-нибудь вонючую гадость, закрыть в кладовке для грязной формы. Поэтому Ману нарочно задерживался в кабинете у тренера или добровольно помогал ассистентам переносить инвентарь. Таким образом, он скрывался от назойливого внимания Хельда. Оставшись последним из группы, Ману забирал у охранника своего верного товарища — черный велосипед Bergamont, запрыгивал в седло и мчался по холмистым окрестностям города в направлении озера Бергер. Возле двухарочного горбатого моста он тормозил, чтобы подхватить с земли несколько камней и зашвырнуть их поочередно в воду. По расползавшимся на серо-голубой глади кругам Ману фиксировал дальность броска и мысленно начислял себе призовые баллы. Развитые руки частенько выручали его в разных игровых эпизодах, хотя несколько лет назад он испытывал сложности при вводе мяча. Однако упорство, с которым Ману прорабатывал этот навык, сотворило чудо. К сожалению, на собственный рост он повлиять не мог. После, обогнув прилегавшую к озеру территорию парка, Ману сворачивал на узкую неасфальтированную дорогу, которая вела прямиком к заброшенному тупичку. Подобно прочим невостребованным объектам в Гельзенкирхене, этот переулок проиграл натиску затянувшегося рурского кризиса, годами душившего жизнь в регионе. Покинутые угледобывающие шахты, бесхозные производственные и складские помещения, бараки мигрантов — город кишел такими развалинами. Большинство из них привлекали только маргиналов, поэтому считались опасными, но тупичок меннонитов суеверно обходили даже законченные наркоманы. Возможно, мерзкие слушки про бывших хозяев отпугивали местных сталкеров, или дело было в полицейском участке, который находился в соседнем квартале. В любом случае Ману уже полгода наведывался сюда, а некогда принадлежавший религиозной общине дом по-прежнему не снесли. Удобно. Именно здесь Ману нашел уединение, в котором остро нуждался с того момента, как Марси начал встречаться с рыженькой Кларой из танцевального ферайна. Новая любовь полностью занимала внимание брата, побуждая того делать и говорить всякие глупости. Марсель жаловался на «разбитое сердце» каждую неделю, а Ману считал девчонок нелепыми и шумными. – Скоро ты поймешь меня, – с видом прожженного знатока уверял Марси. – Конечно, если не предпочтешь «играть за другую команду». – Ты о чем вообще? – Ну, – старший брат заговорщически подмигнул, – вдруг чьи-нибудь волосатые икры тебя больше заинтересуют? – О-о-отвали, а? – покраснел Ману до корней волос. – Ладно тебе, попрыгунчик, я ведь пошутил. Однажды возвращаясь после тренировки пораньше, Ману с удивлением обнаружил, что его укрытие облюбовал кто-то другой. Когда он взобрался по хлипкой деревянной лестнице на крышу, то увидел забаррикадированную лазейку на чердак. Неизвестный перегородил вход внутрь пирамидой из плотно утрамбованного хлама. Особенно Ману впечатлил подлокотник от кресла, который пришлось выбивать ногами из дверного проема в течение пары минут. Конструкция на пробу оказалась надежной. Он изрядно попотел, наваливаясь телом на прочный заслон. Пока обломки и щепки летели в разные стороны, воздух наполнился едкой пылью. Ману не рассчитывал поймать наглеца с поличным. Едва увернувшись от булыжника, которым его радушно встретили, он наконец проник в чердачное помещение. Проворный вторженец быстро сократил расстояние и набросился с кулаками. Ману избежал удара в челюсть лишь чудом. Несколько мгновений им управляли вратарские рефлексы: «Влево. Пригнуться. Вправо. Немного назад. Беречь руки», – для голкипера они бесценны. Главный рабочий инструмент. Вторженец оказался крепким орешком с козырем в кармане. Он выполнил идеальную переднюю подножку, и Ману неуклюже рухнул на грязный пол. Поверженный, но разозленный. «Тяжело дышать», – бок жалобно заколол. – «Дерьмо, нельзя уступать базу. Я первый, кто реально не сдрейфил и залез сюда» Но вторженец успешно воспользовался ситуацией и придавил его собственным весом к холодному бетону, удерживая за плечи. Светлые волосы незнакомца серебристой вуалью упали Ману на лицо. Ноздри уловили приятный аромат шалфея. «Щекотно», – Ману чихнул, и короткого замешательства противника хватило, чтобы освободиться от крепкого захвата. Резкий кувырок поменял расстановку сил. Теперь Ману восседал сверху, сжимая коленями бока незадачливого вторженца. Негодяем оказался щупленький парнишка в помятой джинсовой куртке, вывернутой наизнанку. Он выглядел ровесником Ману, но слегка уступал по комплекции. В колючих темно-серых глазах читалась дерзкая угроза – «попробуй прогони». Даже сейчас, с опилками во взъерошенной белобрысой макушке и перепачканными щеками, его нельзя было назвать лузером. Он излучал огромную уверенность в себе. Вдруг позади раздались аплодисменты: – Тебе удалось справиться с моей сестрой. А она ненавидит проигрывать мальчикам. Ману вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Возле крошечного окна, заколоченного досками крест-накрест, он увидел… точную копию вторженца? – Сестра? – ошарашенно переспросил Ману. Внутри поселилось характерное смутное ощущение, которое, как правило, предшествует неловкости. Вторженец, которого Ману посчитал мальчиком, грубовато пихнул его локтем под ребра, требуя внимания. – Слезай уже, ты тяжелее беременного слона. «Действительно, девчонка! Вот я слепыш», – Ману подскочил и шарахнулся в сторону будто ошпаренный. Смущение накрыло его удушающей волной. – Только не вздумай задирать нос, – предупредила девочка, поднимаясь на ноги и отряхивая джинсы. Ее брат, словно нуждаясь в поддержке, подошел к ней поближе и замер рядышком, как верный королевский паж. – Не буду. Кстати, классная подножка! – Спасибо, – сухо отреагировала на похвалу она, но, поколебавшись, все-таки решила заключить мировую и протянула Ману ладонь. – Я Габи. – Я Свен, мы близнецы. – Уже догадался, – хохотнул Ману, потирая ушибленный бок. Он представился последним. – Я Ману, будем знакомы. Трое подростков обменялись рукопожатиями. – Почему ты напала на меня? Габи горделиво тряхнула светлыми локонами. – Ты выломал наши баррикады. Я защищалась. – Но зачем вообще нужны эти «городульки»? Через крышу удобнее залезать в дом. Всегда так делал. – Мы нашли способ полегче. Свен порылся в карманах своей жилетки и продемонстрировал Ману шпильку. «Они вскрыли ржавый замок на крыльце. Эти ребята мне нравятся» – Так вот как вы попали на мой чердак! – Прости, твой чердак? – возмутилась Габи. – Мы целый месяц тусуемся здесь, никто нас не трогал. Держу пари, дом бесхозный. Обычная древняя развалина. – Странно только, что непопулярная. Свен окинул задумчивым взором потолок. – Это из-за меннонитов, – спокойно пожал плечами Ману, не собираясь воевать с близнецами, – говорят, они содержали тут притон под прикрытием общины. – Обалдеть! Ты откуда такое знаешь? – Мой отец, – голос Ману на мгновение сорвался, – работает в полиции Бюр-Митте. Бывают события, которые невозможно вспоминать без содрогания даже по прошествии нескольких лет. Однажды Ману, пытаясь самостоятельно разобраться, почему герр Нойер жертвует семьей ради офисных бумажек, утащил без спроса пухлую коричневую папку, заманчиво лежавшую на столе в отцовском кабинете. Это были документы по делу меннонитов. Оттуда Ману впервые узнал о множестве волнующих вещей, и у него возникли вопросы: – Марси, а может мужчина встречаться с другим мужчиной? – Почему нет? Наш сосед через дорогу тайком приводит к себе любовника. Я видел в бинокль. – Они… правда делают это? – В смысле — это? Целуются, обжимаются и вместе спят? Наверное, да. Все парочки таким занимаются. Мне некогда специально выслеживать геев, что выяснить наверняка. Подожди-ка, ты почему покраснел? Расплата за запретные знания наступила стремительно. Тем же вечером герр Нойер обнаружил пропажу и устроил младшему сыну профилактическую выволочку, содержание которой Ману предпочел бы забыть навсегда. – Крутой, значит? – фыркнула Габи. – Наверное, клево иметь такого отца. – Ничего подобного… К тому же, сейчас мы живем раздельно. – Мы с нашим папой тоже, – понимающе кивнул Свен. – Он постоянно где-то путешествует и присылает открытки из разных стран. Иногда я злюсь на него, но папа многому нас научил. – Драться, например, – выпятила грудь колесом Габи. – Или играть в теннис. – Вы любите теннис? – сразу воодушевился Ману. – Только Свен. Наш Борис Беккер-младший. – У меня абонемент в теннисный ферайн, – скромно потупился тот, – тренер считает меня перспективным. А что насчет тебя? – Раньше я чаще занимался, у меня хорошо получалось. – А теперь? – Мне пришлось выбирать между теннисом и футболом. Я выбрал футбол. – Так ты футболист? – Габи заинтересованно выгнула бровь. – За кого пылишь? – Я юниор Шальке-04, – с большим чувством достоинства ответил Ману, прижав раскрытую ладонь к груди, – защищаю ворота. «На самом деле полирую лавку штанами, пока Хельд корчит из себя наследника Оливера Кана», – мысленно добавил он, – «таким не хвастают» – Не скажешь по твоему росту. Врать некруто, чувак. Свен легонько толкнул сестру в бок, явно призывая ее проявить тактичность. В ответ Габи лишь отмахнулась и забавно наморщила веснушчатый нос. – Пусть я выгляжу низким, – зачем-то начал оправдываться Ману, – зато я очень прыгучий. – Гонишь. Дотянешься до того светильника? – Габи показала пальцем наверх. Ману запрокинул голову и примерился к высоте кровельного свода, с которого на длинной цепочке свисала мрачная готическая люстра. – Раз плюнуть! Согнув ноги в коленях, Ману мощно оттолкнулся от пола. Пальцами он зацепил черный жестяной плафон и смахнул с него застарелую пыль. – Вау! – синхронно воскликнули близнецы. – Ты лучший прыгун, которого я видел, – добавил Свен. Ману растянул губы в довольной улыбке. Кажется, ему удалось впечатлить своих новых знакомых, и они искренне расположились к нему. – А можно когда-нибудь посмотреть, как ты играешь? Нас пустят на матч? – Пустят. В ноябре пройдет рурское дерби, оно всегда бывает со зрителями. – Нескоро, – разочарованно вздохнула Габи. – Я советую реально стоящий матч, не проходняк. Тогда и увидишь, действительно ли я вратарь. «Я полный псих. Зачем я ляпнул это, если до стартового состава мне пока как до Луны пешком?» Неосторожно вылетевшие слова обратно в рот не запихнуть. В глубине души поселился червячок раскаяния и стыда за собственную ребяческую браваду. С таким грузом ответственности и давлением Ману столкнулся впервые, и винить в этом кого-то еще, кроме самого себя, он не имел права. Дело было за малым — сбросить Хельда с его чертового насеста. До матча оставалось три месяца.***
Близнецы Хайнен разительно выделялись на фоне прочих сверстников Ману. Они существовали в собственном фантастическом измерении подобно двум Питерам Пенам, никак не желавшим взрослеть. Удивительно похожие внешне, характеры и увлечения у них различались. Габи засматривала до дыр видеокассеты с Джеки Чаном, колотила боксерскую грушу в свободное время, приносила из школы средненькие баллы, экстравагантно одевалась и саркастично шутила. В системе мировосприятия Габи Хайнен имелась особая шкала для оценки любого события: «круто» и «некруто». Нарочито грубое поведение и брутальные замашки являлись отражением ее хаотичной натуры. Свен уравновешивал темпераментную сестру своим философским спокойствием. Тихий мечтатель, он интересовался типично гиковскими вещами — читал Азимова, мастерил из пластиковых деталек космические корабли, изучал карту звездного неба. Еще Свен выполнял безукоризненные подачи в теннисных геймах, чем изрядно выматывал Ману, когда они встречались на корте. Но подружились ребята не на спортивной почве, а благодаря музыке. Однажды Ману гостил у новых приятелей дома и заметил в комнате Свена внушительную коллекцию кассет, среди которых обнаружились альбомы U2. Это автоматически прибавляло Свену тысячу очков в рейтинге клевых людей. Близнецы настолько органично вплелись в канву повседневной жизни Мануэля Нойера, что тот больше не мог вообразить любое веселье без Хайненов. Как-то вечером, спустя пару недель после стычки на чердаке, старший брат начал подозрительно коситься на него, довольно усмехаясь, но расспросами пока не донимал. «Думает, я наконец-то замутил с девочкой», – по-своему истолковал эти гляделки Ману. На секундочку он поддался слабости и представил себя вместе с Габи: «Поцелуи, объятия, а дальше… Дерьмо, я серьезно? Ничего такого мы не сделаем» Он залился краской до корней волос и немедленно спрятал горящие щеки за учебником французского. Кажется, Габи и вправду ему нравилась. Тренировки в клубной академии шли своим чередом. Пообещав сводить близнецов на матч с юниорами Дортмунда, Ману вкалывал за десятерых. Он лез из кожи вон, чтобы заслужить доверие тренерского штаба. Герр Матущак не скупился на похвалу, а раздраженный Хельд искусно мстил сопернику по позиции: – Нанонойер, кажется, ты обронил эту штуку! Хельд бесцеремонно ухватил Ману за капюшон толстовки и, сильно оттянув, вложил туда какой-то предмет. Собачка молнии больно врезалась в шею. Закинув за спину руку, Ману выудил подброшенную вещицу. В раскрытой ладони лежала сантиметровая лента. – Не забудь измерить себя, малыш. Вдруг ты прибавил за ночь на полмиллиметра? Уверен, это поможет лучше ловить мячи. Парни из команды, болтавшиеся возле Хельда, крайне некультурно заржали. Ману растянул губы в привычной лучезарной улыбке, за которой скрывался арктический холод. – Я-то начну ловить мячи, а твой ущербный мозг не спасет даже лоботомия. Умное словечко Ману подцепил из лексикона дедушки Ляйтхайзера, и оно сработало, как ожидалось. Физиономия Хельда покрылась пятнами от негодования. Капитан уже приготовился извергнуть что-то мерзкое, и его кривой насмешливый рот изогнулся пуще прежнего, но герр Матущак вовремя вмешался: – Прекратить балаган! Ну-ка, быстро переоделись и бегом на разминку. Ребята нехотя подчинились, однако Хельд несколько раз злобно зыркнул на Ману, безмолвно обещая продолжение. И, действительно, хлипкое перемирие продержалось недолго. – Разберите манишки. Сыграем несколько коротких матчей по пятнадцать минут в усеченных составах. Попробуем отработать командное взаимодействие. Ману вытащил из пакета потрепанную синюю манишку, натянул ее через голову и отправился охранять южные ворота. В противоположной раме будто недвижимая глыба из камня застыл Хельд. Прозвучал стартовый свисток, ознаменовавший начало поединка. Мяч разыграли в центральном круге, после чего он быстро задвигался между игроками. Поначалу Ману целиком контролировал ситуацию, с легкостью парируя незамысловатые удары в створ. Его спина даже не успела вспотеть от элементарной нагрузки. Дыхание оставалось ровным и глубоким, как у человека во время медитации. Но идеальный игровой ритм поломался, стоило только тренеру отвернуться, чтобы побеседовать с ассистентами. Вайдунг и Шредер, пара габаритных центральных защитников, зачем-то посигналили Хельду руками. У Ману кровь отлила от лица, а нехорошее предчувствие когтем прошило нутро. Что-то ужасное должно было случиться в любую секунду. Когда команда в синих манишках устроила форменную клоунаду на поле, добровольно уступая натиску белых, Ману смекнул, что защитники не слишком-то стремятся прикрывать своего голкипера. Вайдунг двигался с таким замедлением, словно ему нацепили на шею пудовую гирю. Шредер несколько раз картинно, как на невидимой банановой кожуре, подскользнулся в штрафной. Удар. Снова удар. Еще один. «Они издеваются», – Ману попытался смахнуть ладонью хитроумно закрученный в девятку мяч, но потерпел неудачу, рухнув на газон подстреленной птицей. Его жестоко подставили. – Нойер! – немедленно отреагировал герр Матущак, который закончил спорить с коллегами. – Я разве так учил тебя падать? Ты вратарь, а не мешок картошки. Щеки Ману запылали от стыда. Нет сомнений, он справился бы с таким ударом в привычных обстоятельствах, но пока Хельд с дружками обменивались заговорщическими ухмылками, сосредоточиться одновременно на прыжке и технике падения не получилось. – Простите, тренер, – выдавил невнятные извинения Ману. – В следующий раз постараюсь лучше. – Не сомневаюсь, – кивнул герр Матущак. – А пока, пожалуй, передохни немного на скамейке. Теперь очередь Майера-Вольфа. Матч против Дортмунда неумолимо приближался, а Ману по-прежнему плотно сидел в запасе. Для него это была катастрофа.***
OST:2CELLOS — The Resistance
Первые числа ноября, едва втиснувшись в вереницу промозглых унылых дней, сразу преподнесли такой сюрприз, что Ману моментально позабыл и про приставучего Хельда, и про злосчастный Дортмунд, и про спокойный сон. В выходные вместо индивидуальных тренировок он готовился к школьному тесту по французскому, поэтому безрезультатно воевал со словарем. Пока словарь одерживал уверенную и безоговорочную победу, не желая раскрывать Ману великой тайны своих «L'amour ne fait pas d'erreurs» и «Nous aimons pas l'homme mais ses properties». Бесплотные мучения прервала фрау Нойер, заглянувшая в комнату сыновей: – Ману, тебя просят к телефону. «Неужели Габи?» – взволнованно встрепенулся он, откладывая карандаш и тетрадь с грамматикой. Уже предвкушая беседу, Ману нетерпеливо постукивал пяткой по паркету: «А если позвать ее погулять вдвоем, она пропишет мне люлей? Надеюсь, нет». – Кто просит? – Да какой-то парень. Может быть из твоей команды? Голос незнакомый, – пожала плечами мама. Удивительно, но странная приятная дрожь лишь усилилась, и Ману понятия не имел, почему. Выходит, причина крылась не в Габи? Он повиновался ватным ногам и спустился на первый этаж, размышляя по пути, кого из близнецов хотел бы услышать на самом деле. – Алло? – Ох, наконец-то, – нервно вздохнула трубка голосом Свена. – Слушай…Мне тут нужно передать тебе одну кассету…Можем встретиться сейчас? Сомнения выстраивались перед Ману кирпичной стеной. Недоделанный французский беспокоил его гораздо меньше, чем искренняя радость, которой наполнилось сердце, когда Свен заговорил с ним. – Ну, знаешь… Завтра в школе тест намечается. Зуб даю, я завалю его, если не подготовлюсь. – Неужели французский? – Подожди, откуда… – Ты поставил ударение на первый слог в «ravissant», – припомнил ему Свен провальную попытку цитировать Стендаля, чей афоризм Ману повстречал на страницах учебника. – Много времени не украду, обещаю. – Хо-хорошо, – неуверенно согласился Ману, чувствуя сильную сухость во рту, – Тогда… На нашем месте? «Почему я говорю тупыми фразочками из сопливых фильмов?» – душевное волнение возросло стократно. Ману представлял себя бумажным корабликом, который несло по бурным волнам. Он слишком боялся перевернуться и больше никогда не всплыть. – Ладно, – вынесли ему приговор, – увидимся там. Несмотря ветреную погоду, прилипавшую к ботинкам грязь и гору заданных уроков, ждавших его дома, Ману полетел в тупичок меннонитов на всех парах, наплевав на отчаянно вопившую «стоп» интуицию. Он так разогнал велосипед, что бешено крутившиеся педали скрипели от напряжения, и срезал дорогу везде, где только мог. Свену было добираться гораздо ближе, поэтому тот уже поджидал Ману рядом с лестницей на чердак. – Привет, – неловко улыбнулся друг и осторожно, будто смахивал невидимые пылинки, похлопал Ману по плечу. – Смотри, это для тебя. Свен спустил с плеч объемистый серый рюкзак из рогожки, расстегнул молнию и, порывшись внутри, достал какую-то кассету. С черно-белой обложки печальными глазами взирал мальчишка в военной каске. Ману безошибочно опознал альбом группы U2 и вылупился на Свена в полнейшем шоке. – Спасибо! Я охотился за этим сборником вечность. Где ты откопал его? И когда мне вернуть его обратно? – Попросил кузину привести из Берлина. А возвращать его не нужно, это подарок. Слушай, сколько влезет. – Но мой день рождения только в марте… «Свен не просто запомнил, что я ищу именно этот альбом, он подключил к поискам родственников. Но зачем ему это? Почему он дарит мне недешевую вещь без какого-то повода?» – Знаю, извини…Понимаю, как глупо и стремно все выглядит со стороны. Но мне захотелось подарить его тебе, ок? Ману, чувствуя огромную признательность, поддался неведомому импульсу и заключил Свена в кольцо рук. – Теперь я твой должник, – горячо зашептал Ману, стыдясь своих эмоций. – Могу я чем-нибудь отплатить тебе, чтобы мы были квиты? – Ну… Ты правда можешь кое-что сделать. – Да? – он отстранился от Свена и вопросительно посмотрел. Двое, укрытые тенью заброшенного дома, стояли настолько близко друг к другу, что Ману заметил несколько крошечных родинок на лице приятеля, которые скрывались от его внимания раньше. Это открытие выбило из легких тихий полувздох. Неожиданно Свен придвинулся ближе, положил ладонь ему на затылок и, подтянувшись на мысках, поцеловал в губы. Взрывом, случившимся у Ману в голове, можно было оглушить целую вселенную. В груди словно треснула тонкая стеклянная стена, которая мешала полноценно жить, дышать и улыбаться. Ману обнаружил кое-что пугающее в себе, но поверить в очевидное оказалось слишком тяжело. – Зачем? – выдавил Ману почти беззащитно, когда Свен отстранился. – Ты мне нравишься. Очень сильно. Вот. – Свен, я… – Как и предполагалось. На что я вообще рассчитывал? Неверно я понял твой «ravissant»… – Понятия не имею, что тут сказать, – защитился Ману, мечтавший исчезнуть куда-нибудь или провалиться под землю. – Тогда лучше не говори ничего. Ты предпочитаешь девчонок, это нормально. – А ты…гей? – Наверное, раз втюрился в тебя. Выходит, что гей. Ману, терзаемый сомнениями и тревогой, ничего по существу не ответил Свену. Лишь неловко поблагодарил за кассету и, сославшись на французский, поспешил сбежать. Он наматывал круги вокруг парка, страшась вернуться домой. Вдруг случившееся сегодня клеймом отпечаталось у него на лбу? Только скрыться от собственных честных мыслей, атаковавших безжалостно и убойно, не выходило: «Тогда…Я, получается, тоже?»***
За неделю до матча с Дортмундом Ману совсем расклеился, хотя внешне не подавал вида. Сосредоточиться на тренировках не получалось, когда каждую свободную секунду занимал безраздельно царствующий в сознании Свен. Как следовало поступить с его признанием? Ману прокручивал в уме последнюю беседу, ругая себя за позорный побег. Будоражащее послевкусие поцелуя преследовало его, лишая покоя. Казалось, что все вокруг в курсе произошедшего, поэтому смотрели на Ману с осуждением. Каждый раз, когда кто-нибудь открывал в его присутствии рот, Ману ожидал услышать: «Нойер — гомосек, вот умора», «глядите-ка, кому нравятся мальчики», «долбится в десна с парнями». Но никто будто не замечал происходивших с ним перемен. Никто, кроме Марси. – Что такое, попрыгунчик, ты в порядке? Сидеть в углу как надутый сыч — на тебя это вообще не похоже. – Устал на тренировке. Только и всего. – Хорош заливать. В твоих кругах под глазами поместится целый Рур. Ты чем вместо здорового детского сна занимаешься, признавайся? – брат коварно поиграл бровями, а Ману от непрозрачного намека подурнело. – Так, понятненько. Шутки отменяются, – вмиг посерьезнел Марси, спина которого распрямилась, а тело приняло деловую позу — пальцы замком, локти расслаблены. – Ты можешь поделиться со мной чем угодно, я молчок. – Как такое рассказать? – просипел Ману. – Ну…Начать с главного? – Тогда я пас. – Попрыгунчик, даже если ты случайно прикопал чей-то труп под нашими окнами, мы обязательно решим этот вопрос. Веришь? Горло сдавил спазм, губы лихорадочно затряслись. Ману набрал в грудь побольше воздуха и… – Мнекажетсячтоягей. – Притормози, и теперь давай не по-польски. Я ничего не разобрал. Что, говоришь, тебе кажется? – Я гей, понимаешь ты? Гребаный, мать его, пидорас. Теперь все услышал? – сердито отчеканил Ману каждую букву, морально настраиваясь на волну негатива. Вопреки его опасениям, Марси не напряг ни единый мускул на своем круглом мясистом лице. Брат сохранил прежнюю невозмутимость, только в уголках его прозрачно-голубых глаз собрались гусиные лапки — предвестницы скорой улыбки. – Интересно, – заключил он, – но многое сходится. Ты долго игнорировал девчонок, в твоем возрасте я уже таскался за юбками. – Мне нравится Габи, – оборонительно заявил Ману, гордо скрестив руки на груди. Он тщился придать интонациям твердости и уверенности, но дал петуха. – А, забияка с чердака. Помню, ты рассказывал про нее. Влюбился? – Уже не уверен…Сначала думал, что влюбился. А теперь…В общем, ее брат нравится мне не меньше. Прикинь, я позволил ему поцеловать себя. Вот, насколько все дерьмово. Совсем я тронулся башкой, да? – Брось, – отмахнулся Марси. – Но поздравляю с тем, что тебе повезло сорвать джекпот. Нереальная удача. – В смысле? Это настоящая беспросветная жопа. Она похоронит мою карьеру, если про такое узнают. – Похоже, ты бисексуал, – огорошил его неизвестным термином Марси и сразу же разъяснил. – Двойной кайф по жизни. Хочешь — люби женщин, хочешь — мужчин. Удобненько. – То есть…Ты не станешь меня ненавидеть? – прозвучало с надеждой. – Дурачина ты, попрыгунчик. Разве я могу ненавидеть своего любимого младшего братца? Ты всегда будешь на первом месте для меня. Заруби это себе где-нибудь. – Марси перекинулся через стол и, дотянувшись до лица Ману, хорошенько щелкнул того по носу. – Ай! – Даже не смей думать, что с тобой что-то не так, договорились? Все последующие недели до матча с Дортмундом Ману не отлипал от брата, словно инстинктивно искал у него защиты. Марси терпеливо и сочувственно выслушал все — про данное близнецам обещание, которое не получилось сдержать, про проигранную капитану команды конкуренцию, про непростой выбор между Свеном и Габи. В привычной манере он подшучивал, травил байки, поднимал настроение. Вместе братья задушевно болтали до поздней ночи точно в прежние времена, когда делили кров с равнодушным и строгим отцом. Хотя Марси настоятельно советовал не избегать друзей и рассказать им правду про свою нынешнюю роль в команде, Ману до последнего надеялся на чудо, не желая признавать, что он — резервный голкипер. И вдруг это невозможное во всех отношениях чудо действительно произошло.***
«Как я мог потерять их? Это вещь бесценна, – кипятился Ману, битый час разыскивавший по кампусу кнаппенов свой талисман — наручные часы матери, которые не ходили, – а вдруг Хельд их украл и выбросил в помойку? Мне не доказать его вину, если это правда». Осмотрев несколько раз раздевалку, газон возле скамейки запасных, тренажерный зал и столовую, он уверенно зашагал в направлении кабинета тренера, где успел побывать сегодня с утра. Перед приоткрытой дверью с поблекшей синей табличкой «Л. Матущак» Ману резко притормозил, потому что услышал нечто неожиданное: – Матч против Дортмунда через неделю, а мы остались без лучшего вратаря! Спортивный директор академии всегда с легкостью опознавался по фирменному грассированию и капризным ноткам во властном голосе. Ману затаился, стараясь ничем не выдать собственное присутствие. – Я настаиваю, что первый номер нужно отдать Нойеру, – возразил герр Матущак непримиримо. – Это мое последнее слово. «Что происходит?» – кровь бешено застучала у висков. В очевидную догадку было страшно поверить, но очень сильно хотелось. – Вратарь-коротышка? Помилуй, Лотар! Зачем так неоправданно рисковать? Майер-Вольф скоро оправится от легкой травмы и приступит к тренировкам с командой. После внезапной потери Хельда иного варианта не существует! – Я вижу огромный потенциал в Мануэле. Майер-Вольф — старательный парень, но сообразительность и футбольный интеллект у него на посредственном уровне. А Нойер потрясающе проявил себя недавно на тренировке. Когда он выскочил навстречу атаке и выполнил образцовый подкат, мне стало понятно про него абсолютно все. – Это настоящее безумие. Мы будем регулярно пропускать в пустые ворота прежде, чем он научится делать выходы, когда они реально уместны. – Издержки вратарского стиля, – вздохнул герр Матущак. – Еще такой юный, а уже просматривается его будущий почерк. Этот росток нужно поливать и подкармливать, а не вытаптывать. – Под твою ответственность, – отрезал спортивный директор. – Разумеется, если Фабиан не пожелал бы перейти в Карлсруэ вслед за старшим братом, таких проблем никогда не возникло. – Что есть, то есть. Мы потеряли капитана посреди сезона — нонсенс! Говорят, в УЕФА собираются пересмотреть существующий порядок трансферов… Надеюсь, они поспешат с решением. Чиновники не любят шевелить ногами, когда вопрос касается фундаментальных перемен. Никак не возьму в толк, зачем Оливеру Хельду такое понижение в классе? Чем они приманили его? – Разве не слышал, Лотар? Тренер Карлсруэ лично присмотрел себе кандидата на усиление полузащиты и потребовал у своего руководства этот трансфер. Возможно, он пообещал Оливеру место лидера коллектива. Герр Матущак выразительно фыркнул, подчеркивая свое мнение о ситуации: – Ох уж эти молодые безбашенные коучи! Скольких я подобных видывал — не счесть! Вырядятся в строгие пиджачки, а сердца-то по-прежнему рвутся на поле, мяч гонять… За дверью донеслись резкие звуки — будто кто-то поднялся из-за стола, поэтому перепугавшийся Ману на цыпочках попятился прочь от кабинета, а когда очутился достаточно далеко — понесся во весь опор. Только в вестибюле он притормозил, вжался спиной в холодную стену и немного отдышался. Маленькие барабаны стучали в ушах. Ведро ледяной воды казалось сейчас абсолютно не лишним. Информация, которую Ману только что подслушал, попросту не укладывалась в голове. Хельд бросил Шальке-04 и фантастические перспективы ради Карлсруэ, клуба из второй Бундеслиги? Ладно Оливер — тому нечего было терять, но Фабиан? Упустить шанс вырасти однажды в первого номера взрослой команды кнаппенов? Про мамины часы Ману в порыве эмоций совершенно позабыл. Получив небывалый заряд уверенности, он позвонил вечером близнецам и пригласил ребят на пятничный матч с абсолютной убежденностью, что появится на поле с первых минут. А еще Ману пообещал себе, что после дерби непременно обмолвился словечком со Свеном и признается в ответной симпатии. Жизнь никогда не казалась ему прекраснее. Так неизвестный тренер Карлсруэ одним своим решением нечаянно повлиял на судьбу молодого вратаря из академии Шальке, который был обречен сидеть на скамейке из-за невысокого роста.***
Тишина взорвалась бурными аплодисментами и улюлюканьем. Ультрас кнаппенов иногда отправляли небольшую делегацию на домашние матчи юниоров, поэтому Ману не удивился, заметив несколько плотно сомкнутых рядов за южными воротами. Необычайно яркое для рурского ноября солнце застилало глаза, и разглядеть что-то кроме бело-синих шарфов не получалось. Вдоль восточной стороны, которую, наоборот, укрывала широкая тень от находившегося за ограждением автоцентра, тянулись старые деревянные лавки. Пока о шикарных условиях Паркштадиона, его пологих одноярусных трибунах и удобной раздевалке, юниоры только мечтали. Не каждому клубному воспитаннику суждено хоть единожды выступить там. Большинству вместо взрослой команды Шальке светил максимум Оснабрюк или Рот-Вайс Эссен. Ману прекрасно понимал это и боялся разделить участь неудачников. Вдоль высоко натянутой сетки сгрудились родственники и друзья игроков. Ману быстро отыскал взглядом Марси, узнав брата по нелепой коричневой шапочке с лосями. Неподалеку пристроились мама вместе с дедушкой — прямо за трогательной пожилой парой с разукрашенными в клубные цвета щеками. Наконец, Ману нашел в разношерстной толпе болельщиков две знакомые фигуры, и сердце сладко ухнуло вниз. Издалека ему показалось, что близнецы растянули какой-то транспарант и теперь активно размахивали руками, чтобы привлечь к нему внимание. – Нойер — лучший вратарь Германии, – прочитал надпись запасной голкипер Майер-Вольф и фыркнул. – Им самим не смешно? Ману проигнорировал очевидную шпильку в свой адрес, но укрепился в намерении совершить сегодня невозможное, чтобы после игры ему не пришлось краснеть за этот плакат. «Свен, Габи… Просто наблюдайте за мной, хорошо?» Победа или ничто. Тренерский штаб Дортмунда, очевидно, долго и тщательно готовился к принципиальным соперникам. Первые двадцать минут после стартового свистка желто-черные активно разрывали фланги на сумасшедшей скорости, уничтожая робкую защиту кнаппенов. Пока неповоротливые столбы в обороне соображали, в какую сторону развернется вектор атаки, под потенциальный голевой пас открывался форвард шмелей. Юркий и неуловимый, с прекрасным инстинктом убийцы, этот парень демонстрировал очень зрелые футбольные качества для юниора. Ману неусыпно старался держать вундеркинда на мушке, потому что защитники Шальке не справлялись с такой элементарной задачей и постоянно теряли позицию. Поле пылало от кипевших на нем страстей. Дерби обернулось эмоциональной мясорубкой. Густое напряжение можно было резать ножом. Вдохновленный присутствием друзей, Ману поймал ошеломительный кураж и несколько раз выручил свою команду: «Шаг вправо. Еще один. Согнуть колени. Теперь прыжок. Упасть на газон. Зафиксировать мяч. Герр Матущак, я сделал, как Вы учили…» «Удар. Отскок от газона. Быстро сложиться и отразить. Добивание по центру. Вытянуть ногу. Видишь, Габи, я тебя не обманывал. Я правда первый номер. Наконец-то…» «Угловой. Передвинуть центрбеков на дальнюю штангу, чтобы не закрывали обзор. Подача в штрафную. Удар форварда шмелей. Три, два, один… Выставить кисть. Смахнуть мяч из вратарской. Свен, я нравлюсь тебе таким? Надеюсь, ты сейчас не моргнул» До перерыва темп взвинчивался стремительно и неистово, поэтому хавбеки кнаппенов, свесив языки, лениво волочились за быстроногими вингерами шмелей. Подобную беспечность соперник прощать не собирался, поэтому безжалостно наказал Шальке за все недоработанные эпизоды. Изящный разрезающий пас нашел вундеркинда черно-желтых, тот исполнил простейшую обводку и пробил в створ. Будь Ману хоть немного повыше, он непременно выручил бы команду. Но перчатка лишь слегка лизнула непослушный мяч, который затем свалился за линию ворот. Гол. «Мне не хватило совсем немного. Этих жалких пары сантиметров роста. Все кончено…» Перед началом второго тайма Ману ожидаемо ловил на себе тяжелые взгляды товарищей. Команда «отблагодарила» его за сейвы молчаливым бойкотом. Ману не расстраивало их поведение, противоречащее клубному духу, ведь морально он готовился именно к этому. Неприятию, подначкам, высокомерию. Тем вещам, на которые Ману приучился отвечать широкой добродушной улыбкой, столь раздражавшей его обидчиков. Но сейчас, угнетаемый собственным провалом, улыбаться он совсем не хотел. «Вот как рушатся футбольные карьеры, – горестно думал он, мысленно похоронив свое вратарское будущее. На душе скреблись кошки, – лучше бы меня перевели в полузащиту». Внезапно Ману на плечо опустилась широкая уверенная ладонь герра Матущака. – Парень, – наклонился тот к уху воспитанника, – ты знаешь, какой рост был у голкипера сборной Франции 40-х годов — Жюльена Даруи? – Нет… – Всего 168 сантиметров! Каков кроха, да? Между прочим, в прошлом году его признали лучшим французским вратарем столетия. Ману растерянно глянул на тренера исподлобья, по-прежнему не понимая, к чему тот клонит. – Нойер, малый рост — это не повод отречься от мечты. – Но мне уже четырнадцать, а я… – …тебе только четырнадцать, – с нажимом перебили его, – еще успеешь переплюнуть всех. Родственники у тебя довольно высокие, дедушка так вообще настоящий гигант. Здесь генетика — твоя союзница. И другие данные в порядке: ловкость, реакция, прыгучесть. Полный набор для перспективного вратаря. Не понимаю, почему ты решил устроить себе похороны. «Откуда он знает? Как будто мысли прочитал», – захлопал ресницами Ману, шокированный проницательностью наставника. – Тогда я просто невезучий, раз пропустил такой идиотский гол. – Кто тут невезучий? Мануэль Нойер, который сначала пробился из четвертой тренировочной группы в первую, а потом заполучил место Фабиана Хельда? По скромному мнению старика, ты родился под счастливой звездой. «Я пахал на каждой тренировке, но Хельд всегда оставался лучшим, – покачал головой Ману, не соглашаясь, – моя так называемая счастливая звезда — тренер Карлсруэ. Он протолкнул трансфер Хельда-старшего». Ману на мгновение прикрыл веки, развивая логическую цепочку дальше. «Если подумать, я крупный должник какого-то незнакомого мужика. Так не пойдет. Мне бы поблагодарить его однажды…Нужно разузнать, кто он, пока появился шанс». – Герр Матущак, – набрался храбрости Ману, – кто тренирует Карлсруэ? Повисла короткая пауза. – А почему спрашиваешь? Опять пригрел уши под дверью? – Извините, случайно вышло, – потупился Ману. – Вы громко спорили. – Ужель пакуешь чемоданы вслед за Хельдом? – отшутился герр Матущак. – Мне не показалось, что ты скучаешь. – Обычный интерес, ничего такого, честное-пречестное. – Охотно верю, – узловатые пальцы потрепали его вспотевшую вихрастую макушку. – Карлсруэ тренирует Йоахим Лёв. Этот парень доставил нам немало хлопот, выдернув Хельдов прямо в разгаре сезона. Зато теперь все сложилось как нельзя кстати. – Мы же проигрываем… – Смотри, ты выходишь на поле, – герр Матущак тряхнул кулаком для острастки, – предельно концентрируешься и больше не пропускаешь. Веришь старику? Ману сглотнул комок нервов, но кивнул. – Тогда вперед, Нойер. Ты справишься. Когда судья дунул в свисток, возвещая о начале второго тайма, Ману абстрагировался от прошлой неудачи и полностью погрузился в игру. На него словно снизошло озарение. Он легко предугадывал маневры противника, интуиция подсказывала верное решение в сложных ситуациях, даже находить ударом от ворот маячившие впереди синие точки почему-то стало гораздо проще. Борьба возобновилась, наполнившись после перерыва новым огнем. «Лёв, значит? Откуда я знаю эту фамилию?» Мануэль Нойер медленно отсчитывал секунды. Один, два, три… Время превратилось в осязаемую величину, его материальное присутствие зарядило воздух. Четыре, пять, шесть… Оно обволакивало каждую фигуру на поле, создавая незримую энергетическую связь между футболистами. Семь, восемь, девять… Все пространство, окружавшее Ману, дрожало и вибрировало, подобно живому желе. Агрессия, страсть, напор, воля бурлили в жилах десяти полевых игроков, но утратили значимость для вратаря. Десять, одиннадцать, двенадцать… Ману погрузился в медитативный транс, ощущая абсолютное спокойствие. И вдруг… «Может, тренировал уже кого-то в Бундеслиге?» Вот он, поворотный момент. Интуиция заработала в бешеном ритме. Ману чувствовал себя словно на краю обрыва: впереди простиралась бездна, а туго натянутый страховочный трос оборвался секунду назад. Чтобы спасти этот матч необходимо было рискнуть, пойти ва-банк. Ворота остались голыми. «Но кого? Я точно слышал про него раньше». – Кристоф, я позади тебя! – закричал Ману центрбеку, когда поравнялся с ним. Тот обеспокоенно обернулся. – Ты что тут забыл, идиот! Вали обратно в раму, нам не до фокусов! – Отдай мне мяч ненадолго. Я кое-что придумал. Пожалуйста, поверь. Кристоф сперва нахмурился, но под прессингом вездесущих шмелей послушно отпасовал слетевшему с катушек вратарю. «Штутгарт! Ну, конечно. Перспективный тренер с перевернутым треугольником в атаке. Похожий на огромную ворону». Ману окинул взором пространство впереди. Возле чужой штрафной притаился одинокий силуэт вингера в синей форме. Никто из дортмундцев не додумался закрыть его. Прицелившись на глаз, Ману выбил мяч, надеясь, что сила удара окажется достаточной для попадания в цель. Дальше произошло невероятное. Вингер кнаппенов подработал грудью пас от вратаря, ловко развернулся и отправил мяч в ближний угол ворот. Болельщики юниоров Шальке разразились оглушительными овациями. А довольный Ману вернулся, наконец, обратно в свою вратарскую. Он светился радостью, его грудь распирало от переполнявшего безграничного счастья. Получилось! «Раз роста мне не хватает, я буду полезен команде как-нибудь по-другому», – заключил Ману, совершенно ошалев от неожиданного успеха. До конца принципиального поединка он безрассудно перепасовывался с защитой, регулярно бросал ворота и всячески способствовал разгону атак своей команды. Такая активность была вознаграждена пенальти, который кнаппены героически выстрадали на последних минутах. Вкус победы опьянял и дурманил сознание — 2:1 Что творилось с ребятами после финального свистка! Команда, которая никак не принимала карликового вратаря, в одночасье превратила Ману в клубного героя: – Полный отпад, Ману! Видел их рожи, когда ты ворота бросил? – Чувак, ты реально вытащил нас из дерьма! – Гм, Ману… Извини? Я больше никогда не буду обзывать тебя. – Нойера в капитаны! – Чегооооо? – Того! Ману принимал заслуженную благодарность товарищей, отвечал на бесконечную вереницу объятий, сиятельно улыбался, но сам закопался в глубинах предательницы-памяти, воскрешая противоречивые детские впечатления: «Пускай он шваб, но, вполне возможно, он неплохой человек, так? Я сильно обязан ему, – подытожил Ману, – когда-нибудь я непременно отблагодарю Вас…Герр Лёв». У фортуны были свои странные причуды. Мануэль Нойер пока не представлял, насколько они большие.