Стокгольмский синдром

Каждому хоть раз в жизни приходилось испытывать на себе неприятное чувство, когда нужный ему человек меняется резко и совсем не незаметно. Вот был он вроде кипучим, злобным, ершистым и дерзким на язычок, а стал тихим, спокойным. Пустым абсолютно. Хэ Тянь никогда бы не подумал, что испытает это на себе. Более того, он не был готов к тому, чтобы испытать это. Он считал себя в меру сдержанным, никогда не терял самообладания и при любой ситуации держал себя в руках. Но в тот раз что-то пошло не так. Хэ притащил Рыжика к себе в пятницу вечером. Точнее, Рыжик притащил пьяного Хэ Тяня на собственном горбу, а Хэ тогда слетел с катушек. Буквально. Утром, проснувшись с Мо Гуань Шанем в объятиях, он урывками вспоминал крики, мольбы, слезы. Молчаливое смирение. И практически возненавидел себя, когда осознал, что он сделал с бедным парнем. Шань проснулся другим человеком. И оставался таким уже два месяца. Он больше не кричал, если Тянь делал что-то из ряда вон. Не вырывался, когда тот закидывал ему на плечи руку или лез с объятиями. Не ругался матом на его присутствие. Не ворчал. Почти не говорил. Ходил с Тянем в кино и кафешки, без разговоров оставался у него на ночь, без визгов отвечал на поцелуи и отзывчиво отдавался в постели. Шань принял его. И сгорел. В нем больше не было той живой искринки, он больше не водился с отбросами общества, типа Змея, из его глаз исчезла ненависть ко всему и всем. Там. Поселилась. Пустота. Вечная мерзлота. Тянь сказал ему однажды, — он лежал на его обнаженном бедре, обрисовывал пальцем выступающую косточку, — «Я люблю тебя, малыш Мо». В ответ ему прилетело безликое «Я знаю». И так было по сей день. Шань не проявлял никаких рефлексий, плыл по течению, не возникал, не ссорился, даже когда Тянь предложил ему попробовать какие-нибудь игрушки, тот пожал плечами, мол, как хочешь. Ничего из предложенного Тянь делать не стал, но жутко разозлился. На себя или на него, непонятно. Яркий и вспыльчивый Мо Гуань Шань всего за одну ночь превратился в бесцветную и пустую оболочку самого себя. Послушную и ничего из себя не представляющую. Задумавшись ни о чем, Тянь открыл ключом дверь и бесшумно вошел в квартиру, еще на пороге услышал вкуснейший запах мясного рагу, от которого заурчало в животе. Следом он услышал тихий голос, поэтому и не стал шуметь, возвещая о своем присутствии дома, тихонько подкрался к углу, чтобы подсмотреть, чувствуя себя самым настоящим идиотом. — Да, мам, у меня все в порядке. — Шань стоял у плиты, помешивал в сковороде ароматное мясо, прижимая телефон к уху плечом. — Что ты, я безумно рад. Нет, поехать я не смогу. Прости, мам. — Рыжик выключил газ, подошел к кофемашине, настраивая на американо. Тянь без ума от американо. Шань знает все его вкусы, знает все его расписание. И ждет его сейчас дома. Психанул почему-то, выключил кофемашину и вернулся к плите, ставя на газ турку. — Мам, пришли мне рецепт того клубничного пирога… Ага, хочу приготовить. — Его пальцы дрожали, когда он приподнял турку над огнем. — Мам, я не поеду, — чуть жестче проговорил он. — Прости. Правда, со мной все хорошо. У меня все хорошо. Не беспокойся обо мне. Передавай отцу привет. — Мо прикусил нижнюю губу, закрыл глаза ладонью. — Мам… Я обещал ему, что стану сильным. Я не справился. Прости. Я люблю тебя. Он отложил телефон и замер над дымящейся туркой, пустым взглядом сверля стену напротив. А потом он заплакал. Не шевелясь, не мигая, слезы градом катились по его впалым веснушчатым щекам, крупными каплями срывались с острого подбородка и падали прямо в турку. Соленый кофе, почему бы и нет. Тянь бесшумно вернулся к дверям, вышел в коридор и прислонился спиной к стене, зарываясь пальцами в волосы. Он убил его, убил своего рыжего взбалмошного уличного пса. Сломал, разбил по кусочкам и хрен соберет сейчас. Никакие нежности и ласки в исполнении Хэ Тяня не помогут ему вернуться к прежнему образу жизни. Даже если постараться. Собравшись, хлопнул дверью. — Малыш? — Я на кухне, — равнодушный голос. Шань поджаривал хлеб, спокойный и безмятежный, ни намека на недавние слезы, только покрасневшие медово-сладкие глаза. Тянь прижался к нему со спины, чмокнул в шею и устроил подбородок на угловатом плече, получая в ответ такой же приветственный поцелуй в щеку. — Ты принимал лекарства? — спросил Тянь, ныряя ладонью под футболку Рыжика и поглаживая впалый живот. — Я же просил тебя отоспаться, зачем ты встал? — Это просто простуда. — Шань пихнул его бедром, принялся накрывать на стол. — Мне не сложно приготовить обед. Устал? — Не особо. — Тянь сел за стол, наблюдая за возлюбленным. Движения выверенные, никаких судорожных движений глазными яблоками, поза расслабленная. Гуань Шань даже не напряжен. И не взбудоражен. Он никакой. Красивый, доступный — только руки протяни, даже сопротивляться не будет, ответит на поцелуй, без прыти, без особой страсти, под ласки подставится, стонать будет, тихонько, слух лаская, но потом снова собой станет — потерянным, пустым, безэмоциональным. — А лекарства? — Тянь притянул Рыжика к себе на колени. — Принимал. — Как так и надо, спокойно воспринял Гуань Шань, подвигая к себе чашку с травяным чаем. — Сейчас выпью ту гадливую штуку, что ты притащил вчера, и попробую еще поспать. — Хорошо. — Тянь провел носом по тонкой шее, вдыхая терпкий аромат специй и кофе, никак не насытиться, прижался губами к бледной коже. — Тебе принести чего-нибудь вечером, когда с работы пойду? — Клубники. — Шань поерзал, устраиваясь поудобнее. — Сыр заканчивается, я бы и сам сходил… — Напиши мне список, я все куплю. А ты отдохни, не готовь ничего, возьму еду на вынос. Слышишь? — Да. — Гуань Шань пригубил чай, но к еде не притронулся. — Почему не ешь? — Я не голоден. — Болит что-нибудь? — обеспокоенно спросил Тянь, разворачивая Рыжика лицом к себе. Тот покачал головой. — Горло саднит, горячий чай успокаивает. — Бедненький мой. — Тянь прижал парня к себе обеими руками, спрятал лицо в тонкой шее, бодая макушкой щеку. — Хочешь, останусь с тобой? Не пойду на работу. — Не стоит привлекать внимание Хэ Чэна к нашим скромным персонам, — тихонько усмехнулся Рыжик. — А если ты пропустишь работу, он обязательно придет сюда. — Ты прав, малыш, — печально вздохнул Тянь. — Так хочу подольше побыть с тобой. Я люблю тебя. — Я знаю. — Рыжик поцеловал его в щеку и отошел к раковине, чтобы помыть посуду. — Доедай, а то опоздаешь. Набрать тебе ванну к возвращению? — Тебе принципиально что-нибудь делать, да? — Хэ Тянь подпер голову кулаком, наблюдая за рыжим. — Не привык сидеть сложа руки, без работы чувствую себя никчемным, — честно признался Гуань Шань. Для Тяня это было чистым откровением. Рыжик давно не позволял себе говорить о чем-то личном и его признание открыло для Хэ кое-что новое, чего он не замечал раньше. Малыш Мо всегда, сколько они уже живут вместе — около месяца где-то, старался как-то прыгнуть выше головы. Несмотря на трудные дни в ресторане, дома было чисто и одуряюще пахло вкусной едой, а по утрам свежесваренным кофе. Если Тянь возвращался с работы злым и раздраженным, Гуань Шань набирал ему горячую ванну и долго разминал задубевшие мышцы умелыми движениями. Раньше Тянь не задумывался об этом. Сейчас — заметил. Он не сомневался, что Малыш Мо не испытывает к нему тех же пламенных чувств, что и он, но заботиться Рыжик умел профессионально. И делал это так, что на несколько мгновений Тяню казалось, что тот его любит. — Как ты смотришь на то, чтобы завтра я взял выходной и мы с тобой провели бы время вместе? — Тянь встал позади возлюбленного, поднырнул руками под мышками и принялся помогать мыть тарелки. — Сходили бы в парк или еще куда-нибудь. — Если ты хочешь, — пожал плечами Рыжик. — Я хочу тебя, — нагло заявил Тянь, пробираясь мокрой ладонью под футболку и прихватывая губами сережку в правом ухе. — Такой сладкий, — поцеловал за ухом. — Пахнешь одуряюще, — потерся пахом о крепкий зад. — Останови меня, иначе я не уйду. Шань толкнул его бедром, выворачиваясь из захвата, и брызнул водой ему в лицо. Тянь смешно поморщился, вытираясь подолом футболки, и резко подхватил Рыжика под зад и перекинул через плечо, перенося не сопротивляющегося парня на кровать, усадил на край, чтобы раздеть, попутно целуя все, до чего мог дотянуться, прижался щекой к животу, обнимая поперек спины, после чего принес ему лекарства. — Не вставай до моего возвращения, иначе я тебя снотворным накормлю, чтобы ты проспал хотя бы пару суток, — наказывал он, заботливо поправляя одеяло. — Я приду вечером и сам наберу НАМ ванну, куплю взбитые сливки и буду методично слизывать их с тебя. — Звучит мокро. — Гуань Шань неконтролируемо зевнул, натягивая одеяло до подбородка, и посмотрел на него полуприкрытым глазом. — Эта болезнь делает меня таким слабым, — шепнул, снова зевая, смежил веки. — Не задерживайся, буду ждать тебя. Сказано было совсем в беспамятстве, что вызвало у Хэ Тяня безумно умильную улыбку. Может, он поспешил со своими выводами касательно чувств маленького Мо?