Лучшая дичь

Вот оно и случилось. Он снова здесь. Здесь так темно и холодно, так страшно. Внезапно появившийся ужас поглощает целиком и лишает возможности выбраться. А так хотелось. - Посмотрите, кто к нам пришёл. Паркер сразу узнал этот голос. Больше всего на свете он боялся снова услышать его, ведь когда никто не видит, он раздирает ему горло. Даже когда тот молчит. Мишель творила с ним всё самое жуткое, самое грязное. Изувечивала его сознание раз за разом и коверкала душу. Вот так вот просто. Он родился мальчиком, ему положено было быть мальчиком и им же оставаться. Но Мишель считала иначе, на этого ребёнка у неё были совершенно иные планы. Потому мальчик стал девочкой, а ненавистный Паркер желанной Мэрилин. Ему страшно. Ему снова предательски страшно. В животе всё переворачивается, а в горле застрял ядовитый ком. Так действовал голос матери и голос самой темноты. - Помоги мне. Помоги ей. Мишель походила на недовольного и обескураженного джина, томившегося в собственной клетке. Она не захотела выходить из неё, когда была такая возможность, пожелав слиться с тьмой и стать этой тьмой. А теперь к ней приходит её обожаемый мальчик и просит исполнить одно-единственное желание. Паркер не двигается. Трудно сказать, что ему мешает, страх или сам факт того, что тело его двойника осталось за пределами этого мира. Или то, что он видел в зеркале своё отражение переодетого убийцы, но никак не Джоша, однажды спасшего жизнь. Почему? Зачем Джош спас его? Может, он играл в миротворца? А, может, играл в дамского угодника и только потом оказался неугодным? Интересно, а чувствует ли этот трусливый мальчишка, когда ему, Крейну, больно. Ведь Паркер чувствует. Всегда. Он чувствует, как они связаны. Он в его теле, он паразит, зависящий от него. И его это злит. И то, что Ламберт сейчас истекает кровью по его вине, его злит тоже. Паркера злит его внутренний убийца, которого он ежесекундно узнаёт в своём отражении, его злит его адское желание убивать тех, кто рядом. Его злит, потому что он хочет их защищать. - Помоги. Ты нужна, я без тебя не справлюсь. Тьма стала ещё холоднее, желая пробрать до костей и внутренностей, пожрать нутро, поглотить, оставить. Это похоже на жестокое проникновение в уже давно окоченевшее тело. Это похоже на беспорядочные движения рук по синеющей плоти и беспощадные сумбурные толчки в её подгнивающие отверстия. Да, это похоже на секс сумасшедших. А чего ещё ему было ждать от Мишель. От матери, которая стала тьмой. Или нет. Она всегда была тьмой, но только сейчас почему-то была спокойной. Излишне молчаливой и потому ещё более зловещей. Мстительной. Она почувствовала добычу и не спеша подбиралась к её остывающему сердцу. К замедляющейся чернеющей плоти, испещрённой уродливыми отметинами. Её отметинами. Материнскими. Потому что нельзя было любить его так. Но она хотела любить его, и по-другому не получалось. Она любила его по-своему, потому что знала, что никто и никогда вот так вот любить ей запретить не сможет. Её любовь – маниакальная ядовая привязанность. Африканская тошнотворная лихорадка. Болезнь всего тела и такой же покалеченной души. Это искорёженное чувство передалось Паркеру с рождения, с его первой кровью, с его первым вскриком и таким яростным, таким неумолимым желанием жить. Плоти от плоти, но у этой прогнившей насквозь предательницы вдруг появилось желание примкнуть к раздражающему яркому свету, сковать себя тяжеленными оковами, чтобы уже никогда не возвращаться обратно. Ребёнок ты. Трусливый и глупый. Ребёнок мой. И потому я так сильно тебя ненавижу. И люблю. Тьма подбирается к Паркеру всё ближе и обнимает его, как никогда не обнимала сама Мишель. Всё, что у неё теперь есть, так это жалкие остатки роскоши, которыми она сейчас давится, прикасаясь к своему ненаглядному Крейну холодной прозрачной кожей. К своей неудавшейся Мэрилин, но такой послушной в далёком кошмарном прошлом. - Ты хочешь, чтобы я помогала той, что отняла тебя у меня? Этого ты хочешь? Ты явился ко мне спустя несколько лет, чтобы попросить о помощи жалкому проводнику, а потом снова с ним же исчезнуть? Так не пойдёт, мой дорогой. Ты меня ослушался, а непослушных детей положено казнить. Она должна была сказать «наказывать», но какой в том был смысл, если на самом деле Мишель хотелось его казнить. За всё, что он сделал с её душой. Она и сейчас винит его в своей неправильной, искалеченной и калечащей любви. Винит и отпускать не хочет. Скажи, мой дорогой мальчик, выберешься ли ты? Не струсишь? Или же снова завизжишь, точно раненный в лапку поросёнок, и будешь послушно называть себя девочкой. Моей ненаглядной девочкой. Моей Мэрилин. Ты всё ещё моя Мэрилин, Паркер, и я ненавижу тебя за это. И люблю. У Крейна опять подкашиваются колени. Тьма молниеносно затмевает его сознание и безропотно отдаёт в костлявые лапы Мишель. Жуткой темноволосой женщины с сединой из ярости и окровавленными зубами. Белыми и красными. Острыми. Они созданы для того, чтобы пить кровь. Дырявить кожу и вытягивать из неё по капле. Дырявить или даже рвать, а затем наслаждаться и поглощать её в себя без остатка. Для Паркера она желала лишь этого. И лишь это она хотела для себя самой. Они оба как будто инфекция. Приходят в человеческий мир и заражают его своей темнотой, выплёвывают бесконечный яд, а для продолжения жизни выбирают лишь избранных. Избранные те, кто похож на них. Кто не страшится боли, а всем своим сердцем боготворит её. - Что ты хочешь? Паркер зажмуривается всё сильнее, пытаясь сбросить с себя невидимые клешни, чувствует поползновения в сторону своего сердца и понимает, что всё это делает она. Прямо сейчас за его спиной стоит она, Мишель, и дёргает его за ниточки, словно подневольную тряпичную куклу. Он чувствует тянущую боль в боку и горячую влагу на коже. Мишель ранит его ногтями, сначала совсем легонько, а потом словно вспарывает ему брюхо одним своим присутствием, точно он какое-то нелепое животное и ему здесь не место. Или всё совсем наоборот, но тогда всё это окажется его вечной тюрьмой. Мишель шипит ему на ухо старой ядовитой змеёй, скользит своим холодным мокрым языком по щетине, точно смакуя её на вкус, а затем злится ещё больше. Ей не нравится это лицо, она ненавидит это чужое тело. Она всё ещё хочет убить Джоша Ламберта, даже не смотря на то, что внутри него скрывается её сын. Такой же коварный змеёныш. Но, вместе с тем, бесполезный, потому что трусливый. - Как же ты посмел заявиться сюда в его облике, когда я так его ненавижу. Внезапная догадка осенила Паркера, и он почувствовал, как оковы тьмы с каждой секундой ослабевают. Он почувствовал, что кто-то снова позвал его, но уже извне. Другого, переродившегося. - Я тебя убью. Тьма разбивается на мелкие режущие осколки, заставляя Мишель громко и горестно выть. Этот проходимец снова ушёл, оставив её одну. И она ничего не сможет сделать до тех пор, пока он опять не захочет придти к ней. Маленький негодяй. Предатель. Я так тебя ненавижу. И я так тебя люблю. - Я тебя люблю. Крейн произносит это уже в своей комнате. Шевелит одними губами, и только потом задумывается, а кому это всё? Зачем?