Успокой меня.

С тех пор, как они с Лёшей впервые переспали, Рома обзавёлся привычкой проводить больше времени в его спальне. За обсуждением чего-либо, совместным просмотром матчей или же просто потому, что скучно. Но Лёша понимал, что, какую бы причину Рома не назвал на этот раз, всё и всегда сводилось к тому, что ему скучно. И хочется лёшиного внимания. Он никогда не говорит об этом прямо, всегда приводит какое-то оправдание своего визита, неловко топчась у порога, а Лёша каждый раз едва заметно ухмыляется и делает вид, что верит. Вроде бы уже не первую неделю трахаются, а Рома по-прежнему ищет повод, чтобы его потрогали. Хотя даже с ярко выраженным намерением потрахаться Рома не может сказать об этом напрямую. Только через ломкие жесты, влажные взгляды и робкую мимику, которая, несмотря на общую неловкость, просто кричит о том, что Рома хочет, чтобы его раздели. И в вечер, когда он притаскивает к Лёше в комнату ноутбук, чтобы посмотреть реплей одной из их последних игр, Лёша наконец решает разложить всё по полочкам. Они сидят за просмотром уже порядка тридцати минут. Рома, устроившись между вытянутых лёшиных ног, оперевшись спиной ему на грудь и вытянув свои, активно комментирует происходящее на экране, несдержанно матерясь и выгорая от хуёвых мувов Роджера, а Лёша обнимает со спины, положив голову ему на плечо, и с тенью улыбки на лице наблюдает. За движениями рук, за повышающейся время от времени интонацией, за тем, как Рому волнительно передёргивает, когда Лёша поворачивает к нему голову и жарко дышит в шею. И в какой-то момент, когда Рома ловит очередной приступ злобы от действий на экране, Лёша прижимает его к себе сильнее, носом проходясь по уху, — отчего у Ромы моментально проносятся мурашки по затылку — и тихо говорит: — Ты всё сделал правильно. Лучше бы не сделал никто. — А Роджер? — не унимается Рома, стараясь игнорировать бешеный стук сердца. — Роджер немного не понял своей задачи. Но в любом случае, — жарко отвечает Лёша в самое ухо, проходясь руками по напряжённому роминому животу, — мы учтём его ошибки в будущем и впредь такого не повторим. Слова, кажется, понемногу успокаивают, а вот прикосновения наоборот покоя не дают. Рома начинает ёрзать, пытаясь вернуть внимание к игре, а Лёша чувствует его волнение и нерешительность и медленно выгорает с этой реакции изнутри. Рома в сексе может быть таким же диким, как и в Доте, просто его нужно подтолкнуть. Распалить. Завести. И тогда его нежное бледное тело распустится на твоей постели во всей своей красе. Лёша за эти несколько недель их близости научился доводить Рому до цветения достаточно быстро. И, если Рома научится говорить о своих желаниях, это время сократится вдвое. — Знаешь, — начинает Лёша, едва касаясь губами роминого уха, — если хочешь прийти ко мне, не обязательно искать повод. И оставляет лёгкий поцелуй под челюстью. Рома вздрагивает, а экран перед его глазами начинает плыть. Ему неловко и очень-очень горячо от подобных разговоров. Щёки вспыхивают моментально, а воздух вокруг становится слишком густым. Рома не любит такую искренность. Потому что умеет общаться только прикосновениями и рваными вздохами. Но Лёша хочет показать, что в роминых желаниях нет ничего постыдного. — Тебе не нужен повод, чтобы быть со мной наедине, — продолжает он и целует в шею, надеясь, что Рома правда прислушается. Лёшу заводит его робость, но он хочет искоренить зажатость, а на её месте взрастить уверенность. Рома покрывается мурашками, но не отвечает. Не понимает, как. Не умеет. Но Лёша это знает. И потому не ждёт ответа. Только снова целует в шею — плавно, тягуче, сладко, — а руками мягко проходится по груди и животу. А Рома вздыхает полустоном, втягивая мышцы живота, и комкает руками покрывало между разведённых ног. — Мы занимаемся сексом уже… Сколько? Три недели? Я изучил твоё тело вдоль и поперёк, — говорит Лёша, попутно осыпая шею влажными, медленными поцелуями с обеих сторон, и чувствует, ощущает, как Рома весь краснеет и сжимается. — Если ты хочешь, чтобы я тебя потрогал, — и снова ведёт носом по горящему уху, — в любом смысле... Тут он замолкает, не отстраняясь, и касается рукой чуть ниже живота; слегка сжимает пальцы. Прислушивается ко вздохам. — Можешь просто попросить, — и чувственно целует за ухом, вырывая из роминой груди нежный, тихий всхлип. Волшебный звук. — Просто хочу, чтобы ты это знал, — договаривает Лёша немного погодя и возвращает внимание к экрану. — Может, мотнём на драку у Рошана? Там была хорошая инициация, но немного не хватило тимплея. И он готов поклясться, что в этот момент услышал вздох разочарования. А Рома нервно дёргает плечами, пытаясь вернуть телу спокойствие, и тянется к ноутбуку за перемоткой. Проходит ещё около пяти минут. Рома действительно успокаивается, комментируя без агрессии, и старательно делает вид, что игра его по-прежнему волнует. А Лёша понимает, что Роме игра по барабану стала ещё с того момента, как он оставил на нём первый поцелуй. И тогда он решает перемотать на самый удачный момент матча. Туда, где Рома делает рампагу. И посмотреть реакцию. — Ну и?..— угрюмо спрашивает Рома. — Всё равно въебали. Роджер опять не засейвил. А мог бы. Вот, блядь.. — Рома делает глубокий вдох и вытягивает к экрану правую руку, чтобы выдать очередной агрессивный монолог, но Лёша вовремя перебивает. — Я не на Роджера включил смотреть, — тихо говорит он в самое ухо и медленно тянет к роминой руке свою; мягко обхватывает напряжённую кисть, чувствуя, как Рома на мгновение замирает и перестаёт дышать. — А на тебя. И замолкает. Его дыхание наперевес со сказанным вызывает у Ромы новую волну мурашек, а тёплое, чуткое прикосновение заставляет тело обмякнуть. И Рома сдаётся. Позволяет убрать свою руку от экрана и прижать к груди. Вся злоба моментально осыпается, а в голове не остаётся ни единой мысли. Лёша тянется к ноутбуку свободной, левой рукой и снова мотает к началу драки. — Смотри внимательно, — говорит Соло, едва касаясь губами мочки уха. — Смотри. Ты сделал всё, что было возможно. Идеально влетел, идеально зафокусил, таймингово прожал свап ХП. И в итоге развалил всех. Ты был просто охуенен, Рома. — выдыхает Лёша и проводит кончиком носа у него за ухом. — Сыграл лучше всех. А потом наклоняется вперёд, чуть ближе к покрасневшему лицу, и говорит уже потише: — Мой мальчик самый скилловый на карте. И медленно, с упоением целует в скулу. Рома прикрывает глаза, шумно вдыхая через нос, и беспокойно ведёт по постели ногами. — Давай я помогу тебе успокоиться, — говорит Лёша и пальцами левой руки аккуратно оттягивает ромины шорты вместе с бельём. Рома начинает дышать чаще, а Лёша тем временем выпускает его кисть из своей правой руки и пробирается за ткань белья, мягко касаясь члена. Рома моментально давится воздухом и крупно вздрагивает. Удивительно чувствительный — даже после стольких ласк в постели — мальчик. — Закрой хотя бы... Дверь, — сдавленно просит он, подгибая пальцы на ногах. — Я всегда запираю дверь, когда я с тобой, — тихо и на полтона ниже отвечает Лёша, практически заглядывая сбоку Роме в глаза. И звучит это настолько искренне, настолько нежно и интимно, что Роме снова до покраснения становится неловко. Неловко и до безумия приятно. Лёша тянется к подушке позади себя и вытаскивает оттуда небольшой флакон лубриканта, затем вытягивает правую кисть из-под резинки роминого белья и обильно льёт на пальцы. После чего отбрасывает флакон в сторону и аккуратно возвращает руку на место, обхватывает ещё не вставший член. Рома заведённо вздыхает и впивается в покрывало под собой. А его грудная клетка вздымается так высоко, что кажется, будто рёбра вот-вот покажутся наружу. — Тш-ш, — шепчет Лёша, касаясь губами уха. — Тише, тише. Вот так. Расслабься. Хороший мальчик. И с этими словами начинает нежно и осторожно двигать рукой. Рома скулит. Тихо, незаметно почти. Незаметно, но только не для Лёши. Коленки беззащитно съезжаются сами собой, а возбуждение волной прокатывается по телу и оседает покалыванием на кончиках пальцев ног. Жарко. Он откидывает голову, жадно вбирая кислород ртом, и скрёбется пальцами обеих рук о покрывало. Всегда такой неспокойный. Такой подвижный. Такой живой. Всегда. Будто с Лёшей в первый раз. Будто вообще в первый раз. Лёша ласкает его в медленном темпе. Не спешит. Прижимается под челюстью лицом и жарко дышит через нос, пока член под пальцами не встаёт полностью. А свободной рукой неторопливо оглаживает подставленную шею. Потом ведёт выше, к нежно-голубым волосам. Вплетает пальцы. Слегка оттягивает мягкие пряди. А затем надавливает на кожу. Для Лёши трогать эти волосы каждый раз, как ласкать небо. — Ты такой заведённый сегодня, — выдыхает он под ухом. — Так давно хотел, чтобы потрогали? Мой мальчик... От этих слов у Ромы по хрупкому телу проносится волна мурашек. Он шумно вздыхает и начинает дёргать ногами сильнее, ещё более заведённо. — Рома, — переходит на шёпот Лёша и снова ведёт по шее губами. — Рома… Пожалуйста, запомни: тебе не нужно искать повод, чтобы я тебя потрогал. Если ты этого хочешь, — он останавливает руку у головки и слегка оттягивает член кверху, ловя очередной жалобный стон, — если хочешь чего-то со мной в постели, пожалуйста, Малыш, не ищи оправдание. Просто скажи. Рома на этих словах крупно вздрагивает в лёшиных руках и выпускает из груди жалобный, но до безумия развратный стон. — Договорились? — тихо спрашивает Лёша, вглядываясь в раскрасневшнееся лицо. А Рома опускает голову, смотрит на свои скребущие постель ноги в белоснежных носках и судорожно жмётся к чужой груди сильнее. — Ну, Рома... — тихо зовёт Лёша, и жарко, тягуче целует в шею. — Давай не будем прятать твою сексуальность. Ты же взрослый мальчик. И касается ладонью груди, у самого сердца. Бешеного, юного, трепещущего сердца. — Скажи, чего ты хочешь, — мягко настаивает Лёша и перемещает руку на члене к основанию, слегка сжимая. И получает в ответ звонкий, плаксивый стон. — Хочу быстрее, — несдержанно, до одури капризно отвечает Рома, откидывая голову. И дико ёрзает. И Лёша ускоряется. Не переставая перебирать нежно-голубые пряди и жарко целовать своего мальчика в шею. Когда Рома становится близок к оргазму, Лёша замедляется, чтобы ощущения были мягче. Потому что, если сделать быстро, Рома будет дёргаться и болезненно хныкать. Рома всегда после оргазма хныкает и просит больше внимания. Не словами, конечно. Телом. Но, если заставить его кончить быстрыми движениями, он вообще станет стервозным. Поэтому нужно осторожно. Оргазм — самая пиковая и она же самая важная часть ласк. И в этот момент с Ромой нужно быть максимально аккуратным. Гладить, целовать, шептать что-либо приятное на ухо. В этот момент нужно быть максимально с Ромой. И Лёша все его повадки знает наизусть. Когда Рома кончает, он хаотично сгибает и разгибает ноги в коленях, толкается в ладонь и судорожно цепляется пальцами одной руки Лёше в затылок, притягивая ближе. — Тише, Малыш… Тише, — наслаждаясь трепетом роминого тела, успокаивает Лёша. И нежно целует в висок, прикрывая глаза. Они потом ещё долго сидят вот так, без слов. Рома не любит болтовню после оргазма. Рома общается телом. А Лёша, вынимая руку из его шорт и продолжая ласкать другие участки голодного тела, просто не хочет перебивать звуки сбитого и неспокойного дыхания. Он не знает, принял ли Рома его слова к сведению, и не знает, сможет ли Рома вообще когда-нибудь в открытую попросить его коснуться. Знает только, что ромино тело об этом никогда не промолчит.