Reprise

      Доктор Томпкинс подозревала. Она не могла так просто принять исчезновение своей подруги, и Эдварду пришлось выкручиваться. Большой удачей оказалось то, что обычное поведение судмедэксперта всегда казалось окружающим странным, поэтому какую бы реакцию они ни увидели, это не вызывало в них дальнейших подозрений. Эдвард стоял в центре своей квартиры, вычищенной до блеска, организованной и такой скучной после того, как закончились визиты и Кристен, и Освальда.       Раздался стук, Нигма повернул голову к двери. Стук повторился уже куда более громкий и нетерпеливый. Значит, это парню не послышалось. Он открыл дверь и почувствовал искренний восторг, когда увидел перед собой гостя.       — Освальд! — радостно воскликнул он, — прошло немало времени. Удивительная сумятица с обвинениями, никто не ждал, что Обри Джеймс укажет на тебя.       — Точно, — Кобблпот кивнул с улыбкой, улыбка его стала зловещей, когда он продолжил, — всего несколько часов прошло, пока на меня не повесили новое обвинение. Тео Галавана надо пристрелить как собаку. К слову я пришел не один.       Эдвард выглянул в коридор. За Освальдом стоял внушительный здоровяк с чьим-то телом наперевес. Гангстер и его компаньон прошли в квартиру, и Нигма морально приготовился к тому, что бы его друг сейчас ни попросил. Избавиться от тела или наоборот подлатать кого-то.       — Джеймс Гордон? — Эдвард не смог скрыть своего удивления, — говорили, что он как в воду канул после слушания. Ты его так?       — Нет, — Освальд усмехнулся и отправил Гейба восвояси, — я спас ему жизнь. Он мне ещё понадобится. И ты тоже.       Эдвард проверил пульс детектива. Сказанное отчего-то задело самолюбие, и первоначальная радость от долгожданной встречи с другом сменилась раздражением. Каким-то удивительным образом Джим умудрялся стягивать все внимание на себя, как в участке, так и за его пределами. Детектив получил щедрую порцию побоев, и это, к счастью Нигмы, не требовало немедленного хирургического вмешательства.       Джеймс начал приходить в сознание, и первое, что он смог уловить, ещё не открывая глаз, звучание двух голосов. Он чувствовал себя невероятно паршиво, так, будто его с того света вытащили.       »…казалось скучно и одиноко, а теперь самому не хватает места в квартире».       «На том свете выспимся». Да, смешно, иронично. Джим попробовал открыть глаза.       «У вас двоих потрясающая способность переживать тяжёлые ранения, не теряя работоспособности».       «Высокий болевой порог».       Двое людей продолжили беседовать, не замечая, что Джим уже пришел в себя. Они говорили громким шепотом, таким, что лишь больше привлекал внимание. Детектив обнаружил, что оказался в чьей-то квартире уложенный на кровать и по обе стороны от него кто-то сидел.       — Какого черта? — хрипло начал Гордон. Это точно было каким-то наваждением, Эдвард Нигма и Пингвин как заботливые сиделки ждали, когда он придет в себя.       — Ох, наконец-то.       — Нигма? — спросил Джим. Он начал припоминать, что вечером пережил стычку с Тео, потом появился Освальд, а потом была лишь темнота.       — Это долгая история, — ответил за него Кобблпот, улыбаясь, как школьница, представляющая нового кавалера, — он мой друг.       Друг, хах. Джим сел на кровати, и Эдвард с Пингвином тут же встали со своих мест, давая ему пространство для маневра.       — Можешь не благодарить за спасение жизни, — так же самодовольно продолжил гангстер, — всё-таки мы с тобой тоже друзья. Нет, действительно.       — Надо идти.       — Позволь задать вопрос, Джим. Куда? Что ты собираешься делать? Барнс объявил тебя в розыск. А ты уже попытался в одиночку противостоять Галавану.       — Что предлагаешь?       — Думаю, сейчас самое подходящее время, чтобы объединить наши усилия против общего врага.       Голова раскалывалась, стоять было сложно, а нужно было ещё избавиться от мерзавца Тео. Пингвин своими сладкоголосыми речами также вносил толику мучений. Они оба теперь были в уголовном розыске, насмешка судьбы, не иначе. В участок хода не было, но там оставались Харви и Ли.       — Ли, она должна знать, что со мной все в порядке, — хрипло произнес Джим и облизнул пересохшие губы.       — Даже с натяжкой не назвал бы это порядком, детектив Гордон, — подал голос Эдвард, надевая пальто.       — Куда ты идёшь?       — На работу, — с еле уловимым раздражением ответил судмедэксперт.       Это было необычно. Столько неизвестных ранее вещей Джим узнал о личности своего коллеги, таких, как эта странная связь с криминальным Королем Готэма. Это настораживало, но времени, чтобы обдумать всю ситуацию, сейчас не было.       — Не мог бы ты сказ…       — Принято. Лесли Томпкинс. Сообщить, что ты здесь, — перебил его Эд, — мне не стоит опаздывать. Горчица в холодильнике.       Горчица?       У Освальда чесались руки. Это будет уже третий раз, как ему удастся убить Тео Галавана, и он очень надеялся, что последний. В этот раз Освальд даже не пытался делать вид, что рад видеть Ли. Та считала его преступником и социопатом заочно. Что было правдой, однако все равно говорить такие вещи в лицо было весьма грубо.       — Я беременна, — произнесла Ли так, будто бы вынесла Джиму приговор. Тот глядел на нее с совершенно ошеломленным выражением и молчал. Кто-то должен был прокомментировать это.       — Поздравляю! — радостно воскликнул Освальд с другого конца комнаты, — ты будешь отличным отцом, Джим! Поверить не могу, прямо на моих глазах зародилась новая ячейка общества.       — Не лезь не в свое дело, прошу, — Ли предостерегающе подняла руку, затыкая гангстера.       Очередные драмы, личные препирательства, всякий раз встающие, стоит на горизонте оказаться серьезному делу. В квартиру прибывали люди: наемники с новыми боеприпасами и бронежилетами, Харви Буллок, дворецкий Уэйнов, Люциус Фокс, Селина Кайл. Все с жаром обсуждали предстоящее спасение Брюса Уэйна из лап культистов. Удивительно, но все эти исключительно героичные люди даже спросили мнение Пингвина. Освальд мрачно ответил, что собирается отправить Тео Галавана прямиком в ад, и не слушал тут же последовавшую тираду Гордона о законе и справедливости. Никто даже не заметил, как проскользнул домой Эдвард, отработавший свою смену. Никто, кроме Освальда, сидевшего на диване с кружкой чая.       — Полагаю, это обсуждение плана, — тихо произнес Нигма, чтобы его услышал только Освальд.       — Нет у них никакого плана. Но у нас есть.       — Я взволнован тем, что предстоит. Но все при условии, что ты не пострадаешь во время этой атаки.       — Ты не выглядишь как человек, опасающийся за мою жизнь, — сказал Кобблпот с упрёком.       — Ты не выглядишь как человек, сомневающийся в своем успехе, так что я предполагаю, что дело пройдет без каких-либо затруднений, — спокойно ответил Эдвард, что ж, это был весьма ловкий ответ, — почти чувствую сожаление, что не смогу принять участие в этом… мероприятии.       — Не чувствуешь, — фыркнул Освальд, затем спрятал лицо в ладонях, чтобы скрыть вдруг появившийся смех.       Все это нервное, должно быть. Проживать одни и те же события было трудно. Он чувствовал душевную усталость, бесконечные споры о том, что правильно и что неправильно, и какие поступки стоит совершать, уже вызывали в нем истерическую реакцию. Черт возьми, как будто они все жили не в Готэме. Пингвин обернулся на Эдварда, тот глядел на столпотворение, не отрываясь. Слушал, возможно, для него это все было в новинку.       — Тот парень, работающий на Уэйна, ты знаешь что-нибудь о нем? — спросил Нигма, Освальд проследил за взглядом, направленным на Люциуса Фокса.       — Ох, нет, ничего я тебе о нем не скажу, — он встал со своего места, настала пора выдвигаться, и ему точно не хотелось слушать что-либо ещё, связанное с тем парнем.       Квартира в миг опустела и стала вдруг тихой и большой. Люциус, разумно отказавшийся подвергать свою жизнь опасности, обнаружил, что кроме него самого в комнате остался лишь хозяин квартиры, всеми проигнорированный. Эдвард глядел на него своими сияющими глазами и как-то слишком нервно улыбался.       «Так вас зовут Люциус Фокс. Вы любите загадки?».       Натаниэль Барнс и коп, сопровождавший его, лежали на полу в отключке, пол был осыпан битым фарфором. Джим инстинктивно направил дуло пистолета в сторону нападавшего.       — Мы все заодно здесь! — протянул Освальд, подняв вверх руки, — они живы, что хорошо. Сразу прошу прощения за это.       — Ещё чего! — огрызнулся Гордон.       Он ведь не станет уподобляться Пингвину? Нарушать закон, прибегать к насилию как к самому действенному методу решения проблем. Тео был ужасающим преступником, но значило ли это, что детективу стоило начать играть по другим правилам? Галаван молчал и смотрел лишь на Кобблпота, в глазах которого кажется плескалось настоящее безумие.       «Забудь, что он натравил на тебя Барбару Кин, забудь, что почти убил мать твоего ребенка, забудь о мести! Думай о благе, о Готэме! У него все суды в кармане», — с ненавистью процедил Освальд, — «миллиарды долларов на счетах. Ты абсолютно уверен, что в этот раз он не сможет избежать наказания?».       Джеймс знал, что в этой битве с собственной моралью он уже проиграл. Освальд был за рулём, вез Галавана в надёжное место. Джеймс глядел в окно пустым взглядом.       — Не говори мне, что ты передумал, — напряжённо сказал Освальд.       — Я собираюсь хладнокровно убить человека. Поставить себя в опасность. Подвергнуть свою невесту и ребенка риску остаться без меня. Если что-то пойдет не так, если произошедшее… — Гордон осекся.       — Станет известно? — холодно заключил Пингвин, — если я решу сдать тебя? Мы оба окажемся в тюрьме. А я ни за что туда не отправлюсь. Я лучше застрелюсь, чем буду в Блекгейте или Аркхеме.       — Аркхеме? — переспросил Джим и повернулся, чтобы поглядеть на своего подельника. Тот кажется был спокоен, сосредоточен.       — Похож я на психически больного преступника?       — Может быть, — честно сказал детектив.       Какое-то время они ехали в молчании. Пока Освальд, не сводя глаз с темной дороги и скрывая свое волнение, не спросил:       — Джеймс, если бы у тебя была возможность отправить меня в тюрьму, ты бы ей воспользовался?       — Есть закон…       — А есть справедливость. И мы нарушаем закон прямо сейчас, — резко осадил его Освальд, Джим тяжело вздохнул.       — Я не знаю, — наконец, признался он.       Они прибыли на место. Старое непримечательное здание в доках, где царила почти кромешная тьма. В этих местах творилось множество незаконных дел, на которые Джеймс Гордон в тот день закрыл глаза. Тео Галаван начал говорить сразу, как багажник автомобиля был открыт.       — Пингвин, человек, изувечивший мою сестру и державший мою племянницу в заложниках.       — Черт поганый, — огрызнулся Кобблпот, беря в руки биту.       — А ты, Джим, — обратился Галаван, — у тебя есть совесть. Ты пожалеешь об этом.       Никакие мольбы и манипуляции уже не могли остановить детектива. Он поволок за собой бывшего мэра, отгородившись от всех своих чувств, глухой к затихающему голосу совести. Тео, должно быть, ждал какой-то прощальной тирады, возможности сказать последние слова, но Пингвин взмахнул битой в тот же момент, когда мужчина оказался опрокинутым на пол. Прозвучал глухой удар, затем ещё, и ещё, и еще. Темный склад заполнился ужасающими звуками ударов о плоть, криками, стонами, хрипом. Несколько ударов пришлось на голову Тео, и лицо его залила кровь. Он извивался на полу в муках, спину Джеймса покрыл холодный липкий пот от этого зрелища, но он стоял на месте и был не в силах отвести глаза. Отчаянные мольбы о смерти вывели детектива из транса, он воскликнул «Освальд» и оттащил того от еле живого Тео. Одним точным выстрелом прямо в голову Джим прекратил жизнь Галавана. В помещении ещё стоял звон после оглушительного выстрела, а затем наступила тишина. Ничего, кроме громкого дыхания Кобблпота.       Освальд вдохнул поглубже, силясь, наконец, прийти в себя.       — Нет тела — нет дела. Мы уничтожим его.       — Мы? — напряжённо переспросил Гордон. Он только что убил человека, но избавляться от тела, расчленять или бог знает что ещё вытворять с трупом он точно не был готов.       — Я и Освальд, — послышалось со стороны.       Было так темно, и истязания Галавана так захватили внимание детектива, что он совершенно не заметил, что в помещении был ещё один человек. Его очки блеснули, когда он поднялся со своего места. Верно, Эдвард был свидетелем этого жестокого кровавого зрелища, глядел, не издавая ни единого звука. От осознания этого живот начал сворачиваться в неприятный узел. Вид мертвых людей ещё никогда не вызывал у Гордона тошноту, но в этот момент он был близок к этому, как никогда. Так значит Пингвин и Нигма договорились заранее, что избавятся от тела. Джеймс глядел на своего коллегу, не узнавая его. Эдвард, которого он знал и к которому привык, пожалуй, был самым добрым и невинным человеком во всем полицейском участке. А сейчас он готовился уничтожить тело одного из врагов Пингвина. И врага самого детектива, конечно, но в первую очередь он работал заодно с Освальдом. Как чрезвычайно талантливый судмедэксперт Эдвард Нигма знал, что делать, чтобы избавиться от трупа раз и навсегда. И это пугало. Давно ли он работал на Кобблпота? От скольких людей уже избавился?       Джеймс глядел на Эдварда слишком долго, а Эдвард тяжело смотрел на него в ответ. В полумраке вовсе казалось, что это был совершенно другой человек, потому что Джим никогда ещё не видел у Нигмы такое выражение.       «Ещё один свидетель твоего бесчестия выбил тебя из колеи?» — медленно произнес Эдвард.       Джим не знал, что можно было ответить на это. Очевидно, что Эдвард также будет об этом молчать, они все оказались замешаны в одном и том же деле. Освальд вмешался в их несостоявшийся разговор:       «Думаю, у тебя есть дела поважнее, Джим, Лесли ждёт тебя. И даже не знает, пережил ли ты эту ночь».       Джеймс Гордон согласился. Что бы ни происходило дальше в том здании в доках, он не хотел быть этому свидетелем, не хотел больше участвовать.       Освальд не мог поверить, что все позади. Что Галаван пропал навечно, а мама, наконец, может вернуться домой. Обвинения были сняты, репутация, конечно, пострадала, но Пингвин беспокоился бы об этом будучи политиком, а не криминальной главой. Следующие несколько дней он сделал свободными от дел, запер двери особняка и передал всем своим болванам, чтобы те даже не подходили к дому. Он проспал до самого вечера, спустился в одной пижаме на кухню, чтобы поесть, а затем снова повалиться в свою прекрасную мягкую и чистую кровать. На улице почти совсем стемнело, а гангстер завтракал и смотрел в окно с мечтательной улыбкой.       В прихожей возник какой-то шум, Освальд нахмурился.       — О-о-ольга, что происходит?       — Пришел мужчина, — кратко отчиталась домработница, — в очках. Говорит, ваш друг.       Кобблпот подорвался со своего места, чтобы самому поскорее поприветствовать. Он открыл дверь с широкой улыбкой на лице.       — Эдвард, твое появление для меня приятный сюрприз.       — Я надеюсь, что не причиняю тебе неудобств, домработница сказала, что ты никого больше не принимаешь.       — Делаю исключение для своего друга, проходи. Я рад, что ты, наконец, и до моего дома добрался.       Эдвард немного неловко прошёл внутрь, с любопытством осматривая все убранство и высокие потолки. Выглядел он откровенно потрёпанно.       — Эдди, ты хорошо себя чувствуешь? После всего, что произошло… — Освальд сделал смутный жест руками, подразумевая Галавана.       — Ах, ничего особенного, просто был на работе.       — Бедолага, — Кобблпот похлопал его по плечу, — как ты ещё на ногах держишься?       Эдвард вымученно и виновато улыбнулся. Освальд хорошо знал, что это было за чувство. Несмотря на то, что Нигма твердо решил встать на путь преступлений, понять и принять подобное было непросто. Увидеть своими глазами убийство, а затем провести всю ночь за растворением тела… Убийства Тома Догерти и Кристен Крингл вывели Эдварда из душевного равновесия. Эд никогда напрямую об этом не говорил, но намекнул, что его расстройство, его персональная пытка возвращалась именно в такие моменты. Поэтому он старался занимать все свое время после преступлений, чтобы не думать, не вспоминать, не слушать голос, поселившийся в голове.       — Чего не сделать, пред этим не разбив? — спросил Кобблпот, решив обойти тему самочувствия стороной.       — Яйца.       — Верно, пошли, — Освальд потянул друга за собой.       Он усадил Эдварда за стол, отклонив его слабые попытки отказаться от еды. Накрыл перед ним, отложил половину своего завтрака, налил полную кружку апельсинового сока. Нигма следил за всеми этими перемещениями своими большими глазами, чувствуя безграничную благодарность и нежность. Это даже вызывало беспокойство. Выглядело так, будто бы никто до этого никогда не заботился об Эдварде.       — Спасибо, — смущённо сказал парень.       — Пустяки.       — Я очень устал, но я не жалею о ночи, проведенной с тобой. С тобой и телом твоего врага.       — Я бы не сказал, что это лучшее совместное времяпровождение, но я ценю твои слова, — игриво ответил Освальд, подняв бровь.       — Капитан Барнс подозревает, что это ты разбил о его голову вазу, но у него…       — Нет доказательств. Спасибо господу за принципиальных людей.       — Как только Джеймс объявится в городе, его отведут на допрос, — продолжил Эд.       — Думаю, что он справится.       — Ты вовсе не переживаешь из-за содеянного?       — У меня уже нет никаких сил переживать, дружище, — признался гангстер, положил свою руку на руку Эдварда и сжал.       Эдвард вздохнул, закончил свой завтрак, что в его перспективе был ужином, и не смог сдержать зевок.       — Ты можешь остаться здесь на ночь, — задумчиво произнес Кобблпот.       — Я не хочу злоупотреблять гостеприимством.       — Ох, да ладно, именно этим я и занимался. Позволь мне выплатить должок. К тому же это место огромное, я точно не буду спать на диване или на полу, если приму гостя.       Эдвард улыбнулся. По установленным в обществе правилам нужно было часто извиняться, отказываться от откровенных благ и одолжений, не доставлять другим неудобств. Он уяснил это давным-давно. Но в душе ему совсем не хотелось уходить, не хотелось отказываться от заботы. Чувствовать доброту другого человека было чем-то запредельным для него, непривычным. После смерти Кристен Эдвард уже и не думал, что когда-нибудь будет близок к другому человеку. Но вот какой оборот приняли дела сейчас.       Лучший друг, так это называют люди. Ох, Эдди, ты просто размяк от этой яичницы и апельсинового сока.       Гостевые комнаты всегда были готовы. Освальд быстро объяснил архитектуру здания, и где ванные комнаты, которыми можно воспользоваться. Они стояли на пороге комнаты. Нигма ждал, если Освальд захочет сказать о чем-либо ещё, Освальд глядел на Эда, уверенный в том, что ему тоже есть что сказать. Пару мгновений они стояли в нерешительности.       — Что ж, на этом все, пожалуй, — устыдившись, сказал Освальд.       — Ага. Спокойной ночи, — быстро ответил Эд, но от взгляда Кобблпота не ускользнуло, как дрогнули его руки.       Тогда сам гангстер подался вперёд и обвил своего невозможно высокого друга руками. Нигма крепко обнял его и уткнулся головой в плечо. Это было их первое объятие, и Освальд не смог скрыть облегченный вздох. Это ощущалось чудесно, совсем так же, как и раньше.       Эдвард любил, нет, просто обожал объятия. Его окружение вынуждало его держать порядочную дистанцию, когда дело касалось проявлений чувств, прикосновений. Его звали когда-то слишком прилипчивым и надоедливым, поэтому он решил, что в общении с людьми надо всегда держать себя в руках. Даже с любимой Кристен ему не удавалось так долго обниматься. Кристен любила брутальных парней. Это Эдвард подслушал из ее разговора с доктором Томпкинс, чем он не гордился. Зачастую он подслушивал не специально, просто люди вокруг не обращали на него внимание. Освальд всё ещё не прерывал объятий, кажется, все было хорошо. От этого Пингвин физически чувствовал тепло, так что даже набрался смелости прижать Эдди к себе покрепче. Но что-то было не так. Что-то ужасающе неправильное возникало между ними, и Освальд постарался как можно быстрее и мягче освободиться из объятий. Он старался сохранить невозмутимое выражение, но его лицо стремительно заливала краска. Он пожелал спокойной ночи и отправился к себе, от души надеясь, что Эд ничего странного не заметил.       Заперев за собой дверь и оставшись в одиночестве, Освальд с затаенным страхом оттянул резинку пижамных штанов. Какое-то время глядел вниз, а затем начал тихо посмеиваться. Такого ещё не происходило с ним. Последствия заключения в Блекгейте? Это тело там никогда и не бывало. А может дело было именно в этом. Он вдруг стал как озабоченный подросток, впервые дотронувшийся до колена симпатичного приятеля. Раньше чувства к Эдварду имели платонический характер, он любил его, но без этих… побочных эффектов. Их отношения завязались сразу после смерти матери, Освальд был морально уничтожен, а Нигма оказался спасительной жилеткой для слез. Пел колыбельные, готов был даже кормить с ложечки, до этого не дошло, но Освальд был уверен, что так бы он и сделал, не моргнув и глазом. Теперь ему не нужен был кто-то, готовый утешить его и по-матерински поцеловать в лоб. Для этого у него уже была мама. Тело решило совершенно недвусмысленно об этой разнице заявить.       Кобблпот прошёлся по комнате, скинул с себя верх пижамы. Нет, так просто это не пройдет.       Он прошел в собственную ванную, ополоснул лицо прохладной водой, начал искать на полках что-то, что могло бы помочь. Что-нибудь, что могло уменьшить трение.       Он давно не занимался таким. И вовсе не занимался этим, думая о другом человеке. Никто в этой комнате не мог за ним подглядеть, никто не мог его осудить, однако он все равно чувствовал смущение и радостное возбуждение. Все же эта жизнь смогла предоставить ему невиданный до этого опыт. Освальд привык к пижамам, и ощущение от соприкосновения полностью обнаженного тела к постельному белью также казалось новым. Он опустил свой взгляд на руки, покрытые смазкой, облизнул губы. Первые шаги к самоудовлетворению он уже сделал, если у этого процесса вообще был какой-то определенный план. Но плана не было. Да и ничего у него не было, кроме собственных пальцев и богатой фантазии.       Освальд закрыл глаза, запрокинул голову к стене и просто позволил своим пальцам ритмично двигаться. Нужно было быть тихим, чтобы Эдвард, оставшийся в соседней комнате, ничего не заподозрил. Какой дьявольский извращённый план: оставить своего друга ночевать только ради того, чтоб помастурбировать на него. Потерявшись в своих мыслях и приятных ощущениях Освальд готов был простонать, но тут же зажал рот рукой. И хорошенько размазал смазку по своему лицу, конечно.       «О боже» — тихо выругался он. То, что он делал, было приятно, но этого было недостаточно. Ему не хотелось вот так одному, скрываясь, наяривать половой орган с мыслями о своей влюбленности, которая к слову была в шаге от него и ничего не подозревала, как самый нерешительный и неопытный школьник. Если бы вместо собственных пальцев на нем были длинные пальцы Нигмы… или даже в нем. Кобблпот перевернулся на живот, глухо простонал в подушку и пропустил под себя руку. Это было лучшее, что он сейчас мог себе позволить. Под собственными пальцами мышцы были податливыми, и Освальд не смог не задуматься, был бы он таким же расслабленным с Эдом. Удалось бы ему полностью довериться и сразу окунуться в море приятных ощущений, или же его судмедэксперту пришлось бы разрабатывать его долго и методично, дюйм за дюймом, палец за пальцем, сводя его с ума от этих непривычных ощущений, мягко и уверенно преодолевая сопротивление. Освальд загнул пальцы, не желая идти вразрез с фантазией. Он едва доставал до того самого места, приносящего наслаждение, ещё одна пара рук тут бы точно не помешала. Несколько толчков в простату, как тело вдруг накрыло волной оргазма. Он сдавленно охнул и судорожно перевернулся на спину в надежде не запачкать простыни.       Освальд глядел в потолок, в ушах его стояло громкое сердцебиение, на лице разлился яркий румянец. Жар в теле начал исчезать, и холодок прошёлся по покрытым потом конечностям. И по животу и груди, залитым спермой. Какое же это было грязное и липкое дело, такое же негигиеничное, насколько притягательное.       Он уже знал, что со временем мысли будут становиться грязнее, а самообладание начнет его покидать.