Тщеславие

Под Пустой горой бушевал пожар. Из её верхушки столбом валил дым, вызывая панику в городке у подножья. Из-под земли почувствовались лёгкие толчки. Первым недобрый знак заметил Рудольф – парнишка лет тринадцати, живущий здесь с самого своего рождения. Его семья была весьма бедна и немногочисленна: старушка-мать, отец-торговец, и трое старших братьев, промышлявших земледелием. На вулканической почве растительность нехотя пробивалась из земли, потому это энтузиазное дело особо и не шло. Сам же Рудольф был неумехой, едва умея читать. Зато он охотно выменивал скрижали, найденные во время походов по руинам, на книжки с картинками у чужестранцев. Ходить туда не разрешалось, однако кто мог это контролировать? Знал он их очень хорошо, и потому иногда, на ломанном языке, мог предложить туристам экскурсию вглубь горы. Нелегально, разумеется – организованные группы никогда дальше ворот старого города не совались. Накануне перед толчками он видел странного человека. По виду он напоминал скалу – огромный рост, гора мышц... Увесистые, звенящие шаги по вымощенной мостовой были слышны издалека, а его странная рубаха поблёскивала на солнце. Горожане в страхе разбежались по домам, едва его завидев, закрывая окна с дверями, что, в общем-то, его мало интересовало. Он с невозмутимым видом продолжал поход вперёд с огромным топором, переброшенным через плечо. Штука выглядела очень увесистой, особенно из-за прямоугольного куска железа позади зазубренного, красноватого лезвия. Видимо, из-за оружия местные его и испугались, однако Рудольф – нисколько, увязавшись за незнакомцем, то и дело выглядывая из-за углов и заборчиков, чтобы не упустить его из виду, стараясь не попадаться на глаза. Так продолжалось какое-то время, и мальчонка был в полной уверенности, что остался незамеченным. Пока звон стальных сапог не затих, а его, Рудольфа, не окликнул чей-то бас. Великан замер на месте, чуть оборачиваясь к его укрытию в очередной подворотне. Он говорил на том же языке, что и туристы, но с довольно заметными отличиями в произношении. Будто не из этого времени... Вжавшись в стену, мальчик какое-то время не решался показаться. Осознав, что это глупо, он всё же медленно и чуть пугливо вышел. Рудольф наконец-то смог увидеть его лицо, частично скрытое железякой, подобной наморднику, на месте рта. – НЕ ВИДЕЛ ЧЕЛОВЕКА В КАПЮШОНЕ И С МЕЧОМ? – Свободной рукой он сделал странный жест, будто накидывая что-то на голову. – КУДА ОН ПОШЁЛ? – Простите, сэр, – помотал он головой. – ЛАДНО. – Великан вновь повернулся спиной, продолжая идти по прежнему маршруту. Рудольф какое-то время недоумённо похлопал глазами, а потом пустился в бег, быстро нагоняя свою цель, успевшую отойти метров на двадцать. – Сэр, откуда вы? Мальчик услышал, как из-под забрала раздалось раздражённое сопение. – Вы всех торгашей своим видом распугали, – беспечно продолжал он, делая по три шажка на один его, дабы не отставать от темпа молчаливого собеседника. – Я ПРОСТО ХОЧУ НАЙТИ БРАТА. – О, а у меня тоже братья есть. Целых три. Они уже второй год пытаются что-нибудь тут вырастить. Иногда меня с собой берут. Мужчина промолчал, лишь шумно дыша через железяку на своей морде. Разговор никак не хотел идти, и Рудольф быстро разочаровался, собираясь оставить чужеземца в покое. – ЦЕНИ, – вдруг подал он голос, всё также не сбивая темпа, – И ДЕРЖИСЬ ИХ, НЕ СМОТРЯ НИ НА ЧТО. – К чему это вы, сэр? – вдруг взвился парниша, цепляясь за ниточку. Воин не смог признаться, почему у него вырвалось такое. Хотя, откровенно говоря, для него это было такой же загадкой, как и для увязавшегося мальчишки. Звон стальных сапог эхом отдавался по стенам переулков, и какое-то время они шли молча, думая каждый о своём… В таком неспешном темпе они оказались на площади нового города, где великан тут же стал центром всеобщего внимания туристов и зевак, обступивших его, но не решавшихся помешать проходу. – Уже второй чудак, – донеслись до ушей Палача слова старикашки за прилавком. Это заставило его остановиться и приблизиться к нему, одаривая жутковатым взглядом белых выпученных глаз. – КУДА НАПРАВИЛСЯ ПЕРВЫЙ? – Кажись в руины, – боязливо ответил торговец, чувствуя себя как-то не так в нависнувшей над ним тени. – Покупать будете..? Попытка завести беседу в коммерческое русло осталась незамеченной, ведь Палач уже продолжил путь к мостикам меж ступенчатыми плато, ведущим на самый верх, к каменным воротам, провожаемый взглядами и щелчками затворов фотокамер. – Сэр, у вас есть имя? Мальчишка продолжал преследовать своего нового грозного кумира, едва поспевая за его ещё более ускорившимся шагом. – КОГДА-ТО БЫЛО, – отозвался он. – И… какое же? Рудольф отчётливо слышал сопение великана. В нём боролись самые противоположные чувства... Но главным была ностальгия. – МАРКУС. – Впервые такое слышу, – последовал честный ответ. Мальчишка уже почти бежал за ним, стараясь не отстать всеми своими силёнками. – А брата вашего как зовут? – АДЛАГОР. – У вас необычные имена… Вы не отсюда? – ПОЖАЛУЙ, НЕТ, – чуть поразмыслив, отозвался Маркус. Рудольф умолк, стараясь припомнить что-то. И вновь какое-то время они шли в тишине. – У вас ведь не один брат, мистер Маркус? – ТРИ. – О-о, – протянул Рудольф. – Прямо как у меня... Теперь я понял, что вы имели в виду... тогда. Темы для разговоров, равно с вопросами, как-то иссякли сами собой. Немногословность воина каждый раз загоняла в тупик попытку разговора. Так, изредка перебрасываясь короткими вопросо-ответами, Маркус и Рудольф достигли самого подножья. – ТЕБЕ ПОРА. – В басе звучали нотки настойчивости. – Ну, заставить уйти ты меня не сможешь, – лишь пожал плечами тот, улыбаясь и смелея настолько, что стал обращаться к незнакомцу на «ты». – И напугать не сможешь. Ты совсем не страшный, хоть и смотришься жутковато. Особенно эти глазищи… Бр-р-р... – Вспомнив их, он аж передёрнулся, но затем, разрази его гром, был готов поклясться, что слышал тихий смех из-под забрала. – ТЫ ПРАВ. ПРОГНАТЬ Я ТЕБЯ НЕ СМОГУ. ВОТ ТОЛЬКО… – Колени Маркуса согнулись, заставляя его массивный торс чуть присесть. – УГНАТЬСЯ ЗА МНОЙ ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ. Резкий толчок поднял облако пыли, заставляя Рудольфа попятиться, кашляя и чихая. Чуть выйдя из него, он инстинктивно задрал голову кверху, наблюдая, как Палач с самого верхнего плато делает ему прощальный жест, касаясь указательным и среднем пальцами виска. Рудольф ещё какое-то время стоял на прежнем месте, смотря вслед своему новоиспечённому кумиру. Ведь для их рождения порой достаточно всего одного взгляда. Всего пары слов… *** Палач всегда знал, что его с соратниками связывает не только служение Владыке Сириусу, но нечто большее. Он из всей четверки больше всех был подвержен влиянию эмоций, по натуре будучи мягкосердечным. Вот только профессия с этим никак не вязалась, требуя жёсткости, повиновения и молчаливости. Из-за чего он редко когда разговаривал с братьями… Да и они не стремились поддерживать беседы. И он молчал, и немота только подкрепляла вплывающие воспоминания. Он называл эти картинки «хорошими временами»… В них ему извечно виделись четыре мальчугана, подобных тому, с кем он мило побеседовал только что. Изредка проскальзывали и другие образы: приятная, полная женщина... Её смерть. Безучастные лица толпы. Воровство на рынке, злобные лица купцов и стражников, влечение жалкого существования в попытках выжить... Седобородый старикан и странствия с ним во главе. Чудесные места, посещённые с ним, одно из которых ясно стояло перед глазами прямо в этот миг, ныне представляющее из себя лишь заросшие руины… – НЕТ… Видение были грубо прервано реальностью. Кругом лежали окровавленные, изувеченные тела туристов… Но не это было главным, нет. Внимание привлекла распластавшаяся фигура в отдалении от бойни, облик которой отличался… Но в то же время был до боли знакомым. – НЕТ! Тело почти обратилось в пыль. Остался лишь голова с торсом, рассеченным двумя ранами: первая – от плеча до пояса, вторая – от бедра до подмышки. Капюшон был откинут, оголяя бледное, будто песочное лицо с чёрной, высушенной шевелюрой и впалыми глазами, такими же белесыми, как у Маркуса. Жизни в них уже не было. Палач в исступлении рухнул на колени перед останками, с утробным звоном роняя секиру на землю. Его жуткое и грубое лицо в этот миг казалось человечней из-за выступивших на нём слёз. Кто бы мог подумать… Чудовища тоже плачут. Он приглушённо хрипел, копя силы для чего-то. Для крика, исполненного отчаяния и ярости. О, он знал о существе, обитающем под Пустой горой… И был готов обрушить на него всю столь быстро скопившуюся ненависть в очерствевшем, про́клятом осколке, когда-то бывшем сердцем. Тяжело дыша от злобы, он поднялся на ноги, следом подхватывая топо. Вздымая грудь, он возопил, наполняя голос всем скопившимся: – БРА-А-А-А-А-А-А-АТ!.. А следом его оружие опустилось на гранит, рождая сокрушительный удар ужасающей силы. Он вложил в него многое, однако сберёг сил для свершения предстоящего возмездия. И, уже ничего не видя, наступил прямо на тело Адлагора, обращая его в пепел окончательно, в немом безумии направляясь к входу в Пустую гору… *** Несколько мощных ударов выбило кусок гранита из глубин пещеры к её центру, снося всю мебель на пути вплоть до самой середины и сотрясая своды, заставляя многовековую пыль осыпаться вниз. Следом раздалось позвякивание ступавших по щебёнке ног. Массивная фигура, цепляясь за стенки свежесозданного тоннеля шипастыми наплечниками с характерным скрежетанием, протиснулась через разлом, протаскивая следом за собой здоровенный, покрытый каменной пылью топо́рище о двух концах обуха: с зазубренным, красноватым лезвием на одном и увесистым подобием прямоугольного молота на другом. На лице было подобие намордника, напоминающее отломанное от шлема забрало. Фрагмент лица без маски был грубым, угловатым и морщинистым, на висках проступали жилы, глаза белёсые и выпученные, без следов радужки и зрачков. Голова -- лысая и шершавая, без какой-либо растительности. Переносица полностью отсутствовала, не было даже характерных для черепа щелей. Враг устремился к нему откуда-то из тени, чуть отстраняя клинок назад. Приблизившись вплотную, остриё пробило облачённую кольчугой грудь вторженца, выходя другой стороны меж лопаток. Инерция удара оттолкнула его обратно к бреши, однако он застыл в ней, выставив рукоять секиры перед собой и зацепившись её концами за стенки. Из его груди раздавалось приглушённое клокотание, подобное рычанию раненного зверя. Берсерк дернул топором, ломая стальной рукояткой саблю, оставляя лишь торчащий из груди обломок, и, не тратя ценные мгновения, способные дать нападавшей возможность опомниться и отреагировать, впечатал её легковесную тушку мощным ударом ноги в стену пещеры напротив, метрах в ста-двухста. Ударная волна с звучным хлопком и последовавшим хрустом прошлась по всему подземелью, всколыхнул всё, что было в зоне досягаемости, опрокидывая неустойчивые предметы, вроде посуды и котлов, стоящих на краях столов и полок. Но гарантировано переломанного тела громиле было мало: он принялся раскручивать топорище в руках за узелок на окончании рукояти, пока его очертания со свистом разрываемого воздуха не размылись окончательно. Он неспешно ступил тяжёлыми шагами на освещённое место, демонстрируя распираемое от вздувшихся мускул тело, покрытое узкой мелкой кольчугой, обтягивающей очертания торса. Посреди груди торчал поблёскивающий осколок. Пояс был объят схожим ремнём, что и у Мечника: крупная округлая бляшка из бронзы и красная чешуя рептилии. Оба плеча были увенчаны наплечниками с двумя кривыми, сточившимися шипами, подобными стальным зубам. Штаны же были узкими, выделяя массивные ноги, а их края были подоткнуты в высокие, почти до коленей, стальные сапоги, будто снятые с рыцарского доспеха – такие же ленточные и продолговатые. Касание подошвы с поверхностью вызывало пронзительный звон. – Стоять! – Некая сущность из чёрного тумана самоотверженно прегородила дорогу, становясь поперёк борозды, пронзившей всё барахло. – Это вторжение на частную собственность! Однако Палач проигнорировал пустую болтовню, продолжая раскручивать топор со всё нараставшим звуком. Мощная незримая сила попыталась удержать его… Но всех её усилий было недостаточно, чтобы это продлилось долго. Ноги уходили в землю всё глубже от прилагаемых усилий. Парящие над головами свечи начали подрагивать, некоторые, не выдержав, и вовсе рухнули вниз, тотчас же поджигая пергамент и сухую древесину, освещая подземелье куда ярче, чем прежде... Как вдруг всякое сопротивление исчезло, и Палач невозмутимо продолжил движение. Выигранного времени хватило противнице для исцеления. Вот и она, вылезает из глубокой вмятины в колонне, подпиравшей верхние ярусы. Палач сорвался на бег, снося раскрученным серебристым диском в руках весь хлам на пути. Он был медлителен, и девчонке не составило усилий увернуться, взмыв вверх, а далее резко пикируя, нанося очередную рану вонзённым в шею мечом. Но и эти увечья были проигнорированы воином, который в несколько движений раскрученным топором разнёс в труху колонну. Лезвие, елозя по граниту, застопорилось и замерло в обломках, а ярус опасно накренился, грозясь рухнуть на голову и ему, и девчонке. И, кажется, именно этого он и добивался: следующим действием он схватил её за запястье своими шершавыми пальцами, не давая убраться подальше от падавшей на голову громадины… Рука Палача вцепилась крепко, не было никакого смысла вырываться силой. Но одна конечность оставалась свободной... И с её-то помощью девчонка извлекла саблю из скованной кисти. Не сдерживая крика для собственного воодушевления, она быстрым движением отсекла скованную руку по локоть, оставив палача держать обрубок. Он осознал произошедшее не сразу, а когда сообразил – ему на голову рухнула огромная тысячетонная плита, с чудовищным грохотом сотрясая всё подземелье… *** Триумф победы был недолог. Один из валунов, со свистом преодолев всю пещеру, запечатал вход в пробитый Палачом тоннель, а он сам, бодро раскидывая гранитные обломки, встал на ноги. – Какая неожиданность, – с деланным удивлением протянула девчонка, взмахивая саблей. Обрубок руки ожил, удлиняясь и заставляя чуть скривиться сквозь усмешку, взамен же давая свежую конечность. Как новенькая. – Что же, тогда продолжаем. – Ты не справишься с ним… Не в одиночку, – попытался вмешаться растворявшийся в воздухе туман с глазами, но она уже не слушала, неотрывно сверля глазами своего врага. Облик Палача изменился: белесые глаза вспыхнули мифическим огнём, а пыль, текущая из полученных ран, казалось, воспламенилась, охватывая его силуэт голубым пламенем. Молчаливый, впавший в транс хищник, жаждущий мести… Его ненависть буквально витала в воздухе. Давила, как угарный газ. – Так значит, тот парень с мечом был твоим братишкой? – с невиннейшим видом поинтересовалась она, прикладывая указательный палец к губами. – Уж извини. Кто ж мог знать, что ему и двух ударов хватит. Ей ответило приглушённое рычание из-под забрала, и следом воин сорвался с места, формируя за собой светящийся огненный шлейф. Он обрушил своё оружие на землю, создавая неглубокую воронку, как от снаряда. Противница, взмывая в воздух, избежала эпицентра, тем не менее покачнувшись от подобия ударной волны. – Какой толк от силы, если поспеть не можешь? На сей раз, помимо свирепого рычания, ей ответила брошенная вслед секира, раскрученный, как бумеранг. Столкновение с этой махиной сбило её на землю, и она с глухим стуком рухнула в тлевшую, охваченную пожаром мебель. Палач не собирался ограничиваться только этим, в размашистом прыжке ныряя следом за ней в огонь, наскакивая сверху, подобно горилле, и первым ударом впечатывая её глубже в раскалённую породу. Кулачищи обрушивались друг за другом, и каждый из них накапливал всё большую мощь, жертвуя темпом, всё глубже и глубже углубляя раздавленное, кровавое месиво во всё больше расширявшуюся воронку, охваченную пожаром… – УМРИ… УМРИ... УМРИ... – Каждый свой удар Палач сопровождал этим словом, а вырывавшееся из ран голубое пламя подкреплялось тлеющими вокруг углями, наполняя тело всё прибывавшей силой… Ему было мало, что от врага осталось мокрое место. Он желал не оставить даже праха. Сила ударов начинала угрожающе трясти оставшиеся колонны, грозясь обрушить всю гору, но Палача ослепило плотное, красное полотно ярости, как перед беснующимся быком… Тяжело дыша, он всё-таки остановился, не без труда вставая на ноги и запрокидывая голову к потолку... Как вдруг его подошвы отнялись от земли неведомою силой, следом грубо швырнувшей его в пламя пожара, впечатывая поглубже в землю. *** Горла коснулось что-то холодное и острое. Братоубийца, целая и невредимая, стояла над ним, впечатанным в землю, держа у глотки остриё меча с самым безразличным видом. Но что-то в ней изменилось… Глаза сияли молочно-голубым светом, а в лице не было прежней издёвки, да и вообще каких-либо эмоций. Она медлила. Будто давая шанс… Чем вжатый в угол хищник не преминул воспользоваться. Сила всё ещё удерживала его, но он превозмог, хватая саблю рукой. Сжав кисть, рука сломала сталь с лёгким звоном. На миг в лице противницы мелькнуло удивление. Она вновь помедлила, будучи полностью открытой… За что и поплатилась, отхватив удар ногой и отлетев куда-то наверх, приземлившись на покосившуюся платформу с лёгким шлепком. Телекинез, сдерживавший его, ослаб окончательно, давая простор для действий, хотя всё ещё висел на плечах, подобно грузу. Меж тлеющих головешек что-то блеснуло, но Палачу хватило и секунды, чтобы сообразить. Он быстро достиг места, хватаясь за стальную, нагретую язычками пламени рукоятку. Пожар бушевал вовсю, но он, казалось, и не чувствовал удушающего жара, наполнявшего подземелье, подобно душегубке. Прокрутив громадину несколько раз вокруг своей оси, он всмотрелся наверх, вскоре находя два синих огонька на фоне силуэта. – УБЬЮ… – прохрипел он в приступе ярости, раскручивая топор… Свист стали, блеск в воздухе… Палач не сразу сообразил, что произошло, чуть отшатываясь назад, но не теряя непоколебимости. Несколько острых обломков чёрт пойми чего вонзились в его плоть, но боли не было. Была лишь ненависть. Она питала его, давала сил бороться и нарастала всё больше с каждой микросекундой, отбрасывая здравый смысл. Он выставил раскрученный диск перед собой, как щит, отбивая новую порцию металла и, замахнувшись, швырнул его в колонну. Топор-молот прошиб её насквозь, как и в прошлый раз обратив место контакта в щебёнку, в придачу пробивая корку горы и исчезая где-то снаружи. Платформа накренилась, с неохотой начиная рушиться. На сей раз это произошло не всей массой сразу: камень крошился, как печенье. Сара ощутила, как теряет равновесие, и взмахнула крыльями, поднимаясь в воздух. Свод подземелья покрылся крупными трещинами, осыпав новую порцию пыли… Синий огонь вырвался из глаз Палача с новой силой, перебивая обычный, образуя вокруг него прозрачный, трепещущий покров диаметром метров пять. Он задрал голову кверху, с тяжестью переводя дыхание. Осколки, подобно пулям, вылетели из тела с лёгким паром, разлетаясь в разные стороны. Он, медленно, казалось, с неимоверным усилием, поднял ногу.. Сапог с ужасающей силой опустился на камень, сотрясая гору и вызывая небольшое землетрясение. Волна, подобная взрывной, сферой распространилась в стороны, уничтожая пожар и его последствия, впечатывая все истлевшие головешки, железяки, прочий хлам к стенам, в довершение образовав нечто вроде воронки, на дне которой явно была видна давно застывшая магма… Аура Палача сократилась на добрую половину. Основная сила удара была направлена вниз, импульс проник глубоко под землю, вызывая цепную реакцию, подпитывающую тряску всё более усиливающимися толчками, уже из недр… Противница отключилась на несколько жалких секунд, коих было достаточно для Палача, сорвавшегося на бег и надвигавшегося, подобно самосвалу. В тот момент, когда соскальзывающая девчонка почти коснулась земли, он настиг её, впечатываясь в скалу. Ощутив, как обмякшая тушка накололась на наплечник, он пробил стену, отправляясь в свободное падение по крутому склону. Девчонке удалось высвободиться, «снимаясь» с двух ржавых шипов, впившихся в тело, взмахивая крыльями и устремляясь вверх. Палач попытался схватить её за голень, но безуспешно, и теперь, кубарем скатываясь вниз по камням, он изловчился зацепиться за уступ, взобраться на него и принять более-менее устойчивое положение. Следом он вытягивает руку, готовясь за что-то схватиться. С приглушённым шелестом рассекая ветви и стволы деревьев, в ладонь приземлилась секира, целая и невредимая. Удерживаться на колыхавшемся от землетрясения уступе было всё труднее, и Палач, резко оттолкнувшись и дугой взмывая вверх, в считанные доли секунд достиг парящей девчонки, сперва хватая за горло, а после нанизывая её на остриё, как червя на крюк. Она даже не успела осознать произошедшее, безвольно повиснув на лезвии… Берсерк замахнулся оружием, вровень с приземлением на небольшое плато опуская его на камни, а затем ещё, и ещё, всё быстрее и чаще… Уже скоро в образовавшейся воронке осталось лишь кровавое месиво, и воин, ловко разворачивая обух топора с лезвия на молот, довершил убийственную комбинацию грубым финалом, с приглушённым грохотом образуя на месте углубления дыру, в которую отправился смешанный с кровью и внутренностями щебень… Палач обессиленно рухнул на колени, начинаясь обращаться в пыль. Его пыл подошёл к концу. Пламя, окутывавшее его, рассеялось окончательно, а сознание освободилось от ненависти, полнясь удовлетворением. Уже не в силах удерживать даже собственный вес над пропастью, рукоять выскользнула из рук, давая секире плашмя упасть на краю, а сам же, сопровождаемый шлейфом из растворяющейся в воздухе пыли, он устремился вниз…