Тщеславие

Полую гору нельзя было назвать рекордсменом по высоте – её пик даже близко не касался текущих по небосводу кучерявых облачков, дразнящих мрачную, пустую внутри скалу своей недостижимой высотой. Давным-давно это был вулкан, затухший тысячи и тысячи лет назад. Затухший так давно, что даже первые пришедшие сюда разумные существа, выкопавшие всё её нутро и оставив лишь тонкую корку в качестве опоры, не смогли бы вспомнить, когда в последний раз этот погибший зверь издавал предупреждающее клокотание, дышал дымом и плевался лавой. Однако его грозное прошлое оставило свой след, что и послужило таким несчастным положением для оной на сегодняшний день. У подножия располагался старинный городок, ничем не выдающийся и непримечательный, живущий лишь воспоминаниями о своём прошлом. Когда-то давно в каменных постройках этого поселения, высеченного прямиком в горе, обитали древние шахтёры, ныне давным-давно исчезнувшие. Напоминали об их давнем пребывании те самые руины старого города на узких ступенчатых плато, уходивших далеко вглубь скалы. Современники редко посещали это место без особой нужды, оставляя его туристам и археологам. Ценности и ископаемые были вывезены давным-давно, что и послужило одной из главных причин упадка поселения. Ныне его существование поддерживалось лишь туризмом, ведь товарные пути располагались в значительном удалении, а иных источников притока финансов не существовало. Печальная, пусть и распространённая судьба когда-то величественных и богатых цивилизаций… Но такова жизнь. Уже сейчас добрую половину населения составляли старики. С каждым годом приезжих становилось всё меньше и меньше, что грозило неумолимым исчезновением города со всех карт в ближайшие пару столетий… *** Мечник неспешно шагал по вымощенной округлыми камешками мостовой, особо не оглядываясь по сторонам. Его внешний вид вызывал неистовый интерес у назойливых туристов, следовавших за ним по пятам, то и дело раздражающе щёлкавших затворами фотоаппаратов: лицо полностью скрывает тень от низко надвинутого плаща из облезшей ткани и жёсткая повязка в области рта; торс скован металлическим, тонким и давно уже потускневшим из-за слоя чёрной копоти панцирем поверх облегающей рубахи без пуговиц из плотной ткани, сливавшейся с бронёй благодаря цвету; пояс поверх потускневшего куска ткани, бывшего когда-то красным, обхватывал широкий ремень из толстой кожи какой-то рептилии, с увесистой, чуть скошенной на левый бок округлой бронзовой бляшкой сантиметров двадцать в диаметре; на левом плече красовался ленточный наплечник из всё той же почерневшей стали, собранный из нескольких сбитых меж собой листов и цепляющий развеивавшийся в порывах ветра за спиной изорванный, потемневший серый плащ очень старого вида, опускавшийся почти до самой земли; на ногах – широкие шаровары из мешковины, никак не сковывавшие движения скрытых в складках ног; ступни же и голени защищены жёсткими металлическими ботинками ленточной конструкции, но при ближайшем изучении можно было заметить, что железо покрывало только верхнюю часть конечностей, не затрагивая жёсткую кожаную подошву на ступнях; и довершали образ ножны полуторного меча за спиной, удлинённая рукоять которого выпирала из-под плаща в области поясницы. Оружие выглядело самым чистым и ухоженным из всего его образа, а одна из рук, обмотанная в давно почерневшие бинты, беспрестанно держалась за черенок. Зеваки быстро потеряли интерес к чудаку в поношенном наряде, возвращаясь к своим делам: глазению на руины, спорам с пожилыми торгашами за скудно обставленными лавками и прочей недостойной внимания суетой. Куда больший интерес, чем у всех присутствующих здесь созданий вместе взятых, у него вызывали руины высеченного в скале города, куда он и направлялся. Основная масса построек с входом в недра горы располагалась на несколько ярусов выше нового города, что выражалось плоскими частями гранитной породы, напоминавшей огромную лестницу, масштаб которой можно было по достоинству оценить лишь с высоты птичьего полёта. Каждые из «ступенек» объединялись воедино рукотворными деревянными мостиками, по которым вполне можно было поднять повозку благодаря отреставрированному для этих целей несложному механизму из мотка веревки, закреплённого «ушками» на протяжении всего маршрута, и лебёдки. Верхние руины были совершенно не заселены, в отличии от пощажённых временем скромного вида домов на нижних плато, обитаемых и по сей день. Подножье горы было на самой последней «ступеньке», представляя из себя узкую платформу, где и был вход, увенчанный давно обрушившимися угловатыми арками всевозможных размеров и форм, меньшим из которых даже удалось уцелеть за многие века. У входа были возведены постройки из монструозных по своему размеру монолитных плит вроде домов и складов, украшенных барельефами древних чудовищ, героев и правителей. В каждом гранитном блоке были предусмотрены отверстия для ламп и фонарей, давно пустовавших, а сами руины основательно обросли мхом и вялым плющом, издали напоминая храм Мая в глухих джунглях. Туристы присутствовали и здесь, хоть было их изрядно меньше. Они изучали искусно выдолбленные рисунки, делали снимки, что-то вяло обсуждали, едва ли слушая экскурсовода, монотонно талдычившего о чём-то своём. Глядя на фасад когда-то величественной постройки в лучах полуденного солнца, в Мечнике вдруг проснулось неведомое ранее чувство ностальгии, а перед глазами всплыли образы… Площадь была полна повозок, голосов и жизни. Полным ходом шла торговля с прибывшим в город караваном. Однако из всей этой разношёрстной толпы купцов и горожан в цветастых одеждах, казалось, контуром выделялась четверка юнцов во главе с седовласым стариком, стоящие в отдалении от всего этого бурлящего потока. При попытке всмотреться в детали его взгляд резко одёргивался, перемещаясь к чему-то другому, теперь совершенно его не интересовавшему. Мечника никогда не волновало его прошлое. Столетия, если не тысячелетия службы, превратили его в немого и покорного исполнителя воли Сириуса. Подобный уклад вещей всех устраивал. До этого дня у него никогда не возникало желания разобраться в своей истории, личности, в своих товарищах – Монахе, Броннике и Палаче. Они лишь изредка позволяли себе перекинуться словечком. Но воин чувствовал, что связывает его с соратниками не только общее дело и служба Сириусу, нет… Было ещё что-то, необъяснимое, выпавшее из головы… К шуму щебетавшей толпы примешался ещё какой-то, ей не принадлежащий. Свист пикирующего с небес объекта, рассекающий воздух, подобно пуле… Резкий удар привёл Мечника в чувства, заставляя запоздало отскочить в сторону… Но нападающий не дал ему и шанса на оценку ран и передышку, атакуя вновь. Она была быстра… В стремительных рывках мелькали только чёрные перепончатые крылья и развевающиеся по ветру волосы такого же оттенка. Пусть до скорости Мечника ей было далеко, рана сказывалась, и пару раз в бездумной беготне и скачкам по руинам шальные удары едва его не задевали. От сабли то и дело отделялись полупрозрачные волны, отражаясь от земли и усложняя маршрут еще больше… Но этого было всё еще недостаточно. Резко замерев, прочертив носками сапог по граниту, он выхватил меч, за пару мгновений произведя с десятков взмахов, каждый из которых, создав незримые и смертоносные воздушные порывы, достигнул цели, разрубив преследователя на сотни кусков, превращая его тело в кровавое месиво. Удары были столь стремительны, что лезвие даже не покрылось кровью, но по привычке Мечник сделал резкое стряхивающее движение, пряча меч назад в ножны. Всё действие не заняло больше двух минут, но даже этого промежутка хватило, чтобы разворотить руины в нечто совершенно неописуемое, но точно не подходящее под вышеназванный термин. Скорее, на кучки разбросанных по всей округе валунов, напоминавших о себе лишь фрагментами барельефов. В пылу схватки под руку попались и взволновавшиеся туристы, которые даже не успели что-либо понять до того, как были придавлены камнями. Об их присутствии напоминали торчащие из-под обломков конечности... Шум и грохотания не могли не привлечь внимания жителей на нижних плато, и Мечник уже слышал топот приближающейся толпы. Однако его куда более интересовал глубочайший рубец от первого удара, нанесённый исподтишка, рассекавший его тело от самого плеча до поясницы. Рана выглядела абсолютно несовместимой с жизнью… Но не для такого, как он. Толком и крови-то не было, а тело вместе с силами покидало что-то вроде пепла, тут же растворявшегося в порыве подхватывавшего его ветра. В скоростях схватки он редко когда успевал заглядывать в лица своих противников, осматривая лишь их разрубленные останки после очередной победы. По ним мало что можно было разобрать… Вот и сейчас он видел лишь ошмётки крыльев и одежды, покрывшиеся внутренностями раздробленные кости и клок волос на кусочке кожи, отброшенный ветром на несколько метров… Как вдруг останки встрепенулись, начиная неистово сокращаться, сливаться, объединяться и сращиваться. Стремительно растущая плоть цеплялась друг с другом, образуя обмяклый мышечный каркас, внутри которого укреплялись раздробленные кости, объединяясь суставами с хрящами и образуя скелет. Бескожая фигура содрогалась в немых судорогах… Настала очередь эпителиального покрова, вытянувшегося кружком, подобно бутону, начиная плотно облегать свой каркас. Швы меж частями кожи размывались прямо на глазах, оставляя лишь гладкую бледную поверхность молодого обнажённого тела. Процесс восстановления был не самым быстрым, однако по какой-то из причин Мечник не вмешивался, молча наблюдая тошнотворное, но в то же время завораживающее зрелище. Финальным штрихом стала одежда, которой нагая юная особа обросла, подобно плющу. Вместо крыльев же были некие обрубки, которым, казалось, не хватило «удобрений», чтобы вытянуться в полную длину… К тому же, общий вид черноволосой был худощавым, бледным и каким-то незавершённым, что сказывалось на её вялых движениях и видимых усилиях, с которыми она поднимала и удерживала в руках своё оружие. Вновь схватившись за набалдашник рукояти, извлекая меч из ножен, Мечника передёрнуло. Рана плохо сказалась и на нём, что не позволяло ему преодолеть расстояние в одно движение, вновь изрубив врага в считанные мгновения. На деле же они медленно ковыляли друг на встречу другу, не желая уступать. Мечник видел, как горожане взбираются на плато из-за спины плетущейся к нему девчонки… Не зная почему, но мысль о том, что он не наедине с этим существом, источавшим тёмную ауру, ему стало легче и, казалось, сил прибавилось. Он позволил себе переставлять ноги чуть быстрее. Приказ необходимо исполнить. И Мечник догадывался, что рана серьёзнее, чем кажется, а силы утекают не просто так… И далеко не в воздух. Словно прочтя его мысли, девчонка оскалилась, отчего стало ещё паршивее. В голове извивалась мысль, что это будет первым приказом учителя, который он не сможет исполнить. Первым… и последним.