***
Утро начилось с пыхтения и недовольного ежиного сопения. Каким-то сказочным способом Дания умудрился запутаться в одеяле, да так, что без помощи выбраться уже не мог. Он брыкался и дёргался, и из-за этого проснулась Аня. Она тихо посмеялась и помогла ему выбраться, а как только маленький датчанин был на свободе, то сразу же убежал в комнату Гилберта и напрыгнул на него, как рысь, отчего жертва испуганно подскочила. Но Хенрику это доставляло только веселье, поэтому по дому раздавался задорный детский смех. — Дания, твою ж Ярило! — Кого? А вот и детское любопытство, о котором всегда нужно помнить. Пруссия, про себя выругавшишь настоящим матом, ответил, закрывая лицо ладонью: — Ты не мог разбудить меня по-другому?! — Но Аня говорит, что иначе не получится. Область резко поднялся, когда в дверном косяке раздался коварный смех России. Она, прикрыв рот и сведя брови к переносице, беззлобно хихикала. — Понял-принял, — сказал пруссак, вспоминая, что Аня обещала отомстить за первый год их совместного проживания. А дальше было обычное утро. Пока Брагинская готовила завтрак, парни умылись, потом Дания покормил кошек, насыпая им сухой корм, в то время как влажный ему не доверяли, и они все дружно уселись за стол. После завтрака Даня потащил Россию в лес. Мягкие ёлки и редкие сосны припорошены колючим снегом, но это не мешало Хенрику дёргать деревья за ветки и принимать "снежный" душ. Вот белка сидит на ветке, распушив хвост, и смотрит своими глазёнками-бусинками. А он в ответ. Эти гляделки продолжались до тех пор, пока Анна не протянула руку с орешками. Белка села к ней и с удовольствием начала есть угощение. Россия плавно спустила животное на уровень Дании и прошептала: — Учись общаться с животными. Они помогут в беде. Малыш осторожно погладил белку за хвост. Он чувствовал её страх и старался не торопиться. Но скоро страх отступил и зверёк сам начал ластиться, отчего Даня радостно заохал. А Аня только порадовалась. Когда орешки кончились, белочка убежала восвояси, а страны продолжили бродить по лесу. Хенрик снова набрал веточек и вдыхал их запах. Тогда России пришла в голову идея. Она забрала букет и, присев на колени, начала плести венок, периодически прося малыша принести ту или иную ветку. Через несколько минут венок был уже на голове у пищавшего от восторга Дании. Он накинулся и повис на шее у Брагинской, причём в прямом смысле. Стоило ей начать подниматься, Данька тут же подпрыгнул и его ножки оказались оторванными от земли. — Даня, милый, ты тяжёлый. — А ты сильная! Аня даже смутилась. — Почему ты так думаешь? — Потому что знаю. Россия взяла его поудобнее и понесла домой, так как малыш захлюпал носом. По дороге Хенрик тихо засопел, так его вымотала беготня по ельнику. Ветер тихо покачивал пушистые верхушки, на который уверенно стояла Скандинавия. Её счастью не было предела при взгляде на эту картину.***
Среди всех скандинавов у Дании, пожалуй, было самое трудное прошлое. Сначала племенные войны викингов, потом он нашёл братьев, за которыми стал следить, междуусобица со Швецией и многое другое. И хотя многие считают его чудаковатым весельчаком, на самом деле Хенрик был достаточно взрослым и мудрым. Прошлое, в котором было мало хорошего, заставляло его искать радости сейчас, когда всё более менее спокойно. Скандинавия это хорошо видела, особенно по ночам. Дания в это время сидит на крыше дома и размышляет с ней обо всём на свете. — Вот скажи мне, Сканди, ты когда-нибудь жалела о том, что не сделала что-то в прошлом? — однажды невзначай спросил её датчанин. — Жалеть о прошлом, на мой взгляд, не нужно, ведь мы никак не сможем повлиять на то, что было. Хотя... — она на несколько секунд задумалась, — есть одна вещь... — И что же это? — Это... — Дух опять запнулась, — Я не смогла дать одному человеку одну очень важную вещь. — Ясно. Не стану расспрашивать дальше, думаю ни к чему. После этой фразы Дан ушёл, к счастью Скандинавии, спать. С такими посиделками он частенько не высыпался. Дух осталась на месте. Досада и сожаления ежиком кололи ей сердце. — Я ужасный опекун...***
Дания проснулся на диване под пледом. Странно, вроде бы в лесу были. Потерев глазки кулачками, он залез на второй этаж в поисках уже Гилберта. Тот нашёлся в своей комнате за, не поверите, книгой. Хотя, "Искусство Войны", вполне в его стиле. Покачивание матраса от забравшегося Хенрика отвлекло его. — Вот ты и поспал. Всё, мелкий, Аня ушла по делам. Моя очередь с тобой сидеть, — воодушевлённо воскликнул Пруссия, — будем делать из тебя Империю! И достал из-под кровати два деревянных меча, тайно купленных в мастерской по дереву. Глаза юной страны загорелись, и Калининграду это очень понравилось. Одевшись, они выбрались на задний двор, где было полно места. Гилберт дал Хенрику меч, что подогнан под его небольшие размеры, и начался урок. — Начнём с небольшой теории. Запомни раз и навсегда, что владение мечом — достаточно трудное занятие. Пока мы с тобой тренируемся на деревянных, но скоро сделаем металлические. Научись следить за всем телом, оппонентом и оружием одновременно. Тогда не будет проблем, уяснил? — ответом послужило глухое "угу" и кивок, — хорошо, тогда первая стойка... Занимались они до темна. Дания впитывал информацию, как губка, хотя с его прошлым это уже должно быть у него в подкорке мозга. Поэтому базовые стойки и удары он выучил за один день и очень устал за это время. Гилберт тоже выдохся (давненько он не брал в руки оружие, пусть и не настоящее). Раскрасневшийся Даня уселся в гостиной, а пруссак кинул из коридора: — Голодный? — Да. Хенрик слез и поплелся за Пруссией. Голова была ватной, и очень хотелось спать. Кое-как севши на стул, Дания усердно начал смотреть на Гилберта, который, в свою очередь, смотрел в холодильник в поисках ужина. Похоже, Россия не успела сделать ужин (она сильно спешила, когда собиралась уходить), и Калининграду придётся готовить самому. Не то чтобы Байльшмидт готовил плохо, просто что можно сделать ребёнку такого, от чего потом ему точно не станет плохо. Подумав немного, Гилберт уверенно спросил: — А чего ты хочешь? — Мясо. — Видимо ты очень голодный. Вон, уже вилку грызёшь. Ладно, запрос есть — мясо. Братвурст он есть вряд ли станет — слишком жирный. Да и Пруссия кладёт в них много перца, так что вариант окончательно отпадает. Нашлось размороженное мясо. Если притушить, то вполне сойдёт. Но к мясу же нужно ещё что-то. И тут в голову немца пришла идея. — Мамалыгу* будешь есть? — Чего? — Это каша такая. Попробуй, вкусная вещь, между прочим. (Я с ним согласна) Через полчаса всё было готово. Да, пришлось вовозиться с мамалыгой и брынзой, но в итоге весь ужин был съеден за обе щёки. Не зря всё-таки тогда он слушал беседу Украины и России. Выпитая кружка чая после ужина окончательно разморила малыша, поэтому расстояние от кухни до гостиной преодолел лишь наполовину, дальше его понёс Гилберт. Его даже умилял такой сонный Дания — он сильно напоминал Людвига в этот момент. Не снимая его с рук, пруссак сел на диван и включил какой-то фильм. — А Аня скоро придёт? — Скоро, скоро, — тихий голос Пруссии звучал очень успокаивающе, — ты спи, не дождёшься же её. Трогать малыша он посчитал лишним. В конце концов, Германия тоже иногда спал на нём, когда Пруссия засиживался за работой или книгой по тактике. На улице поднялась лёгкая метелица. Дания уже успел хорошо заснуть, да и Калининград задремал. Ближе к десяти вернулась Аня. Белый снег таял и скатывался на пол. Раздевшись, она нашла парней в гостиной. Гилберт дремал, облокотившись на руку, а Даня спал, прижавшись к нему. Словно почувствовав её присутствие, старший проснулся: — Ань, ты вернулась? — Чш-ш, не буди Хенрика. Ляг поудобнее, я сейчас плед принесу. Из шкафа был извлечён пушистый плед, и им были накрыты Даня и Гилберт. Аня же разложила кресло и легла там. Сегодня пусть спят вместе. Расспрашивать, что они делали сегодня, она не станет, ведь уверена, что всё прошло отлично.