Анорексичка

Первое, что замечает Джун, войдя на кухню, когда Бёнкван заботливо снимает с него розовые очки, это длинный чёрный свитер на Ючане, который закрывает его тело практически до колен, а остальное прикрывают мешковатые тренировочные штаны. Чан возится с посудой, отмывая свои творения в микроволновке, и саму микроволновку, однако довольно поедая с рук неудавшийся клубнично-шоколадный кекс по собственному рецепту. Джунхи бесшумно подходит к нему, желая поскорее узнать правду, которую, конечно, предпочёл бы не знать, но если даже Бёнкван сказал… Значит, всё было плохо. Молодой человек рывком притягивает младшего за край растянутого свитера, отчего Чан теряется, чуть не выронив тарелку из рук в раковину. Джунхи приподнимает его свитер до ребёр, и сердце ухает куда-то вниз. Выступающие косточки ребер, будто бы сломанные ключицы, а ниже, на таз и вовсе больно смотреть. Джунхи уверен, что под штанами не ноги, а две палочки. Как для суши. — Джун… — опешившим голосом зовёт Чан, и на самом деле только усугубляет ситуацию. Его не было всего три месяца. Всего три месяца, и Чан ни разу не упомянул, что его что-то тревожит. — Ах ты ж ёбаная ты анорексичка. Чан дёргается от этого слова, как от пощёчины, и Джунхи выпускает его из крепкой хватки. Вообще услышать что-нибудь грубое в чей-то адрес от Пак Джунхи — это надо постараться. Он не бывает злым или раздражённым, он терпеливо сносит все выкидоны Бёнквана с Сэюном, он заботливый старший, бесконечно спокойный или временами игривый, когда кому-то нужно поднять настроение. Он практически не матерится. И то, что сейчас это вырвалось у него, показатель того, что он не просто зол. Он в бешенстве. — Джун, я… — Ты уверен, что хоть какое-то объяснение сейчас покроет весь этот пиздец? — Джун разворачивается, чтобы выйти из кухни, когда Чан ловит его за руку, сплетая их пальцы так сильно, чтобы Джун не смог выпутаться, не причинив кому-то из них двоих боль. А Чан знает все эти секретные приёмчики: Джунхи никогда в жизни не поднимет на него руку. — И вы мне, блять, об этом молчали?! Ни одна скотина не обмолвилась! — Это я просил их не говорить, что у меня… некоторые проблемы, — младший утыкается носом между лопаток старшего, обхватывая торс того. — Некоторые? — усмехается Джун, не зная, что ему делать — сжать эти пальцы, которые так отчаянно за него хватаются, или сбросить руку и молча уйти, не давая ни шанса на объяснение. Но что он этим добьётся? Тот загонится ещё больше, а Джунхи не может этого допустить. Он поворачивается к парню, у которого глаза уже на мокром месте, и, выпутываясь из объятий, обхватывает руками маленькое, но всё ещё мужественное лицо. Иногда Чан невыносимый идиот, потому что обещал всё рассказывать своему парню, но в итоге всё равно умалчивает, если что-то не так, и Джун хочет ненавидеть его за это, ругаться с ним, но это бесполезно. С ним невозможно ссориться. — Малыш, не поступай так со мной. — Пожалуйста, не злись. Обычно у Джунхи выходит быть лучшим парнем, чем сегодня. Обычно он подмечает любые мелочи в поведении Чана, чтобы правильно на них отреагировать. Ему и правда нравится о нём заботиться. И то, что он быстро скинул много килограммов, которые не были лишними в его и без того маленьком теле, он мог предугадать и позаботиться об этом. И сейчас корит себя за то, что не предвидел. Это ведь была проблема не первого дня. Временами Чан загонялся так сильно, что переставал есть неделями. Это было тогда, когда Джун не был рядом и не мог ничего сделать. Как сейчас. Лучше бы он никуда не уезжал. — Пойдём со мной, — он берёт его за руку, оставляя свой чемодан в коридорном проёме, игнорируя три пары глаз в гостиной, уставившихся на них и притихнув, чтобы не спровоцировать новую бурю, и ведёт за собой в свою комнату. — Ты будешь меня наказывать? Джунхи усмехается, настолько горько, что Ючан сжимает его руку сильнее, пытаясь потянуть на себя, остановить, обнять, но старший ещё пытается совладать с эмоциями, чтобы не накричать, не сделать хуже, чем есть. — Ты себя без меня уже наказал. — Сэюн… Пытался меня кормить, но это… Не всегда у него выходило. — Да, я знаю, как сложно тебя на что-то уговорить. Разговорами меня не отвлечёшь, Кан Ючан. — Ты зовёшь меня полным именем, — они оказываются в комнате старшего, — ты хочешь со мной порвать? — Господи, прекрати паниковать! — Джун тяжело вздыхает, усадив парня на застеленную кровать, а сам, чуть отойдя, начинает снимать одежду с дороги. Чан, залюбовавшись, не отрывает взгляда от того, как плавно получается у его бойфренда даже раздеваться. Иногда ему казалось, что он его не заслуживает, не дотягивает. — Мы будем спать? — Будем спать, — кивает Джун. — Я устал. — В том ли смысле я это понял? — расслабляется немного Кан, когда с Джуна на стул уже летит рубашка после свитера. — Ты… спать со мной будешь? — Буду, — опять отвечает Джунхи, — что же я ещё буду делать с тобой ночью? Ючан, не понимая ничего, глядя только на одну хитрую улыбку Пака, судорожно сам начинает снимать с себя свитер, оголяя впалый живот с выступающими рёбрами. Джунхи, не успев ничего предпринять, чтобы остановить это безумие, сгребает его в охапку, заворачивая, как в кокон, в плед. — Что ты делаешь? — Это чтобы ты лишнего не сделал. — Да что я сделал? — не понимает младший. — Спать же… — Спать. Со мной. В одной кровати. Закрыв глаза. И не раздеваясь, — отрывисто выдаёт Джунхи, прижимая к себе завёрнутый комок, хотя сам сидит практически без одежды, — понимаешь? Просто спать. — А… — Всё завтра. Завтра, ладно? — Джунхи ведёт носом по макушке чёрных волос, вдыхая запах знакомого, родного шампуня. Этот ребёнок так и не научился ничего понимать. Привык, что только берут… Давно берут и ничего не дают взамен. Хотя Джун так долго отучал его от этого, рефлексы, привычки, взращиваемые годами, не исчезают бесследно. — Завтра мы… попытаемся сделать то, что ты хочешь. Договорились? — Или ты просто меня успокаиваешь и не хочешь… — Хочу, — терпеливо повторяет Джунхи, — очень сильно хочу. Но больше я хочу сейчас просто лежать с тобой рядом, обнимая, и по возможности проспать часов десять. У меня был длинный перелёт, я торопился к тебе, помнишь? Так что мы ложимся спать. Всё завтра, — он укладывает ещё немного возмущающийся кокон рядом с собой, сам залезая под одеяло, находит среди одеял чужую тёплую руку, и кладёт себе на грудь. Чан смотрит, как Джун прикрывает веки, ресницы которых в приглушённым свете кажутся ещё более длинными, и размеренно выдыхает. Джунхи устал. Джунхи сказал спать. И он сам не замечает, как легко засыпает рядом с ним.