***
Первой хорошей новостью, которую я узнал на суде и которая подбодрила меня и вселила веру в благополучный исход, — Риотто поймали. Он пытался выказать сопротивление, но его всё равно смогли доставить в зал заседаний и допросить. Аматерасу выяснила детали нашего первого сражения в Храме Алчности, сделки Митсуо и Валаама касательно передачи Акинэ в рабство, а также боя на камиринге, с треском проигранного мной. Но больше всего Верховную Богиню интересовал меч, чуть не убивший моё орудие. На момент поимки, артефакта при Риотто не было, но с помощью заклинания «Озвучивание» у шинки Валаама удалось выудить его местонахождение. Не дождавшись окончания суда, за клинком отправились несколько служащих Небес, дабы как можно скорей поместить его под стражу. Следующим свидетелем была Акинэ. Она очень волновалась и иногда путала слова, но рассказывала вполне обстоятельно, правда, умело обходя факты, что могли мне навредить. Например, она не стала пояснять, что мой красноволосый друг мстил за то, что когда-то я вырезал деревню Хитачи, а ещё умолчала о Юрэцу (ведь его могли призвать как свидетеля, и тогда стало бы ясно: помимо камиринга, за моими плечами ещё не одно преступление). Ну и, естественно, она не посвятила собравшихся, что Акаджи раскрыл её настоящее имя, потому как среди присутствующих были орудия, которым знать секрет Бога противопоказано. Когда она закончила историю, завершив повествование событиями, произошедшими в Храме Алчности не так давно, к ней подошли Священные Сокровища Аматерасу, смерив её отсутствующим, ничего не выражающим взглядом. — Озвучивание, — подняв вверх два пальца, произнесла Микагами*, заставив мою шинки упасть на колени. Я почувствовал дрожь от шеи до кончиков пальцев и ощутил боль на месте её раны, но старался сдерживаться: моё поведение могли расценить не как переживания за орудие, а как страх того, что меня вот-вот раскроют. — Сказанное тобой в этом зале — правда? — услышав вопрос, Аки тоже задрожала, дыша неглубоко и очень часто. — Да, — ответила она, с нарастающим в груди ужасом от того, что не может пошевелиться. — И ты действительно вернулась с Того Берега? — продолжала допрос Микагами. — Да, — снова подтвердила моя шинки. — И ты искренне веришь, что твой хозяин Ятогами нисколько не виновен в произошедших событиях? — Он бы не поставил на меня, не будучи заражённым алчностью, — дрожащим голосом произнесла она. — Но после того, как он пришёл в себя, минуло несколько дней, не так ли? Он мог донести об этом. Этого-то я и боялся: Аматерасу считает, что, если знаешь о нарушении закона, но не докладываешь об этом — ты соучастник. — Времени было мало, мне угрожали, и, скорее всего, думать он мог лишь о моей безопасности. Акинэ говорила тихо, с нажимом на каждое слово, будто обычная речь давалась ей с трудом, точно сказанное ею вытягивали щипцами. — Но, если представить, что Бог Алчности не пошёл в наступление и не захотел забрать тебя у старого хозяина. В таком случае, считаешь, Ятогами отправился бы с донесением на небеса? Сердце замерло. Акинэ зажмурилась, пытаясь не говорить слово, рвущееся из груди, но заклинание и сила Священных Сокровищ были сильней. — Думаю, нет, — скрепя зубами ответила она, сжав пальцы и чиркнув ногтями по каменистому полу. — Допрос окончен, — резюмировала Микагами, поворачиваясь к своей Богине. Я стоял как вкопанный, смотря на снова завладевшую своим телом Аки. Вдыхая во всю силу лёгких, она, наконец, перевела на меня полный сожаления взгляд. Я осознавал — она не виновата и, по сути, сказала правду: даже будь всё хорошо, я бы не стал свидетельствовать против организаторов и других участников. Далее Аматерасу перешла к допросу Юкинэ, но это не дало практически никакого результата: он знал, наверно, меньше, чем остальные, и единственный новый факт, который он внёс в мою биографию, — сгоревший дотла храм Акаджи. Следующими на очереди были Митсуо и Валаам. Аматерасу не могла применить к ним заклинание, так как оно действует лишь на шинки, как не могла заставить их говорить правду и иным методом, но после уже раскрытых ранее деталей те не решались врать и лишь сознались, сделав вид, что безумно сожалеют о случившемся. — Да, мне вправду хотелось вернуть Кинху. Такова моя природа, — теперь уже сняв маску добряка, проговорил Валаам. — Ято на своей шкуре убедился, каково это — когда алчность в крови, а я с этим живу и, как видите, стараюсь максимально сдерживать своё отрицательное «Я». Кажется, он избрал теперь иную тактику: попытаться надавить на то, что таким его создали люди, и Аматерасу не вправе идти против системы. — Вы, судя по словам свидетелей, недопустимо вели себя со своими орудиями, — заметила Верховная Богиня, слегка повернувшись к Богу Алчности. — Как ни крути, это человеческие души, а если бы не люди, нас бы просто не было. Именно благодаря их роду мы живём и процветаем, именно они даруют нам силы, поэтому я считаю такое положение вещей неприемлемым. — Я согласен с Вами и бесконечно сильно сожалею об этом, — ответил тот, сведя брови и притворно вдохнув. — И если я могу… — Довольно! — перебила она. — Я услышала всё, что хотела. Приговор будет вынесен после окончания совета. Ещё раз окинув всех собравшихся высокомерным взглядом, Аматерасу исчезла в сполохах голубого света, а за ней последовали Священные Сокровища и советники, которые должны были помочь ей вынести справедливый приговор. Мы остались лишь под наблюдением нескольких небесных стражей. Некоторое время постояв без дела, Валаам подошёл к моему старому знакомому и что-то яростно зашептал ему на ухо. Я не слышал разговора, но понял: это не к добру. Митсуо кивнул, а после перевёл взгляд на Акинэ, которая, увидев это, будто немного сжалась. — Ты как? В порядке? — спросил я, поглаживая её плечо. — Рана не болит? — Всё хорошо, — ответила она, но я знал: это не искренне — любимую до сих пор била мелкая дрожь, и она не переставала смотреть на других подсудимых, словно боялась, что они могут внезапно накинуться на нас. Я ждал приговора и не понимал, чего хочу больше: чтобы моих теперешних врагов навсегда упрятали в тюрьму или чтобы меня оставили в живых, и я смог и дальше защищать свои орудия. Почему-то вариант, что случится и то, и то, я не рассматривал: не может всё так хорошо сложиться! — Рад, что ты выжила, Наоко! — вдруг ухмыльнулся Митсуо, при этом оставаясь подле Валаама и не решаясь подойти. — Я за тебя переживал. Конечно, это было сказано с сарказмом и некой иронией: он будто показывал, что бесконечно жалеет, что Риотто не снёс Аки голову, дабы наверняка лишить её жизни, но говорить это напрямую не мог. — Я тоже рада, что могу находиться здесь. Ведь закон для нас, жителей поднебесной, так важен, не правда ли? — подала голос Хиёри, как бы намекая, что поняла подтекст его слов и горда тем, что приложит руку к их с Валаамом наказанию. — Ты отрада и для моих глаз, дорогая, — встрял в разговор Бог Алчности, ехидно ухмыляясь. — Между нами крепкая связь, и я бы очень грустил, если бы она оборвалась. Я не понял, к чему он это сказал: неужели намекает, что права на неё, якобы выкупленные им у Митсуо, ещё действуют? Но тот, насколько помню, заявил, что передумал отдавать своё орудие, да и после того, что произошло, думать, что у него есть какие-либо права на Акинэ — безрассудство. — Между нами ничего нет и быть не может, — с нарастающей паникой проговорила она, хватаясь за мою руку. — О, сейчас — возможно, но я умею заглядывать в будущее, красавица! — ханжески пролепетал Бог Алчности. — Уверяю тебя, когда-нибудь мы знатно повеселимся! Внутри меня зародился страх, горячей волной прошедший по позвоночнику. Это ощущение принадлежало Акинэ, но я готов был разделить его: если Бог Алчности говорил о чём-то, его слова стоило воспринимать всерьёз: он никогда и ничего не швырял на ветер. Спустя примерно десять минут Аматерасу вернулась. По её глазам невозможно было понять дальнейший исход: она с неизменным выражением лица могла вынести как решение о помиловании, так и смертный приговор. — Бог Валаам, — начала она, поворачиваясь к нему. — За присвоение себе артефакта, причисленного к разделу «запрещённых», за косвенное нарушение закона об участии в камирингах, за заведомо ложные показания и за непозволительное обращение с шинки я лишаю Вас права владения храмом в Такамагахаре, а также возможности иметь больше одного орудия. Срок — пятьсот лет. Вы можете выбрать на каком из помощников оставить имя — иные будут вольны найти иного хозяина или остаться при Небесном Храме. От удивления Валаам открыл рот. Такого никто не ожидал: вместо того, чтобы казнить Бога Алчности, и при этом ничего, по сути, не добившись, Аматерасу изгнала его с небес на землю, оставив одно орудие, которым он уже не будет так необдуманно рисковать. — Бог Митсуо, — продолжала Верховная Богиня, — за осознанное участие в камиринге, а также ложь Небесному Совету, Вы лишаетесь одного храма и принуждаетесь к году тюрьмы. Помимо прочего, я освобождаю орудие, якобы выигранное Вами, от данного ей имени, тем самым перечёркивая беззаконную сделку, совершённую между Вами и Богом Ятогами. Мой старый знакомый с облегчением вздохнул. Его могли убить, а перерождение штука не самая приятная: просто выпадаешь из реальности, обречённый в будущем по крупицам собирать обрывки своего прошлого. — Боги Акур, Ашайо и Хитоши, — обратилась она к главам камиринга, — за незаконное проведение боёв, запрещённых Небесным Кодексом, а также распоряжением чужими судьбами и имуществом я приговариваю Вас к смерти. Поднялся гул: казалось, сегодня Аматерасу в хорошем расположении духа и милостиво относится ко всем участникам суда, но вынесенное решение о казни обрушилось на всех, заставляя понять всю серьёзность данного собрания. Вышеперечисленные судьи ринга пытались оправдаться, молили о пересмотрении решения и клялись, что осознали вину, но Верховная Богиня была неумолима. Указав пальцем в сторону выхода, она проследила за тем, как осуждённых выведут из зала и продолжила. — Ятогами, с Вами гораздо сложней. То, что Вы поставили на кон не безделушку, не деньги, не собственное имущество, а душу человека — недопустимо, ведь мы, Боги, не вправе распоряжаться орудиями, если они сами того не пожелают. Сердце стучало как ненормальное. Я боялся, что отправлюсь вслед за Хитоши и остальными, а Аки и Юкинэ останутся одни. — Но в то же время, — продолжила Аматерасу, — свидетели подтверждают, что в камиринге Вы участвовали не по своей воле, а вследствие заражения кровью Бога Алчности. Ситуация выходит двоякая. Она приложила указательный пальчик к губе, точно задумавшись. — Я впервые слышу о Вас, Ятогами, но судя по тому, что у Вас имеется Священный Сосуд — Вы довольно сильный Бог, к тому же в Вас есть то, что я называю благочестием: Вы помогаете людям, цените свои орудия и, к тому же, судя по утверждению Богини Бедствий, готовы держать слово. Поэтому мой приговор таков: в течение пяти сотен лет Вы обязаны беспрекословно служить Небесам и состоять в Небесном Воинстве, дабы вершить правосудие. Вы дадите клятву, что впредь наши правила для Вас — превыше личных мотивов, и станете выполнять любые приказы, связанные с нахождением, поимкой и наказанием нарушителей. Аматерасу повернула голову сначала к одному советнику, потом к другому, точно ждала их одобрения. — Эта ситуация показала, что в наших рядах не хватает опытных бойцов, к тому же служба на Небесах поможет Вам стать законопослушным, — Верховная Богиня нахмурила брови и продолжила тоном, не терпящим возражения. — Если же Вы отказываетесь, Вас ждёт перерождение, если таковое возможно, а в противном случае — смерть. Ваше решение? Я сглотнул, не в силах поверить в произошедшее. Я останусь жив? Меня не накажут? — Согласен! Конечно, согласен! — пробормотал я, слегка кланяясь. — Осознаёте ли Вы всю тяжесть груза, что упадёт на Ваши плечи с сегодняшнего дня? — спросила Аматерасу, грозно смотря мне в глаза. — Осознаю, — ответил я, стараясь не моргнуть. — И благодарю Вас за столь большую честь! Она еле заметно кивнула и смерила меня пронизывающим взглядом, точно хотела просканировать на ложь, а после повернулась к Риотто. — Ведущий шинки Бога Валаама, носящий данное ему имя Риотто, за сокрытие правды, попытку бегства, жестокость по отношению к другому орудию, а также оказанное сопротивление, ты заключаешься под стражу сроком на полгода. Если хозяин не выберет тебя в виде единственного дарованного ему орудия, то после выхода из-под заключения ты станешь волен выбрать другого. — Я беру! Беру его! — встрял Валаам, с ужасом раскрывая глаза. Я знал, что означает «заключение под стражу»: Риотто запрут в специальном ящике, из которого он не сможет выйти, где не будет еды, воды и даже дневного света. Наказание довольно жёсткое, но мне не было жаль этого изверга! Я был бы счастлив, если бы его поместили туда навечно. — Шинки Ятогами, носящая данное ей имя Акинэ, — продолжила Богиня Солнца, и сердце моё замерло в груди, — ты освобождаешься от имени Бога Митсуо и более не являешься его орудием. Ты также вправе уйти от Ятогами и стать шинки любого из Богов или остаться при Небесном Дворце, если пожелаешь. Твоё решение? — Я останусь с Ято, — громко и уверенно проговорила Аки, бросая на меня наполненный радостью взгляд. Я не верил, что всё закончилось. Валаам теперь не опасен, полугодовое заключение явно остудит пыл Риотто, а Митсуо после наказания перестанет тянуть к моему орудию свои лапы! Это просто чудо! Правда, на этом суд ещё не закончился: мы дождались, когда Аматерасу сама заберёт у Акинэ имя «Наоко»** (в этот момент я почувствовал себя невероятно счастливым), взглядом проводили моего старого знакомого, которого Небесные Стражи должны были переправить в место заключения, с наслаждением посмотрели, как Риотто заточают в ящик, а также были свидетелем освобождения от гнёта Бога Алчности около сорока орудий. — На этом наше собрание объявляется закрытым, — подобрав подол длинного кимоно, заявила Верховная Богиня. — Ятогами, о аудиенции в Небесном Храме Вам сообщат позже. Бог Валаам, у Вас есть сутки, чтобы покинуть дворец. Повернувшись, она перемолвилась ещё парой слов со своими Священными Сокровищами и снова переместилась, на этот раз забрав с собой всё воинство. Остались мы с Акинэ и Юки, Валаам, орудия Митсуо и Кофуку с Дайкоку. — Добилась чего хотела, мразь? — проговорил Бог Алчности, обращаясь к любимой. — Поверь, тебе это так просто с рук не сойдёт! — Думай, где ты угрожаешь ей, — подала голос Кофуку, нахмурив брови. — Мы ещё во владениях Аматерасу! — А тебя никто не спрашивал, нищенка! — с отвращением на лице бушевал молодой Бог Алчности, но видя, как разозлившийся Дайкоку сделал шаг в его сторону, быстро утихомирил пыл. — Ты сам виноват во всём, — поставил я точку в разговоре, беря Акинэ под руку. — Если бы не ваша сделка с Акаджи, ничего не случилось бы. Поэтому, если ищешь виновников, загляни в зеркало! А теперь всё закончено! Ты проиграл. Я уже готов был переместиться, но меня остановили его слова: — О, ты можешь сколько угодно тешить себя надеждой, что мы больше не увидимся, но Кинха дышит, а значит, должна мне сто лет службы, и, поверь, когда-нибудь я непременно заберу её! Лишь только последнее слово сорвалось с его губ, Бог Алчности переместился, оставив меня наедине с леденящим душу ужасом, вновь зародившимся в сердце Акинэ.***
После суда мы с ребятами отходили не один день: на всех произвёл впечатление вдумчивый, рассудительный и вполне справедливый приговор для каждого из подсудимых, но тот страх, что мы испытывали во время собрания, казалось, засел где-то глубоко подкоркой и не хотел уходить, постоянно показывая возможные ужасные исходы того дня. Хотя это скорей относилось к Аки, чем ко мне: я-то, наоборот, ожидал намного более худшего расклада, поэтому не мог жаловаться. Да, теперь я под особым контролем Небес и в случае чего — стану предателем, но это малая плата за то, что я здесь и сейчас могу быть дома с родными. Постепенно всё начало налаживаться. Рана Акинэ окончательно зажила спустя несколько недель, и моя шинки даже изъявила желание помогать нам с Юки в выполнении несложной работы. Мы, конечно, старались не нагружать её и приглашали с собой больше как поддержку. К тому же, когда она была рядом, мне становилось спокойней: да, после суда я чувствовал себя в относительной безопасности, но слова Валаама не шли из головы. Мой малец, счастливый от того, что беды закончились, стал усердней трудиться не только в вопросах помощи людям, но и в саморазвитии: теперь делать уроки он садился сам, к тому же ещё и напросился к Казуме выучить несколько новых заклинаний. С каждым днём я всё больше поражался ему и благодарил судьбу, что однажды встретил его и дал имя. Кофуку сказала, что такие орудия, как Юки, даются Богам не только в качестве наставников, но и как награда… Мне эта фраза понравилась, хоть я по этой теме, скорей, пессимист, но мысль, что я сделал достаточно хорошего, чтобы загладить весь ужас, принесённый мною ранее, — успокаивала. Кофуку и Дайкоку были без ума от счастья! Хоть здоровяк и твердил, что мы нахлебники (ну ладно, не мы, а я), но готов был расцеловать всех и каждого по возвращении домой в тот день. Ну и пирушку мы тогда закатили, и она в этот раз не закончилась провалом! Мы от души смеялись, пили (очень много!), играли, танцевали, шутили друг над другом и обменивались планами на будущее (порой явно несбыточными). Мне было хорошо! — Ох, неужели я дождался этого дня! — будто плавясь от удовольствия, лениво проговорил я, попивая уже пятый или шестой бокал саке. — Даже не верится, что всё взаправду! — Мне тоже, — поддакнула розоволосая Богиня, — я безумно переживала за всех вас! Твои орудия и ты, Яточка, для меня уже как семья. — И ты для нас, — расплывшись в глупой улыбке, промямлил Юкинэ, которому Дайкоку, с моего разрешения, конечно же, дал разочек отхлебнуть рисового вина из своего стакана. — Только вот опять в гости никто не пришёл! Они нас что, игнорируют? На кого я столько наготовил? — бушевал здоровяк, оглядывая несметное количество нетронутых блюд. — Оставь это мне, друг! — ответил я, пододвигая поближе тарелку с запеченным мясом. — Я костьми лягу, но твои труды не пропадут даром! — Ты же лопнешь! — засмеялась Аки, сидящая рядом со мной. — Я Бог, и, даже если сей казус случится, меня это не убьёт. Так что тащите всё! Я с удовольствием вкушал не только пищу, но и непередаваемую атмосферу храма! В кои-то веки мне ничего не мешало, не пугало и не волновало. Я словно впервые оказался на своём месте. — Так чего Бишамон-то снова не пришла? Я бы как раз потренировался с Казумой, пока вы лопаете, — с грустью заявил Юкинэ, поглядывая в окно. — Оу, у них сейчас есть дела поважней. Не говорила вам, но уже несколько недель я слежу за статистикой в газетах: за последний месяц количество самоубийств в Токио возросло в четыре с половиной раза. Сначала я думала — совпадение, а оказалось, по городу открываются дыры, и из них лезут аякаши, заставляющие людей кончать с жизнью. — Поэтому госпожа Бишамон вчера приходила? — догадалась Акинэ, делая глоток лимонада со льдом. — Ей нужно было узнать расположение тех, что откроются в скором времени? — Ага, — с грустью подтвердила Кофуку, — столько их на карте указала, что сама не рада. Не знаю, как Бишечка одна справится. — А новоиспечённый Бог Удачи вам на что? — с обидой спросил я, не веря, что никто до сих пор не посвятил меня в эту ситуацию. — Мы с Юкинэ разделаемся с призраками в два счёта! — В один! — самодовольно поправил меня Юкинэ, выпячивая грудь. — Не зарывайся! — прошептал я, потрепав его по светловолосой голове. Все снова засмеялись, а мой мальчонка стал пунцовым от стеснения. — Ну, а Рэй чего не забежал? — не унимался Дайкоку. — Ты же его пригласила? — Ну, — нищебожка бросила взгляд на любимую и сглотнула, — он отказался. Дела какие-то… Повисла тишина. Все знали о случившемся между Акинэ и Богом Праздников (кроме того поцелуя), но никто не решался сказать это вслух. Кажется, даже здоровяк пожалел, что завёл эту тему. — Я должна перед ним извиниться, — тихо промямлила Хиёри, слегка сгорбившись. — Безумно виновата… Рэй, наверно, ненавидит меня за произошедшее. — Не думаю, иначе не поведал бы нам, как вас найти, — улыбнулась Богиня Бедствий, слегка наклонив голову. — Ну, в тот день, когда Ято излечился от алчности. — Так это он? — удивился я: честно сказать, до сего момента не задумывался, откуда эти трое появились тогда. — Ага! И мы как узнали — сразу за Юки отправились, правда, на месте сгоревшего храма его не нашли. Прилично времени нам понадобилось, чтобы разыскать его и объяснить, что к чему. И снова неловкая пауза. Вроде праздник, веселимся, а без ворошения прошлого не обходимся. — До сих пор стыдно, что ушёл, не разобравшись во всём, — вдруг поник паренёк, вспоминая обстоятельства, при которых нам пришлось ненадолго попрощаться. — Страшно подумать, что было бы, если бы не Аки… Я не достоин быть ведущим орудием. — Не бери в голову! Я не сержусь, помнишь? Мы, вроде, договорились обо всём забыть. Поднявшись со своего места, я обошёл стол, чтобы обнять мальчика, так много сделавшего для меня. Он мог сколько угодно корить себя и думать, что чего-то не достоин, но я знал: он уникален! — Спасибо, Ято! — приглушённо пробубнил он, стискивая меня в ответ. — Ты самый лучший хозяин на свете! Я оторопел, ошалело смотря на его макушку. — О, этому столику больше не наливать! — прогромыхал Дайкоку и покатился со смеха, чуть не опрокинув свою тарелку.***
Спустя несколько дней после праздника, Акинэ сдержала своё слово и действительно пошла к Рэю. Я, правда, не хотел отпускать её, находя глупые причины (рана не зажила, опасно, нужна помощь), но всё-таки понял, что рано или поздно это случится, тем более я очень ждал, когда он заберёт имя. В тот день я перенёс её прямо к воротам его храма и обещал ждать неподалёку: всё же волновался за её безопасность. Вышла Хиёри довольно скоро, с улыбкой на лице. Рэй провожал её до ворот и напоследок крепко обнял, заставив до этого затаившееся где-то в глубине чувство ревности подняться на поверхность: он ведь недавно целовал её! Чёрт, нужно переставать думать об этом! Мы не стали сразу перемещаться домой и решили прогуляться: Акинэ сама предложила это — хотела побыть вдвоём. — Рэй забрал имя и сказал, что не сердится, — проговорила она смущаясь. — Волновался за меня и чуть с ума не сошёл, когда почувствовал, как меня… как… — Понимаю его, это было ужасно, — подытожил я и, надеясь сменить тему, как ни в чём не бывало, спросил: — А хочешь в парк? — В парк? — переспросила она, с недоверием глядя на меня. — Не боишься? Похоже, Аки имела в виду, что нам может встретиться Валаам, раз уж он вынужден теперь жить в мире людей, или кто-то, кто захочет отомстить за распорядителей ринга, но я был непреклонен. — Я никому больше не дам тебя обидеть! — я крепко стиснул её, поцеловав в висок. — Со мной ты в безопасности!***
День клонился к закату. Мы с любимой провели его вдвоём: возможно, это было немного эгоистично по отношению к Юкинэ, но я хотел побыть с Акинэ наедине. Правда, по-настоящему одни мы не оставались: нас окружали люди, тоже решившие отдохнуть в парке этим прекрасным летним днём, но мы не обращали на них внимания. Я старательно следил за тем, чтобы Аки не перенапрягалась и не разрешал кататься на экстремальных аттракционах (рана ещё не полностью зажила), но мы вдоволь повеселились, кружась на каруселях и кидая дартс (я, кстати, выиграл для Хиёри плюшевого единорога). Она с удовольствием уплетала мороженое и сладкую вату (на них я не скупился в такой день), а взамен дарила мне искренние улыбки и объятия, что были дороже любых сокровищ. Я надеялся, что и вечер у нас пройдёт также приятно и романтично, но случилось то, чего никто не ожидал: по дороге домой, буквально в нескольких кварталах от храма Кофуку я увидел знакомую фигуру, взглянув на которую Акинэ остановилась как вкопанная. Несколько секунд она не шевелилась, не зная, как поступить, а потом, смотря на меня, уже было развернулась, собираясь пойти в обратную сторону, как услышала тихое: — Хиёри? Это правда ты? Её мама почти не изменилась, только вот выглядела более усталой, вымотанной. Одета она была скромно: серые летние брюки, голубая футболка и накинутый поверх белый халат, развевающийся на ветру подобно плащу супергероя. Хотя, наверно, все доктора и есть герои — они спасают жизни! Акинэ встретилась с ней взглядом, боясь шевельнуться, не веря своим глазам. Вдруг Саюри, не произнося больше ни звука, потянулась к нам, силясь дотронуться до дочери. Если до этого Аки, похоже, лелеяла надежду, что мама просто уставилась в никуда, то теперь сомнения можно было отбросить. — Ты видишь меня? — спросила она, отшатнувшись. — Да, — ответила та, прикрывая дрожащие губы рукой. — Конечно, вижу, родная! Только вот… Это сон? Правда ведь? Мама Хиёри подняла глаза к небу и с грустью вздохнула: видимо, дочь снилась ей далеко не один раз. — Нет, мам, это правда я, — ответила Акинэ, сглотнув образовавшийся в горле ком, — но не понимаю, почему ты меня видишь. Я чувствовал целую бурю эмоций, бушевавших в ней: страх, отчаяние, печаль, радость, изумление… Всё это перемешалось в своеобразный вихрь, который сейчас разрывал любимую изнутри. Саюри ещё раз окинула взглядом дочь, а после — прохожих, торопливо шедших мимо, точно нас не существовало. Женщину, конечно, люди обходили, а вот мы с Акинэ были недосягаемы для их взора. — Мама говорила, что наш род особенный, и мы можем видеть то, чего не видят другие***, — произнесла она так отстранённо, точно сама не верила своим словам, — а значит… Она замолчала, на секунду глянув в мою сторону, а потом снова на дочь. — Но мне всё это кажется… Я знаю. — Нет, — прошептала Аки, не понимая, что ей делать дальше. — Мам, я правда здесь. Она хотела было шагнуть к ней навстречу, возможно, обнять мать, по которой так скучала, но я остановил, мотнув головой: Ближнему и Дальнему берегу нельзя пересекаться. Мы и так сейчас рискуем! Какие последствия влечёт за собой общение человека с нашим миром, Хиёри испытала на собственном опыте — не стоило впутывать в это ещё и родных. Моё движение не скрылось от карих глаз: Саюри снова посмотрела на меня и сощурилась, будто пытаясь что-то вспомнить. — Я видела Вас у нас дома однажды, хотя… думала, мне показалось. Кто Вы? Своим вопросом она поставила меня в тупик. Я, конечно, мог признаться ей, рассчитывая, что она, как и все люди, забудет мои слова спустя немного времени, но тот факт, что она помнила меня по сей день, настораживал. На помощь пришла Хиёри. — Это мой друг. Он… помогает мне. Было видно, что Акинэ не по себе. Внутри неё словно боролись два чувства: одно велело сейчас же убежать как можно дальше, чтобы не доставлять больше боли себе и матери, а второе упрямо желало остаться здесь, запоминая каждую морщинку знакомого лица, каждый новый седой волосок, каждое движение и каждое слово родного ей человека. — Тогда почему он не помог тебе остаться с нами, Хиёри? Почему не защитил? Тебя ведь убили, я знаю! Полиция считает, я спятила, но я никогда и ни за что не поверю, что моя дочь могла сама покончить с жизнью. Скажи мне правду, Хиёри! Пожалуйста, скажи! Её слова пронзили меня, как ножом. Не помог. Не защитил… Перед глазами вдруг всё поплыло. Я сделал шаг назад, пытаясь сохранять равновесие и держаться ради Акинэ. — Мама, это… была случайность, — прошептала та, глотая слёзы. — Поверь, меньше всего на свете я хотела покидать вас с папой, но так уж случилось. Просто… в тот день мне захотелось посмотреть на городской пейзаж, и я оступилась. В этом нет ничьей вины. Я понимал, зачем она врёт. Если скажет матери, что её убили, та не остановится ни перед чем в попытке найти преступника. Конечно, это не увенчается успехом: человеку не суждено надеть кандалы на Бога, а значит, она всю жизнь будет мучиться с осознанием, что убийца её дочери ходит на свободе. — Случайность? — переспросила Саюри, словно хотела убедиться, что ей не послышалось. — Да, — повторила Аки, вытирая мокрые щёки. — Прости меня за это! Я знаю, как вы плакали, осознаю, сколько горя я вам принесла, но… Мам, я хочу, чтобы ты знала: я так люблю тебя! И папу, брата и бабушку. Вы мне бесконечно дороги, и я многое отдала бы за встречу с вами! Хочется обнять вас, сказать то, что не успела… Во снах я до сих пор вижу наш дом, слышу звонок с урока, чувствую объятия подруг, вкус твоих блинчиков на завтрак и смех соседки, которую с утра развеселил молочник. Акинэ уже трясло. Я понимал, нам нужно уходить, поэтому мягко взял её за плечо. Она почувствовала это и заговорила ещё быстрей, точно боялась, что я перенесу её отсюда прямо сейчас, оборвав на полуслове. — Прости, что так вышло! Мне бесконечно жаль… — голос Хиёри сорвался, но она старалась держаться, сжав кулаки. — Милая моя! Не нужно! Не плачь! — надломленным голосом ответила Саюри. — Мне достаточно того, что я встретила тебя! Снова полюбоваться своей любимой доченькой — настоящее чудо! Правда… Она смутилась, точно не знала: рассказывать или нет? Но всё же решив, продолжила: — Я уже видела тебя не так давно, около месяца назад. Ты шла по улице в белом кимоно… Я думала, мне показалось, и рассказала об этом папе, а он счёл, что у меня снова стресс. Я тогда решила, что это знак, ведь твоё одеяние было таким грязным, запятнанным. Я молилась о тебе днями и ночами, столько свечей поставила в храме… Не в силах сдерживаться, Саюри снова сделала попытку обнять дочь, но мы с Аки опять отошли на несколько шагов назад. — Прости, мам! — прошептала Хиёри, по телу которой пробежала дрожь. — Нельзя! Поверь, больше всего на свете я бы хотела обнять тебя, почувствовать твоё тепло, твою нежность. Я бы всё отдала ради возможности прижаться к тебе и больше не отпускать, но таковы правила… Два мира не должны пересекаться. Боль Акинэ была почти осязаема. Я хотел как можно скорей забрать её отсюда, но мне не хватало духу вот так безжалостно отнять возможность поговорить с мамой. — Я не злюсь, родная! — заливаясь слезами, произнесла Саюри. — И что бы ни случилось, ты всегда будешь моей любимой доченькой! Для нас с папой ты жива: мы храним воспоминания о тебе в своих сердцах и не допустим, чтобы они когда-нибудь исчезли. — И я никогда не забуду вас, — пролепетала Аки, закрывая рот дрожащей рукой. Больше оставаться здесь было нельзя: мы и так подвергали опасности жизнь этой женщины. — Пора, — прошептал я, нежно обнимая Акинэ. — Больше оставаться нельзя. — Знаю, но можно подождать ещё минуту? — спросила она, поднимая на меня полный грусти взгляд. — Хотя бы одну! Глубоко вздохнув, я кивнул, пытаясь представить, что потом будет с самой Акинэ: уже завтра её мама, скорее всего, решит, что этот разговор ей привиделся, а вот Хиёри… Она никогда не забудет этого, и каждое сказанное сегодня слово станет преследовать её ещё не один день. — Мамочка, у меня к тебе просьба, — протянула Аки, смотря ей в глаза. — Не говори папе, что видела меня, но… Скажи, что я тебе приснилась, хорошо? Передай, что в этом сне я призналась, как сильно люблю его! Пусть он знает, что я благодарна ему за всё, что он дал мне! Он самый лучший… Вы оба — замечательные родители, и я безмерно горда называть себя вашей дочерью! Я так люблю вас… И всегда буду любить! Посмотрев мне в глаза, Акинэ дала понять, что готова уйти. Крепче взяв меня за руку, она в последний раз взглянула на мать, рассчитывая попрощаться, но та задала вслух вопрос, беспокоивший её, похоже, сильней всего: — Хиёри, ты счастлива? Не знаю, как я могу говорить с тобой, но, раз уж это чудо случилось, умоляю… — Саюри уже дрожала, сотрясаемая рыданиями, — скажи, что ты счастлива! В её глазах было столько надежды, столько мольбы, что и моё сердце обливалось кровью. — Да, мам! Там, где я сейчас, нет боли, страха и отчаяния. Нет вражды, злобы и зависти. Я очень счастлива! Мне хорошо и спокойно! — Правда? — Саюри светло улыбнулась, приложив ладони к щекам, будто эти слова были самыми прекрасными из всех, что она когда-либо слышала. — Конечно! Эта ложь далась Акинэ с трудом, но я понимал её необходимость. — Прощай и береги себя, — прошептала Хиёри. — Я никогда тебя не забуду.***
Я понимал, что любимая сейчас не хочет возвращаться домой, поэтому перенёс нас подальше от Токио и посторонних глаз: на побережье небольшого озера вблизи города Самоносеки. Как только мы коснулись земли, любимая перестала сдерживаться: согнувшись и сжав плечи, она то плакала навзрыд, то выла, как раненый зверь. Я ещё никогда не видел её такой. Я стоял столбом, не зная, чем помочь, а Акинэ тем временем, точно обессилев, упала на колени и обхватила себя руками, словно хотела тем самым хотя бы попытаться представить материнские объятия. Ей было так больно! Она любила свою семью, но та была недосягаема и в то же время так близка! Казалось бы вот, в нескольких километрах от нас её дом, но заходить в него нельзя. Раньше, похоже, Хиёри не задумывалась над этим, потому как проблем у нас было столько, что до сих пор не представляю, как мы с ними разобрались, а теперь… — Что мне делать, Ято? — с жалобным стоном спросила она. — Как мне забыть их? Как смириться, что мы не можем видеться? Как не дать себе однажды плюнуть на правила и прийти в дом, что я почти семнадцать лет считала своим? Я понимал её чувства лишь отчасти: у Богов нет родителей в полном смысле этого слова. Да, я называл Фуджисаки отцом, но у меня нет к нему той привязанности, что люди испытывают к своим семьям. Хотя, возможно, я чувствовал бы то же самое, если бы у меня забрали Акинэ и не давали с ней видеться. — Я бы очень хотел помочь тебе, правда! Была бы возможность — взял бы твою боль, но, к сожалению, не могу. Тебе остаётся ждать… Это прозвучит жестоко, но мы с тобой можем жить вечно. Твои близкие люди — нет. Рано или поздно никого из тех, кого ты знала не станет. Тогда будет легче. — Легче? — она в ужасе подняла на меня заплаканное лицо. — Мне должно стать легче, когда они умрут?! — Прости, такова жизнь. Я не имею в виду, что это произойдёт в ближайшее время: я верю, твои родители, брат и друзья проживут ещё лет сто, но при любом раскладе, рано или поздно их не станет. — Вот значит, как? И если бы я тогда не упала с крыши, ты бы тоже просто беспристрастно наблюдал за тем, как я взрослею, старею и умираю? И ничего бы не чувствовал? Я растерялся, не зная, что ответить. Недавно я сам рассуждал на тему «что было бы если…» и ещё тогда пришёл к выводу, что отчасти рад гибели Хиёри — теперь я могу быть с ней всегда. Это ужасно эгоистично. От этих мыслей я сам себе был противен. — Нет, думаю, рано или поздно я бы разрубил узы, чтобы дать тебе жизнь, не пересекающуюся с Тем Берегом, а также счастливое человеческое будущее, которого ты, непременно, заслуживала. — И ты бы ушёл, верно? Ты бы не стал наблюдать за мной, потому что тебе было бы больно, — Акинэ будто видела меня насквозь. — Не стал бы, — подтвердил я, всё также не решаясь приблизится и прикоснуться к ней. — Тогда сделай то же для меня! Давай уедем отсюда, умоляю! Куда угодно, только, пожалуйста, покинем Токио! Я не могу… Если я ещё раз встречусь с ней или с отцом я… сломаюсь, Ято. Последние слова она проговорила тихо и обречённо, и я понял: она не шутит. Орудиями могут стать те человеческие души, что при жизни имели множество планов на будущее. Люди, которым нравилась сама жизнь с её достоинствами и недостатками. И Хиёри была такой: оптимисткой, искавшей хорошее во всём. И она очень любила своих родных, связь с которыми Акаджи оборвал одновременно с её пульсом. — Родная, прости, но я не буду обещать этого. Ты сама знаешь, в каком я положении. Я могу пойти убивать или вернуться к работе, что выполнял с Юрэцу, если ты хочешь. Заплатить мне такую цену? Она задумалась. Я тоже молчал, ожидая её ответа. — И ты сделаешь это ради меня? Если я попрошу? — спросила она, опуская руки. — Сделаю, — ответил я, осознавая, что непременно решусь на это даже будучи в Небесном Воинстве, решусь ради неё. Глубоко вздохнув, она медленно поднялась с земли и подошла, после чего уткнулась в моё плечо. Сжав в кулачке край моей футболки, она отрицательно замотала головой. — Я никогда бы не попросила тебя об этом, но я счастлива, что у меня есть кто-то, кто пойдёт ради меня на всё. Я очень люблю тебя, Ято. Прости, что расклеилась. Просто не была готова к этой встрече. Её голос стал ровным и тихим. Акинэ почти успокоилась и лишь иногда всхлипывала. Я крепко обнял её, надеясь хоть как-то заглушить ту боль, что душила её. — Тут не за что извиняться. Ты человек, и для тебя такие чувства нормальны. Как Бог я, конечно, должен отругать тебя за несдержанность: за последние минуты ты раз десять уколола меня, а для орудия это недопустимо. Но как тот, кто всем сердцем любит тебя, скажу: я готов помогать преодолеть твою боль, дабы однажды она перестала тебя мучить. Я так хочу, чтобы ты действительно стала счастливой. — Я знаю. Спасибо тебе за это! — прошептала она, нежно прикоснувшись ладонью к моей щеке. — Мне так повезло с тобой. Быть рядом с тем, кого любишь — уже великое благо, не так ли? — Угу, — подтвердил я, целуя её в губы. — Главное, чтобы так и оставалось всегда.***
Прошёл почти год. Мы благополучно пережили осень и зиму, постепенно привыкая к новому укладу жизни. Дайкоку переехал к Кофуку, а нас с Акинэ, наоборот, переселили в комнатку поменьше, зато теперь мы полноправно считались парой и жили вместе. Юкинэ, кажется, сначала немного ревновал: не знаю, то ли Хиёри ко мне, то ли меня к ней, но в первое время он частенько дулся, исподлобья наблюдая, как мы с Аки занимаемся домашними делами. Я предполагал, он обижается, что я уделяю ему мало внимания, и стал чаще брать его на вылазки вне работы (один раз мы даже были на рыбалке), но это не помогало. Я уже было отчаялся, но любимая, как всегда, пришла на выручку. Тогда осень только-только вступила в свои права: листья ещё не упали с деревьев, но уже начали желтеть, предвещая наступление скорых холодов. В один из таких дней Акинэ пригласила Юкинэ погулять, при этом дав понять, что я там — лишний. Я немного расстроился, к тому же сильно переживал за них, но остался дома, как мне и велели, с волнением в груди ожидая их прихода. Они вернулись спустя час, и первое, что сделал Юкинэ, разувшись, — обнял меня, попросив прощения за то, что был ко мне излишне строг. Я оторопел и попытался потом выпытать у Хиёри причины поведения паренька, но она, лукаво улыбнувшись, лишь сказала: «Просто мальчик думал, что рано или поздно я тоже стану священным сосудом, а он — третьим лишним. Юкинэ любит тебя, Ято, и переживает, что однажды ты будешь с ним из надобности, а не из-за того, что он дорог тебе». — И как ты его переубедила? — спросил тогда я, не веря, что Юки так сильно привязан ко мне. — А это пусть останется секретом, — хихикнула она и побежала наверх, оставив меня в глубоких раздумьях. Дни шли, сменяясь один другим. Когда календарь показал тридцать первое марта, мы все невольно поникли, хотя никто не подавал вида, что эта дата что-то для нас значит. Но это было не так: в этот день Хиёри, будучи человеком, сделала свой последний вздох. Было странно осознавать, что прошёл ровно год. Столько всего случилось за это время, будто целая жизнь миновала! Подумать только, как много мы пережили, как много преодолели! Но ведь это того стоило. Сейчас мы были настоящей, счастливой семьей, и я наслаждался каждой минутой, проведённой рядом с близкими.***
Незаметно прошёл апрель, и наступил май. Календарь показывал восьмое число, а значит, сегодня в Такамагахаре должен был пройти очередной ежегодный бал. Девочки, конечно, начали готовиться ещё за неделю: платья, туфли, маникюр и украшения — об этом были все разговоры за столом, а мы с парнями лишь с улыбкой переглядывались, не решаясь нарушить эту приятную предпраздничную суету. Вечером мы переместились в знакомый замок, который, как и в прошлом году, украшали лотосы, своим нежным розовым цветом разбавлявшие грубые оттенки стен, а также лестницы, ведущей в главный зал. Наконец я был здесь вместе с любимой, к тому же сегодня она была до великолепия обворожительной: чёрное платье до колен, красный ремешок и туфли, а также подобранные в цвет бусы и сумочка — это выглядело просто, но чертовски мило и завораживающе. Я любовался ею весь вечер, не веря, что такая красавица — моя, во всех смыслах! Мы танцевали, веселились, делились последними новостями со знакомыми, ели, пили, и снова танцевали. Я чувствовал себя ослом: в прошлом году чуть ли не собственноручно вручил любимую Рэю и пропустил такой шикарный праздник! Кстати, о нём: ближе к середине вечера Акинэ ткнула меня в плечо, указывая на центр танцпола. Повернув голову, я посмотрел на то место: Бог Праздника медленно вальсировал с незнакомой мне светловолосой дамой, которую он держал так нежно, словно девушка была хрустальная. Я сначала не понял, почему Аки придала этому такое значение (и даже опять успел приревновать), но потом увидел, что они не просто пришли сюда в качестве друзей: Рэй ласково целовал свою спутницу, а она, смущённо отводя взгляд, почти таяла от удовольствия, похоже, наслаждаясь вечером ни чуть не меньше, чем мы с Акинэ. — Кажется, он наконец счастлив! — со слезами радости проговорила Хиёри. — Меня так мучила совесть за то, что я ему причинила, а теперь будто камень с плеч упал! Рэй заслуживает настоящей любви. Надеюсь, у них всё сложится! Теперь, когда этот парень не пытался увести у меня любимую, я тоже проникся к нему некой симпатией, также искренне желая счастья с его обворожительной спутницей. И это был не последний сюрприз за вечер. Спустя час или два к нашему столику подошёл тот, кого я меньше всего хотел видеть. Акаджи. Ему явно было не по себе: он смущённо переминался с ноги на ногу, наблюдая, как я медленно привстаю, сжав кулаки. — Простите, что помешал, — громко сказал он, пытаясь перекричать доносившуюся отовсюду музыку. — Но мне нужен Тамоцу… Юкинэ. Я безумно разозлился! Мало того, что нашёл наглость подойти, так ещё и паренька хочет забрать? — А больше тебе ничего не нужно? — гневно спросил я, распаляясь. — Не горячись, Ято. Просто хотел забрать его имя, — ответил тот, переводя взгляд на мой священный сосуд. — Ты ведь об этом просил, так? Мы одновременно перевели взгляд на Юкинэ, который даже немного сжался, сидя на стуле. — Когда ты успел? — спросил я, не понимая, то ли мне злиться, что Юки виделся с ним за моей спиной, то ли радоваться его просьбе. — Уже давно, — ответил мальчик, сглотнув. — Я оставил записку под дверью его старой квартиры, потому как не знал, где искать Акаджи. — Верно, — подтвердил тот. — Я обрёл новых друзей и долгое время гостил у них. Вернулся лишь пару дней назад и нашёл то письмо. Я переводил взгляд с одного провинившегося лица на другое. — И ты готов это сделать прямо сейчас? — с недоверием спросил я, обращаясь к бывшему другу. — Да, за этим и пришёл, — с грустью ответил он, смотря куда-то вниз, и я понял: он старается избегать не только меня, но и взгляда той, чью жизнь оборвал год назад. — Отлично! — я хлопнул в ладоши. — Только я Юкинэ одного с тобой не отпущу. Выйдем на улицу. Я встал со своего места и показал в сторону двери. Юки уже прошёл вперёд и был за воротами, но Акаджи медлил, будто пытаясь решиться на что-то. — Акинэ, прости меня, — вдруг произнёс он, поворачиваясь и, наконец, встречаясь с любимой взглядами. — У меня было много времени осмыслить содеянное, и я, честно сказать, сам не понимаю, как превратился из Бога, который спасает деревни и города в… убийцу. Я принёс тебе и твоей семье столько горя! Вряд ли я хоть как-то могу загладить вину, но знай: я искренне сожалею! Если бы мог, исправил свой чудовищный поступок, но увы… Он глубоко вздохнул и сделал шаг назад, слегка горбясь и поднимая плечи, словно ожидал, что Акинэ кинется на него с кулаками. Но она, к нашему общему удивлению, лишь улыбалась. — Не стоит так переживать. Не буду скрывать: случившееся со мной — ужасно, но, наверно, надо принимать жизнь такой, какая она есть. Я смирилась, честно! У меня дом, друзья, новая семья. Да, я скучаю по прошлому, родителям, но… — Акинэ сделала паузу, взглянув на меня, — теперь у меня есть Ято. Она снова ошеломляла меня. Как? Как можно быть такой оптимисткой? — И ты готова простить меня? — удивился Акаджи, округляя глаза. - Хиёри. — Уже давно сделала это, — пролепетала она, кивнув. — Главное, больше не повторяй прошлых ошибок и… будь счастлив.***
— Акинэ, можно тебя на минутку, — попросил я, когда вечер уже клонился к завершению и собравшиеся начали заказывать «последний медленный танец». — Да, конечно, — ответила она, подавая мне руку и следуя за мной к выходу мимо десятков заполненных столиков. Я весь праздник не решался сделать то, что хотел, но сейчас, когда понял, что буквально через час всё закончится, осознал, что больше тянуть нельзя. Я проводил её к саду, окаймлявшему территорию замка, и предложил присесть на двухместные качели, расположившиеся под раскидистым клёном. Я не знал, как начать, и просто сидел, смотря ей в глаза, но она не торопила и улыбалась, наблюдая за моей внутренней борьбой. — Ты, наверно, задаёшься вопросом, зачем я позвал тебя сюда? — спросил я, сглотнув образовавшийся в горле ком. — Нет, я просто готова идти за тобой хоть на край света, забыл? — подмигнула она, игриво закусив губу. — Конечно, нет, и именно поэтому мы здесь… Хотел сказать кое-что, о чём не решался заговорить уже давно. — Да? — с нетерпением пробормотала она, немного краснея. — То, что происходит между нами, пожалуй, лучшее, что я вообще ощущал за тысячу лет своего существования. Никто и никогда не делал меня таким счастливым как ты, — начал я, немного заикаясь. — То, что судьба подарила мне тебя — невероятный дар! Каждая минута, проведённая вместе, для меня дороже всех денег мира, правда! Я уже не представляю свою жизнь без тебя и… Хочу сделать что-то, что может показаться немного глупым. Я засмущался и опустил голову, смотря на свои лакированные ботинки. Нужно было набраться смелости, а она как назло куда-то делась. — Будь мы людьми, всё было бы предрешено: я бы сделал тебе предложение, мы бы обвенчались и стали жить как муж и жена, до конца своих дней оберегая друг друга и храня наши чувства, как самое большое сокровище на свете. Но я Бог, а ты орудие… Я зажмурился: прозвучало так, будто я считаю Акинэ второсортной, и уже стал жалеть о начатом разговоре. — Понимаю, — прошептала она с улыбкой в голосе, точно подбадривая. Я снова поднял голову и, увидев, что она нисколько не сердится на мои слова, продолжил: — Не думаю, что уместно дарить кольцо, ведь людские традиции к нам не совсем применимы, поэтому… — из нагрудного кармана я достал красную, бархатную коробочку, протянув Акинэ, — я дарю тебе это. Она трясущимися руками приняла от меня подарок, не сводя с меня удивлённого взгляда, а после развязала белый бантик, достав на свет то, что было внутри. — Монетка? — спросила она с лёгким удивлением, потому как в её ладони действительно оказалась монета в пять йен, перевязанная длинной красной лентой. — Она золотая, — пробормотал я, чувствуя, как щёки заливаются краской. — Я сделал её на заказ, специально для тебя. Как ты знаешь, в Японских храмах принято оставлять именно её, ведь словосочетание «пять йен» звучит точно так же, как слово «уважение». Тем самым люди показывают Богам, что безмерно уважают и ценят их. Что для них важно и нужно их присутствие, что они любят и почитают Высших Существ, которые защищают человеческий род от напастей. Забрав из рук изумлённой Акинэ монетку и расстегнув застёжку на атласной ленточке, я, встав с качелей и обойдя любимую сзади, надел это украшение на её шею, надеясь, что она поймёт мой посыл правильно. — То есть… — она поддела пальцами монетку, снова рассматривая её уже на своей груди. — Ты для меня самая ценная, уважаемая, любимая на всём свете! Для меня нет никого важней тебя! Я готов отдать тебе всё, что имею и даже больше! Я люблю тебя больше жизни, больше этой планеты и всей вселенной! И… надеюсь, ты испытываешь ко мне то же самое, — скомкано закончил я. Какое-то время она просто молчала, а я не знал, что и думать: она растрогана? Или разозлилась? Или не разделяет моих чувств, и ей стыдно признать это? Я накручивал себя и уже готов был разреветься, как девчонка. Но Аки встала, повернувшись ко мне лицом и становясь на качели коленями, чтобы нас разделяло буквально несколько сантиметров. — Это самый важный и ценный подарок, который я когда-либо получала, Ято, — искренне ответила она, смахивая с щеки слезинку. — Я тоже люблю тебя, но… не могу это так красиво описать — просто дар речи пропал, извини! Она засмеялась, шмыгнув носом, а я ощутил неимоверное облегчение! Мои чувства взаимны! Взаимны! Я не мог поверить в то, что нахожусь здесь и сейчас! Всю свою жизнь я знал, к чему стремиться, знал к какому должен прийти результату: стать важным, нужным, любимым. Я не представлял как добиться этого: всё равно, что у меня не было условия задачи, но уже было решение. Эти долгие годы я бродил по свету, постоянно заходя в тупики, натыкаясь на бесконечные трудности, но не сдавался, теша себя тем, что где-то там меня ждёт моё счастье, к нему нужно лишь дойти! Я бесцеремонно преодолевал любые препятствия, порой наживая немало врагов, но двигался вперёд, иногда чувствуя, будто не иду по дороге, а ползу по отвесной скале. Но я цеплялся ногтями и зубами, изо всех сил карабкался к своей мечте, и вот она — передо мной! Акинэ та, кого я так долго искал! Я точно нашёл часть себя, словно смог попасть в рай, где мне было так хорошо, что даже сложно описать словами. Я жил Акинэ, дышал ею, наслаждался каждым её движением, впитывал её запах и готов был сделать для этой девушки всё, что угодно, только бы её улыбка не гасла ни на миг. Только бы она больше никогда не знала, что такое боль.___________________________________________________ Заключение от автора ___________________________________________________
Дорогие мои и любимые читатели! Ну вот и подошла к концу вторая часть серии фанфиков «Назад в никуда». Честно сказать, печатая последнюю строчку эпилога и нажимая кнопку «завершить», я чуть не расплакалась. Скажите, это глупо? Возможно. Но создание второй части заняло у меня больше полугода, и, честно сказать, мне безумно грустно прощаться! Сижу сейчас дома на кухне и понимаю, что так много всего нужно сказать, но слова путаются, поэтому попробую начать с начала — именно такой совет Тэндзин дал Ято, когда тот не мог решиться на разговор про Валаама… Чёрт, как давно это было! Но я опять перепрыгиваю с места на место. Итак, что обычно пишут авторы после эпилогов? Наверно, благодарности? На самом деле есть очень много людей, которые поддерживают меня в этом странном (для некоторых) хобби, но в первую очередь мне хотелось бы выделить моего главного редактора! Дима! Я постоянно говорю тебе, что твоя помощь неоценима для меня! Ты потрясающе выполняешь свою работу, и я не знаю смог бы кто-то справится с нею лучше! Все прекрасно понимают, что писательство — труд усердный, долгий, тяжкий, занимающий огромное количество времени, но не все осознают, сколько часов ты тратишь на проверку каждой главы. Сколь кропотливо ты просматриваешь каждую фразу, каждую букву, каждый знак препинания. Я не могу назвать себя неграмотным человеком, но, увы, школа не дала мне стопроцентных знаний русского языка, поэтому, честно, я бы без тебя не справилась! Порой ты выуживаешь в главе такие ошибки, которые, образно говоря, я бы не разглядела даже под микроскопом — это потрясающе и немало меня удивляет! Твоя усидчивость — истинный дар, не менее полезный и важный, чем моё умение придумывать и писать. Я поражаюсь тобой и говорю это совершенно открыто! Огромнейшее тебе спасибо за всё, что ты делаешь для меня! Чиф! Ты, конечно, тоже незаменимая фигура в нашем коллективе! Ты со мной с первой части и ко второй приложила немало усилий. Возможно, в какой-то мере ты отдала «первичные лавры проверки» Диме, но при этом обязательно находишь за нами «косячки», доказывая, что ты истинный профессионал своего дела. Не знаю, почему ты до сих пор не выпускаешь книги! Я уверена: у тебя бы получилось нечто шедевральное! Я тоже хочу искренне и от всего сердца поблагодарить тебя за помощь (в том числе и моральную в виде пинков)))) Ну и дальше, конечно, говорю спасибо вам, мои дорогие читатели! Что не бросали меня, с нетерпением ожидали каждую главу, комментировали, подбадривали, хвалили и искренне благодарили! Жаль, я знаю не всех (многие читают в режиме инкогнито), поэтому выделю дорогую Веронику Кравцову, Богиню Несчастий, Печальную тучку (хватит уже быть печальной :)), iuliiabizhbalova, Orga1org, Ято-но-ками, Анимешницу2005, А чё я. А я не чё… (это ник такой))), Алексея Шарымова, ребят из «Амино» и других людей, которые с удовольствием берутся за прочтение моих глав. Вы для меня безумно важны, и я не лукавлю. Писать, не чувствуя отдачи, невозможно! И каждый раз выкладывая новую часть, я жду ваших отзывов и иногда даже критики, лишь бы знать, что мои труды и старания моих бет не напрасны! Спасибо вам огромное! Очень надеюсь, вы не бросите нас на протяжении третьей части и будете баловать интересными комментариями. Кстати, по поводу третьей книги. Раз уж об этом зашла речь, я сразу хочу попросить у всех прощения за то, что атмосфера следующей части будет несколько иной: если, как интересно заметили некоторые читатели, вторая часть напоминала американские горки (хорошее-плохое-хорошее-плохое), то «Назад в никуда 3» будет скорей спуском в ад — чем дальше, тем хуже. Я не пытаюсь вас заинтриговать (хотя это, по-любому, ненарочно получится), а хочу, чтобы вы осознали: стеклом, которое посыпется на читателей дальше, я планирую переплюнуть АдачиТоку (хотя эти девочки, честно сказать, выглядят недосягаемыми со своими теперешними главами манги). Что ж, увидим, получится у меня это или нет, но пока у новой части рейтинг выше, чем у второй — жестокости там не занимать. Ещё раз сорри! Но уйдём от плохого и вернёмся ко второй книге — сегодня все лавры ей! Я надеюсь, что после прочтения эпилога у вас не осталось каких-то вопросов касательно сюжета: я постаралась учесть всё и максимально раскрыть судьбу каждого героя (особенно тех, кто в дальнейшей части не будет играть важной роли). Я также постаралась подробно рассказать про камиринги (был там камень в мой огород по поводу этого в отзывах к первой части), максимально уделять внимание деталям, подробно расписывать важные мелочи, представление которых должно было сформироваться у вас точно и ясно. Надеюсь, у меня это получилось! А теперь рубрика интересные факты (надеюсь, вспомню все): *** Ято дал Хиёри имя «Акинэ» не только потому, что она «яркая», а ещё и потому, что о ней ему рассказал его друг Акаджи, которого (как упоминается в одной из глав) он раньше в шутку называл «Аки». И теперь, каждый раз называя так свою любимую, он вспоминает причину её гибели, тем самым снова и снова прокручивая в памяти те ужасные вещи, что творил раньше. Это служит неким стимулом и дальше быть Богом Удачи. *** Имена шинки, основанные на японском чтении для указанного кандзи персонажа и произношение названия их сосуда, не взято из головы: каждый оригинальный персонаж (Акинэ (Минами, Наоко), Юрэцу, Тамоцу (имя данное Акаджи Юкинэ) и др. были проработаны с помощью специалиста японского языка, который помог разобраться, как данные священные орудия назвали бы, будь они частью оригинальной манги. *** Некоторые читатели заявляли - то, что Акинэ чувствует запах Ято даже будучи орудием, неправильно. Шинки не ощущают аромата Богов — это прерогатива аякаши. Да, я согласна, но вот только то, что Хиёри была полупризраком при жизни — не важно. Наверно, будет понятно, если провести параллель с Юкинэ: он умер погребённый в холодильнике заживо (думаю, все знают, что это сделал его отец), поэтому Юкинэ часто жалуется на холод, а ещё боится темноты так, что может сломаться, попав в тёмное место надолго, при том, что до недавних событий манги он даже не знал о своём прошлом. Делаем вывод: бессознательно орудия запоминают какие-то последние мгновения жизни. Хиёри же умерла с признанием в любви, вдохнув запах Ято. Именно поэтому она чувствует его аромат, и именно из-за своего признания она обратила на него внимание в зале Валаама, хотя думала, что впервые видит этого юношу. Она доверилась ему, когда ещё не знала правды, потому что где-то глубоко внутри она помнила о своих чувствах. *** Кстати, то, что страшный сон с участием Митсуо приснился Акинэ в ночь, когда Ято был внизу, с друзьями, не совпадение. До этого она всегда засыпала рядом с ним, чувствуя его запах, который не давал ей уйти в страну кошмаров — она ощущала аромат любимого и понимала, что он где-то рядом, защищает её. *** Тот, кто когда-то выкупил Кинху у Валаама, чтобы выиграть с ней на камиринге, появится в третьей части *** Финальная битва Акинэ и Риотто, прошедшая во дворце Бога Алчности выпала на 23 июля — мой день рождения. Я вам скажу абсолютно честно: я на эту дату не целилась, так само получилось… Интересненько… *** Всех интересует, было ли у Ято и Акинэ продолжение «лав сцены», которая так внезапно была прервана мной в 16 главе (кстати, в день выхода той части мне здорово икалось — видимо, многие вспоминали «добрым словом»). Так вот, сейчас в процессе написания отдельный фанфик с рейтингом 18+ про то самое сокровенное, о чём вы хотите прочитать. Заранее скажу, что не приветствую прочтение данного материала детьми, не достигшими хотя бы 15 лет, но дело ваше. Как говорится, никого не заставляю, но и отговаривать не буду) *** Как многие (если не все) догадались, название второй части пошло от того, что, по сути, кровь Валаама, попавшая в тело Ято, действительно стала проклятием: из-за неё Ято пошёл на ринг, проиграл Акинэ, тем самым запустил цепочку событий, после которых его любимая теперь якобы должна сто лет службы Богу Алчности… *** Как я и писала прежде, сон Ято, описываемый в 10 главе, действительно повторился: помимо того, что Акинэ ранили именно в правый бок (куда во сне её пырнул Юрэцу), Риотто оставил ей неглубокий порез на шее, совсем как Ято во сне, а ещё между 10 и последующими главами много фраз, перекликающихся между собой. Например, во сне Акинэ сказала: — Любовь нельзя купить. Только заслужить. Но тебе, Ято, это знание, кажется, неподвластно! А в «настоящем» она повторила эту фразу дословно, только теперь уже обращаясь к Валааму. *** Запомните плюшевого единорога, которого Ято выиграл для Акинэ в парке — он тоже станет героем третьей книги. *** Копию золотой монеты на красной атласной ленте, что также Ято вручил Акинэ, я ношу на шее уже около четырёх месяцев. Нет, я не представляю себя её на месте и не витаю в нелепых фантазиях (это чушь), а просто хочу тем самым создать некий символ, талисман, который будет отличать всех ятоистов. Поверьте, эта монетка очень помогает мне в жизни, хоть и прозвучит это, возможно, глупо. *** Река, которую чуть было не перешла Акинэ после ранения, в Японской мифологии называется Сандзу — это граница между миром живых и мёртвых. *** Почти всё, описанное мною во второй части, я «видела» точно фильм. Вставая с кровати каждое утро, я начинала смотреть один отрывок какой-то одной главы (каждый раз она выбиралась моим мозгом рандомно), и всё, что мне оставалось до конца дня: либо написать эту часть (потому что как только она появляется на «бумаге», фильм заканчивался), пусть даже до неё по сюжету ещё очень долго, либо терпеть, на репите пересматривая порой не очень лицеприятный вещи. Например, бой Аки и Риотто засел у меня в голове на целую неделю марта — это было невыносимо, и я думала, что сойду с ума! Дима мне здорово помогал справится с этими играми разума :) *** Финалом второй книги должно было стать противостояние Ято алчности, но мне приснилась битва Акинэ и Риотто, а потом пошло-поехало. Валаама, вот, тоже не должно было быть во второй части (лишь мимолётом), но он зашёл в эту часть с пинка открыв в неё дверь :) Этакий бяка) *** По предварительным прогнозам во второй книге должно было быть не более 12 глав, которые в общей сложности заняли бы примерно 120-150 страниц (хотя были моменты, когда я боялась, что эта часть будет даже меньше первой). А в итоге — перевалила за 200). *** Опять-таки по предварительному плану Юкинэ должен был погибнуть, причём от Акинэ в руках Ято. Но в последний момент я передумала, поняв, что слишком люблю этого мальчика, но от идеи с его убийством не отказалась, провернув сюжет со сном. *** В феврале я так психовала, что готова была убить Ято (это было помутнение, честно))). *** А ещё была идея фикс драки Ято и Рэя на балу, а остановить это безумие должна была Бишамон. *** Вернёмся к ещё не написанной третьей книге — я уже знаю, чем всё закончится и, мало того, уже написала финал… *злорадно ухмыляюсь* Фух, ну вот вроде и всё, хотя я наверняка что-то забыла. Ну да ладно — если вспомню что-то интересное, оставлю на комментарии после окончания третьей части. А пока прощаюсь со всеми вами (ненадолго, конечно) и желаю не болеть, быть на позитиве, не сдаваться никогда и ни за что, идти к своим целям, ценить друзей и родных и, конечно, очень сильно и взаимно любить! Ваша Hikari/Светлана Веснина P.S. У меня спрашивали: «Как можно отблагодарить вас за труды?» Отвечаю: очень просто! Вот карта СБ: «4276 0700 1292 1583». Буду безумно счастлива любой награде (накуплю на донат энергетиков, чтобы писать главы ещё быстрей)))