Назад в никуда 2. Проклятие Бога

      Всё, что происходило дальше, не укладывалось в голове: было словно сном, нежели явью. Собрав практически всех участников несостоявшейся казни (некоторым, например, Риотто, удалось скрыться, а остальные орудия вывели, дабы не подвергать их опасности), Аматерасу принялась выяснять подробности случившегося. Насколько я понял с её слов, недавно стало известно, что в городе открылся новый камиринг. Но она бездействовала, потому как нужно было застать вместе организаторов и участников боёв, а также свидетелей.       Сегодня же ей как нельзя кстати подвернулась Кофуку, каким-то образом оказавшаяся в Главном Храме и донесшая Богине Солнца о том, что во дворце Валаама будет проходить несанкционированный суд над орудием, которое отказалось подчиниться тому, кто якобы выиграл его на ринге.       Понятия не имею, как это произошло и что такого случилось за утро, но я был бесконечно благодарен своей розоволосой подруге: ведь она могла просто попрощаться с Акинэ, оставив всё как есть, но вместо этого пошла на риск, пробиваясь к Главенствующей Богине без разрешения на аудиенцию. Вероятность, что её накажут, была велика, но, к счастью, именно эту информацию так ждала Аматерасу.       И теперь она дотошно выуживала из присутствующих каждую деталь, но судьи и Валаам упорно врали, утверждая, что никакого ринга нет и они собрались здесь под предлогом «встретиться и немного расслабиться». — Разве это место походит на зал суда? — елейно спросил Митсуо, когда Верховная Богиня выдвинула предварительное обвинение. — Валаам просто пригласил меня в гости, как, собственно, и остальных наших общих друзей. Понимаете, вся эта суета, жизнь бежит галопом, и порой отдохнуть не успеваешь, а тут такая возможность!       Митсуо обвёл комнату рукой, обращая внимание собравшихся на бассейн и барную стойку. — А что тогда произошло с шинки, которое забрали раньше? Здесь явно был бой. И почему я не вижу Ваше ведущее орудие, Валаам? — произнёс Бог, стоявший справа от Аматерасу — кажется, он был одним из её советников. — По рассказам доносчицы, он мог бы прямо сейчас свидетельствовать и сократить время на ненужное ожидание.       Похоже, Акинэ успела посвятить Кофуку во все детали, пока я упивался мнимой силой под воздействием алчности. Но это и к лучшему: чем больше Небесам известно, тем меньше времени мы потратим на допрос. — Он отправился по кое-какому поручению и, к сожалению, будет не скоро, — процедил Валаам, состроив сочувствующую гримасу.       Я прекрасно понимал, почему Риотто так быстро ретировался: его могли допросить с помощью заклинания*, и он рассказал бы присутствующим, что сам принимал участие в бою на запрещённом ринге, при этом выдав Митсуо и организаторов. — А по поводу раненого шинки — вообще презанимательная история, — продолжил Бог Алчности с глазами, полными мнимой растерянности. — Дело в том, что та девушка захотела стать орудием моего дорогого друга, потому как у её хозяина ничего не было, даже еды нормальной, можете себе представить? — Лжец! — крикнул я, но небесные стражи, окружившие меня с того момента, как Кофуку, Дайкоку и Акинэ покинули здание, мигом приставили ко мне металлические копья, давая понять, что я смогу высказаться, когда будет позволено. — И когда господин Ятогами узнал об этом, — как ни в чём не бывало продолжил Валаам, — начал искать её, дабы вернуть. Митсуо говорил ему, что никого не держит, и Наоко уже ушла бы, если захотела, но Ято был неуправляемым! Сегодня он как-то узнал, что мы здесь, и пришёл мстить! Все, конечно же, пытались защищать девушку, но этот Бог — настоящее исчадие ада! Как он бил своё орудие… До сих пор бросает в дрожь от этой картины!       Если бы мне сейчас и дали слово, то я не смог бы ничего сказать: потерял дар речи. Я не ослышался? То есть… он хочет выставить всё так, будто это я сделал такое с Акинэ? Да как у него язык повернулся… — Это правда? — спросила Аматерасу, теперь уже обращая свой взор на меня. — Нет, — сипло ответил я, понимая, что тоже должен сказать что-то в свою защиту, но просто не мог собраться с мыслями: помимо обрушившегося обвинения Бога Алчности, меня сбивала безумная боль, которую Акинэ ощущала в этот самый момент. — И всё? — снова вклинился советник, приподняв бровь: от меня ждали подробностей, но сил на рассказ не было, и единственное, чего я хотел — попасть домой, к любимой.       Но я также понимал, что, если ничего не объясню, выбраться отсюда не смогу. Сейчас один мой голос был против голосов пяти Богов, что явно не играло мне на руку. Поэтому, глубоко вздохнув, я вкратце рассказал о том, что знал: как Хиёри умерла, как я разведал, что это совершил Акаджи, и как он абсолютно осознанно продал её в виде орудия Валааму, который в качестве платы даровал ему храм. Далее описал бой, состоявшийся здесь, во дворце, доспех, ранивший меня и заразивший алчностью, а также произошедшие после этого события: ринг, проигрыш Богу Митсуо, побег Акинэ и остальное вплоть до сего момента.       Меня никто не перебивал, лишь Валаам изредка улыбался и тихонько возмущался, произнося фразы типа «какой цирк» или «кого он пытается обмануть?», но я старался не замечать его издёвок.       Когда я закончил, почувствовал себя выжатым, словно снова поучаствовал во всех этих событиях. Я не знал, поверила ли Аматерасу моим словам и что меня ожидало дальше, но готов был сделать что угодно, только бы увидеть Аки как можно скорей. — И где сейчас тот клинок, которым, по Вашим словам, чуть не убили шинки? — произнесла Верховная Богиня, проявляя больший интерес к происходящему. — С ним и убежал Риотто, — хрипло ответил я, бросая взгляд в сторону Бога Алчности. — Бред, — выдал Митсуо, сложив руки на груди. — Не было никакого клинка! Его не существует! — Занятно, — протянула Аматерасу, останавливая наш спор и поворачиваясь в мою сторону. — Ятогами, если брать Ваши слова за истину, то этот рассказ сходится с историей других свидетелей, что мне удалось выслушать. Но вот в чём загвоздка: никто из них не был напрямую причастен к нарушению закона, которое, кстати говоря, пока не доказано. Присутствующие в этой комнате Боги— единственные непосредственные участники событий, и я в замешательстве! — Не единственные! — подал голос я, стараясь говорить ровно, хотя от нарастающей боли хотелось кричать. — Моё орудие может подтвердить сказанное. Мало того, Вы в праве сами убедиться, что в её словах нет лжи.       Валаам занервничал. Кажется, я шёл по правильному пути: если Аматерасу допросит Акинэ и та расскажет историю от начала до конца, мы спасены! — Ты блефуешь, Ято! Бедняжка Наоко вот-вот погибнет, и мы оба чувствуем это! — спокойным и ровным голосом заговорил Митсуо. — Ты просто пытаешь выгородить себя и скрыть свой ужасный поступок. Твои слова и речи той розоволосой Богини, которую ты так вовремя подослал, ничего не стоят. — Заткнись! — в бешенстве крикнул я, кидаясь на стоявшего в нескольких метрах от меня старого знакомого. — Ты знаешь, что, если она выживет, вас накажут! И ты мечтаешь почувствовать, как её имя навсегда сотрётся! Признай это! Хоть раз поведи себя как мужчина! — Тишина! — крикнул один из небесных стражей, давая слово своей госпоже. — Я не желаю слушать ваши препирательства, — заявила она, бросая на нас недовольные взгляды. — Мне нужно время всё обдумать и найти орудие Бога Алчности. А пока каждый из присутствующих обязан оставаться дома до особого распоряжения. И имейте в виду, за вами будут следить. — Но, госпожа, мы же просто пришли в гости… — начал один из организаторов, но Аматерасу прервала его, не дав закончить: — А кого данные условия не устраивают, могут дожидаться в тюрьме! Или я просто казню вас без суда и следствия прямо сейчас!       Смотря на эту маленькую хрупкую девочку, невозможно было предположить, что перед тобой — Богиня Солнца. Но стоило с ней заговорить или просто некоторое время понаблюдать, как становилось понятно — с ней шутки плохи! Аматерасу давно славилась тем, что чувствовала себя безнаказанной и могла ради блага Небес делать всё, что считала нужным, поэтому никто не стал перечить, боясь разозлить ту, от чьего слова каждый из нас мог отправиться прямиком на плаху. — Разумно, — произнесла она, услышав в ответ лишь глухую тишину. — О моём решении вам будет сообщено.       Развернувшись кругом и подобрав подол длинного белого кимоно, она и её свита вышли на улицу, оставив меня наедине с врагами. — Знай, если твоя девка выкарабкается и станет свидетельствовать против нас, я её из-под земли достану! — прошипел Валаам, почти не разжимая губ. — Прикажу Риотто истязать её месяцами напролёт, а потом скормить призракам то, что останется от её тела!       Я не хотел снова ввязываться в спор, тем более, приказ Аматерасу и моё самое жгучее на данный момент желание совпадали: я должен был незамедлительно отправиться домой, поэтому, даже не взглянув в сторону моего злейшего врага, вышел на залитый солнцем двор, всем нутром надеясь, что Бог Алчности никогда не сможет исполнить своё обещание.

***

      Стоило мне коснуться подошвами сапог знакомого двора, как до ушей донёсся отчаянный и полный ужаса крик. Одновременно с этим правый бок полоснула настолько острая боль, что ноги подкосились, отчего я чуть не упал, устояв благодаря лишь вовремя подвернувшейся под руку стойке с бонсаем. — Акинэ! — я устремился в сторону входа в храм настолько быстро, насколько мог. — Я уже здесь! Я здесь!       Не снимая обувь и даже не удосужившись закрыть за собой дверь, я вбежал в гостиную, готовый делать всё, что от меня потребуется. Но картина, представшая перед глазами, заставила остановиться: татами, на котором лежала обезумевшая от боли Акинэ, был сплошь покрыт кровью, впрочем, как и руки Кофуку и Дайкоку.       Майка любимой была разрезана до груди, открывая ужасную рану, волосы хаотично размётаны вокруг головы, лоб и шею покрывала испарина, на щеках — ссадины от боя с Риотто, а глаза полны неподдельного ужаса. За свой век я лицезрел много жестокости, но ничего хуже не видел. Странно, но сотни и даже тысячи распотрошённых тел, плачущие дети и женщины, а также убитые орудия не вызывали во мне столько опустошённости, подавленности и сочувствия, сколько я испытывал к этой маленькой, хрупкой девушке.       Войдя, я заметил, как Акинэ переворачивают на спину, и, увидев в руках здоровяка раскалённый докрасна нож, понял — рану ей прижгли, видимо, чтобы остановить кровотечение. — Ято! Наконец-то! — заявила нищебожка. — Не стой, как истукан! Держи её!       Хиёри действительно пыталась вырваться, хоть сил ей на это явно не хватало. Слёзы ручьями текли по её щекам, а кричала она так громко и так отчаянно, что моё сердце готово было в любую минуту разорваться от сопереживания, сочувствия и жгучего горя, что всё это происходит с ней. — Прошу, хватит! Умоляю, остановитесь! — пуще прежнего рыдала она, увидев, как Дайкоку снова нагревает нож над одной из кухонных конфорок, которые можно было разглядеть, находясь в зале. — Не надо! Прошу! Хватит!       Я знал, что если порез не прижечь и со второй стороны, то Аки погибнет, и теперь уже наверняка. Не понимаю, каким образом этот артефактный клинок может убивать шинки, но сейчас рана вела себя так, будто любимая — человек, а значит, как и любой смертный, она могла умереть от потери крови. — Ято! Хватит стоять столбом! — Кофуку тоже была на грани истерики, пытаясь удержать руки Хиёри, которыми та сучила, точно в бреду.       Медленно передвигая ноги, я подошёл к татами и, присев, надавил на плечи Акинэ, чтобы она не смогла подняться. Кажется, только сейчас она поняла, что я рядом, потому как на миг застыла, заглядывая мне в глаза. — Ято?       Похоже, она надеялась, что, как только я появлюсь, её мучения закончатся, а сейчас была удивлена тем, что я не защищаю её, а наоборот, удерживаю. Её взгляд был несколько потерянным, но одновременно с этим полным страха: видимо, она уже не понимала, что происходит, и единственное чувство, не покидавшее её, пропитавшее тело и захватившее разум — боль. — Не надо, пожалуйста… — тихонько пролепетала она, мотая головой. — Умоляю, останови их. — Прости, так нужно, — прошептал я, чувствуя, как она напряглась от моих слов. — Так нужно.       Тем временем Дайкоку продолжал равномерно нагревать уже раскалившийся нож, держа его ручку куском ткани, дабы не обжечься самому. Видя это, любимая забилась ещё сильней, отчего кровь стала быстрей покидать и без того измученное тело. — Перестаньте! Остановитесь! Я не хочу! — снова надрывалась она, при этом дергаясь так сильно, что приложить раскалённый металл точно к ране было делом непростым или даже вовсе невозможным. — Ято! — Кофуку с вызовом посмотрела на меня, как бы говоря: «Сделай что-нибудь».       Времени у нас оставалось мало: Аки уже была бледной, как полотно, рваное дыхание сопровождалось булькающими звуками в лёгких, губы посинели, а сердце её колотилось как ненормальное, пытаясь прогнать по венам кровь, убывающую с каждой минутой. — Послушай, — начал я, приблизившись к лицу любимой, — я знаю, тебе больно, но ты должна собраться! Если мы не прижжём вторую рану, ты не выживешь! Мы столько шли к этому дню, столько выдержали… Всё плохое позади, теперь можно жить счастливо! Потерпи ещё чуть-чуть, ради меня. Знаю, что прошу слишком многого, но… перестань сопротивляться.       Она слушала меня, затаив дыхание. Возможно, ждала, что я остановлю эту пытку, скажу, что больше не будет боли, но разве мог я беспочвенно обнадёжить её? Это было бы предательством. — Ты будешь со мной? — обречённо спросила она, переставая двигаться. — Непременно! — ответил я, отпуская её плечи и хватаясь за протянутую ею руку. — Теперь я всегда буду рядом!       Ей было до безумия страшно, она не могла вдохнуть полной грудью, судорожно сокращая лёгкие в попытке облегчить страдания, но это не помогало. Она была слишком напугана, чтобы контролировать собственное тело, которое было на грани смерти. — А давай-ка мы кое-что вспомним, — пытаясь улыбнуться, проговорил я, одновременно мотнув головой в сторону Дайкоку, давая понять, что мне нужна ещё минутка. — Расслабься и вдохни так глубоко, как только можешь. Вместе со мной, хорошо?       Перед взором замелькали прошлые события, при которых мне пришлось сказать ту же фразу: тогда Акинэ тоже была ранена и напугана, правда, по сравнению с тем, что происходило сейчас, тот бой на камиринге был детской игрой.       Смотря на неё, я набрал полные лёгкие воздуха и, положив вторую руку ей на грудь, почувствовал, что она сделала то же самое, слегка зажмурившись от неприятных ощущений в рёбрах. Раз за разом её вдохи становились спокойнее, а удары сердца под моей ладонью — размеренней. — Всё будет хорошо, — пробормотал я, целуя Акинэ в мокрый лоб, замечая, как она с ужасом наблюдает за приблизившимся Дайкоку. — Не смотри туда, только на меня!       Мы снова встретились взглядами. Она сильней сжала мою руку, будто это могло помочь, а я, пытаясь поддержать, приблизил вторую ладонь к её щеке, большим пальцем поглаживая линию подбородка.       Лицо Аки снова заблестело от новой порции слёз, губы задрожали, а зубы сжались, со свистом выпуская воздух. Но больше всего меня пугали её глаза: в них было столько мольбы, столько несчастья, что я начал жалеть о прошлом решении. Не нужно было останавливать Акинэ на пути в иной мир: сейчас она могла быть где-то там, улыбающаяся, беззаботная, счастливая.       Она точно прочитала мои мысли, потому как, словно подбадривая, сжала моё запястье второй рукой, прошептав: — Я люблю тебя. — Ято, не дай ей отключиться, — услышал я голос Кофуку, не отводя взгляда от аметистовых глаз. — Иначе может не проснуться.       Я кивнул, правда, до конца не представляя, как смогу это сделать, надеясь, что до этого не дойдёт.       Почувствовав на коже жар от приблизившегося ножа, любимая замерла, глубоко вздохнув и больше не шевелясь, продолжая лишь крепко сжимать мою руку. Секунды тянулись бесконечно долго. Но вот, дотронувшись до окровавленной раны, раскалённая сталь зашипела, а Аки, зажмурившись, закричала так истошно и жалобно, что на миг мне самому захотелось потерять сознание, лишь бы не слышать этого.       Я тоже чувствовал эту боль, но знал, она ощущает её намного острей. Я привык к телесным мукам, ранениям, виду крови. А её организм и рассудок не были готовы к такому. Для неё это была сущая пытка. — За что мне всё это?! — рыдала она, запрокинув голову назад, выгнувшись дугой. — За что?!       Впившись в меня ногтями, она ещё некоторое время кричала, а потом как-то резко расслабилась, обмякла: её веки стали закрываться, а пальцы, обхватывающие моё запястье, разжались. Я заметил, как из уголка её глаза скатилась последняя слезинка, скрывшись в спутанных прядях волос, а после её зрачки закатились: случилось то, чего так боялась Кофуку — Акинэ потеряла сознание. — Эй! Родная, приди в себя! Слышишь?! — я бил её по щекам, стараясь привести в чувство. — Вернись ко мне! Пожалуйста!       Невольно я перевёл взгляд на рану любимой: глубокий, с рваными краями порез теперь не кровил, но выглядел воспалённым из-за ожога. Ещё один, а точнее два шрама, которые останутся с моим орудием навсегда.       Прекратив попытки растормошить её, я кинулся к открытой аптечке и уже через пару мгновений наткнулся на небольшую стеклянную баночку с надписью «Нашатырь». Не церемонясь, я смочил в жидкости край своей футболки и, поднеся его к лицу Акинэ, стал ждать. Сработало почти сразу: дёрнувшись, она закашлялась, открывая глаза и содрогаясь всем телом. — Вот так! Молодец! — с облегчением проговорил я, беря её лицо в ладони и снова находя взглядом её глаза. — Осталось немного.       Хоть и придя в себя, Аки находилась в какой-то прострации: обессиленная и потерянная, она никак не могла сфокусироваться на мне, похоже ещё не отойдя от шока. Я гладил её по голове, пытался успокоить, рассказывал о наших общих планах, старался приободрить, прикладывая все усилия на то, чтобы она снова не отключилась, но не был уверен, что она слышит меня. — Ято… — еле двигая губами прошептала она, спустя пару минут моих усилий. — Да? — я обрадовался, что она начала говорить, но услышав следующую фразу, не на шутку испугался: — Холодно. Так холодно.       И действительно, по её телу начала пробегать дрожь, зубы стучали, а руки стали такими холодными, словно минуту назад Аки достали из ледяной проруби.       Я поднял взгляд на Кофуку, старательно заклеивавшую рану, а она, заметив немой вопрос в моих глазах, лишь буркнула: — Думаю, это нормально, она столько крови потеряла! Я скоро закончу, и можно будет отнести её наверх.       Но я не стал ждать: потянувшись к стоявшему неподалёку дивану и сорвав с него плед, я укрыл ноги Аки, а после начал растирать её пальцы и ладони, пытаясь хоть немного согреть их. — Ещё немного потерпи, — повторял я не только для неё, но и для себя. — Скоро всё будет хорошо.       Через пару минут нищебожка попросила приподнять Акинэ, чтобы обмотать бинт вокруг её талии, а я задал, наконец, вопрос, который стоило озвучить уже давно: — А где Юкинэ? — Вовремя вспомнил! — пробухтел Дайкоку, помогая закрепить повязку. — Я бы на тебя посмотрел, будь ты на моём месте! — прошипел я, ощетинившись. — Ох, не ссорьтесь! — устало протянула Богиня Бедности, приклеивая последний кусочек пластыря. — Он наверху: не смог тут находиться. Поговори с ним попозже, у него тоже шок.       Я чувствовал вину за то, что только сейчас вспомнил о пареньке, но происходившее с любимой напрочь выбило из головы другие мысли. — Готово! — добавила нищебожка, погладив Акинэ по руке. — Ято, тёплые одеяла в верхнем ящике. А мы пока приберёмся тут…       Поджав губы, Кофуку в растерянности оглядела окровавленный пол, после чего двинулась в сторону уборной. — Слышала? Теперь можно поспать, — ласково прошептал я, осторожно подхватывая любимую под колени. — Я отнесу тебя. — И ты будешь со мной? — выдохнула она, закрывая глаза. — Всегда! — ответил я, поцеловав её в висок. — Только ты тоже больше не вздумай уходить.

***

      Следующие несколько дней тянулись для меня невыносимо долго: Акинэ не приходила в себя, и меня это не на шутку беспокоило. Она ровно и глубоко дышала, её сердце размеренно билось, а царапины и синяки начали подживать, но глаза её упорно оставались закрытыми, будто проверяя мои нервы на прочность.       Я плохо ел и практически не спал, оставаясь возле любимой почти круглыми сутками. Кстати, чтобы это было возможным, Кофуку сжалилась и временно покинула комнату, переехав к Дайкоку, поэтому я мог беспрепятственно находиться рядом с Аки в любое время дня и ночи.       Юкинэ начал отходить от шока и потихоньку возвращался к прежнему образу жизни: играл в приставку, помогал Дайкоку готовить, учился (а точнее, пытался делать это самостоятельно) и иногда подменял меня, присматривая за Аки, если я отлучался на кухню или в душ.       Но в тот злополучный день, когда я, уложив любимую, зашёл в нашу комнату, не на шутку запереживал за него: паренёк сидел в углу, поджав ноги, и плакал, тихо роняя на колени слёзы. Он не сразу заметил меня, потому как из его наушников доносились громкие басы, которые, наверно, должны были перебить крики, идущие снизу. Юкинэ тоже любил Акинэ, дорожил ею и, похоже, не мог видеть и слышать, как ей больно. Я понимал его чувства.       Все мы тогда испугались. Дайкоку, кстати, до сих пор чувствовал вину. Вчера вечером, когда я не спустился ужинать, он принёс мне бэнто** и рассказал, что плохо спит: перед его взором до сих пор стояли полные боли глаза Аки, которой он прижигал рану. Не переставая удивляться тому, как под этой горой мышц помещается столько нежных чувств, я успокоил друга: без его решимости моя шинки погибла бы.       Кофуку же, как всегда, старалась жить с оптимизмом. Сегодня я спросил, почему Акинэ до сих пор не приходит в себя, а она лишь улыбнулась и, качнув головой, ответила: — Яточка, ей нужно набраться сил. Будь терпеливым. Скоро она обязательно к нам вернётся.       И действительно, спустя несколько часов после её слов я наконец смог вздохнуть спокойно: любимая открыла глаза.       Это случилось глубокой ночью. Я как раз только задремал, как почувствовал боль в боку и рёбрах. Резко вернувшись из царства беспокойного сна, я сразу посмотрел в сторону Аки, которая как раз начала шевелиться. Сделав несколько быстрых шагов, я тут же оказался возле кровати, взяв любимую за руку. Почувствовав это, она слегка сжала пальцы, а после с огромным усилием подняла веки, смотря на меня удивлённым взглядом. — Ято, — прошептала она, с усилием разлепляя ссохшиеся губы. — Я дома? — Да! — облегчённо вздохнул я, убирая с её лица упавшие пряди волос. — Ты в безопасности.       Она вымученно улыбнулась и хотела сказать что-то ещё, но закашлялась, отчего поджившая рана снова дала о себе знать. — Тихо, постарайся не двигаться, — я положил ладонь ей на лоб, проверяя температуру. — Думаю, нужно немного попить, у тебя в горле, наверно, пересохло.       Поднявшись с коленей, я подошёл к столику и, налив полстакана воды, вернулся к кровати. — Я чуть приподниму тебя, но ты не должна напрягаться, хорошо? Положись на меня, — тихонько проговорил я, аккуратно подсовывая руку под её спину.       Она пила медленно, но жадно — мне показалось это хорошим знаком. Я искренне надеялся, что она скоро поправится и сможет встать на ноги. — Спасибо, — пролепетала она, когда я снова опустил её на подушки. — Пожалуйста, — улыбнулся я, проведя большим пальцем по её щеке. — Как чувствуешь себя? — Очень-очень слабой, — Аки и вправду говорила медленно и тихо, точно каждое слово давалось с огромным трудом. — Хочется спать. — Значит, закрывай глазки, — промурлыкал я, радуясь, что наконец говорю с ней. — А я буду с тобой. — Хорошо, — скорей, не сказала, а выдохнула она. — Люблю тебя. — И я тебя, — пробормотал я, подтягивая одеяло к её подбородку. — Очень люблю!

***

      Спустя ещё несколько дней у Акинэ проснулся аппетит: сначала она попросила принести немного фруктов, но уже вечером съела довольно приличную порцию собы***, заставив Дайкоку прослезиться от умиления.       Выздоравливала она быстро, что не могло не радовать, правда, процесс перевязки и смазывания ран специальным составом из трав по-прежнему был мучительным для неё. Она терпела: зажмурившись, стиснув зубы и вцепившись в мою руку — но терпела. А я всё больше восхищался её выдержке и надеялся, что ко дню суда она полностью поправится.       От Аматерасу пока не было вестей, но за мной продолжали наблюдать: несколько раз, выглядывая в окно, я замечал воина в белых одеждах, стоявшего неподалёку от дома. Но меня это не беспокоило: свои силы я бросал на то, чтобы любимой было комфортно, и выходить из дома мне ни капли не хотелось.       Я почти не отходил от неё, старался развлекать и даже купил в ближайшем магазине телевизор (его доставил курьер), чтобы Акинэ могла смотреть нравившиеся ей передачи и фильмы не вылезая из кровати. Нам никто не мешал, лишь Юкинэ иногда заглядывал похвастаться новым сочинением или фактом типа «муравья можно нагреть в микроволновке, и он всё равно останется жив», о котором он узнал из учебника биологии.       Нам было хорошо вместе, и, несмотря на недавние события, любимая всё чаще улыбалась, отчего я перестал сомневаться в собственном решении касательно её возвращения. Да, позади было много трудностей, да и на нашем дальнейшем пути наверняка встретится ещё не одна кочка, но важным было то, что моя родная и самая любимая на свете девушка смеялась, смотря комедийное шоу, и за обе щеки уплетая свежие булочки с корицей. — Кстати, хотела тебя кое о чём попросить, — произнесла она, закончив просмотр и нажав на пульте кнопку «off». — Да, моя госпожа? — смеясь проговорил я, забираясь на кровать и садясь перед ней в позу лотоса. — Можно мне спуститься вниз? Очень на улицу хочется.       Было видно, она давно хотела попросить об этом, но стеснялась или боялась, а сейчас лишь сделала вид, будто вот-вот вспомнила об этом маленьком желании. — Знаешь же, тебе ещё рано вставать, — ответил я, чувствуя, как улыбка сползает с губ. — Но это и не обязательно! Ты можешь меня отнести, — не сдавалась она, смотря на меня жалостливым взглядом. — Я скоро с ума сойду в четырёх стенах сидеть. — Но Аки... — Ято! Я же не прошу пойти со мной в парк. Лишь выйти на территорию храма и только. Уже сил нет изо дня в день делать одно и тоже.       Она сложила руки на груди и, надув губы, посмотрела в сторону распахнутого окна, которое, к слову говоря, от жары ни капли не спасало. — А если тебе станет хуже? — спросил я, почти сдавшись: не могу я ей перечить после того, что она пережила. — Тогда отнесёшь назад. Я буду очень осторожна, обещаю! И вообще, — уже шёпотом добавила она, — родители бесконечно повторяли, что свежий воздух — залог здоровья!       Ну вот что с ней будешь делать? Как можно отказать в такой простой, но в то же время заветной для неё просьбе? В конце концов, может, я и вправду чересчур переживаю? — Хорошо, но ненадолго! — строго отчеканил я, отворачивая край её одеяла и подсовывая одну руку ей под спину, а вторую — под колени. — И если будет больно, сразу назад, идёт? — Идёт! — радостно подтвердила она, обхватывая мою шею.       К счастью, все опасения были напрасными: я действовал крайне аккуратно, а Аки слушалась каждого моего слова, поэтому вреда её здоровью мы не нанесли. А когда Кофуку, Дайкоку и Юкинэ увидели нас внизу, тоже высыпали на улицу, предлагая устроить небольшой праздник на свежем воздухе. Мы пили лимонад, ели, делились интересными и смешными историями (ну, точнее, рассказывал в основном Дайкоку, ведая нам о приключениях своей Богини), а когда стемнело, развели во дворе костёр, с наслаждением наблюдая, как свет от языков пламени пляшет на наших лицах и как раскалённые искры поднимаются к звёздному небу. — Как же хорошо! — с наслаждением проговорила Акинэ, кладя голову мне на плечо. — Сейчас я по-настоящему счастлива.       Я улыбнулся и, поцеловав её в макушку, приобнял одной рукой. — Не замёрзла? Может, плед принести? — Нет, всё здорово, правда! Не переживай.       Я тоже был счастлив, но что-то не давало мне до конца проникнуться этим приятным вечером. Наверно, понимание, что впереди нас ждёт суд. Не сказать, что я сильно переживал за себя — скорей, со страхом представлял нашу встречу с Валаамом, Митсуо и Риотто. Они вряд ли будут держать язык за зубами и постараются всеми силами запугать Аки, которая и так дрожит, стоит лишь упомянуть о них.       Когда луна поднялась высоко в небо, а часы показывали почти одиннадцать вечера, я решил, что пора идти наверх. Спать я не хотел и ещё бы с удовольствием потравил байки о прошлом, но любимая не переставая зевала последние полчаса, а значит, нужно было уложить её в кровать. — Ну не уходите! — заныл Юкинэ, поджаривая в огне очередную порцию зефира. — Так здорово сидим! — Прости, ей нужно отдыхать, чтобы поправиться, — прошептал я, потому как Аки почти спала, когда я поднял её на руки. — Тогда возвращайся один, — тихонько попросила Кофуку, подавая моему пареньку печенье. — Хотя бы ненадолго. — Не могу! — ответил я, уже сделав несколько шагов в сторону входа в храм. — Можешь, — услышал я почти возле уха. — Не глупи и отдохни как следует, ты заслужил.       Я опустил голову и встретился с аметистовыми глазами, почти слипающимися ото сна. — Уверена? — уточнил я, не понимая, всерьёз ли она это говорит. — Я же не маленькая. Прошу, не лишай себя всего из-за меня, а то итак совестно, — пробормотала она, засыпая.       И я послушался. Уложив её в кровать и накрыв одеялом, я удостоверился, что она спит, после чего спустился вниз, где меня ждали. — Заснула? — спросил Юки, когда я сел у костра, наслаждаясь его мягким теплом. — Угу, правда, я не хочу оставлять её надолго, — подытожил я, давая понять, что скоро уйду. — А пока, Дайкоку, есть у нас что покрепче лимонада? Хочу расслабиться. — Обижаешь! — здоровяк расплылся в улыбке, отправляясь на кухню, а когда вернулся, держал в руке не начатую бутылку бренди. — Отличный напиток! Пробовал? — Пф, за тысячу лет из того, что горит, я не пробовал разве что бензин, — засмеялся я, протягивая ему пустой стакан. — Так что лей и не задавай вопросов.       Через час алкоголь сделал своё дело: я перестал задумываться о будущих проблемах и просто отдыхал, получая удовольствие от вечера. — Кстати, Кофуку, я тут вспомнил про ту шкатулку! Ну, которую украл. Почему она у тебя дома стояла всё это время? — спросил я, привалившись спиной к раскидистому клёну, потягивая золотистый напиток и, как ни странно, почти не испытывая вины. — И почему я о ней никогда не слышал?       Ухмыльнувшись и отставив стакан с бренди, нищебожка заговорила слегка заплетающимся языком: — Потому что о таком распространяться, ик, не стоит, — пролепетала она, смотря на меня затуманенным взглядом. — Там же сила моя запрятана! Вдруг кто попробует украсть и использовать против, ик, людей? А это будет нехорошо!       Нищебожка снова сделала глоток и, помахав пальцем, точно я был провинившимся учеником, добавила: — А вот что ты о ней не слышал — это вряд ли. Многие знают о моей шкатулочке, хоть называют её по-другому.       Она ехидно заулыбалась и села поудобней, будто ждала этого момента для рассказа целую вечность. — Твоим шинки я уже рассказывала, что давным-давно моя сила была такой, что целые страны страдали: ненамеренно я убивала больше людей, чем голод и мор вместе взятые. Да что таить, у этих бед, можно сказать, было моё, ик, лицо, а я мириться с таким не хотела. Убежать или скрыться не представлялось возможным — моя аура несчастий распространялась на многие километры вперёд, а значит, нужно было как-то утихомирить её и желательно надолго.       Кофуку грустно посмотрела вдаль и ненадолго замолчала, то ли подбирая слова, то ли вспоминая давно ушедшие дни. — И вот, я нашла одного Бога-отшельника, который смог мне помочь, — продолжила она, также внезапно повеселев. — До сих пор не понимаю, откуда у него столь великая сила, но абсолютно уверена: таких как он больше нет и не было. — А откуда он? — спросил я, покачивая стакан и наблюдая, как на его стеклянных стенках остаются золотистые разводы. — Вроде из Канады же, так? — спросил Юки, стягивая с палки готовый зефир и принимаясь снимать с него обгорелую корочку. — Нет, там он лишь прятался, — уточнила розоволосая Богиня, усмехнувшись. — Родом он из Греции. А звали его Пандор.       Все на минуту замолчали, вспоминая, откуда это имя нам знакомо. Первым догадался мой парнишка: — А это не тот Пандор… который Пандора… Ну, с тем ящиком несчастий? — Тот самый, — засмеялся Дайкоку, хлопнув ладонью по колену. — Молодец, что догадался — сразу видно, учишься не зря! — Но в книгах истории всё совсем не так! — протестовал малец. — Там была прекрасная девушка, и Зевс и… Да там вообще другая легенда! — Юки, тебе пора понять, что большинство из того, что рассказывают люди — выдумка! — улыбнулась нищебожка. — Пандор вернулся к себе на родину спустя годы, а там вовсю восхваляют Греческих Богов, якобы избавивших мир от зла. Он, похоже, попытался объяснить им что к чему, возможно, надеялся, что население некогда огромной страны встанет на сторону тех, кто помогает на самом деле, ведь без поддержки людей любой из нас рано или поздно канет в лету. Скорее всего, он даже обмолвился о настоящей причине завершения череды бед, преследовавших человечество, но… Увы и ах! Историю его не восприняли всерьёз и переврали на свой лад: спустя сотни лет Пандор стал прекрасной девой, в мифе появились Греческие Боги, а моя шкатулка стала ящиком, которым теперь пугают детей. — Нихрена себе! — удивлённо пробормотал Юки. — Эй, не выражайся! — пригрозил я, хотя сам был под впечатлением: интересно, за сколькими ещё глупыми человеческими легендами кроется настоящая история?       Но подумать над этим и выпытать у Кофуку побольше у меня не вышло: грудь сдавило так, будто я падал в пропасть, страх и отчаяние наполнили каждую клеточку, а сердце обжог жгучий холод, который колкими ледяными шипами пронзил его, мешая нормально биться.       Сразу же со второго этажа донёсся неистовый крик. Я испугался, что за Акинэ пришли те, кто хотел отомстить, что её убивают, пока мы слушаем истории и расслабляемся посредством алкоголя. Чёрт, зачем я оставил её одну?! — Ко мне, Сэкки! — крикнул я, хватая рукоятки подоспевших клинков, и, стараясь не упасть от переполнивших меня чувств, стремглав ринулся наверх.       Забегая в комнату и включая свет я был готов драться с десятками врагов, которые в моей фантазии заполонили спальню, пытаясь навредить той, которую я так рьяно оберегал. Но здесь было пусто, если не считать Аки, которая как обезумевшая металась по кровати: её лицо покрывал пот, каплями стекавший в спутанные волосы, одеяло лежало на полу, а на лице застыла гримаса ужаса. — Перестаньте! Я не хочу! Отпустите меня! — кричала она, не открывая глаз. — Вернись, Юкинэ, — на ходу крикнул я, устремляясь вглубь комнаты. — Акинэ! Проснись! Эй, проснись! Слышишь меня? — я похлопал её по щекам, но это не помогло: она не просыпалась, словно её сознание провалилось куда-то в параллельный мир, который никак не хотел отпускать. — Остановитесь! Хватит! Кто-нибудь, помогите! Ято!       Моё имя она прокричала так жалобно, точно я был её последней надеждой. Она звала меня, даже находясь в бреду, и я должен был вытащить её оттуда как можно скорей.       Поднявшись, я трясущимися руками набрал в рот воды из кувшина, стоявшего на прикроватном столике, а после, несильно придавив плечи Акинэ, обрызгал её водой, надеясь, что это приведёт её в чувство.       Сработало. Перестав брыкаться, она сразу же открыла глаза и села, дыша так часто, будто только что вынырнула из глубины. — Родная, это был просто сон, успокойся! — я попытался её обнять, но она отпихнула меня, смотря затравленным взглядом. — Он точно так же говорил! — произнесла она с нотками истерики в голосе. — Кто он? — удивился я, переводя взгляд на столпившихся в проходе домочадцев. — Митсуо! Он сказал, что всё было сном! Он забрал меня! Забрал! Но я не хочу быть там…       Закрыв лицо ладонями, она заплакала так горько, что я на миг застыл, переваривая услышанное и вспоминая разговор наших врагов в храме. Так вот что ей приснилось! Вот почему она так кричала! — Аки! — настойчиво проговорил я, убирая её руки и встречаясь с ней взглядами! — То, что происходит сейчас — реально! Здесь нет Митсуо, только я, Кофуку, Дайкоку и Юкинэ! Посмотри вокруг, ты дома! — Нет! Ято погиб! Он так сказал! А ты мне просто снишься!       Она не на шутку испугалась и сейчас дрожала как осиновый лист. Я снова постарался обнять её, но Аки шарахнулась от меня, точно я был призраком. — Это был сон, поверь! — я протянул руку и смог ухватить её за запястье. — И я тут, с тобой! — А если я поверю, а потом снова проснусь с ним? — по щекам её катились крупные капли слёз, а в глазах стояла обречённость. — Прислушайся к своему телу. У тебя ноют рёбра и болит рана на боку, так? Но во сне ты этого чувствовать не должна, разве нет?       Приложив руку к груди, любимая сделала глубокий вдох и поморщилась. Ещё какое-то время она смотрела на одеяло отсутствующим взглядом, но потом, подняв глаза, спросила уже более осознанно: — Это было сном? — Да! Очень плохим и, похоже, весьма реалистичным, но сном! Прости, что оставил тебя одну!       Предприняв уже третью попытку, я наконец обнял её за плечи, ощущая, как её тело бьёт крупная дрожь. — Успокойся. Ты в безопасности. Я больше никому не позволю тебя обидеть, — шептал я, замечая боковым зрением, как ребята, удостоверившись, что Аки пришла в себя, оставили нас одних, прикрыв за собой дверь. — Прости меня. Прости за решение пойти к Валааму, за поцелуй с Митсуо, за то, что ослушалась. Я знаю, что поступала глупо, но жизнь без тебя казалась невыносимой.       Она уткнулась мне в плечо и крепко стиснула меня в объятиях, будто боялась, что я могу исчезнуть. — Я не обижаюсь, ведь тоже делал много глупостей. И, скорей, это я должен просить прощения за всё причинённое тебе горе. — Ерунда! — она в шутку ударила меня по спине. — Ты самое лучшее, что было в моей жизни, поэтому перестань корить себя!       Она глубоко вздохнула, полностью успокоившись, а потом отстранилась. — Правда, раз уж мы завели такую тему, я должна признаться тебе ещё кое в чём, — пробормотала она, сглотнув образовавшийся в горле ком. — В чём? — спросил я, немного напрягшись. — Чтобы вытащить тебя из лап алчности, мне пришлось уговаривать Рэя помочь. И… — она запнулась, переведя взгляд куда-то в сторону, но потом всё же снова посмотрела мне в глаза, — я поцеловала его. Прости, он не желал идти к тебе на выручку, а я… Не нужно было так поступать, но я была в отчаянии, я хотела спасти тебя и… Прости, если можешь! Если бы был другой выход, я…       Она говорила быстрей, сбиваясь на полуслове, захлёбываясь ненужными объяснениями, а я улыбался. — Тщщ, — перебил я, проводя пальцами по её волосам. — Я это переживу.       Конечно, представлять, как другой целует Акинэ — больно, но что было, то было. Я сам чудом не попал в Каи, и, если бы это всё же случилось, мне пришлось бы просить прощения за нечто большее, чем невинный поцелуй. — Честно? — спросила она, замерев. — Конечно! — ответил я, любуясь каждой чёрточкой родного лица. — Только, если можно, попроси Рэя забрать имя. Не хочу делить тебя с кем-то.       Закусив губу, Акинэ кивнула, но после дотронулась до шеи, где алело данное Митсуо имя «Наоко». — Думаю, Аматерасу решит это, — прошептал я, не дожидаясь её вопроса. — Не беспокойся! — Хорошо бы, — протянула она, снова прижимаясь ко мне. — Хочу забыть о том, что произошло.       Сидя в тускло освещённой комнате, мы обнимали друг друга, понимая, что, как бы ни хотелось, забыть все те события не получится. Они с нами навсегда, тем более, что пара шрамов не даст Аки поддаться забвению, даже если она захочет. Но сейчас было приятно думать о том, что когда-нибудь воспоминания о начале нашего с ней пути станут ничем иным, как подтверждением чувств! Любовь помогла преодолеть нам все трудности, а значит, что бы ни случилось дальше — мы непременно справимся!

***

      Прежде чем Акинэ самостоятельно смогла встать на ноги, прошло ещё четыре дня. Её первые шаги были неуклюжими и медленными, точно она училась ходить заново, но я не торопил, помогая привыкнуть. Я чувствовал, что боль не отпускала её, но теперь она была не резкой, а, скорее, тянущей: её можно было вытерпеть, но она мешала расслабиться, постоянно напоминая о себе.       Я пока не разрешал любимой самой спускаться вниз, поэтому продолжал носить её на руках, над чем не уставал посмеиваться Юкинэ. — Так она никогда не сможет ходить сама — скоро приклеится к тебе и всё, не отлепишь! — ехидничал он, показывая нам язык.       Но мы не обижались и смеялись над глупыми шутками. Просто нам было хорошо вместе, и мы наслаждались каждым прожитым днём. Пока не пришло письмо. — Чёрт, суд назначен на завтра! — вслух проговорил я, заканчивая читать официальную на вид бумагу, врученную мне одним из небесных стражей. — И? — спросила Акинэ с такой интонацией, мол «чего переживать то?». — Ты только начала вставать, а там явно никто не будет следить за тем, чтобы тебе было комфортно.       На самом деле я боялся, что меня могут наказать. Да, совсем недавно я готов был к смерти, лишь бы мои орудия были целы и невредимы, но теперь, когда почувствовал, каково это — жить счастливым настоящим, я начал опасаться казни, надеясь на более-менее благоприятный исход. — Мне просто нужно будет рассказать всё от начала до конца? — спросила любимая, заёрзав в кресле: она тоже переживала, ведь ей придётся ходатайствовать за меня перед всем небесным воинством и Аматерасу. — Думаю, да, — уклончиво ответил я, решив, что не стоит пугать её заранее, ведь, возможно, к ней будет применено специальное заклятие, заставляющее говорить правду. — Хорошо, — с облегчением выдохнула она, заметно расслабившись. — Кофуку, тогда поможешь мне привести себя в порядок?       Нищебожка не сразу услышала её вопрос, погрузившись в чтение еженедельного газетного издания, поэтому пришлось переспросить дважды. — А, конечно! Думаю, можно даже сходить в душ, если аккуратно и недолго. Ты как? — Мечтаю об этом который день! — воодушевлённо улыбнулась любимая, хлопнув в ладоши.       Наверно, Акинэ осточертело «купаться» в тазике, и неимение возможности нормально помыться, тем более в такую жару, удручало. Я её понимал, но нельзя было мочить рану, пока она хорошенько не затянется. — Вот и славно! — улыбнулась Богиня Бедствий. — Я помогу, а пока готовься. Я подойду через пару минут.       Кофуку снова уткнулась в газету, а я, подхватив Хиёри на руки, двинулся в сторону второго этажа.       Ванных в храме было две: общая и личная душевая Кофуку. Я решил, что она имела в виду именно её, поэтому занёс любимую в уже ставшей «своей» комнату. — Я ещё нужен? — поинтересовался я, аккуратно ставя своё орудие на ноги. — Думаю, пока нет, но не уходи далеко. Вдруг Кофуку забудет полотенце или уронит меня.       Я не на шутку испугался, а сердце пустилось в галоп, когда я представил, что Акинэ снова испытает боль. Но та лишь рассмеялась, обнимая меня за талию. — Я пошутила, Ято! Расслабься! Но, если честно, когда ты рядом, мне спокойней. Будь моя воля, приклеилась бы к тебе, как говорил Юки, только бы никогда не покидать.       Она уткнулась носом в мою ключицу, щекоча кожу горячим дыханием. — Отличная идея, у Дайкоку как раз был секундный клей! — попытался пошутить я, но голос задрожал от внезапно разгоревшегося чувства, томной тяжестью сдавившего низ живота.       Она не ответила, закрыв глаза и продолжая крепко прижиматься ко мне. Она была такой тёплой, такой ласковой, что я невольно подумал: «Ябоку, наконец ты можешь назвать себя счастливым!»

***

      Процедура купания заняла около получаса. Я слышал доносившийся из ванной комнаты девичий смех, шум брызг и весёлые разговоры, но не вслушивался, думая лишь о том, как повернётся завтрашний день.       В общем и целом я знал, что не совсем виновен: на ринге участвовал под воздействием крови Валаама, а как только излечился, делал всё, чтобы защитить близких. Но вот в чём беда: меня могут назвать нарушителем закона, ведь, раз я стал собой, обязан был тут же во всём сознаться. А я бездействовал.       Очень многое зависело от случая, от того, как историю преподнесёт Акинэ, что в свою защиту скажут другие подсудимые, и главное — как это воспримет Аматерасу. От этой Богини можно было ожидать чего угодно: я не раз слышал о том, что она, не разобравшись до конца, убивала или наказывала тех, кто, по её мнению, хотел навредить Небесам. Вполне возможно, нас ждала бы та же участь, если бы камиринги несли какую-то опасность для неё или её окружения.       Из раздумий меня вырвал громогласный рёв Дайкоку, донёсшийся снизу: — Кофуку! Срочно иди сюда! К тебе пришли!       Некоторое время в ванной было тихо, но спустя минуту щеколда скрипнула, и из-за двери показалась розоволосая голова. — Я не могу пока! Это срочно? — звонко крикнула она, смотря в сторону двери. — Очень! — донёсся снизу до боли знакомый голос Богини Войны. — Пожалуйста, спустись!       Ничего себе! Если Бишамон самолично посетила Кофуку без приглашения — значит, дело и вправду серьёзное. И нищебожка тоже пришла к этому выводу. — Не переживай, иди, мне Ято поможет, — услышал я голос Акинэ. — Уверена? — с нескрываемым удивлением спросила та, пошире открывая дверь, впуская в комнату пар. — Конечно! Иди.       Несколько секунд нищебожка не двигалась с места, застыв от изумления, но после, качнув головой, мол, «как хочешь», отправилась на первый этаж, плотно закрыв за собой дверь.       Поднявшись с кровати, я перевёл взгляд в сторону ванной, из которой не спеша вышла Аки: мокрая, в одном лишь полотенце, она смущалась, обнимая себя руками. — Поможешь? — тихо спросила она, поворачиваясь ко мне спиной. — Плечо до сих пор болит. — Конечно! — ответил я, сглотнув.       Не знаю почему, но мои руки дрожали. Стараясь сохранять спокойствие, я взял с кровати сухое полотенце и медленно провёл им по её шее, ключицам и плечам, промокнул блестящие каштановые волосы, ставшие почти чёрными от влаги.       Сердце словно стучало уже не в груди, а где-то в районе горла, и я совершенно точно чувствовал: с Акинэ происходило нечто подобное. Впервые мы были так близко друг к другу. Я смотрел на её хрупкое тело и не понимал: как она смогла пережить всё это? С виду она такая маленькая и нежная, но лишь я знал, что внутри у этой девушки больше силы, чем в ком бы то ни было. Даже больше, чем во мне самом.       Задумавшись, я остановился. Заметив моё промедление, она сначала повернула ко мне лишь голову, а потом и вовсе встала ко мне лицом, доверчиво глядя аметистовыми глазами. — Чего застыл? — с улыбкой проговорила она, смущаясь, отчего на её щеках впервые за последнее время появился румянец. — Прости, — на автомате ответил я, продолжая свои манипуляции.       На самом деле я нужен был лишь для того, чтобы помочь одеться — вытирание не столь сложное дело, и Акинэ спокойно могла справиться с ним сама. Я это понимал. И она тоже.       Проводя махровой тканью по той части груди, что не была скрыта полотенцем, я ощутил, как лёгкие сдавило чувство, которое я не испытывал довольно давно. Вожделение. Оно охватило меня, и всё, чего я сейчас хотел, скинуть этот ненужный кусок ткани, разделявший нас с Хиёри, и насладиться той, кого любил сильней всех на свете…       Но нельзя. Я был бы самым последним подонком, если бы воспользовался ситуацией: каждый шаг, практически каждое движение отдавалось в Акинэ болью. Прошло очень мало времени с момента ранения, слишком мало. У нас впереди целая жизнь, длинная, а может даже бесконечная. К чему торопиться?       Правда, любимая, кажется, не разделяла моего мнения. Встав на носочки и обхватив тонкими руками мою шею, она нежно прикоснулась к моим губам своими, заставляя забыть обо всём, что меня тревожило. А запах… сводил с ума: цветочный, с примесью её собственного аромата, он, казалось, заполнил каждую клеточку тела, и на секунду я даже забыл, где мы, да это и не было важно. Лишь мы одни в этой огромной вселенной, и больше нам никто не был нужен.       Я растворился в этом моменте. Если бы меня спросили, что такое рай, то я вспомнил бы эту самую минуту. Я был поражен той бесконечной нежностью, что она самозабвенно дарила, поглаживая мои плечи, прикасаясь к моим волосам и продолжая целовать так мягко и одновременно так напористо, точно мы снова прощались… Нет, не хочу думать об этом. Всё плохое осталось позади, Акинэ жива и стоит здесь, совсем рядом!       Эти думы прервал изменившийся характер её действий: на миг прекратив ласкать мои губы, она запечатлела поцелуй на моём подбородке, спускаясь ниже, к шее, ключице, ярёмной впадине. С каждой секундой она становилась уверенней, в конце концов оттянув край ворота моей футболки и сжав ноготками плечо. — Остановись, умоляю, — наполовину проговорил, наполовину простонал я, закрывая глаза и где-то в глубине души надеясь на обратное: чтобы она продолжала!       Запустив руку под футболку, Аки провела ею по моей спине, потом по торсу, касаясь так легко, будто хотела раздразнить, раззадорить. А после, заметив, что я не в силах сопротивляться, расстегнула пуговицу на джинсах, проводя пальцем по коже живота.       Внутри меня зародился стон, который я удержал ценой невероятных усилий и, одумавшись, собрав волю в кулак, я отодвинул Хиёри от себя, сжав её запястья и не давая продолжить. — Что на тебя нашло? — спросил я, задыхаясь. — Мне безумно приятно, Аки, но сейчас не время!       Возможно, я был чуть более резок, чем требовалось, но в голове была такая каша, что я не мог думать о приличиях. — Почему? — спросила она, неуверенно пытаясь вырваться из моей хватки и улыбаясь, точно происходящее было игрой. — Сама знаешь. Прошу, перестань. Я здесь не для этого! — строго проговорил я, надеясь, что она последует моим словам.       Она замолчала, словно просчитывая в уме хитрый план, а спустя несколько секунд пролепетала: — Ты делаешь мне больно, Ято. Отпусти.       Я не мог не подчиниться, тем более слово «боль», сказанное ею, теперь, похоже, навсегда будет вызывать во мне страх, струящийся по спине липким потом.       Я тут же разжал руки, высвобождая её из своеобразного плена, но любимая не торопилась сдаваться. Снова подойдя ко мне вплотную, она дотронулась ладонью до моей щеки, повернув к себе моё лицо и заставив смотреть ей в глаза. — Ты слишком беспокоишься. Со мной всё отлично, правда! Возможно, физически я не совсем здорова, но в душе у меня полная гармония. Впервые за долгое-долгое время! Несколько недель назад я и мечтать не могла о таком исходе, и если бы сейчас вернулась во времени, не изменила бы ни минуты, потому как пережитое на прошлой неделе — малая цена за то счастье, что я испытываю в данный момент.       Она улыбнулась, и из её глаз скатилась слезинка, которую я тут же осушил поцелуем, сам того не ожидая. Она удивилась. А я пожалел об этом мимолётном действии, потому как в её глазах снова загорелся огонёк страсти, а грудь стала вздыматься пуще прежнего, наполняя комнату звуками прерывистого дыхания. — Я люблю тебя, Ято, — тихонько прошептала она, продолжая держать одну руку на моём лице, а второй, словно бы случайно коснулась узелка полотенца, которое, на секунду задержавшись на нагом теле, упало вниз, к нашим ногам.       Признаюсь, поворот был неожиданным. Я так часто мечтал увидеть её… такой! Так долго ждал этого момента, представлял его в деталях, изнывая от желания. И вот она, прямо здесь и сейчас, прижимается всем телом, неприкрытая и лишь моя. Только моя.       Больше останавливать себя я не мог. И до этого моя выдержка висела на волоске, а сейчас так и вовсе: разгоревшийся пожар чувств спалил его дотла, давая мне «зелёный свет».       Схватив её за руки, чуть выше локтей, я с силой притянул Акинэ к себе, впиваясь губами в её губы, то безжалостно терзая их, то нежно лаская, то прикусывая. Я чувствовал невероятное возбуждение, которого, казалось, не испытывал никогда. Не могу сказать, что у меня был малый опыт в донжуанских делах, но раньше это, скорей, было интересное приключение, способ развлечься и выпустить пар, а сейчас… Я хотел раствориться в Хиёри, и даже при том, что между нами не было и миллиметра, мне казалось, она недостаточно близко.       Наконец, вдоволь насладившись её губами, я перешёл ниже, к шее, при этом запутавшись одной рукой в её волосах, а второй ощупывая нежную кожу поясницы. Акинэ была такой тёплой, такой мягкой, что я перестал ощущать мир вокруг, сосредоточившись лишь на обонянии, чтобы чувствовать её аромат, и на осязании, чтобы упиваться её телом. — Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю… — повторял я между поцелуями, наслаждаясь этими словами, произнесёнными в её адрес.       От моих признаний она дышала ещё чаще и улыбалась так искренне, так светло, будто в жизни не слышала ничего приятней. Её сердце колотилось как безумное, да и моё не отставало, разгоняя кровь по телу, вызывая жар, заставляя хотеть её ещё сильней.       Теперь я вёл в этом танце, а Хиёри — поддавалась. Она наклонялась, слегка выгибалась и вздрагивала в ответ на мои действия. От меня к ней словно проходил заряд тока, заставлявший нас обоих трепетать от этой немыслимой близости.       Отвлёкшись буквально на секунду, я стянул через голову свою футболку и, наконец, прикоснулся к ней голым торсом, почувствовав тепло её обнажённой груди. Это не передать словами! Такого я не ощущал никогда, и ни одна распутница мира не смогла бы доставить мне такое удовольствие одним лишь касанием.       Я плавился, словно состоял из воска, таял в её объятиях. В эту самую минуту я любил её ещё сильней, хотя пару часов назад мне казалось это невозможным. Она была такой красивой!       Мои поцелуи стали более жадными, ощутимыми: после некоторых на её коже даже оставались небольшие красные следы, но я не мог сдерживаться! В жизни никого не хотел так, как сейчас — её. — Ято, — прошептала она, закидывая голову назад, открываясь, практически требуя поцелуев там, где, я был уверен, её не целовал ещё ни один мужчина.       И я повиновался. Медленно опускаясь ниже, я дошёл до солнечного сплетения, не прекращая ласкать руками её спину и бёдра, а после совсем обезумел, услышав её сладостный, громкий стон, нарушивший тишину комнаты.       Я почувствовал, как она взяла меня за волосы и потянула наверх. От боли я зарычал, но быстро забыл об этом, стоило коснуться её губ. Теперь и она перестала быть нежной и скромной: Акинэ кусала мои губы, при этом запуская руку под мои джинсы, и стонала, находясь в миллиметре от моего лица, когда, еле касаясь пальцами, я ласкал её грудь.       Низ живота сводило от томительного ожидания, но я не решался зайти дальше, беспокоясь, что она будет жалеть об этом шаге, боясь, что она может меня возненавидеть. — Ты уверена? — спросил я, одновременно продолжая страстно целовать её шею и при этом словно застыв изнутри в ожидании ответа. — Я люблю тебя, — на выдохе произнесла она в мои полуоткрытые губы. — Перестань спрашивать это, ведь всё и так понятно. Я не могу без тебя, я не представляю свою жизнь без твоих глаз, без твоей улыбки, без твоего запаха. Так долго я ждала момента, когда ты назовешь меня своей. И вот он настал. Не порть его, а просто сделай то, о чём я мечтаю. И умоляю, не останавливайся…       После её слов внутри меня точно что-то взорвалось. Возбуждение новой горячей волной прокатилось от головы до кончиков пальцев, заставляя объятия стать крепче, поцелуи — жарче, а прикосновения — чувственней.       Не отдавая отчёта своим действиям, я кинул Акинэ на кровать, готовый продолжить, но вдруг правый бок пронзила страшная боль, вернувшая мне здравый рассудок и охладившая разгорячённое тело.       Она вскрикнула от резкого удара, когда не зажившая рана дала о себе знать. А я будто отрезвел, стоя посреди комнаты в шоке от того, что делаю. — О чёрт, прости! — я кинулся к ней, вглядываясь в рану в районе живота, боясь, что та снова откроется. — Очень больно? — Нет, всё хорошо! — ответила Аки, открыв глаза, которые зажмурила сразу после падения. — Иди сюда. — Нет! — на этот раз резко ответил я, поднимаясь и отходя к окну. — Мне нужно остыть. — Ты злишься? — с грустью спросила она, приподнявшись на кровати. — Только на самого себя, — закрыв глаза, ответил я, подставляя лицо под горячие порывы летнего ветра. — Я повёл себя как кретин! Поддавшийся инстинктам подлец! — Перестань! — ласково проговорила она, поднимаясь с кровати и приближаясь ко мне. — Я тоже должна отвечать за свои поступки.       Оставаясь полностью нагой, она прижалась к моей спине, крепко обняв. — Это не важно, прости, я не намерен продолжать. И умоляю, оденься, — прорычал я, ощущая новый прилив желания. — Мне нужно помочь, — промурлыкала она, поглаживая мой прес. — А то замёрзну.       Она шантажировала меня и делала это мастерски, но я слишком сильно любил её, чтобы причинить ещё больше боли. Она была сейчас самой красивой, самой желанной для меня женщиной, но я, сжав зубы, просто одел её, стараясь думать о чем-то отречённом. — Спасибо, — слегка расстроившись, проговорила она, когда, закончив, я накинул на неё лёгкую вязаную кофту. — Можешь идти, если у тебя есть дела. — Ну не дуйся! Что ты, в самом деле? — спросил я, когда она, повернувшись ко мне спиной, села на кровать. — Просто признай, что со всеми этими синяками и шрамами я уже не такая красивая, как прежде. В этом причина?       Её слова были как гром среди ясного неба! Так вот о чём она думает? Что я отказался от неё лишь потому, что она теперь выглядит немного иначе? — Акинэ! Это глупости! — Разве? Думаю, пару месяцев назад ты бы не остановился, попади мы в такую же ситуацию. — Пару месяцев назад у меня перед глазами не стояла ты, истекающая кровью. Родная, я очень люблю тебя! Сам порой не верю, как много во мне этого чувства, правда! И ты самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видел, но не могу я рисковать тобой, — я опустил голову вниз и добавил: — Снова.       Ну вот, глупо и до безумия досадно вышло: пошёл бы дальше — причинил бы ей вред, а из-за того, что остановился, — обидел. Как же сложно порой с девушками! — Честно? — спросила она, поднимая на меня полный волнения взгляд. — Правда, красивая? — До неприличия, — с ехидной улыбкой ответил я, присаживаясь рядом и впиваясь в её губы.       Мы ещё долго сидели так, поглощённые друг другом, даря нежные поцелуи и ласковые касания, ни о чём не думая, ни о чём не переживая. Да, завтра сложный и трудный день, но мы не хотели рассуждать, что случится и в какую сторону это повернёт нашу жизнь: что будет, то будет. А пока есть только мы, а большего и не нужно.