Истинный король Ада.

Аластор встал с кровати, с пустотой в глазах глядя на книги, принесённые ему самим Королём Ада. Подобное действие со стороны "Хозяина" казалось до отвращения глупым, из-за чего Демон даже усмехнулся. Тем не менее, книги, будь они даже прочтены по несколько сотен раз до этого, были хоть каким-то источником развлечения в этом омерзительном месте. Из-за того, что сон никак не шёл, а очередная глупость Самаэля и вовсе спутала мысли, хоть, казалось бы, куда уж запутаннее, Олень принял решение взяться за чтение. Своеобразное проявление доброты, если подобую снисходительность со стороны Архангела можно было назвать таковой, Аластор принимать близко к сердцу не собирался, однако, раз уж выдалась такая возможность, он всё же решил заняться чтением. За всё время, проведённое в Адском замке под таким же адским замком, Демон, казалось, разучился читать, что уж говорить про адекватное восприятие информации и её анализ. В голове, точно бешеные псы, метались мысли, что не давали покоя, из-за чего одну и ту же страницу совершенно обыкновенной книжки приходилось перечитывать по несколько десятков раз, дабы воспринять и запомнить написанное. После всех пережитых эмоций и чувств, что теперь стали частью демонического существа, описанные в книгах события ощущались сухо и совершенно неинтересно. Но и это не остановило Аластора от их прочтения, ведь то был единственный способ отвлечь себя от происходящего вокруг, пусть конкретно на данный момент ничего и не происходило. В то же время сам Правитель вновь сидел перед камином. Его состояние не могло сравниться с состоянием пленника, однако и лучшим его назвать не удавалось. Падший думал. Думал много - до изнеможения и боли в голове, до сжатых кулаков и тёмной злобы перед глазами. Однако же, даже эта злоба не могла заставить его встать с насиженного места и прекратить этот омерзительный мысленный поток. Хотя, надо сказать, потоком это назвать сложно, то было больше похоже на бушующий шторм или грозу, что разрушала всё на своём пути. И от этих мыслей становилось тошно, абсолютно отвратительно до комка в горле, что так и норовил вылезти наружу. Самаэль размышлял о том, как он - Великий Король Ада - сумел докатиться до подобного состояния. Его величие, его гордыня и вся его грешная сущность преклонялась перед теми чувствами, что разрастались и, словно дикий плющ, оплетали давно мёртвое сердце. Ему думалось, что он позабыл все светлые чувства и эмоции, что они ему чужды, однако упёртому Оленю удалось доказать обратное. Пусть хозяином в их взаимоотношениях являлся Падший Архангел, самому мужчине - а можно ли было его тк называть? Был ли он сравним с человеческим существом? - казалось, что именно вокруг его шеи был туго затянут ошейник и именно он стоял на коленях, моля о свободе и прощении - о тех вещах, о которых он не смел молить даже самого Создателя. К моменту, когда очередная страница была прочитана в пятый раз, Аластор уже заметно устал. Усталось, пусть та и была его постоянной спутницей в последнее время, сейчас давила на плечи и заставляла натерпевшуюся издевательств голову ныть. Раздражённый невозможностью состредоточиться и раздосадованный ощущением собственной безнадёжности, Демон всё же отставил книгу и лёг на кровать, устало выдыхая горячий воздух. Кровать, что раньше казалась твёрдой и совершенно неудобной, окутывала тело теплом и заставляла ощутить приятную мягкость, что вновь погружала в давно пережитое и отпущенное детство. Но последнего Олень не помнил, лишь обрывки воспоминаний о тёплой кровати и нежных женских рукках изредка вспывали в мозгу, что уже постепенно отключался и прекращал активную мыслительную деятельность, позволяя хозяину успокоиться и уснуть. За незашторенным окном сияла Луна, мягким светом обнимая предметы мебели и еле касаясь чужого тела. Она, точно любящая мать, убаюкивала растоптанного и сломленного Демона, чьи ресницы чуть подрагивали, а грудь мерно вздымалась, указывая на жизнь, всё ещё плескавшуюся бурным фонтаном в нежити. Эта ночь была самой спокойной из тех, что Аластору доводилось проводить в стенах холодного замка. Неизвестно, было это из-за усталости и нежелания пленника раздумывать о том, о чём не хотелось говорить вслух, или от присутствия Короля, что сейчас стоял в углу и наблюдал за спящим. Глубочайшая тоска и отчаяние плескались в глазах Правителя, пока он смотрел на того, к кому испытывал омерзительную человеческую привязанность. - Спи, мой дорогой, - одними лишь губами произнёс Самаэль, подходя чуть ближе и убеждаясь в том, что его жертва крепко спит. - Не утони в своих снах, ведь реальность ждёт тебя с распростёртыми объятиями. Холодная, мертвенно бледная рука коснулась чужих волос и нежно провела по ним. Падший отпрянул, будто бы испугавшись собственного действия, и тут же телепортировался в более укромное место, пока в голове продолжали одна за другой появляться и исчезать мысли о несправедливости жизни. Была ли эта жизнь вообще? Лишь жалкое существование, не дарившее ни единой положительной эмоции и не имевшее смысла. Сам Бог утверждал, что жив тот, кто чувствует, но означало ли это, что чувствоваший лишь отчаяние и всепоглощающую ненависть Правитель мог назвать себя живым? Нет, он не смел и думать о том, чтобы поверить в эту жалкую чушь. То были лишь бредни Создателя, что настолько преисполнился гордостью - самым ужасающим грехом - и воспылал в своём величии, что уже не способен был отличить собственную ложь от правды. В своей спальне - самой отдалённой и тёмной комнате поместья - Архангел вышагивал уже сотый круг, цокая каблуками и скаля зубы, всё никак не желая принимать все те чувства, что зарождались в нём каждый раз, когда он видел своего пленника. Не мучения его заставляли сердце трепетать, не запах страха и ненависти питал его сердце, а измученная улыбка, сияющая на измождённом лице, и мерной дыхание, пылающее желанием свободы даже во сне. Всё это было так чуждо и так до омерзения похоже на то, что Королю доводилось испытывать будучи на служении Бога, что разум активно отрицал абсолютно всё и не желал давать сердцу сказать лишнего слова. Все эти мысли постепенно, шаг за шагом перетекли в жгучий, съедающий изнутри первобытный страх.