Звезда на излом

Была написана к фесту «Битва пяти воинств». Своего рода взгляд на предысторию «Пса Первого дома». * К вечеру поднялся туман, и Дориат с этого расстояния выглядит почти как в прошлые годы, когда Завеса укрывала его границы. Она тоже часто походила на туман — для чужаков. Ломендиль любит это время, когда гаснущее солнце зажигает облака высоко над землей, а снизу приходит прохлада. Он помнит, как въезжал в Дориат с востока с посланием, тоже в сумерках, ранней осенью, и теплый отраженный свет небес окутывал золотистую буковую листву. Та осень уже ушла, и эта тоже была на излете. Кано Тьелкормо тоже смотрел на Дориат, и глаза его казались темными, как тучи. Куруфинвэ уже не смотрел по сторонам, а набрасывал пройденный путь угольком на листе бумаги, не ради запечатления на самой бумаге, а чтобы точнее сохранить в памяти вместе с рисунком. Река, холмы, распадки, отдельные крупные деревья. Переправы. Броды. Отмели. Перекаты… Карнистиро молча насыпал в котелок приправы и поставил его с краю на углях, чтобы настоялось. Предзимний туман был холоден, стоило согреться перед отправлением в Нан-Эльмот. Не в виду же здешних лесов ночевать. — Ты видел, что за нами следили изнутри, когда мы стояли у брода? — спросил Куруфинвэ, и Ломендиль, засмотревшись, не сразу понял, что вопрос обращен к нему. — Да. Я уверен, там было не меньше двух. — Четверо, — сказал кано Тьелкормо, не поворачивая головы. — Третий был ближе, в кустах, четвертый — поодаль, на дереве, чтобы поднять тревогу в случае опасности. — Как ты заметил третьего? — спросил Карнистиро от огня. Его спутник разворачивал свертки с припасами, от свертка запахло копченым мясом, вот только было его не слишком много. — По запаху, — равнодушно бросил Тьелкормо, и Ломендиль вдруг поежился. — Четвертый же тебя не удивил. — Я бы удивился, не будь его вообще. — Взгляни, верно ли я отметил твои наблюдения, — Куруфинвэ деловито протянул лист, Ломендиль разгладил его на колене. Граница Дориата, река, броды, уходящая вглубь старая мощеная дорога, начинающая зарастать в последние десятилетия. Когда-то ею пользовались для сообщения с Нан-Эльмотом, подданными Эола и торговли с гномами. Эол мертв, его верные разошлись частью в Дориат, частью, не выдержав позора, затерялись среди нандор, а гномы… Гномы тоже больше сюда никогда не вступят. — Верно, — кивнул Ломендиль. — Заросли еще не повредили дороге и не взломали вымостку. Я нигде не видел участков, нуждающихся в ремонте. Только в расчистке. — Нас будут ждать здесь, — подытожил Карнистиро. — Мы отошлем разведчиков к югу и к северу, и пусть ждут нас сразу в трех местах, — Куруфинвэ бережно сдул крошки угля и очень осторожно свернул набросок. Не так много осталось той бумаги. — Здесь видели нас, — Тьелкормо, наконец, отвернулся от кромки леса. Усмехнулся. — Поэтому я отправлюсь на север, братец, а ты — на юг. — Не натвори глупостей без меня. — Оба не натворите, — фыркнул Карнистиро, снимая с углей котелок и вдыхая запах. Решив, что напиток готов, жестом предложил разлить горячий настой трав. В свой черед Ломендиль подставил походную кружку, и невольно вспомнил, как похожий настой подали послам в Менегроте, в гостевых комнатах. Оттуда память перескочила на прием у короля Диора, на зал, окутанный восхитительным светом Сильмариля, его игра на сплошь покрытых резьбой каменных стенах главного зала — словно маленькие луна и солнце в едином сосуде горели там под землей… Возможно, они горят там и прямо сейчас, отражаясь в глазах дориатских синдар, заставляя их улыбаться. Мой кано в своем праве, повторил себе Ломендиль. Это достояние его семьи. А его долг — следовать за своим кано. Даже туда, в леса бывших Огражденных Земель. — Пей же, — подбодрил его Карнистиро, и Ломендиль послушно коснулся губами горячего настоя. У них еще есть время передумать. Там, в Менегроте. У них есть время до зимы…