Звезда на излом

Это восьмой день после возвращения в Амон Эреб. И шестое утро, как в Комнате Документов с ним по утрам сидят двое детей Эльвинг и завтракают. Кажется, они уверились, что это главная комната во всей крепости. Макалаурэ просто приказал поставить туда ещё один стол и лишние стулья, чтобы не есть за тем столом, где лежат бумаги. Это нарушило устройство комнаты, в которой они так много сидели с Майтимо — но сидеть здесь вдвоем они больше не будут никогда. Только в его воспоминаниях. Пройдет год — возможно, они вовсе оставят Амон Эреб, и нет смысла цепляться за мелочи. Погода резко переломилась с сухой осени на раннюю мокрую зиму. И потому Элроса и Элронда, когда они не бегали по всей крепости, здесь было удивительно много. Они вдвоем втискивались в кресло Майтимо у камина или сбрасывали на пол волчью шкуру и валялись у огня. Они извели половину чистой бумаги на хитроумные бумажные фигурки, и вторую половину пришлось запереть вместе с документами в сундук. Они притащили в комнату корзину, где оказалась кошка с котятами — прижилась на кухне и окотилась, пока хозяев не было, и Макалаурэ пришлось потратить время, выселяя кошачью семью на кухню обратно, а потом отвлекая и успокаивая расстроенных детей, которым тоже хотелось спасать и опекать. И ещё была арфа. Элронд с ней говорил. Когда Макалаурэ вытер кровь и натянул новые струны, Элронда некоторое время было невозможно от нее оторвать, он все время касался валинорского дерева. Когда Элросу было грустно, он шел на кухню, или в воинский дом, или стрелять из лука с Ольвен. Потом возвращался со свежевыпеченным хлебом. Когда Элронду было грустно, он плакал, не скрываясь, или садился за арфу и говорил с ней, или забирался на крышу башни или стены, так, что Макалаурэ поначалу кидался его снимать оттуда. А потом делил на всех хлеб, принесённый Элросом. Если Элронд заходил на кухню, то пытался испечь хлеб сам. Из лука Элронд предпочитал стрелять, когда ему было весело, попадая в цель с большего расстояния, чем брат. Зато Элрос одолевал его на деревянных мечах… Они в несколько дней заполнили собой весь замок, и Макалаурэ даже думал, что готов отдать им все, но котята в комнате Документов оказались все же чересчур. Лишь на ночь он их отсюда выставлял, отдав Ольвен и детям спальню Карнистиро… бывшую. В своей комнате Макалаурэ не мог заснуть, и несколько ночей провел здесь же, на лежанке под плащом Майтимо. А потом вернулся усталый с нового совета, на котором убеждал — тихо, хрипло и долго, снова откладывая возвращение голоса — упрямых атани готовиться к новому переселению вниз по реке и в леса Оссирианда и Таур-им-Дуинат, просто лег у себя и заснул. Слез так и не было. — Арфа вчера сказала мне, что ты тогда схватился с темным, дядя Макалаурэ, — сказал ему Элронд утром восьмого дня. Макалаурэ мысленно схватился за голову и посмотрел на болтливую красавицу с укором. — Не схватился, а ушел от него, — раз уж Элронду хватило сил узнать, то ответ он заслужил. — И не будем об этом. — Ты обещал рассказать и откладывал. — Здесь нет приключения, о котором стоит рассказать, Элерондо. Ни славы, ни добытого сокровища, ни спасения. Спасся только я сам. Элрос, который ждал захватывающей истории, разочарованно вздохнул. — А что же тогда в ней было? — Память об ошибках, которые очень дорого обошлись. — Но откуда тогда там взялся темный? И как объяснить это детям? — Такова цена ошибки. Нашей. Он точно сказал что-то не то — близнецы переглянулись и побледнели. — Это… Это из-за того, что вы пришли под Сириомбар? Да? — Элрос вскочил. — Вовсе нет! — Мальчишки смотрели ему в глаза неотрывно. — Защищая вас под Сириомбаром, мы с братьями сделали… самое правильное за последние годы. — Но они погибли! Из-за нас! …Это тот ещё диссонанс. Макалаурэ давно не слышал его так явно, и никак не ждал услышать от детей рода Лютиэн. — Элероссэ, они погибли, сражаясь с Тху и его темными. Ни ты, ни Элерондо ни в чем не виноваты. — Тогда почему ты непрерывно злишься? — Элронд, кажется, нешуточно перевел дух. — А не горюешь и не плачешь? Очень любопытные — и очень настойчивые. — Потому что я очень зол на Тху и его хозяина. Потому что я думаю о том, как дальше сразиться с Тху, чтобы не потерять ни младшего брата, ни вас. — Ты хочешь сказать… Что ты вот так горюешь? Кажется, эта мысль обоих глубоко озадачила. — Да, — согласился он, подумав. — Когда я горюю, я хочу уничтожить причину горя. — Но папа и мама… Они так не делали, — сказал нерешительно Элрос. — И вы не обязаны. Макалаурэ бросил взгляд в западное окно. Где-то наверху ветер с моря будоражил пелену туч, в разрывы заглядывало солнце. Он не мог оторвать от них взгляд, словно солнце после этого должно было скрыться очень надолго. — А как правильно? — спросил Элрос. — Я не знаю, — он развел руками. Рыжие близнецы не задавали таких вопросов. Он снова обернулся к окну. Встал, подошёл к нему, распахнул одно из немногих в этом замке застеклённых окон, и внутрь ворвался сырой юго-западный ветер. Успел с беспокойством подумать об Амбарто… …Когда его сердца словно коснулась знакомая теплая рука. Почему-то даже столько лет спустя он увидел ее правой, а не левой. Не бывает. Не бывает. Не дважды. Не может быть… — Майтимо, — сказал он. Вцепился в оконную раму — она звонко треснула под пальцами. — Нельо. Живой… Сумасшедший… «А по-моему, дядя Маглор просто такой вот странный. У него горе — он злится. У него радость — а он стоит и плачет», — сказал Элрос беззвучно. «Глупый. Помнишь, что он нам сказал тогда ночью? Надо надеяться и ждать известий. Вот, он ведь дождался!» «А если придется ждать двадцать лет?» «Вот и давай подождем двадцать лет». «Вот что хорошо точно…» «Что?» «Что дяде Маглору не пришлось ждать двадцать лет второй раз!»