Доктор

      Несомненным плюсом нахождения в психиатрической больнице является возможность получать консультацию психолога или психотерапевта в любое время. Мартину нужно было с кем-то поговорить. Возможно, он допустил ошибку? Может, не стоило соглашаться на увещевания Джессики и бросать сына один на один со своими проблемами?       В прошлый раз к доктору Уитли приходил старый мужчина, доктор психиатрических наук. Неплохой специалист, но как человек - так себе. В этот раз к Мартину пришла женщина. Новый врач, ее он раньше не видел. Белокурая пышечка лет тридцати. Миловидная, румяная, привлекательная женщина в самом соку. Такую хочется приручить, разложить на столе, смять руками мягкую упругую плоть и овладеть, выпустив хищника наружу.       — Добрый день, Мартин, — ангел миролюбиво улыбается. — Меня зовут Мишель Робинсон, вы хотели о чем-то поговорить?       — Доктор Робинсон, — сладко тянет Мартин, рассматривая бесстыдно Мишель. Крепкие икры, округлые формы, нежно-голубой хлопок блузы обтягивает грудь, строгая коричневая юбка - карандаш открывает круглые коленки. Доктор Уитли буквально облизывает женщину взглядом. Азирафаэль мыслено усмехается, смотрит на человека своими голубыми глазами. Ангел видит в мужчине любовь, похоть, внутреннего зверя. Не такого опасного, как сам Азирафаэль, конечно.       — И по какой причине вы попросили психолога? — Ангел намерено попросил охрану не заковывать Мартина в наручники. Он хотел пообщаться с ним, как с пациентом, а не как с заключённым. К тому же, что обычный человек может сделать плохого ангелу Господню? — Что вас беспокоит, Мартин?       — Доктор Робинсон, вы когда-нибудь делали что-то, принимали решение, будучи уверенным в том, что это правильно? А потом резко понимали, что совершили страшную ошибку? — Уитли сидел напротив Мишель, его взгляд скользил по голеням женщины, обтянутым телесного цвета лайкрой. На маленьких ножках были надеты туфли-лодочки бежевого цвета на низком аккуратном каблучке.       — Если честно, то да. Было такое, — Азирафаэль вздыхает, поджимает губы. Он был таким глупым ангелом, когда верил Гавриилу и Михаилу. Но потом все изменилось, стоило откинуть всякие глухости в сторону и поверить в собственное предназначение, озвученное Богиней еще шесть тысяч лет тому назад.       — И что вы тогда сделали, доктор? — Мишель казалась Мартину милым, невинным ангелом. Ее хотелось совратить, испачкать в ее же собственной крови и смазки, в сперме.       — Вернулась к самому началу и попробовала ещё раз, — беззаботно ответила женщина. Она по-доброму улыбалась Мартину. — Вы хотите обсудить то, что произошло с вами?       Никаких ужимок, никакой ненависти, презрения. Уитли был удивлён. Это приятно, когда с тобой говорят, будто действительно хотят помочь. — Я запретил своему сыну приходить ко мне.       — Потому что?       — Это ломает его. Малькольм хочет то, что сломает его, доведёт до ручки, до точки.       — Ваше беспокойство искренне, — подмечает Азирафаэль. — Это похвально, что вы так заботитесь о собственном ребёнке. Но что на самом деле является дамокловым мечом?       Мартин поджимает губы. Он начинает злиться. Мишель слишком проницательна. — Вы говорите так, будто не знаете, кто я, — Уитли повышает тон голоса.       — Отчего же? Я все знаю, Мартин, сейчас вы мой пациент. Разве я в праве осуждать своего пациента? — Взгляд Азирафаэля тяжелеет, голос становится строже. — Вы же сами врач, не так ли?       — Вы умеете убеждать, доктор Робинсон.

***

      Когда доктор Робинсон приходит к Мартину в следующий раз, мужчина чувствует себя почти хорошо, почти прощённым за все свои деяния.       — В иное время я бы пригласил вас на свидание, доктор Робинсон, — Мартин флиртует. Ему приятно внимание Мишель, ее добрая улыбка и мягкий взгляд.       — Чего вы добиваетесь, Мартин? — Азирафаэль смотрит бесстрашно на мужчину.       — Мне так нравится, как вы упрямо не замечаете мои преступления, я бы не хотел, чтобы вы решили в какой-то момент, будто я на самом деле монстр.       — Прощение и избавление нужно заслужить, Мартин, — в половину голоса отвечает Азирафаэль забрасывая ногу на ногу.       Доктор Уитли уверен, что перед ним чертов ангел. Это спокойное, умиротворённое личико. Что за женщина!       Мартин буквально стекает вниз, прижимается лицом к крепкой восхитительной голени. Даже сквозь ткань колготок он ощущает аромат Мишель: смесь яблочной пастилы и терпкий мужской мускус.       — Что вы делаете, Мартин? — Азирафаэль спокоен. Ролевые игры они уже проходили с Кроули, и не раз. Таким ангела не удивить.       — Стараюсь заслужить прощение, — тёплый язык скользнул по женской ножке, Мартин отерся лицом о скользкую лайкру, аккуратно снял туфельку. Стопа у Мишель и правда узкая, маленькая, с детскими пальчиками.       Азирафаэль тяжело задышал. Женское тело было более чувствительным, нежели мужское. Он крепко сжал челюсти, создавая маленькое ангельское чудо: никто не потревожит их, пока они не закончат.       — За что ты просишь прощения, милый мой? — Нежный голос Мишель заставил Мартина задрожать. Его так давно никто не называл тёплыми словами. Это было приятно. Конечно, у Уитли не было двадцати лет целибата. У него был секс за денежную плату с проститутками. Но то, что происходило сейчас, заметно отличалось. Мартин так правильно себя чувствовал, стоя на коленях перед этой ангелоподобной женщиной.       — За содеянное, — мужчина сжал стопу двумя руками, пальцами скользнул по пяточке, помассировал ямочку и обхватил губами большой пальчик. Ангел томно выдыхает. Это приятно. Азирафаэль чувствует себя божеством, быть может, это ему стоило примереть на себя образ Иштар?       — Что же ты совершил? — Узкая ладонь ложится на курчавый затылок, пухлые пальчики зарываются в платину волос.       — Я убивал. Женщин, — Мартин прижимается лицом к коленке, он отирается с наслаждением, по телу прокатывается волна наслаждения.       — Милый мой, что двигало тобой? — Азирафаэль тоже чувствует желание, расползающееся под кожей. Он ласково улыбается Мартину и смещает ладонь, пальцы любовно гладят шею.       — Каждая из них была в моей власти. Одинокие, боящиеся, они будили во мне страсть, желание, ярость, низменные инстинкты, — широкие мозолистые ладони доктора Уитли скользнули выше по гладкой ткани под юбку, задирая ее едва ли не до талии.       — Ты сожалеешь о содеянном? — Голос Азирафаэля едва дрожит, возбуждение обливает тело горячей волной.       — Скорее нет, чем да. Я не мог остановиться... — Мартин запинается, его тучный взгляд прикован к нежному кружеву чулок, плотно прилегающему к пухлым соблазнительным бёдрам, к восхитительной кремовой коже.       — Что тебе мешало, дорогой? — Тягучий шёлковый шёпот Робинсон заставляет Мартина задрожать, покрыться мурашками.       — Я... — Уитли запинается, он не может сформулировать ответ.       — Чего тебе не хватало, что ты решился на преступление? — С нежностью спрашивает Азирафаэль. Вот оно, значительный плюс быть ангелом — всепоглощающая любовь к Божьим тварям. Однако, Кроули ангел любит иначе, по-человечески эгоистично.       Мартин ласкает грубоватыми пальцами округлые коленки, проводит подушечками под коленными чашечками, размышляя. Что будет, если его ответ не понравится доктору Робинсон? Остановит ли она его? Быть может оставит одного в наказание?       — Джессику интересовало лишь собственное благополучие, финансовое благосостояние. По сути, моей жене было плевать на детей, на меня. Только я поздно это понял, после рождения Малькольма, — Уитли прижался лицом к тёплому бедру. Его плечи задрожали. Мужчина так давно не был откровенен.       — Милый мой, если ты действительно любишь своих детей, то следует бороться за них, оберегать их, — нежные руки гладят по затылку, пальцы касаются шейных позвонков, мягко массируют.       Мартин едва слышно всхлипывает. Ему действительно жаль, что из-за собственного эгоизма он отдалился от собственных детей: от любимого сына и великолепной дочери.       Доктор Уитли с благоговением оглаживает аппетитные женские бёдра. Пальцы скользят по атласу кожи, задирают юбку выше, непозволительно высоко - до самой талии, обнажая мягкий живот. Доктор Робинсон белокожая, гладкая, вкусно пахнущая. Мартин ловит себя на мысли, что сожрал бы ее; вылизал каждый сантиметр и хищно впился бы зубами в соблазнительную мякоть.       Мартин засасывает кожу под пупком с удовольствием, оставляя багряный след. Ухоженные пальчики впиваются в платину волос, тянут пряди. Мужчина срывается на хриплый стон. Он готов умолять доктора Робинсон, чтобы она разделась. Уитли жаждет увидеть эту удивительную женщину без лишнего тряпья. Ангел чувствует в Мартине любовь. Она в нем есть, обращённая к Малькольму и Эйнсли. Это так прекрасно, так воодушевляет.       — Мой хороший, — Азирафаэль раздвигает ноги вульгарно, призывно. Он очень плохой, развратный ангел.       Мартин льнет щекой ко внутренней стороне бедра, где коже более чувствительная, немного розоватая. Доктор Уитли хочет с жадностью впиться зубами в эту манящую плоть, ароматную нежную кожу, сжать до синяков; но понимает, что если укусит ласкающую руку, то чуткая, восхитительная Мишель больше не придёт.       Азирафаэль встаёт на ноги, — на мне так много одежды, дорогой.       Мартин во все глаза наблюдает за тем, как доктор Робинсон раздевается; как снимает с себя вещь за вещью, оставив лишь нежно-розовый комплект кружевного белья. Уитли не рискует подниматься, он все ещё на коленях перед восхитительной женщиной. Он с жадностью рассматривает ее голодное, жаждущее тело. Доктор Уитли подцепляет трусики пальцами и стягивает вниз, до самых щиколоток, чтобы Мишель перешагнула через них. На лобке короткие, светлые, редкие волоски, мягкие, похожие на птичий пух. Они совсем не мешают.       Мартин слышит глубокий стон, похожий на утробное рычание, стоит ему правильно прижаться к восхитительному месту. Доктор Робинсон влажная, потекшая, готовая и невероятно нежная. Азирафаэль сладостно стонет. Внизу живота все приятно напрягается, мышцы натягиваются, словно струны. Ангел направляет Мартина, надавливает ладонью на затылок и бесстыдно вскрикивает, почувствовав пальцы. Пальцы без какого-либо сопротивления проникают в женское лоно. Обилие смазки пачкает не только широкую ладонь Мартина, но и прекрасные бёдра Мишель.       — Доктор Робинсон, вы такая горячая, такая прекрасная, — если бы Мартин только мог вернуться в прошлое, лет на двадцать пять назад; если бы он мог, он бы нашёл совсем юную Мишель и несомненно не стал бы вытворять все те ужасные вещи. Так думал доктор Уитли, что коль мог бы - он бы дождался эту восхитительную, моложавую, сочную женщину.       На самом деле же. Если бы желание Мартина исполнилось, он бы обнаружил в просторной темной спальни распятого ангела, вокруг которого развратно обвивался огромный Змий, сжимая туго плотными глянцевыми кольцами и самым наглым и искушающим образом терся своими членами о бархатную белую кожу. Или восхитительную рыжеволосую нянечку в туфлях из змеиной кожи на высокой шпильке, в чёрных матовых чулках, в кружевном комплекте нижнего белья, поверх которого надеты чёрные портупеи из мягкой кожи. Хищник прижимал бы стройную девушку к мягкому ковру, нажимал массивной лапой чуть ниже груди и любовно вылизывал дрожащий живот, необычайно нежно, совсем не задевая клыками. И сладостно стонущая нянечка, назвавшаяся богиней любви и плодородия, взявшая себе один из вариантов имени Иштар, ласкала львиную морду, тянула нетерпеливо золотую гриву за мягкий мех.       На самом деле существует множество крайне непристойных ситуаций, во время которых Мартин мог бы застать одного конкретного ангела и одного конкретного демона. Возможно, если бы это случилось на самом деле, доктор Уитли не стал бы убийцей, его бы жизнь сложилась совершенно иначе.       — Милый мой, ты возбуждён? — Голос Азирафаэля стал звучать чуть ниже, но оставался таким же нежным и понимающим.       Мартин и сам чувствовал дрожь, предательскую дрожь удовольствия, словно вот-вот накроет сухой оргазм. Мужчина раздвинул ноги чуть в стороны и плотно прижался к ножке доктора Робинсон, чтобы эта удивительная женщина почувствовала его желание.       — Мой дорогой, — нежный голос задрожал. Ведь Мартин не переставал томительно ласкать Мишель. — Поднимись, пожалуйста.       Мартин отстраняется, встаёт на ноги. Его ладонь выпачкана в естественную женскую смазку. Которую мужчина слизывает.       — Ты мог бы раздеться? — Пухлая нижняя губа капризно дёргается. Мартин не в силах противиться просьбе Мишель. Он обнажается под проницательным взглядом голубых глаз, снимает вещь за вещью. Доктор Уитли упитанный, крепкий, подтянутый. Никаких дряблых мышц. Мартин соблазнительно красив. Азирафаэль рассматривает его без какого-либо стыда.       — Мой дорогой, я хочу сделать подарок, — ангел обхватывает мужское лицо ладошками, приглаживает пальчиками щеки.       — Подарок? — Мартин кладёт ладони на женскую талию, скользит по манящим изгибам.       — К сожалению, я не могу отпустить тебе все твои грехи. Но пусть это будет самым лучшим твоим сновидением, — Азирафаэль щёлкает пальцами, создавая ангельское чудо, перенося их в кущи райские.       Мартин оглядывается. Его глаза в удивлении распахиваются. — Где это? Что?       — Это Эдемский сад, мой дорогой, — ангел полностью обнаженный. Он распахивает белоснежные крылья за спиной, создавая легкий порыв ветра, который колышет мягкую траву и чудесные цветы.       Мартин приникает лицом к полной упругой груди. Он обнимает Мишель. Его глаза влажные. Доктор Уитли чувствует себя особенным, необычным. Азирафаэль обнимает человека, гладит ласково по волосам, накрывает крылом - длинные маховые перья скользят по спине. Ангел нежно целует Мартина, обхватив ладонями его лицо. Доктор Уитли прижимается крепко, тесно; касается чужого языка своим и вновь срывается на стон.       Мартин укладывает женщину под раскидистым деревом на мягкую сочную траву. Белоснежные крылья трепещут. Азирафаэль призывно раздвигает ноги. Он очень-очень потекший; он готов принять доктора Уитли.       Мартин засматривается. Она так красива. Белокурые локоны, сочные розовые губы, румяные щеки. Мужчина сжимает ладонями упругую восхитительную грудь, пальцами трёт кремовые нежные соски. Ангел под ним стонет, почти рычит по-звериному.       На мгновение Мартин понимает, что женский нежный образ - обман, желание понравиться. На самом же деле перед ним опасный хищник, которого гладить против шерсти, явно, не стоит.       Доктор Уитли берет ангела с наслаждением, с богоподобным удовольствием. Он думает о том, насколько она горячая; как прекрасно толкаться во влажную глубину. Азирафаэль сжимает коленками бока Мартина, выгибается в его руках и со страстью смыкает зубы на круглом плече.       Крылья дрожат и трепещут, бьются о диковинные растения. Эдемское солнце согревает, ласкает лучами спину доктора Уитли и белоснежные крылья стража восточных врат.       Доктор Уитли желает эгоистично наполнить собственным семенем восхитительное тело. Он хочет испачкать ангела в сперме: бёдра, грудь, милое личико и чудесные крылья.       Мартин с каким-то остервенением оставляет на сливочной коже россыпь лиловых засосов, укусов и кровоподтеков. Мишель под ним содрогается телом, обхватывает руками мужчину за спину, впивается пальцами, ногтями, оставляет алые полосы на веснушчатой коже.       Мартин теряет самого себя. Восхитительная женщина под ним словно дикий лев, хищник саванны. И этот зверь не нападает, не кусает, а утробно стонет, порыкивая, едва ли не мурлычет, словно большая кошка, когда доктор Уитли кончает — заполняет собственной эссенцией жаркое лоно в момент бурного оргазма. Он все ещё чувствует ее пульсацию, напряжение мышц.       Мартин не отстраняется. Их тела плотно прилегают друг к другу. Мужчина с удовольствием устраивается на тёплом крепком теле. Азирафаэль накрывает Уитли крылом.       — Засыпай, милый мой...

***

      Утро доктора Уитли начинается с необычайной легкости во всем теле, в голове, в сознании. Ему снился такой чудесный сон, такой сладострастный, что мужчина проснулся, содрогнувшись от сухого оргазма.       А если это не было снов? Если Мартину не привиделось? Если все было правдой?       Мужчина задирает робу вверх. На груди и шее виднеются засосы, укусы, кровоподтёки. Значит, это все правда, и он не такой уж и психопат?