Твоё лицо подобно сну

Обращаясь в демона, ты теряешь связь со своими драгоценными воспоминаниями — со всем тем, что некогда делало тебя человеком. Сознание расщепляется, освобождая место для неведомых ранее инстинктов, и в памяти остается так мало внятных образов. Возможно, это защитный механизм: существо, что ранее было человеком и отныне вынужденное пожирать себе подобных, должно отринуть свою прошлую суть, дабы полностью переродиться. Должно быть, это легко, когда твой собственный рассудок способен самостоятельно принять эти изменения, когда у тебя изначально была причина стать кем-то настолько отвратительным. Сутоко не находила в своих бессознательных чувствах подобный отклик и одновременно с этим не отторгала сложившиеся обстоятельства первое время. Ее создали с определенной целью, и в голове больше не блуждало никаких посторонних мыслей. Однако свое предназначение она так и не исполнила, и отчего же? В памяти все перемешалось, и в этом отрешении о`ни не была уверена в том, жива ли до сих пор. Ей будто бы снились сны, но в то же время они так быстро забывались, что понять, а снились ли они ей вообще, было непросто. Сквозь тьму забытья просачивалось странное ощущение, питающее и наполняющее силой: теплое скольжение по сухим губам, незабываемый вкус, от которого рецепторы на языке безумствовали в том калейдоскопе, что мог бы в полной мере передать это сознанию. Нос улавливал источник этой живительной жидкости, и тело непроизвольно дернулось. Острые зубы погрузились в плоть, упершись в твердость костей. Так правильно и приятно, словно каждая клетка ее организма имела разум и поощряла эти животные порывы. — Отпусти. Этот голос, вызвавший в мозгу неясные всполохи не то страха, не то сильного сожаления, прозвучал с легкой строгостью. Сердце колотилось теперь где-то в ушах, и, не разжимая челюстей, о`ни обратила свой обезумевший взгляд на бледное лицо, освещенное теплотой одной лишь свечи. Никаких ясных воспоминаний, только кривые проекции остаточных чувств. Сабито. Просто Сабито. Вкус его крови на траве. Ни одна логическая цепочка в ее мозгу не могла отыскать причин этого давления в груди, ведь Сутоко ужасно хотела есть. Отпусти. Ей стоило немалых усилий, чтобы заставить мышцы своих челюстей подчиняться. С жуткой болезненностью она выпустила кровоточащее запястье из плена острых зубов, не отрываясь от желтого блеска в таких знакомых глазах. Отвела бы взгляд, не отпустила бы. Все тело свело от напряжения, и до Сутоко спустя мгновение дошло, что она не могла пошевелить ни одной своей конечностью. Тугие цепи стягивали ее так сильно, что было сложно дышать. Тьма помещения подступала со всех сторон, но ничего, кроме сырости и крови, чуткий нос не улавливал. — Что ты… — подала голос о`ни в искреннем непонимании. Здесь больше никого не было. Юноша с болезненным шипением стал затягивать тканью рану, но кровь все равно просачивалась наружу и капала на землю. Взгляд зацепился на лежащий у его ног нож, и осознание вызвало еще больше противоречивых чувств. — Зачем? Ты… — Глупый мальчишка? — будто бы прочитал ее мысли Сабито, произнеся это с нотками иронии. — Такое мне привычней слушать от Урокодаки-сэнсэя, нежели от демона. Что же ты, глупый, знаешь о демонах? Сутоко не помнила, где встретила его в первый раз, и почему в ее голову лезут мысли о том, какую ужасную ошибку он только что совершил. Цепи крепкие: придется сильно постараться, чтобы разорвать их, но голодного о`ни такой пустяк не удержит. Пред обычным мальчишкой — нет, вот только бывший Столп Воды был строгим учителем. Кто-то ее об этом предупреждал, кто-то до безумия пугающий. Но кто? — Ничего не помню…  — Правда? Ты потеряла много крови, уснула и не просыпалась почти четыре месяца. Он должен был убить меня. — Так долго я ждать не мог. Но не стал… — Чего же ты ждал? В груди заскрежетала злость. Странный порыв опровергнуть все его ожидания на зло, в качестве последнего в жизни урока, но мягкая улыбка свела на нет всю бурю ее чувств. Жуткий голос в голове, зов инстинктов, жестокость ее неистового голода. Кто-то уже улыбался ей вот так, но попытка вспомнить отозвалась лишь болезненной пульсацией во лбу. — Возможности спросить. Время шло, а я все больше задумывался о том, сколько нужно голодать о`ни, чтобы вот так заснуть. Так не бывает. — Людям незачем об этом думать, — сказала Сутоко серьезно, отвернувшись и касаясь лицом прохладной земляной стены. Они находились в погребе, в том самом разрушенном доме, в котором ей уже доводилось прятаться от солнца. Целых четыре месяца прошло, но не было никаких ориентиров, чтобы придать этому хоть какое-то значение. Течение времени для демонов совсем иное. — Не думай, что это решение далось мне легко. Однако я обязан тебе жизнью, — этот ответ так сильно обескуражил ее, что Сутоко в удивлении уставилась на юношу. Ее хищные глаза отражали весь присутствующий в подвале свет. Их с Сабито разделяла горящая свеча на земле: он сидел на коленях, не беспокоясь, что закованный в цепи демон набросится на него. — И не только своей. Гию, Макомо — они бы не смогли защитить себя, а я даже и не подозревал, что в этом лесу могут жить демоны. Урокодаки тоже не знает. Это ведь магия крови, верно? Ты можешь почти полностью скрывать свое присутствие. Тебе ничего не стоило съесть нас всех в тот самый день, как пришла сюда, но ты не стала. — Думаешь, сейчас я не хочу есть? — спросила она, на что Сабито снова улыбнулся. — Ты должен был отсечь мне голову. — Вот видишь. Хоть ты и говоришь это, но на самом деле вовсе не хочешь умирать. Так ведь? Демоны едят людей и становятся сильнее, но похоже, что голод не убьет тебя. — Глупый мальчишка, ты совсем ничего не понимаешь! — Я не стану убивать существо, что так мучилось, пытаясь сохранить мне жизнь. Это бесчестно. Сутоко открыла рот, чтобы снова возразить, но слова так и остались не озвученными. Терзавший ее голод стал иным, томительным: внутренности больше не отзывались жгучей болью. Горячие слезы потекли по щекам, и губы демона по-детски задрожали. Сердце ее сжималось в страхе пред собственной природой, и в то же время желание никогда больше не огорчать человека с серыми глазами было сильнее всего, что Сутоко вообще могла испытывать.

***

Обычно она лежала одна в кромешной темноте, прислушиваясь к звукам леса где-то наверху. Размеренное дыхание проходящего мимо оленя, шелест ветвей, влажное падение дождя. Сутоко ощущала себя неподвижным старым растением, и ей вовсе не хотелось выбираться из этого мрачного плена. Ее нетленное бессмертное тело могло лежать вот так в земле хоть десятки лет. Сабито сказал, что летом ночи короткие, и она может быть уверена, что с восходом луны он терпеливо ждет ее. Если так, то я просто подожду здесь, когда ты состаришься и исчезнешь. Но юноша приходил сам. Редко, оставляя плоды своей детской глупости на долгие сутки, но все же навещал ее. Несмотря на свою доброту, Сабито был по-своему жесток. А о`ни едва ли могла думать о чем-то ином, кроме как вновь и вновь задаваться вопросом — позволит ли он ей снова выпить его крови. Иногда эти мысли так сильно накрывали ее, что приходилось обливаться слюнями. Сколько ни сдерживайся, а от этого желания никогда не избавиться. И чем дольше было ожидание, тем явнее голод отражался на ее рассудке. Однажды Сабито застал демона забившейся в угол и мелко дрожащей. Она заранее почувствовала его запах и уткнулась лбом в землю, дабы затхлая сырость наполнила ноздри и хоть немного ее отрезвила. Он подошел к ней со спины, присел, и тогда Сутоко осторожно повернулась к нему. — Обещай, что не станешь кусать, — произнес он спокойно, полоснув лезвием ножа по своей ладони. Демон распахнула глаза, заворожено наблюдая за капающей кровью. — Если учитель что-то заподозрит, то мы оба лишимся головы. Разумеется, сдерживаться уже не было никаких сил. И Сутоко припала губами к ране, крепко зажмурив глаза. От этого отнюдь не становилось легче: каждый демон жил по заповедям своего создателя — пожирать людей и пожинать плоды бессмертия. Кровь затекала под язык, и от этого чувства было в пору умереть.