Твоё лицо подобно сну

Небольшой жучок замер, вцепившись своими волосистыми членистыми лапками в чужой палец. Его изумрудные хитиновые крылья переливались жёлтым и синим, а белые пятна на брюшке казались пушистыми пучками шерстяных островков. Он шевелил своими похожими на гребешки усами, не спеша улететь, словно с интересом слушая разговор двух людей, рассматривающих его, сидя под деревом цветущей сакуры. — У жуков их панцирь — это целый скелет. Он не растёт вместе с ними, а потому, чтобы стать взрослыми, им приходится постоянно сбрасывать старый, — звучал приятный и родной голос над ухом девушки, и она с недоверием глядела на жучка, поднесенного чужой рукой к её лицу. — Как ты не боишься брать их на руки? — спросила она шёпотом, и мужчина подался вперёд, кладя свою голову ей на плечо со спины. — Он не красивый, по-твоему? Если он упадёт с этого дерева, то останется невредим. А если человек упадёт с подобной для его роста высоты, то обязательно умрёт. Нам кажется, что из-за своего разума мы превосходим других существ, но на самом деле это далеко не так. Девушка задрала голову к ветвям сакуры, осыпающейся множеством розовых лепестков, и подумала, что человеку придётся пасть с облаков, чтобы вот так разбиться. Она не увидела, как жук, потревоженный её движением, распустил спрятанные под изумрудными доспехами перепончатые охровые крылья и улетел. Кто-то крепко обнял ее, прижимая к себе, а в желтых глазах отражалось падение лепестков сакуры. Когда все это было? Фантомная боль растекалась по телу, донимая каждую внутренность до самых кончиков пальцев. Сакура не осыпалась с потолка, и спиною Сутоко не чувствовала ничего, кроме твёрдости дощатого пола. Порой ей казалось, что в её нетленном теле обитает кто-то иной — хрупкий, приносящий невыносимые беспричинные страдания. И влечение, необоснованное ни голодом, ни ненавистью. Желание вернуться, ощутить что-то давным-давно утерянное — это вынуждало ее судорожно искать взглядом знакомый облик после каждого пробуждения, и она не могла успокоиться, пока не убеждала себя, что все это не было лишь очередным наваждением ее болезненного рассудка. Грудь спящего лисенка вздымалась от размеренных вдохов, и, едва прижавшись, демон прислушалась к его дыханию, как воздух наполнял и покидал его легкие. Признаков болезни не было. Сабито спал очень тихо, прислонившись спиной к стене, и Сутоко приблизилась к его лицу, осторожно проведя кончиками пальцев по длинному шраму. Столь большая область рубцовой ткани нарушала его мимику, но вовсе не портила её, делая более сдержанной, пусть и немного скошенной на правую сторону. О’ни не могла не представить себе алую кровь, стекающую по шее за ворот одежды, и белизну зубов, просвечивающих сквозь дыру в щеке. Его боль, вероятно, не сравнимую с душевной. Сутоко кончиками ногтей убрала несколько персиковых прядей со лба Сабито, вновь едва заметным касанием очертив его сонное лицо. Он недовольно поморщился, попытавшись отвернуться, но приоткрыл глаза, встречаясь с излишне любопытным взглядом демона. — Тебе приснился плохой сон? Она немного удивилась, что такая глупость вообще могла прийти в его рыжую голову, и слабо улыбнулась.

***

От тарелки с раменом исходил ароматный пар, и Сутоко, подперев голову рукой, не без удовольствия наблюдала за тем, с какой страстью юноша поедал лапшу. В лавке в столь позднее время больше никого не было, и им повезло, что хозяин пока не планировал закрываться и согласился накормить голодных путников. Он возился у стойки, убираясь, чтобы завтра начать новый рабочий день в чистоте и порядке, и изредка бросал заинтересованные взгляды на пару из двух молодых людей, выглядящих достаточно броско для здешней глуши. — Не смотри на меня так, а то аппетит пропадает, — недовольно буркнул Сабито, как всегда, чувствующий себя неудобно под пристальным взглядом демона. О`ни лишь улыбнулась одними уголками губ: ее же аппетит только рос и грозился достичь предела шкалы, в которой ее поведение можно было бы назвать «приемлемым». Ей казалось, что, думая об уверенном ответе Сабито, она уже пересекала этот рубеж и вкушала его горячую кровь из пульсирующих артерий. Дьявольское воображение столь ярко рисовало эти картины, что Сутоко находилась в том состоянии нервного возбуждения, в котором в пору было бы впиваться когтями в чужую спину и кусать, кусать, кусать. Ее стальная воля, питающаяся неизвестными истоками ее же души, противоречила, казалось бы, всему, но все равно не вызывала у демона каких-либо недоумений. Она была двоякой, и часть ее страдала, выжидая, пока еще маленький человек угомонит эту боль, а другая, жаждущая крови, неистово злилась на все, что могло отнять у нее рыжего лисенка. И все эти странные демонические капризы Сабито сам же и поощрял, предлагая свое тепло и кровь. Столько крови, сколько она пожелает, разве что придется пить ее понемногу, чтобы жадность не сгубила их обоих. — Думаю, нам лучше остаться здесь на какое-то время, — продолжая недоверчиво смотреть на о`ни, сказал юноша, и Сутоко очнулась от своих кровавых грез. — Слишком много людей, — сказала она, нахмурившись. — Идти нам все равно некуда. Мы и так заблудились. К тому же, почти без денег.  — В чем проблема? Махнул пару раз мечом перед более-менее одетым господином, и будут тебе деньги, — продолжая подпирать голову рукой, равнодушно сказала Сутоко, на что Сабито, вновь попытавшийся отправить лапшу в рот, подавился. Тяжело откашлявшись, он недовольно покосился на нее. — Что? Я ведь не предлагаю никого убивать. Хозяин лавки старался делать вид, что просто протирает мытые тарелки, но явно не мог не слышать разговор своих гостей. — Я пошутила, — произнесла о`ни, улыбнувшись, позволив нервному юноше наконец доесть свой рамен. Она не шутила, но он был слишком честным и добрым, чтобы ее всерьез послушать. А еще слишком гордым, чтобы признать, что его ущемляет неуязвимость Сутоко к непогоде и всем другим неприятным условиям их бедственной жизни. Взяв тарелку в руки, Сабито выпил весь бульон до капли и удовлетворенно вздохнул. Взгляд его серых глаз стал немного сонным, и о`ни не сразу поняла, что он просто задумался, а не разморился от тепла в своем наполненном желудке. — Рядом с нашей деревней росла сакура. Мы жили у подножия горы, и если перейти реку и спуститься по ложбине чуть западнее, то можно посмотреть, как она цветет, — начал вдруг говорить он, и Сутоко удивленно приподняла брови. Ранее Сабито ни разу не пытался рассказывать ей о своей жизни. — Я мог делать это только издалека и в тайне, так как мои родители запрещали мне даже смотреть в ту сторону. Все в деревне говорили, что то место проклято. — И ты, как послушный мальчик, ни разу не ступил туда? — немного ехидно спросила о`ни, и юноша удивил ее еще больше, тепло улыбнувшись. — Послушным я не был, но меня всегда кто-нибудь ловил прежде, чем я успевал перейти реку, — он тихо посмеялся, явно что-то вспомнив, но озвучил совсем другое. — Какая-то страшная легенда осталась мне единственным напоминанием о доме. Видеть его грустным, но улыбающимся было странно, но Сутоко улыбалась ему в ответ. Вспоминать о сакуре не так больно, потому он думал, что больше ничего не осталось: чего-то уже никогда не вернуть, а эти деревья наверняка все еще растут там. — Мы не останемся здесь, Сабито, — сказала Сутоко, не терпя возражений, и юноша перестал улыбаться. — Ладно.