К Элизе

Все воскресенье Элиза провалялась в кровати, смотря сериалы. В понедельник, выходя на работу, она чувствовала себя еще более усталой, чем в пятницу. К счастью, после обеда у нее не было клиентов, и девушка сказала Майе, что плохо себя чувствует и поедет домой. На улице опять пошел мокрый снег, и Элиза остановилась под козырьком крыши, чтобы ответить на зазвонивший в кармане телефон: — В воскресенье у матери день рождения, меня в городе не будет, я хочу передать подарок через тебя… — Кен, когда ты научишься здороваться по телефону? — отчитала Элиза брата. — Здравия желаю, ваше благородие! — гнусаво пропел тот. — Ну так чего? Заедешь за ним? — Ты можешь сам приехать и поздравить ее. — Меня не приглашали. Элиза глубоко вздохнула. Нет, оказывается, злиться она еще вполне может. — Я тебе не почтовый голубь и не посыльный. Не хочешь ее поздравлять — не поздравляй. А если хочешь — не ищи дурацкий повод! — Лизка, ты почтовый психолог. Не будь врединой. — Я вообще не знаю, поеду ли сама… — неожиданно она увидела выходящего из припаркованной машины мужчину и едва не выронила телефон. — Кен, я перезвоню… Это был Юджин Харрис. Трудно было не узнать его высокую, широкоплечую фигуру в белом пальто, которое смотрелось поистине вызывающе на фоне грязных луж автомобильной стоянки. Сначала Элиза подумала, что пианист пришел на прием к другому врачу-психиатру, и только когда Юджин подошел и поздоровался с ней, назвав по имени, она поняла, что это происходит по-настоящему. — А я как раз к вам! Ехал мимо и решил заехать… хотел поблагодарить, а еще я подумал над вашими словами о том, что мне нужно лечение. — Э…- она как-то совсем не была готова к этой встрече и растерялась. — Вы, я вижу, рациональны и скептически настроены. Мне это нравится. Я редко встречаю людей, которые в моем присутствии ведут себя, как обычно. Без вот этого… — он скорчил рожу и развел руками. — Буээ… просто, как будто бы я обыкновенный человек. Элиза оглядела его с головы до ног. Это белое пальто выглядело настолько неуместным , что казалось, надевший его человек совершенно не замечает погодное безобразие вокруг. Или ему все равно. Может быть у него десять таких пальто? — Как вы себя чувствуете? — Я? — он рассмеялся. — ПРЕВОСХОДНО! ПРЕВОСХОДНО! Но в наше время… чувствовать себя превосходно… это, ну… не совсем нормально. Но мне кажется, что вы себя чувствуете неважно? У меня, знаете, чутье на эти вещи. Элиза вскинула на него глаза. От слов мужчины ей стало не по себе. — Вы принимаете лекарства? — Нет, но я готов попробовать, если вы позволите… попробовать мне… — Что? — Помочь вам. — Мне помочь? — Я редко ошибаюсь в людях. И я вижу ваши глаза, которые буквально кричат о помощи! — Он взял ее руку своей рукой в кожаной перчатке и сжал. — Эти ваши глаза меня преследуют по ночам! Скажите, что я ошибаюсь и у вас все хорошо? Элиза не на шутку перепугалась. Она не знала, что ответить и просто смотрела на него, хлопая глазами, как дурочка. — В какие дни вы работаете? Завтра работаете? — Да… — Запишите меня к себе на прием. Я приду. Обязательно! В карте есть мой телефон. — Юджин развернулся и бегом направился обратно к машине, разбрызгивая грязь, которая оседала на светлом кашемире. Все произошло так быстро, что Элиза даже не успела ничего сказать ему в ответ. У нее были разные клиенты. Один из них, например, страдал эгсбиционизмом и несколько раз подкарауливал ее, норовя показать свои гениталии… Но ничего, она это пережила. А вот Юджин Харрис действительно сбивал с толку. Хотя она никогда не работала с биполярниками. Может быть они все себя так странно ведут? Однако на следующий день, в назначенное время музыкант не пришел. И как назло, именно сегодня у нее была встреча с Марией. Девушка пришла на прием в подавленном настроении и расплакалась сразу же, как села в кресло напротив. — Моей карьере пришел конец. Был разговор… мы с родителями встречались с президентом сборной. И Галина… Мне ясно дали понять, что в лучшем случае я смогу выступать в шоу, но соревнований в моей жизни больше не будет… Галина отказалась меня тренировать. Папа с мамой ее поддержали. Никто больше не хочет видеть меня на льду… Элиза тяжело вздохнула. — Мария, сейчас вам это кажется катастрофой, но ведь вы действительно не готовы изнурять себя тренировками и режимом. Это может привести к ухудшению состояния. Фигуристка подняла лицо и пристально, как-то неожиданно жестко посмотрела на нее. Из-за худобы ее лицо казалось старше и как-то злее. Элиза впервые обратила внимание на то, что у этой девочки очень пронзительный, суровый взгляд. Мария вся как-то подобралась и напряглась. — Фигурное катание — это вся моя жизнь! Ради него я пожертвовала всем, своим здоровьем… учебой, семьей. Я принесла этой стране две золотых медали! — Мария, жизнь — это не только спорт! — Элиза начала чувствовать раздражение. — И ваша жизнь не состоит, не должна состоять только из этого! Вы заболели, потому что отдали в эту работу сил больше, чем у вас имелось изначально. Вы сможете поправиться, когда научитесь находить счастье и смысл в чем-то кроме работы! Мария некоторое время молчала, а потом тихо произнесла: — Вы когда-нибудь любили что-то делать настолько, что не боялись даже умереть ради этого? Что-то такое, что бы делало вас абсолютно счастливой? Чему-то отдавались со страстью? — До такой степени, чтобы заболеть? Нет. — Элиза устало отвела взгляд. — Не думаю, что хотела бы этого. Мария замолчала. В этот момент Элиза поняла, что хрупкий контакт, доверие, которых ей с трудом удалось достигнуть во взаимодействии с Марией, потеряны. А самое ужасное, что ей было все равно. Она могла бы сейчас призвать весь свой профессионализм, принять чувства и переживания этой девушки, а не убеждать и доказывать что-либо. Но она не стала. Сегодня Юджин Харрис не пришел и Элизу больше ничего не интересовало. Включая Марию с ее подростковыми капризами и инфантилизмом. После ухода девушки, успокоившись и выпив кофе, Элиза устыдилась своего поведения. Разве это вина клиентки, что она поддалась иллюзиям и пошла на поводу у плохого настроения? Тем более Мария такая хрупкая… было так трудно добиться ее доверия! В восемь часов вечера Элиза заполнила карточки на всех посетителей, кто был у нее сегодня, составила расписание на ближайшие дни, отметив мимоходом, что за последние три месяца у нее стало на треть меньше клиентов ( а это означает, что и ее заработок в этом месяце будет меньше на треть) и уже собиралась ехать домой, когда в кабинет к ней влетела Майя и, сделав большие глаза, заявила, что пришел Юджин Харрис. Элиза уже никак не ждала его появления и даже едва не сказала: «Передайте, что мой рабочий день закончен». Вместо этого она попросила администратора пригласить его к ней в кабинет. Мужчина извинился с порога, сказав, что никак не мог прийти в назначенное время. «У меня была репетиция. Вы не сердитесь?» Юджин улыбнулся ей и сел напротив, закинув ногу на ногу. Когда он сел, Элиза внезапно поняла, что не знает, что говорить и как вести себя. Она давно уже не терялась с клиентами, а тут ее охватила паника. Молчание затягивалось. Юджин по-прежнему улыбался, покачивая ногой, словно читал ее мысли, зная, что это раздражает. Наконец, Элиза не выдержала. — Итак, я слушаю вас. — Меня? Я думал, это вы скажете мне что-нибудь интересное… — Я не успела вчера сказать вам, господин Харрис… я думала, что мы решили ваш вопрос в эту субботу. Ваш психотерапевт Эдуард Рихтер, и вы будете дожидаться его возвращения из отпуска… — быстро заговорила Элиза. — По правилам договора нашего центра специалисты не могут брать клиентов коллег себе в терапию без согласования и договорённости. Исключением может быть то, что вы недовольны работой доктора Рихтера, но мне ничего об этом не известно. Поэтому я не могу консультировать вас, так сказать, полноценно… И я даже не понимаю смысла в этом, потому что ведь вы уже обозначили, что не верите в эффективность ни лекарств, ни психотерапии… — Стоп. — Юджин выставил вперёд руку, останавливая ее. — Вы очень хорошо говорите, но слишком быстро и сложно. Во-первых. У меня нет никого договора с Эдуардом и вашим центром… по крайней мере, я ничего не подписывал. Во-вторых. Я не говорил, что не верю в психологов и лекарства. Я говорил, что они не помогли мне, но это неудивительно, потому что насколько мне известно, биполярное расстройство относится к неизлечимым заболеваниям. — Вы не отвечаете на вопрос! — А вы странно себя ведёте для психолога… — Юджин понизил голос и чуть подался вперёд. — Два варианты возможны. Либо вы настолько уверены в себе и востребованы как специалист, что не заинтересованы во мне… что маловероятно, учитывая количество свободных окон в вашем расписании… либо… Юджин Харрис прервался и пристально посмотрел на неё. Элиза оторопела. От наглости, на которую она не знала, как реагировать. Мало того что он опоздал на пять часов, придя, можно сказать, после окончания ее рабочего дня и отнимая время, так он ещё и откровенно провоцировал ее, получая от этого удовольствие! Этика не позволяла ей выставить музыканта из кабинета и прервать разговор. Она давно уже не чувствовала себя настолько неловко. — Продолжайте. Либо? — повторила она. — Либо вам все равно. Вообще. Все. Они снова замолчали. Девушка собиралась с мыслями, думая, что ответить, и в голову ничего не приходило. Она словно снова была неопытным стажером, которого бросало в холодный пот, когда клиент выдавал на ее слова неожиданную реакцию, а она не знала как «правильно» говорить с ним. — Вы меня спросили, зачем я пришёл? К вам. Я отвечу. Я пришел потому, что вы мне показались занятной и не похожей на других ваших коллег… и потому что мне… скучно. — Скучно? — меньше всего Элиза ожидала услышать такой ответ. Юджин побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и кивнул. — Да. Знаете, у меня мало друзей. Нет нормальной семьи. От меня ушла девушка. У меня биполярное расстройство. Ммммм… людям со мной нелегко, вы видели беднягу Артура. Даже он однажды уйдёт от меня. Он так и сказал мне: Друг, если ты не будешь ничего делать со своими проблемами, мы разойдёмся в разные стороны. Это хреново. — У вас есть ваша музыка, — возразила Элиза. — Вы же выступаете! — Да, есть. Но знаете, этого недостаточно! Мои мозги должны работать. Я привык заботиться о близких людях. Люди мне интересны. А что видите вы? Вы видите меня, успешного музыканта, богатого и знаменитого, который зашёл в очередной из множества тупиков своей жизни! Но я научился находить из них выход. Я подумал, что мы можем помочь друг другу… я вам, а вы мне. — В каком смысле? — Вы будете беседовать со мной. А я с вами. Как будто бы мы два психотерапевта! – он заулыбался. – Разве это не здорово? И очень познавательно! Элиза смотрела на него. С языка у неё чуть не слетело: «Вы в своём уме?» О чем это она… конечно же нет. Та чушь, которую говорит ей этот человек, совершенно невозможна. — У вас есть доктор Рихтер, — напомнила она, — почему бы вам не предложить такой вариант ему? — Мне не нужен доктор! — раздраженно воскликнул мужчина, вскакивая. — Да что с вами? У вас когда-нибудь ещё будет такая возможность? Элизе стало тяжело дышать. Она встала со своего места и подошла, чтобы открыть окно. Встав спиной к Юджину, девушка глубоко вздохнула. Что происходит? Может быть это шутка? «А вдруг это судьба? Может быть это не он нуждается во мне, а я в нем? Может быть, нечто хочет мне помочь? Боже, какая чушь…» — Любите кофе? Элиза повернулась на этот неожиданный вопрос. Юджин показывал рукой на картонный стаканчик на ее столе. — Люблю. Но этот кофе невкусный. Как и любой кофе из автомата. — Она воспользовалась возможностью сменить тему. — Зачем тогда вы его пьёте? — он приподняла брови. — Зачем? Ну… — Элиза растерялась. — Привычка, наверное. Кофе помогает мне взбодриться и настроиться на работу. — Как легко мы перенимаем дурные привычки, правда? Вам не нравится вкус этого кофе, но вы пьёте его ради какого-то ритуала. Мы придумываем ритуалы для снятия тревоги и упорядочивания жизни. Куча глупых ритуалов. Из них и состоит жизнь. А ведь вы могли бы просто купить себе маленькую кофеварку…-задумчиво произнёс он, а потом неожиданно встал и взял свою куртку, которую повесил на спинку кресла. — До свидания. — Уже уходите? — Да. Не хочу вас задерживать. У вас закончился рабочий день. Я запишусь на другое время. Элиза не знала, должна ли была она после их разговора удерживать его. Она чувствовала себя выжатой, как лимон. Наверное, она вела себя не очень профессионально… сегодня весь день, сначала с Марией, теперь вот это… Юджин обернулся возле двери, чтобы сообщить ей, что оплатил весь прием. На мгновение девушке почудилось, что в его голосе звучит укор. Она ничего не сказала и только кивнула. Когда за музыкантом захлопнулась дверь, Элиза подошла к столу и выбросила пустой стаканчик из-под кофе. Суррогат. Кофе, как и ее жизнь. По дороге домой Элиза купила бутылку рислинга и суши. Сегодня она уже не ощущала угрызений совести, потому что и так завалила все, что могла. В голове, как будто бы строчки на заднем фоне, сменяли друг друга мысли. Правильные, логичные. О том, что ей надо взять себя в руки, заняться собой… не пить это вино, потому что она превращается в алкоголичку, выбросить эту смесь из риса, майонеза и неизвестно какой свежести рыбы. Взять себя в руки. Позвонить родителям и поговорить по поводу Кена. Поделиться чувствами. Расспросить про их дела. Проявить внимание и заботу. Взять себя в руки. Взять отпуск за свой счет, отдохнуть, выспаться, записаться на прием к врачу. Лечить свою депрессию. Взять себя в руки. В темной квартире Элиза, не зажигая света, думая все это, устроилась на подоконнике с откупоренной бутылкой вина. Она спокойно, как бы со стороны и даже с интересом наблюдала за сменой этих умозаключений, которые подбрасывало ей сознание и, наверное, инстинкт самосохранения. Вероятно, жизнь прекрасна. Она вовсе не видит мир в черном свете. Она просто словно… словно выпала за его пределы. Отсоединилась от концепции мироздания. Как лишнее звено. Дэниэл говорил, что так будет. «Твоя профессия не доведет тебя до добра, Лиз. Нельзя постоянно копаться в чужом горе и оставаться нормальным человеком. Вспомни, моего отца. Он был прекрасным психиатром. Но каким он стал под конец жизни? Злобным циником, деспотом, тиранящим всех вокруг. Он вел двойную жизнь, носил маску. На работе с подчиненными и пациентами он был прекрасным человеком, а дома самозабвенным садистом. Он поставил диагнозы всем, кроме себя». Элиза открыла упаковку с роллами и стала есть прямо руками из лотка. Ей хотелось набить, напихать в себя еду. Она понимала патологичность состояния, в которое себя загоняет, но ей ничего не хочется с этим делать. Она не хочет, чтобы кто-то копался в ее голове, как копалась она, раскладывал все по полочкам и говорил все то, что она и так прекрасно знает. После смерти Дэна Элиза обратилась к психологу и даже пробовала пить антидепрессанты. На какое-то время ей действительно как будто стало лучше, но потом она закончила курс таблеток и постепенно все вернулось на круги своя. Ей даже начало казаться, что это нынешнее состояние совершенно естественно и тут просто нечего лечить. Жизнь самоубийством она, конечно, не покончит. Для этого у нее не хватит силы отчаянья, да и предсмертные муки пугают. Но если руководство центра узнает, что у нее депрессия, ее отстранят от работы. Хотя мысль о том, что можно будет не вставать по утрам, «не надевать» фальшивое лицо, не напрягаться, показалась заманчивой. Вряд ли ей грозит перспектива умереть с голоду. У нее есть семья, которая этого не допустит. Зачем вообще она еще ходит на работу? Потому что так надо. Уже лёжа в кровати, Элиза вспомнила сегодняшнюю беседу с Юджином Харрисом:ицом к стенке, окружающие начинают бить тревогу. У каждого должно быть это право — просто остаться лежать. Хотя бы какое-то время. Право на депрессию. На страдание. Хотя разве она страдает? Пожалуй, нет. Просто ничего не ощущает, кроме пустоты внутри. Если пустоту можно чувствовать. Уже лежа в кровати, Элиза вспомнила сегодняшнюю беседу с Юджином Харрисом: «Может быть, мы можем помочь друг другу. Вы мне, а я вам». Если человек перестаёт делать привычные вещи, закрывается дома и ложится лицом к стенке, окружающие начинают бить тревогу. Но у каждого должно быть это право — просто остаться лежать. Хотя бы какое-то время. Право на депрессию. На страдание. Хотя разве она страдает? Пожалуй, нет. Просто ничего не ощущает, кроме пустоты внутри. Если пустоту можно чувствовать.