***
Разобрав диван, Головин сразу же застелил его, решив, что сегодня будет спать так. Желания потом ещё собирать его обратно не было никакого. Кинув к спинке свою подушку, шатен следом отправил и подушку Вероники, которую та принесла из спальни вместе с большим белоснежным покрывалом. Удобно устроившись в полусидячем положении, парень укрылся покрывалом и уместил на коленях ноутбук с уже включённым фильмом, который был поставлен на паузу. Сашка особо не заморачивался с поиском, включил недавно вышедший, который ему советовали посмотреть многие. Да и отзывы, за которые он зацепился взглядом, пока ждал окончания рекламы, были лишь положительные. Роня выключила в гостиной свет, зажгла напольную лампу, что стояла в углу у дивана и распространяла тёплый, уютный свет, и забралась к парню. Он нажал на плэй и увеличил звук, надеясь с головой уйти в просмотр. Первые пять минут брюнетка ёрзала, копошилась и никак не могла комфортно устроиться. Пока не положила голову на плечо полузащитника. Сашка не подал виду, но о фильме думать уже не смог, как не пытался сосредоточиться и понять, что там происходило. Он прокручивал в памяти все годы их дружбы, тепло улыбаясь на каких-то особо дорогих и трогательных моментах, и анализировал себя, свое поведение, свои поступки и самое главное – чувства. Напрягая память, трудился вспомнить всё, даже мелкие детали. Но ничего такого, как не старался, найти не мог. Вероника всегда являлась для него младшей сестрёнкой. В его глазах она всегда была ребенком, маленькой, озорной девочкой. Но в какой-то момент всё же изменилось? В какой-то момент всё же стало не так? Задав себе эти вопросы, футболист принялся по новой прокручивать годы их дружбы, начиная с детства, однако чувствовал, что это не то. Задумавшись, он вдруг вспомнил, как она обрадовалась, когда он рассказал о том, что будет выступать за столичный клуб, а в день отъезда провожала его с красным, зареванным лицом, но широкой улыбкой. Желала ему побед, убеждала, что он ещё чемпионом и самым известным российским игроком станет, и просила только об одном – не забывать и звонить хотя бы изредка. Дальше воспоминания понеслись уже сами: вот она впервые приехала к нему в Москву, вот встретила после матча, повиснув на шее и поздравив с победой и самым красивым голом; вот он познакомил её с ребятами из команды, с которыми она сразу же поладила. Один за одним проносились её приезды, между которыми, конечно, проходило время и она приезжала, меняясь и становясь всё взрослее. Сашка вскинулся, почувствовав, что, наконец, наткнулся именно на то. Роня взрослела и из девочки превращалась в девушку. А он то ли не замечал этого, то ли не осознавал, что замечает. Он вспомнил, как они постоянно ходили за ручку, как обнимались, как он вечно "катал" её у себя на спине, как она "воровала" что-нибудь у него из тарелки и говорила: "у тебя вкуснее", хотя они практически всегда заказывали одно и тоже. Не видя в своих отношениях ничего такого, они по умолчанию списывали всё на дружбу, ведь обоим было хорошо и тепло на душе, и обоих всё устраивало. "Маленькая девочка, что была по уши влюблена в тебя" – Снова вспомнив это признание брюнетки, он вдруг задумался: а только ли она была влюблена? Да, он встречался с Линой и искренне испытывал к ней светлые чувства. Ему было комфортно с ней, она понимала его, не делала ему мозг, спокойно относилась к тому, что футбол играет важную, очень важную роль в его жизни. Когда он сказал, что отношения на расстоянии не для него, ведь из-за постоянных тренировок и матчей он и дома то толком не бывает, она не думая переехала к нему в Москву, а затем улетела вместе с ним в Монако. После поражений она давала ему время побыть с собой, запомнив, что в такие моменты он не хочет никого видеть и слова поддержки ему не нужны, потому что не помогают ни черта. Она была рядом, давала всё, что ему было нужно, и никогда не устраивала скандалов и ссор, как и не закатывала истерик. С ней было удобно. Но как только приезжала Ника или он возвращался в Калтан, Геля ведь и правда уходила на второй план. Всё его внимание было уделено исключительно брюнетки, а про Ващенко он забывал, словно её и не было никогда. Сашка устало потер переносицу и покачал головой, почувствовав, что ещё немного и она просто лопнет. Отложив размышления на завтра, полузащитник решил вернуться к просмотру фильма и тем самым отвлечься, как услышал рядом тихое сопение. Удивлённо взглянув на Нику, он обнаружил, что она уснула. Усмехнувшись, шатен выключил ноутбук и с ним в руках стал аккуратно, потихоньку вставать с дивана, чтобы не разбудить девушку. Получше укрыв её, полузащитник убрал ноут в шкаф, выключил лампу и с ещё большей осторожностью лёг на другой край дивана. Но не успел толком уснуть, как девушка заворочалась, перевернулась и оказалась у него под боком, крепко обняв. Головин замер, а затем обречённо вздохнул и фыркнув, приобнял её в ответ. Друзья, твою мать...***
Выйдя из небольшого магазинчика, Саша спустился на ступеньку и остановился, рассматривая у себя на ладони небольшой кулон из розового золота в виде сердца. Точнее, не сам кулон, а надпись на нем, что только что нанес мастер. [1] "אני אוהב אותך" Если бы кто-то спросил его, зачем он искал в интернете, как пишется на иврите именно эта фраза, шатен бы не ответил. Потому что сам задавал себе этот вопрос, но ответа на него дать не мог. Он не знал. Просто, когда час назад позвонила Ника и сообщила, что её приняли на работу, футболист загорелся идеей сделать ей приятное. Собравшись и отправившись в торговый центр, он заходил чуть ли не в каждый магазин, думая над тем, что же купить. Нужно было что-то маленькое, аккуратное и не броское, но при этом что-то такое, что бы порадовало Яковлеву. Зайдя в ювелирный, он внимательно изучил витрины, но всё было не то. Уже собираясь уходить, полузащитник зацепился взглядом за этот самый кулончик. Подобрав к нему тонкую, нежную цепочку тоже из розового золота, он оплатил покупку и вышел из магазина, довольный. А уже в машине, включив телефон просто для того, чтобы проверить, не звонил или не писал ли кто, он вдруг подумал о гравировки. Ни одно из своих действий Головин не мог объяснить. Он просто делал то, что внезапно приходило на ум и при этом моментально находило отклик в сердце. Сев в машину, парень нанизал кулон на цепочку, убрал их в крохотную белую лаковую коробочку и перевезал её белой кружевной лентой, завязав бантик. Спрятав коробочку в бардачок, он откинулся на спинку сиденья, закинув голову, и шумно выдохнул. Он не понимал уже ни-че-го. Что между ними с Роней? Не дружба. Точнее, не только дружба. Влюблённость? Любовь? Он спрашивал у себя, но ответа не слышал. И такое странное состояние возникло внутри. Он больше не мог считать их просто друзьями, но и дать чёткое определение кто они друг другу тоже не мог. Наверное, стоило дать себе время, чтобы разобраться со своими чувствами, а пока обозначить границы для их дружбы. Именно дружбы. И не покупать этого кулона в виде сердца, и не делать этой гравировки. А вчера вечером уйти спать в спальню Рони. А утром, проснувшись первым, не позволять себе рассматривать спящую совсем-совсем рядом брюнетку, любоваться ею и признаваться самому себе в том, что она очень милая и очаровательная. Однако он делал всё это и, на удивление, чувствовал спокойствие и даже удовлетворение внутри, словно так и должно было быть. Достав из кармана телефон, полузащитник включил его и зашёл в мессенджер, открывая их с Яковлевой диалог и печатая сообщение."Давай погуляем вечером? Я могу забрать тебя после встречи с Ильзатом и поедем в какой-нибудь парк;)"
Нажав "отправить", шатен выключил смартфон и убрал его обратно в карман, решив для себя, что будет и дальше слушать собственное сердце и внутренний голос. Почему-то он был уверен, что они приведут его к ответам на все вопросы.***
Зайдя в кабинет, девушка увидела опера, стоящего у небольшого шкафа из тёмного дерева с зеркальными дверцами. Держа в руках папку, он листал находящиеся в ней бумаги, внимательно изучая каждую и хмурясь. Остановившись на пороге, Яковлева замялась, поняв, что он не заметил, как она вошла, и бегло осмотрела помещение. Пара окон, которые скрывали неплотно закрытые жалюзи, большой письменный стол в виде буквы "т", несколько стульев возле него, видимо, для посетителей, и чёрное кожаное кресло для владельца кабинета. У стены два одинаковых шкафа, возле одного из которых и стоял Захар Леонидович. В углу, в метре от Рони находилась вешалка, а в другом углу стоял небольшой кожаный диванчик, тоже чёрного цвета. Стены были покрашены в тёмно-серый оттенок, а пол застелили линолеумом цвета коньяка. Почувствовав, что в помещении он не один, Зимин поднял голову и увидев брюнетку, вспомнил, что они договорились вчера в кафе о встрече. – Извините, совсем заработался. – Опер захлопнул папку, взял ещё одну похожую, которая лежала на краю стола, и убрал их в шкаф, закрывая дверцы. Развернурлся и рукой указал на стулья, мол "присаживайтесь". Ника глубоко вздохнула, словно надеясь вместе с кислородом получить лошадиную порцию решительности и уверенности, прошла к столу и отодвинула средний из троих стул. Находиться рядом с Зиминым ей не хотелось, что-то в нем пугало её, заставляя чувствовать неловкость и смущение, но и садиться на самый дальний стул, у края, казалось странным. Она будто бы признавала, что боиться его. – Итак, я внимательно вас слушаю, Вероника Николаевна. – Сев за стол, проговорил мужчина и сложил руки домиком. Брюнетка положила сумочку к себе на колени и выдохнула, собираясь с мыслями. В конце концов, пути назад уже нет. Заговорила с ним вчера, приехала сегодня, хотя была целая ночь, чтобы ещё раз обдумать всё и если что поменять решение, так что теперь нужно идти до конца. – Я хочу дать показания. Я лично слышала, как Глеб по телефону разговаривал о новых поставках наркотиков, как договаривался об их перевозках, как потом обсуждал всё с Романом Семёновичем. – На одном дыхании выпалила девушка. – Он открыто об этом разговаривал при вас? – Нет. – Яковлева покачала головой и замолчала на пару минут, закусив губу. – Просто ему очень часто поступали звонки, чтобы ответить на которые, он уходил к себе в кабинет или же на балкон, плотно закрывая за собой дверь. А однажды, видимо, что-то пошло не так. Он приехал весь взвинченный, нервный, и всё время проверял телефон. Наконец, ему кто-то позвонил и он унесся в кабинет, но дверь только прикрыл. А я... – А вы? – Изогнув бровь, спросил Захар Леонидович. На его тонких губах заиграла ухмылка. Роня опустила взгляд и продолжила, но уже таким голосом, словно находилась на исповеди: – Я шла в спальню, заметила, что дверь приоткрыта и... подслушала его разговор. Шансов удержаться и пройти мимо, у неё тогда не было. И несмотря на животный страх, который испытывает жертва, увидев в паре метров от себя хищника, всё же прислонилась к стене и затаив дыхание, превратилась в слух. Полноценная картина сложилась только через неделю, когда она вдруг внезапно вернулась в квартиру, обнаружив в лифте, что забыла кошелёк. Глеб снова разговаривал с кем-то по мобильному, но уже гораздо громче, не стесняясь в выражениях. Первой реакцией было ещё большее отвращение к этому человеку, острым приступом тошноты подкатившее к горлу. Но особо сильно она не удивилась, ведь ничего хорошего от него уже давно не ожидала. Удивилась только когда узнала, что в этом замешан и Гришин старший. Что это их общий бизнес. Удивилась и испытала ещё большее отвращение, но уже ко всей их семейки. – Ваши показания для нас очень важны Вероника Николаевна, я очень рад, что вы приняли правильное решение. – Уже после дачи показаний, проговорил опер. Яковлева кивнула, выждала короткую паузу и произнесла: – Но у меня есть одно условие. Надеюсь, вы помните о нем, Захар Леонидович. Мужчина ухмыльнулся. Похожее условие он уже слышал, причём в этом же кабинете и совсем-совсем недавно. – Конечно помню. Я сделаю всё возможное, чтобы до суда Головин ничего не узнал. Роня улыбнулась, встала из-за стола и пожелав оперу всего доброго, покинула кабинет.