И было Рождество

Все начинается с того, что Тео с лихорадочным блеском в глазах врывается в гостиную львов и, найдя взглядом Ричи, с размаху плюхается к нему на диван. Саттер задушенно выдыхает от прилетевшего удара и отодвигается. — До отбоя… — начинает Рич терпеливо, щурясь в попытке вспомнить, но Тео перебивает его: — Час. Пошли, нам нужно на Кухню, — Галлагер хватает Рича за руку, зная, что ему это дозволено, и вскакивает, с восторженной агрессии таща парня за собой. Рич, способный уложить Тео за три секунды, благосклонно позволяет себя поднять. — Зачем. — Чтобы готовить, глупенький. Рич обречённо вздыхает. Тео широко ухмыляется. На выходе из гостиной Тео едва не врезается в Моран, успевая вовремя притормозить. Кора поднимает руки на уровень груди в защитном жесте и опускает с секундной заминкой. — Кора! — восклицает Тео, но руки, как с Ричем, не распускает. — Пошли с нами? На Кухню, туда и обратно, мы хотим приготовить кое-что на Рождество. Кора вежливо отказывается. Тео мягко настаивает, убеждая ее тем, что негоже в канун Рождества сидеть у себя в комнате и корпеть над домашкой. Рич молчит, бросая на Кору предупреждающие взгляды из-за спины Тео, и именно поэтому Кора соглашается. — Так мы… просто будем готовить? — спрашивает Кора по дороге, ловя на себе непроницаемые взгляды Рича. «Выкуси», — почему-то думает Кора. Тео ей нравится в исключительно платоническом смысле, но ей приносит мрачное удовлетворение факт того, что Саттеру не нравится ее присутствие здесь. Она знает, что Ричи не станет мстить или вредить ей, вряд ли ему вообще придет это в голову, и поэтому бесить его она считает безопасным. — Готовить, наслаждаться и пытаться не спалить Кухню, — уверенно кивает Тео, но, вопреки их назначенному маршруту, сворачивает в сторону гостиной Пуффендуя. Кора в Хогвартсе пятый год, но в гостиной барсуков не была ещё ни разу. Она воровато заглядывает в круглый проем открывшейся двери, но внутрь не заходит. — Петра! — зовёт Тео, и откуда-то со стороны диванов слышится копошение. Мейер выглядывает из своего убежища, сотворенного из пледов, одеял и подушек, и смотрит со сдержанным недовольством сонного человека, которому глубокого плевать, почему его там разбудили, но природные вежливость и приветливость мешают ему сразу послать будившего. Когда Петра замечает в проёме голову Коры, которую та свешивает вбок в надежде, что Рич не отрубит ее дверью, лицо девушки светлеет и принимает заинтересованное выражение. — Хочешь приготовить имбирное печенье? — заговорщически предлагает ей Тео, и Петра вылезает из укрытия. Рич надеется, что в Когтевране у Тео нет друзей, и они не станут подниматься в башню. Не то они все разъехались на Рождество, не то Тео правда забыл завести там близкие связи, но к воронам они действительно не заходят. Вместо этого Тео ведёт их в подвал к змеям, из-за чего в их компании напрягаются сразу двое: Рич и Кора. Они задерживаются, чтобы остаться позади, и неловко переглядываются, недовольные тем, что помимо цвета галстука у них оказалось ещё что-то общее. Тео откуда-то знает змеиный пароль, который слайзы меняют едва ли не каждую неделю, и проходит в их гостиную, как к себе домой. Петра неловко проскальзывает вслед за ним, с любопытством озираясь. Не найдя искомого слизеринца в гостиной, Тео легко взбегает по лестнице парней и стучится в третью слева дверь. Впрочем, стучится он чисто символически, уже через секунду проникая в комнату. Розье хлопает дверью ванной, выходя ему навстречу. Он в растянутой жёлтой футболке и шортах, с мокрыми взлохмаченными волосами и усмешкой «дай мне секунду, чтобы я придумал шутку» на лице. — Тео, дорогуша, я же говорил, что не работаю по праздникам. — Хочешь приготовить глинтвейн со мной? — Ни слова больше, — Рей выходит из комнаты прямо так, засунув ноги в белые кроссовки по пути и не обращая внимания на ужас, отразившийся на лице Тео. Слизеринцы провожают его безразличным взглядом. — А ты здесь каким… — начинает Рей, увидев в гостиной Петру, но тут в комнату входит Ричи, и Розье затыкается. Саттер ловит культурный шок и выходит. — Ты сейчас только что пошатнул все их социальные устои, ты понимаешь? — шепчет Тео, подходя к Рею со спины. Розье хмыкает, а потом до него доходит. — Подожди, когда ты говорил «со мной» ты имел в виду «с кучкой несчастных сироток»? — Рей круто к нему разворачивается, оказываясь вплотную и возвышаясь над Тео сухопарой общипанной вороной. Галлагер по-мистериовски улыбается. — Я хотел договорить, это ты меня перебил, — бессовестно врет Тео, на что Розье скептически, но почти беззлобно фыркает и выходит из гостиной. При виде него Кора напрягается, но его внешний вид вызывает у нее конвульсивное подёргивание щеки. Петра самую малость напуганным взглядом шестерит по гостиной, натыкаясь на ленивые взгляды сытых змей. Она остаётся в гостиной последней из их компании, пока на лестнице девушек не появляется тонкая фигура. — Петра? — окликает Элис и быстро спускается по ступенькам, через десяток секунд оказываясь напротив девушки. Петра в последний раз скользит по темным углам змеиной норы ищущим взглядом и возвращается к Элис; она улыбается и приветственно приобнимает девушку. Элис оставляет ладони на ее предплечьях. — Пойдешь с нами готовить печенье? — руки Петры повисают вдоль тела; она не знает, куда их деть. — «С нами»? — приподнимает бровь слизеринка, оглядываясь на выход. Рей пассивно-агрессивно машет ей рукой. — Сборная солянка факультетов, — неловко дёргает плечом Мейер. — Нам не хватает только воронов для полной коллекции. Элис думает пару секунд, глядя девушке в глаза, и принимает решение. На Кухню они идут, сбившись по парам — коридоры, конечно, были достаточно широкими, чтобы вместить всю их линию, но никто не задумывался о таком способе группировки. Рич бронирует себе Тео, умоляющий взгляд Коры заставляет Петру бросить Элис, а Рей с ухмылкой акулы предлагает Флейм руку. Элис испепеляет его взглядом, и у Рея начинает в буквальном смысле тлеть подол футболки. — Ну и зачем ты решил собрать их всех? — ворчливым тоном осведомляется Рич, но под взглядом Тео тушуется и засовывает руки в карманы толстовки. В замке прохладно, а в темное время суток — ещё холоднее, и на рассекающего в шортах Розье Рич оглядывается с бесконечной ненавистью в глазах. — Что может быть более рождественским, чем совместная готовка с друзьями? — Тео невинно улыбается, но Рич не спешит переводить все в шутку. — Сейчас полночь, и из друзей у тебя здесь только я и Петра. — Какая самоуверенность, — восхищается Тео и дергает Саттера за рукав, спасая от столкновения с доспехами у стены. — А теперь смотри вперёд и не пытайся похитить мое Рождество. Кора молчит, опустив взгляд в пол, но Петра к этому уже привыкла. Моран никогда не считала молчание вещью напряжённой и неправильной, и если Петра не брала разговор в свои руки, то гриффиндорка могла сохранять тишину на протяжение всего пути, даже не задумавшись над тем, что что-то может быть не так. — Так… Как они уговорили тебя пойти с ними? — начинает Мейкер, но, спохватившись, что звучало грубо, добавляет: — Обычно ты отказываешься от таких штук. Кора хмыкает, переведя буравящий взгляд на затылок Ричи. — Саттер не хотел, чтобы я пошла, и я пошла, — отвечает Кора удовлетворенно, и Петре приходится повернуть к ней голову, чтобы удостовериться в том, что она не шутит. — Чем тебе не угодил Рич? Мне всегда казалось, он нормальный. — Ну да, — Кора легко пожимает плечами, и Петра окончательно запутывается. — У нас с ним глубокая личная неприязнь. Мейер очень хочется задать ей хотя бы пару вопросов, но Кора снова опускает голову и закрывается, и Петра поспешно уводит разговор в сторону пустого трёпа. Им это привычно: как только Мейер понимает, что Кора больше не с ней, она включает режим ускоренной болтовни, в которую Моран может как включиться где-нибудь на двенадцатой минуте, так и не вмешаться вовсе. Кора не вмешивается до тех пор, пока они не доходят до Кухни, но Петра не обижается. Элис пробегается по телу Рея взглядом, который тот идентифицирует, как обеспокоенное неодобрение. — Застудишь себе что-нибудь — не говори, что я не предупреждала, — роняет она, переводя взгляд на Петру впереди. Рей потягивается. — На мне согревающие чары, детка, — Розье на секунду прижимается к ней плечом, вовремя отстраняясь, чтобы не стать жертвой насилия. От его рук только что жар не валит. — Я же не мазохист. — Все равно, на тебя смотреть холодно. — Так не смотри. Элис фыркает и зябко передёргивает плечами. — Я бы отдал тебе свою футболку, но, боюсь, тогда Саттер просто сожрет меня взглядом, — Рей ухмыляется и выдерживает взгляд обернувшегося на свою фамилию Ричи. Гриффиндорец поднимает средний палец. — Саттер натурален от мозга до костей, а я бы в жизни не надела твою футболку, — морщится Элис, на что Рей скептически хмыкает. — Ну не скажи, — тянет он, наслаждаясь ее изумленным взглядом. — На нашего солнечного мальчика он посматривает далеко не равнодушно. — Просто эгоистичное желание избалованного принца заполучить к себе всё внимание питомца, — пожимает плечами Флейм, ничуть не смущаясь обсуждать человека, идущего в десятке метров от них. — Ему не нравится, что внимание уделяется не только ему. Рей щурится, наблюдая за нервно лохматящего волосы Саттера, и качает головой. Во взгляде Элис появляется заинтересованность. Розье редко делился своим мнением об окружающих. — Саттер — не типичный популярный парень в школе. В тандеме с Тео он не главный, здесь другое. Больше он ничего не добавляет, и Элис переводит тему. Они, наконец, добираются до Кухни и неловко топчутся у входа, пока Тео не открывает проход. Рей заклинанием зажигает все магические светильники. Домовиков здесь уже нет, и на Кухне очень неправильно пусто. Они щурятся от непривычного света, режущего глаза, и ещё пару секунд не отходят от порога. — Здесь есть газовая плита? — брови Коры взлетают вверх. Обычно поток снующих туда-сюда домовиков мешал рассмотреть убранство комнаты, но теперь становилось ясно: новые реформы министерства касательно маггловского оборудования в школах действительно работают. На кухне: три газовые плиты, стоящие в ряд; пара раковин и с полдюжины холодильных шкафов. Они стоят кучкой, в одном углу, исключая, разве что, пару холодильников, будто их хотели быстренько втиснуть на кухню ради галочки и избавиться от этого геморроя. Техникой пользовались скорее редкие студенты, желающие приготовить что-нибудь своё, чем эльфы, но уголок оставался убранным и чистым. В остальном Кухня осталась прежней, с длинными деревянными столами, горящей печью у дальней стены и бесчисленным количеством посуды, раскиданной по всему помещению. Первым от нововведений отмирает Тео, уже неоднократно бывавший здесь, хлопая в ладони для привлечения внимания и вставая напротив группы. — Окей, готовить — это долго, поэтому сейчас мы бодро перекусываем, и за работу. Идёт? У нас самообслуживание, всю еду добываем сами. Рей направляется к ближайшему холодильному шкафу, — от холодильника он отличается только внушительным размером, но все всё равно называет его холодильником, — из-за чего на половине оставляет свой путь туда же Ричи. Тео закатывает глаза и подходит к Розье сам, отпихивая его в сторону и доставая батон, джем и ветчину. — Акцио, нож, — бурчит Ричи, взмахивая палочкой. Кухонный тесак свистит у Коры где-то над ухом. Моран ловит инфаркт, и Ричи рассыпается в испуганных извинениях. Тео кипятит воду в чайнике заклинанием, и в итоге к перекусу присоединяются все, за исключением Элис. Они собираются за одним столом, правда, не все за ним сидят: Рей приваливается к бортику раковины, а к холодильнику временами кто-нибудь да подходит. На чистокровного Рея в шортах, уминающего бутерброд, Ричи пялится так долго, что тот не выдерживает и шлёт ему воздушный поцелуй. Ричи отворачивается и прилипает с рандомным вопросом к Тео. Тео даёт им десять минут, прежде чем поднимается со стула — Ладушки, народ, слушаем программу. Я запасся продуктами, так что они должны быть где-нибудь в холодильнике или в шкафчиках, не знаю, куда эльфы их засунули. Имбирные печенья, торт с патокой, эгног и глинтвейн. Сами распределяйтесь, кто что будет делать, но глинтвейн уже забит Реем, — Тео достает смятые блокнотные листы с рецептами из кармана и отдает по экземпляру Петре и Рею. Два остаются у него в руке. Готовить печенья с Петрой предсказуемо вызываются Элис с Корой. Мейер, в общем-то, нисколько не против. Они решают не менять стол, но поднимаются, чтобы перетащить продукты. Петра находит муку, сахарную пудру и сам сахар, на Коре оказываются все миски-вилки-тарелки, а Элис придирчиво выбирает специи. Пока они готовят тесто, говорят только Элис и Петра; Кора молчит, занимаясь тёркой имбиря, и поначалу Флейм это напрягает. Она не знает, как спросить у Петры тихо, поэтому говорит прямо: — Все нормально? Кора быстро — встревоженно — поднимает взгляд на Петру, проверяя, что случилось. Она не сразу замечает, что смотрит Элис на нее. — Да? — произносит она озадаченно, все ещё неуверенная, что вопрос был задан ей. — А что? — Ты молчишь. Кора моргает. Она тянет паузу пару секунд, подбирая слова, но Флейм никуда не торопится. — Если я молчу, это не значит, что я расстроена или обижена. Я просто… молчу. Я не грубая. — Ладно, — Элис кивает, бросая на Кору последний оценивающий взгляд, и возвращается к разговору с Петрой о зимнем Хогвартсе. Когда они заканчивают с тестом, Петра заворачивает половину в полиэтилен и идёт относить его в холодильник. Обе, и Элис, и Кора, думают, что другая не смотрит, и поэтому их взгляды встречаются. Отвести глаза в сторону они считают более неловким, чем продолжать смотреть. — Как это всё… Как всё это произошло? — Моран кивает в сторону, куда уходит Петра. Для нее слизеринцы все ещё остаются опасной зоной, с которой лучше не пересекаться вовсе, но Флейм ей нравится. Она не чувствует ни беспокойства, ни ревности по отношению к Петре, разве что здоровое любопытство к союзу змеи и барсука. — Случайно, думаю, — Элис улыбается; не той вежливой гримасой, припасенной для пустых разговоров и пустых людей, а радостной и даже… нежной? Взгляд Флейм перемещается куда-то Коре за её спину, и Моран догадывается, на кого он сейчас обращен. — В какой-то момент мы стали общаться ближе, вот и всё. Петра остается разогревать духовку, а Кора начинает раскатывать оставшееся тесто. Без Мейер тихо; снова возникает молчание, которое Элис очень хочется нарушить. — Я никогда не готовила печенья на Рождество, — признается она, надеясь, что это звучало достаточно непринужденно. У Элис нет проблем с социумом и общением с едва знакомыми ей людьми, но с всё Корой иначе — она не идёт на контакт первой и не знает общепринятых фраз, которыми можно поддержать любой разговор. Элис теряется ещё больше, когда Кора поднимает на нее тяжёлый взгляд. — Мы с мамой готовили как-то, — наконец, произносит Моран, когда Элис уже думает, что она брякнула зря. — До того, как меня приняли в Хогвартс. Не имбирное, правда. Кора ничего не добавляет, возвращаясь к тесту, и Элис выносит из этого новую модель поведения: откровенность за откровенность. — Наверное, это первое Рождество, которое я провожу по правилам, — хмыкает Элис без капли веселья, наблюдая за тем, как отбирает бутылку вина у Ричи невысокий Тео. Кора прослеживает за ее взглядом и смотрит тоже. — Я тоже, — Кора чуть улыбается ей, когда Элис к ней оборачивается, и Флейм чудится в этом поддержка и понимание. Ни у одной из них нет нормальной семьи, и они чувствуют неловкую близость друг с другом в этой наполненной счастливыми людьми Кухне. Не такую, какая появляется у Коры с Ричем, когда их мнения внезапно совпадают, нет. В растерянности поднятый взгляд в ответ на откровенность, слабое подёргивание уголков губ в качестве признательности — они делают маленькое открытие во вчерашней незнакомке, и от него в груди неожиданно теплеет. Петра возвращается, но теперь Элис смотрит не на нее. Кора низко смеётся, когда у Петры не получается с первого раза отодрать тесто от формочки, и от этого ее черты смягчаются, придавая лицу почти детскую беззащитность. И взгляд у нее вовсе не тяжёлый, нужно просто привыкнуть, и говорить она тоже умеет, с лёгкостью подхватывая принесённый Петрой спор с Тео об эволюции и глазах. Элис улыбается и опускает голову. Петра снова уходит, на этот раз — ставить печенья в духовку, и больше не возвращается. Тео с Ричем готовят торт с патокой, и ей хочется урвать пару виноградин. — На какой они там стадии? — Розье возникает рядом с их столом внезапно, держа в руках половину апельсина. Он вытягивает голову, чтобы посмотреть, чем в этот момент занимаются Кора с Элис, и послушно делится с Тео. — Вырезают вторую партию печенья? — предполагает Петра. Она не помогает, только наблюдает, как Тео помешивает всё ещё неоднородную массу, но активно подсказывает с пряностями. — Эй, я тоже хочу! — Рей состраивает гримасу и сливается, кинув напоследок через плечо: — Тео, присмотри там за глинтвейном. Кастрюлька на плите подозрительно бурлит, и Тео бросается к плите. Роль помешивателя переходить к Петре. Она сверяется с рецептом, пробует содержимое посуды и решает, что все в порядке. — Как же он бесит, — сквозь стиснутые зубы проговаривает Рич, глядя вслед Розье и получая за это удивлённый взгляд от Петры. Саттер не казался ей особо конфликтным: она пересекалась с ним на вечеринках и сдвоенных лекциях, видела с трибун болельщиков и изредка — на тренировках с Тео, но он всегда был расслаблен и весел. Так почему против него настроены уже двое из пяти? Мейер постаралась вспомнить, как часто она видела взаимодействие Ричи с Корой или Рейнардом. Практически всегда в это время с ними был Тео, а Саттер казался усталым или угрюмым, но Петра не заостряла на это внимание. Выходит, что зря? — Почему? — Петра осекается, когда Рич стреляет в нее скептицизмом и возмущением, но продолжает: — Он кажется более нормальным, чем когда-либо. — Вот именно, — кивает Рич. — Кажется. Он настолько фальшивый, что хочется разбить ему лицо. Лучший представитель своего факультета. — Не все слизеринцы плохие, — Петра невольно бросает взгляд в сторону Элис, закусывая губу. Ей не хочется спорить сейчас с однокурсником и портить волшебство праздника, но она также не может позволить себе промолчать. — Глупо судить факультет по человеку, а человека по факультету. — Ах, да, я и забыл, — Рич ухмыляется, и в его глазах разгорается злость. Мейер напрягается. — Ты же под крылышком у Мальсибера, да? Понятно теперь, почему трешься возле этой. Небось и их пожиратели-родители теперь для тебя святые, а? Петра бросает на стол венчик, в гневе оперевшись руками о столешницу. Огонь во взгляде Ричи гаснет, и он неловко отступает на шаг, понимая, что только что сказал. — Прости, — выдыхает он, глядя на Петру почти что с испугом. Это нельзя списать на вспышку ярости, приступ гнева или любую другую отмазку. Он просто сказал это вслух, и он даже не может оправдаться, что не имел этого в виду. Ричи ненавидит себя в эти моменты, когда он осознает, что делал и говорил минуту назад, но уже ничего не исправить. Он опускает взгляд, чувствуя себя вдвойне паршивее из-за того, что перед ним его подруга, пусть и далеко не близкая. Это не нарвавшийся на драку идиот в коридоре и даже не сокомандник, на которого можно наорать и забить. Это девушка, которой он только что одной фразой испортил вечер перед Рождеством. Петра сжимает губы до побеления и берется за венчик, продолжая методично взбивать основу для торта. Рич закрывает глаза и считает до трех. — Вам не кажется, что у них что-то происходит? — комментирует Рей, отвернувшись от произошедшей только что сцены. С их стола едва ли слышно, что там происходит, но видно все прекрасно. — Так пойди и проверь, — ласково обращается к нему Элис, вынужденная терпеть его с того момента, как он ворвался к ним с лозунгом подождать его. Рей неодобрительно цокает языком, но его взгляд мечется от Саттера до Флейм. Ему до зуда на коже интересно узнать, как звезда факультета и покоритель фанатских сердец довел мисс «Я Выше Твоих Оскорблений», но природная вредность мешает ему бросить странноватый тандем из одиночки и королевы. — Ну ладно, ладно, — Розье отправляет последнее свое печенье в форме сердечка на противень и с ухмылкой отправляется к Тео — небольшой крюк, чтобы добраться до цели. Из плеч Моран тут же уходит напряжение, стоит фигуре Розье удалиться. Элис наблюдает за ней все это время и не может не сравнить её с кошкой, которую маленькой ребенок дёргает за хвост. — Ты на него за что-то злишься? — Элис медлит с вырезанием последних фигурок, чтобы не отходить ставить противень в духовку. Она забывает о своем новом правиле не спрашивать, но Коре, вроде как, нормально. — Нет, — Кора медлит перед тем, как продолжить, но все же договаривает, не поднимая взгляда на Элис. — Я его боюсь. Элис вскидывает брови в непонимании, а через секунду в ее голове что-то щелкает. — Только его или..? Кора смотрит на неё нечитаемым взглядом секунды три или четыре, берет противень и уходит. «Молодец, Флейм», — звучит в голосе саркастичный голос наставника, и Элис недовольно морщится, понимая, что подошла слишком близко к личным границам. — Тео, — окликает Розье тихо, подходя со спины, и Галлагер проливает в кастрюлю немного больше вина, чем планировал. — Тео, твои сиротки не хотят праздновать Рождество по правилам. Тео оглядывается, проверяя обстановку, и внезапно замечает, что на Кухне слишком тихо. Трещит огонь в печи, слышится стук приборов и отражаются эхом шаги, но никто ничего не говорит. Все молчат, будто так и надо, превратив готовку в совокупность механических действий. — Почему сиротки? — Тео подпускает Розье к плите, позволяя занять свое место, и даже не спорит с частью про «твоих». Розье сверяется с рецептом и прибавляет огонь. — Попробуй доказать, что это не так. Галлагер дёргает уголком губ в принятии, берет из холодильника яйцо и бутылку молока для эгнога и идёт прямиком к Ричу с Петрой. — Как делишки, ребят? — интересуется он с широкой улыбкой на лице, нарисованной по пути за секунду. — Как там торт? Петра отвечает слишком сухо, а Рич кивает слишком скованно, чтобы можно было подумать, что у них все в порядке. Рождество Тео трещит по швам и грозит упасть к его ногам рваными лоскутами. — Отличненько, — Тео улыбается. — Форма готова? Он шевелит их односложными вопросами и лёгкими поручениями, раскалывает лёд улыбками и мягкими словами, и они снова говорят — пусть еще не между собой, но с хрупкой надеждой наладить связь. Ни Петра, ни Рич не хотят, чтобы холодная тишина между ними продолжалась, и тем более не хотят портить праздник Тео, а потому правда пытаются помочь ему в чем бы там ни было. Петра относит форму с тортом в духовку, и улыбка Тео слетает. Он не спрашивает, что случилось, или что Ричи ей сказал. Тео не обвиняет его и не набрасывается с претензиями, — самобичевание Саттера справилось с этим и без него, — но на его лице проявляется болезненная усталость. Поддерживание непринуждённого тона перед Петрой отобрало у него много сил, разочарование в себе и своей затее — ещё больше. Рич жалеет, что Тео не может просто вылить все это на него. Петра подходит именно к той плите, у которой стоит Рей. Сначала Розье думает, что другие две заняты или окончательно сломаны, и только потом замечает петрин взгляд «я хочу у тебя кое-что спросить, но». — Да, дорогая? — воркует Розье, запоздало понимая, что это новый уровень даже для него. Он закрывает кастрюльку крышкой и выключает огонь, отступая в сторону и открывая Петре духовку. — Как там… печенья? — В последний раз были нормально, — Розье поворачивает голову к столу Элис и Коры. Противень с печеньями исчез, и Кора меланхолично чистит мандарины, пока Элис неслышно что-то рассказывает, смотря на огонь в печи. На ее губах подрагивает улыбка, и Рей решает, что они в порядке. Теперь — в порядке. — Если хочешь, тебе никто не мешает проверить. Петра с недоверием смотрит на Рея, но вместо змея-искусителя видит угловатого подростка в шортах и майке. Она поспешно отворачивается. — Ну да, — неуверенно кивает она, закрывая духовку, а затем кивает ещё раз. — Да, почему нет. Рей пересекает половину Кухни и останавливается у Тео. Взгляд Саттера больше не прожигает ненавистью — так, легонько опаляет раздражением. — Дамы, господа, — уважительно кивает им Рей, но прекращает ерничать, когда Тео угрожающе щурится. — Ладно, без дам, глинтвейн будет готов минут через сорок, если никто не торопится, так что я свободен. У нас осталось ещё что-нибудь в меню из неприготовленного? — Эгног, — вспоминает Тео, кинув короткий взгляд на Петру. — А она?.. — Пошла проведать подруг. Ничего трагичного, — уверяет его Рей и идёт за мисками, ромом и специями. Эгног готовится быстро, десяти минут не проходим, как у них все взбито, смешано и процежено, и за это время между ними даже не возникает напряжения. Тео считает это достижением и надеется, что все так и останется. Рич на Розье старается не реагировать вовсе, опасаясь новой вспышки гнева. Рей его усилий не оценивает и открывает рот. — Кстати, — вмешивается Тео, и Рей смотрит на него взглядом оскорбленной невинности. — Разве не ты говорил, что никогда не готовил рождественскую еду? Откуда такие навыки в приготовлении глинтвейна? Тео на очень, очень тонком лезвии ножа. Обсуждать Рождество с Розье — значит, затрагивать тему семью, чего не стоит делать в принципе, делать это в присутствии Саттера — равносильно смертному приговору. — О, никто не говорил о том, что я не делал этого в Хогвартсе, — Рей справляется с собой, но ему требуется на это лишняя секунда, чтобы прожечь Галлагера взглядом. — Иногда младшие змейки просили приготовить. Как я могу отказаться от совращения молодёжи пьянством и разгулом? Рич не позволяет последней фразе обмануть себя, осторожно моргая в попытке усвоить «младшие змейки» и «Рейнард Розье». Тео отходит от этого куда быстрее гриффиндорца. — Не вписывается как-то в твое «Рождество — переоцененный праздник». Рей пожимает плечами. — Для меня, но для них нет. Эгног они разливают по кружкам и относят девушкам, нагло подсаживаясь к ним за стол — те занимаются тем, что украшают печенья готовой глазурью. Между ними нет и намека на напряжение, словно с возвращением Петры за их стол вернулось и предвкушение праздника. — Дай мне, дай мне, — мигом включается Тео, получая от Петры кондитерский мешок. — Мерлин, никогда ничего не украшал глазурью. — Никогда не пробовала эгног, — делится Петра, и они включаются в игру «я никогда не». Учитывая то, что половина из присутствующих успешно врала окружающим ежедневно, выбор на игру пал сомнительный, но отказываться от нее никто не стал. Они не сразу расслабляются, но общие старания Тео и Петры дают плоды, и остальные понемногу включаются в игру. Игра позволяет им забыть о том, что меньше двадцати минут назад они чертовски злились друг на друга, и погружает в мир, где важно только то, кто выпьет следующим. Когда над шуткой Розье сгибается в приступе даже Ричард, кидая за это на слизеринца обиженные взгляды, Тео с облегчением понимает, что все действительно хорошо. Пусть далеко не так, как он себе представлял, но, по крайней мере, они действительно сидят за одним столом, пьют эгног и ведут себя максимально дружелюбно, и никто не кидает друг на друга враждебные взгляды и не сыплет ядовитыми колкостями. Они сплочены сильнее, чем когда-либо до этого, и этот факт греет Тео сильнее, чем щедро плеснутый в эгног ром. Они прерываются только на то, чтобы Петра с Элис достали вторую порцию печенья, и переходят на магический крокодил, где загаданное писали на лбу без всяких бумажек и чернил. — Меня можно потрогать? — страдальчески выдыхает Рей после шестого «нет». — Нет. Ты очень, очень далеко, — Тео заходится злорадным смехом, и очередь переходит к Элис. — Он, блин, вообще знает, что это такое? — наклоняется к Тео Рич, и Галлагер радуется, что Розье теперь для него одушевлённый предмет. — Понятия не имею, — признается он, и Саттер фыркает. На лбу Розье переливается печатное «бактерия», и он безуспешно пытается мухлевать, пялясь на противень. Глинтвейн готов через час, — Рей отходит, чтобы поставить его греться, — торт — ещё через двадцать минут, но сил у них хватает только на напиток. Торт с печеньями они благополучно отправляют в холодильник и, выложив всю грязную посуду горой в раковины, с кружками глинтвейна наперевес выходят из кухни. Ложиться спать слишком поздно, вставать — ещё рано, поэтому они заваливаются в гостиную Пуффендуя к Тео и сидят там до рассвета, пока Кора не вырубается, лежа головой на коленях Элис, а соседи Галлагера не начинают ныть. Рей влезает на кровать Тео, пока остальные скомканно прощаются «до завтра». Кору забирает переночевать к себе Петра, и они втроём — плюс Рич и Флейм — тащат ее спящее тело левиосой до этажа девочек. — Прости, что спросил про глинтвейн на кухне, — тут же извиняется Тео, и Рей кивает, принимая извинения. — Зато Саттер не выделывался, так? — устало улыбается Рей, и Тео утыкается лицом в подушку, из-за чего его «ага» звучит глухо и еле различимо. Рей молчит, и Тео с усилием приоткрывает глаза, проверяя, не уснул ли тот. Розье ловит его взгляд и о чем-то вспоминает. — С Рождеством, Тео. Тео улыбается, и его плечи слабо трясутся. Точно. Рождество, а он почти и забыл, зачем он вообще все это делал: бегал за продуктами в Хогсмид, доставал алкоголь для эгнога и глинтвейна, просил домовиков, искал мамины рецепты. Починить сломанное, свести вражду дорогих ему людей на нет, использовать Рождество, как удобный предлог — в голове план смотрелся лучше, чем вышло на деле. Тео смотрит на Рея, разморенного и с трудом удерживающего глаза открытыми, с запачканной в муке майкой и мертвым животным на голове вместо причёски, и думает, что у него, может быть, и вышло. — С Рождеством.