Слабое звено

— Нет никаких причин для слез, — голос Соитиро был медленным, размеренным и очень спокойным; Мацуда легко мог представить, как тот пел колыбельные подрастающим Саю и Лайту. Почему-то он захотел, чтобы Соитиро спел колыбельную и ему тоже и разогнал страхи про Киру и смерть. Откуда такие странные мысли? Должно быть, он и правда сильно приложился головой. Достаточно и того, что все кругом считают, что он смотрит мультфильмы и спит с игрушками. Даже если это правда. — Все в порядке, Соитиро-сан. У меня в порядке руки, я могу… заниматься какой-нибудь письменной работой, если нужно. Или просматривать видеопленки. Или… — Полагаю, лучше всего будет дать тебе отдохнуть, — сказал Соитиро. — Не только ради твоего блага, но и ради всей команды, раз ты так о ней печешься. Полагаю, ты будешь куда полезней, когда придешь в себя. — Но это продлится очень долго… — Мацуда с сожалением посмотрел на свой гипс. — На самом деле… Не думаю, что буду полезен хоть когда-нибудь. Зачем он это сказал? Соитиро вовсе не нужно было разбираться с проблемами его низкой самооценки. Его ждали другие дела, его ждала семья, и едва ли ночное бдение в больнице входило в его планы. — Ты действительно так считаешь? — Соитиро как назло не торопился отпускать эту щекотливую тему. Мацуда завязал в узелок угол одеяла. — А вы… так не считаете? — спросил он с надеждой. Но Соитиро ничего не ответил. Конечно — он всегда был очень деликатен, несмотря на твердый характер, и хотел говорить ему в лицо, что, как и все, считал его слабым звеном. — Вы… — Мацуда лихорадочно соображал, как обратить этот мучительный разговор вспять. — Вам, наверное, нужно торопиться домой. Вас ждет жена, Саю, Лайт… — Да, Сатико и Саю наверняка давно меня ждут, — Соитиро бросил быстрый взгляд на часы. — А вот Лайт… едва ли он думает обо мне. Мы очень отдалились в последнее время, особенно после того, как он закончил школу. Лайт неправ, подумал Мацуда. Соитиро прекрасный человек и, наверное, прекрасный отец, иначе не может быть. Мацуда, пожалуй, хотел бы иметь такого отца. — Все равно… вам пора к семье, — кажется, Мацуда выпроваживал своего начальника уже почти неприлично настойчиво, он сам не понимал, что на него нашло, но терпеть снисходительное сочувствие понемногу становилось невыносимо. Уж лучше бы Айзава поиздевался над ним как следует — в конце концов, он это заслужил. — Ты прав, — Соитиро сделал шаг к двери. — Я прослежу, чтобы завтра кто-нибудь зашел к тебе. — Вовсе не нужно, — вырвалось у Мацуды. — Вернее, я хотел сказать, если у вас появится какое-то задание для меня… а иначе лучше не тратить время… Это прозвучало слишком неискренне. Конечно, было очевидно, что он хотел, чтобы к нему пришли, но какая-то глупая гордость не позволяла ему согласиться. Оставалось надеяться, что Соитиро простит ему эту нелепость, как часто прощал ребячества и ошибки. Но Соитиро ничего не сказал ему. Раньше Мацуда был уверен, что тот все же не считал его совсем пропащим — иначе зачем терпеть его в своей команде? Но теперь он все больше убеждался в том, что шеф просто давал ему шанс проявить себя и выделиться. Что ж, в каком-то смысле он действительно выделился. Вот только не так, как должен был. После ухода Соитиро Мацуда так и не смог заснуть. Ему казалось, что он промучился до самого рассвета, когда в коридоре послышался шум. В больнице почти никогда не было тихо, но в этот раз Мацуда старательно напряг слух — ему казалось, происходило что-то важное, предчувствие подсказывало ему. Оставалось лишь проверить, стоило ли его предчувствие хотя бы выеденного яйца. Он расслышал слова «сердечный приступ», а также имя Атсуши Сато; ему было знакомо это имя, оно не раз повторялось в документах, которые он распечатывал для Соитиро прошлой ночью. Кем он же был? Заместителем главы крупной корпорации… какой? Он помнил еще вчера. Кажется, удар по голове и правда не прошел бесследно. Или у него всегда была плохая память на важные вещи. Реанимация была этажом ниже — вот что он все же помнил. Ему нужно было спуститься и посмотреть хотя бы одним глазком. Может быть, ему даже удастся вытянуть из Атсуши хотя бы несколько слов перед его смертью — узнать, что случилось накануне, хотя бы одну улику, которая могла бы вывести его на Киру. Он осторожно отсоединил капельницу и присел на постели, борясь с головокружением и собираясь с мыслями. Мыслей не было — по крайней мере, светлых, — только неудержимое желание сделать хоть что-нибудь значимое. В крайнем случае, он ведь всегда может тихо вернуться в палату и сделать вид, будто ничего не было. Когда он спрыгнул, пол ушел у него из-под ног. От боли в сломанной ноге хотелось выть, но Мацуда прикусил язык и притаился, чтобы не привлечь внимание врачей случайным грохотом. Выждав минуту-другую, он подполз к двери и поднялся, опираясь на стену. Затем он вышел. Всего один этаж вниз. Но до лифта оставалась почти половина коридора, к тому же, он наверняка привлечет внимание, прыгая на одной ноге. Выход на лестничную площадку был прямо перед его носом. Он ведь сможет преодолеть всего один пролет? И что он сделает, когда спустится? Ворвется в реанимационное отделение? Схватит за грудки умирающего и потребует у того подробно пересказать весь вчерашний день, все пароли и явки? А если это ускорит его смерть? Да и потом, его быстро вышвырнут вон. Может быть, он хотя бы сможет подслушать разговоры врачей? Узнать, был ли приступ внезапным или что-то предшествовало ему? Но разве это нельзя будет выяснить позже? У него больше не было времени думать. Мацуда начал спуск. Ему определенно нужно было уделять больше времени своей физической подготовке: очень скоро руки, которыми он отчаянно цеплялся за перила, окончательно онемели. Айзава бы посмеялся, если бы узнал, что он не смог преодолеть всего несколько ступенек. «Остановка сердца!» — услышал он доносившийся снизу голос и тут же заторопился, засуетился и на мгновение забыл о сломанной ноге, шагнув ею вниз. Это точно Кира, подумал он, отправляясь в свободный полет. Он все предусмотрел. Как Мацуда и предполагал, тот не стал убивать его быстро, он сделал это последовательно, подчинил себе его поведение и изобразил несчастный случай. На этот раз ему не отвертеться, через секунду он сломает шею и будет уже мертв. Но он был жив и через секунду, и через минуту, лежа на полу и не в силах пошевелиться, он все-таки был жив и, кажется, даже не был при смерти — просто добавил себе парочку сломанных костей. Нет, Кира все же бы ни при чем. К большому сожалению, у Мацуды хватало своей собственной глупости. Когда Айзава снова зашел в его палату, Мацуде захотелось сжаться в комок. Даже силуэт Айзавы казался грозным, укоризненным, обвиняющим. Может быть, от повторного удара головой у Мацуды исказилась перспектива, но этот силуэт казался еще и огромным — или это была просто игра теней. — Почему тебя нельзя оставить одного ни на минуту? — поинтересовался силуэт. Чего-то подобного Мацуда ожидал, но не сумел заготовить подходящего ответа, потому что такого, наверное, не существовало. — Айзава подошел ближе, упал на стул и шлепнул на колени портфель. — Между прочим, я принес тебе пленки. Хотел попросить тебя посмотреть их, раз ты так хотел быть полезным, и у тебя были в порядке руки, — в его голосе снова появились ничего хорошего не предвещавшие звенящие нотки. — Но ты умудрился следом за ногой сломать еще и руку, верно? А как же это произошло? Дай подумать… Ты решил спуститься с лестницы! Кстати, а зачем тебе это понадобилось? — Атсуши Сато… сердечный приступ… — только и мог пробормотать Мацуда, упорно не поднимая глаз. — Я знаю. Это был риторический вопрос. Но я не понимаю… что за глупая идея? Чего ты пытался добиться? Наш отдел уже навел справки. Он недавно перенес коронарное шунтирование. Конечно, мы не можем исключать роль Киры… но это вовсе и не обязательно. Не стоит приписывать ему каждый подходящий случай. Мне кажется, в последнее время мы все слишком зациклились на Кире, как ни странно это говорить… - Он наклонился на Мацудой, заставляя того съежиться. — Так или иначе, то, что ты учудил… это просто за гранью добра и зла!.. — Я… наверное, у меня правда помутилось в голове, — что еще он мог сказать? И потом, все его решения и правда казались сейчас несусветной глупостью. — У меня же сотрясение мозга, не забыл? — Смелый диагноз, я бы на месте врачей в нем усомнился, — продолжал бушевать Айзава. — Для начала стоило бы проверить, есть ли у тебя вообще мозг, — впрочем, смягчался он так же быстро, как сердился. — Но ты прав. За тобой следовало лучше присматривать. И почему за палатой никто не следил?.. С другой стороны, никто не мог ожидать от тебя такой прыти! Он улыбнулся. Мацуда надеялся, что ему не чудилось. — Прости, — сказал он быстрее, чем успел подумать. Это слово произносить было гораздо легче остальных. Он было ему слишком знакомо. — Если бы я знал, что ты рассчитывал на меня… Но я не мог предположить подобного, мысленно закончил он. Айзава тяжело вздохнул. — Разумеется, я рассчитывал на тебя, — пробормотал он. — Я понял, что не могу просмотреть столько видеоматериала. Хотел разделить его с тобой, раз ты так напрашивался помочь, но, очевидно, ты выбрал другой способ стать полезным. — Я могу помочь! — горячо возразил Мацуда. — Одной руки хватит, чтобы переключать видео! Пожалуйста, позволь мне помочь! — Ну уж нет, — отрезал Айзава. Мацуда сник. Он снова разочаровал весь отдел своей глупостью. Как можно было умудриться напортачить так сильно за такой короткий срок? Ведь все начиналось с безобидной просьбы принести кофе. — Мне кажется, с тебя хватит уже заданий, — в голосе Айзавы Мацуда почему-то не слышал издевки. — Пожалуй, пора отдохнуть, — он помолчал, но продолжил с какой-то необычной горячностью: — Я… если честно, я надеялся, что справлюсь один, что мне не придется просить тебя. Потому что… если честно… я был зол и решил, что тебе нельзя доверить ничего толкового. Зачем Айзава говорил все это? Мацуда все прекрасно понимал и так. Это не значило, что такие слова было приятно слышать — хотя стоило бы уже привыкнуть. — Но потом я остыл и понял, что был к тебе несправедлив. У тебя светлая голова… временами. И в нее порой приходят интересные идеи… конечно, твоя последняя выходка к таковым не относится. Но иногда твоя… скажем так, непосредственность играет нашему отделу на руку. И ты не раз нас выручал. Айзава не из тех людей, кто будет сластить горькую пилюлю. Значило ли это, что он говорил правду? — Про… — Мацуда едва не произнес это слово — опять, но вовремя поперхнулся. — Я хотел сказать, я правда в порядке. Я могу просмотреть немного видео, со мной не случится от этого ничего плохого. Поколебавшись, Айзава извлек из своего портфеля кассету и проигрыватель и положил их на прикроватную тумбу. — Только одну пленку, — сказал он так сурово, что у Мацуды не возникло ни малейшего желания спорить — и уж тем более ослушаться, особенно в свете недавних событий. — И только завтра. Сегодня, будь добр, ничего не делай — а главное, не делай ничего из ряда вон выходящего ночью! Мацуда с готовностью закивал. — Не беспокойся. Через два дня я уже закончу, — пообещал он. — Не перенапрягайся, — в последний раз пригрозил Айзава и ушел. И немедленно заглянул обратно. — Мы и так упустили многих, кого можно было бы спасти. В том числе полицейских. Своих. Мы не можем позволить себе потерять еще кого-то, понимаешь? Особенно по случайности или по глупости. Вот почему я был так зол. После этого он ушел снова, и Мацуда услышал шум удаляющихся шагов, этот шум был такой размеренный, что походил на метроном, и Мацуда, кажется, уснул быстрее, чем Айзава дошел до конца коридора. Он уснул с чистой совестью, зная, что никто не упрекнет его за это, хоть сейчас был самый разгар дня. Когда он проснулся, в палате был новый гость. — Соитиро… сан? — Мацуда еще не был уверен, что на самом деле не спал; сон никак не отпускал его, казалось, он может пробыть в нем еще целую вечность. Наверное, так чувствовал себя каждый в их отделе, но только Мацуде посчастливилось исполнить это желание — если, конечно, сопутствующие этому обстоятельства можно было назвать счастливыми. В попытке быстрее прийти в себя, он яростно потер глаза и тряхнул головой — и, к своему удивлению услышал, как Соитиро тихо рассмеялся. — Не нужно так дергаться, твоя голова и без того уже достаточно настрадалась, — сказал он. — И вообще, не стоит так беспокоиться. Я зашел всего на минуту. Айзава уже передал мне, что наказал тебе не приниматься за работу сегодня. Рад, что ты слушаешься его… хотя выполнение его предпоследней просьбы ничем хорошим не закончилось. Он поправил очки. Мацуда вдруг словно бы впервые разглядел глаза за этими очками. Это были уставшие глаза немолодого человека, которого совсем не хотелось огорчать. — Я знаю, — тихо сказал он. — Мы поговорили с ним. Я не сержусь на него, а он, похоже, не сердится на меня. На самом деле, мы с ним никогда не сердились друг на друга по-настоящему… мне так кажется. — Я всегда был в этом уверен, — подтвердил Соитиро. И зачем-то повторил: — Никто на тебя не сердится. Просто иногда мы все очень устали… и раздражены, и срываемся друг на друге. На самом деле, есть только один человек, на которого мы действительно злы, и это Кира. — Я понимаю, — на самом деле, Мацуде казалось, что он все понял впервые, но ведь лучше поздно, чем никогда? — Я постараюсь не… реагировать так бурно, как обычно. — Уверен? — неожиданно грозно спросил Соитиро, и Мацуда, не задумываясь, выпалил было: — Да, про… — все же некоторые привычки было слишком сложно искоренить. — Да, да, честное слово. Все в порядке! — добавил он почти без наигранного энтузиазма. Соитиро усмехнулся снова. Мацуда не помнил, когда тот в последний раз так часто улыбался — по правде говоря, он вообще не помнил такого. Они все не особенно часто улыбались в последнее время. Может быть, кроме него самого. — И помни, что нам всегда нужен кто-то жизнерадостный в офисе, — кажется, что Соитиро случайно прочитал его мысли. Он не зря был их начальником — или же у Мацуды все мысли и так были написаны на лице. — Даже если это кого-то раздражает, этот кто-то, скорее всего, нуждается в твоей капле оптимизма. — Перед внутренним взором Мацуды немедленно проплыли мрачные лица Идэ и Айзавы, но сейчас они казались не такими уж беспросветно мрачными. — Мне всегда нравилась твоя жизнерадостность. И то, что ты не опускаешь руки. И то, что ты всегда так открыт. Мой сын так изменился в последнее время — стал замкнутым, мрачным, отстраненным. Иногда кажется, что мы с ним теперь совсем чужие люди. Иногда… я даже думаю — что, если бы ты был моим сыном. Мацуда почувствовал, как у него защипало в глазах — а потом и вовсе помутнело, это пробирались слезы. Что заставило Соитиро сказать ему такие слова? Но это было неважно. Он просто был благодарен. — Спасибо, — только и сказал он, чувствуя, как приливал жар к кончикам ушей. Конечно, он не мог сравниться с Лайтом. Однако Соитиро все еще был здесь, несмотря на поздний час. Это должно было что-то значить.  — Вам точно пора домой, Соитиро-сан, — твердо сказал Мацуда. — Я не пытаюсь заставить вас уйти, правда. И не пытаюсь себя принизить, будто я не заслуживаю того, чтобы ко мне приходили. Просто мне хочется, чтобы вы отдохнули тоже. Соитиро коротко кивнул и коротко потрепал его по макушке, прежде чем удалиться. Мацуда лежал, затаив дыхание. Когда он убедился, что Соитиро и правда больше не вернется, как Айзава недавно, он сел и положил себе на колени кассету. Казалось, что короткое прикосновение вселило в него прилив бодрости, новую волну желания быть благодарным, полезным и деловым… Это были неправильные мысли. Соитиро хотел совсем не этого. И он ведь он не зря пообещал, что будет слушаться Айзаву? Что не будет надрываться и все сделает завтра? Если он не отдохнет, то наверняка будет невнимателен и пропустит что-то важное, и опять все испортит… это тоже были неправильные мысли. Требовалось время, чтобы избавиться от них. Мацуда медленно отложил проигрыватель в сторону. Откинулся на подушку и устроился поудобнее. Он будет полезным завтра — а пока снова уснет без зазрения совести. Они не помнил, когда в последний раз засыпал так безмятежно.