Глава 5
Знакомые губы коснулись его шеи, но они больше не были холодными. Сверху к Ичиго прижималось чье-то теплое тело, нагло вжимая в кровать, явно не рассчитывая ни на какое сопротивление. Хотя если бы Ичиго нашел в себе силы попытаться, то сразу бы понял, сколько бессмысленны были бы усилия, но он не пытался. Он лежал, безразличный и безучастный, позволял себя трогать. Он только очнулся и оказался оглушен происходящим вокруг, поэтому покусывания и поцелуи ощущались, как что-то нереальное. Гриммджо это не останавливало. Его рот не отрывался от тела Ичиго ни на секунду, руки нежно оглаживали бока Ичиго, а короткие ногти легонько царапали кожу, но боли не причиняли. Ичиго не знал, как здесь очутился. Он даже не знал, где это «здесь» находится, но понял только, что лежит на кровати в полутемной комнате. Перед глазами все расплывалось, а от ерзанья Гриммджо мутило, но тот не останавливался и спускался все ниже. Он начал с шеи, прошелся по загорелой груди и, наконец, остановился, зависнув над животом. Если теперь это можно было назвать животом с таким уродливым рваным шрамом, очертания которого повторял такой же уродливый неровный шов, и Гриммджо как раз сейчас вгрызался в него, как будто хотел, чтобы рана снова открылась. – Остановись, – пробормотал Ичиго, и по какой-то причине тот подчинился. Он отстранился от Ичиго и лег на спину рядом, усмехаясь от уха до уха. Головокружение и тошнота не прошли, но теперь Ичиго хотя бы не чувствовал себя так, будто его пожирают заживо. – Неужели я жив? – слабо произнес он. Вопрос был риторический, но Гриммджо все равно ответил. – Да. – Как? Как ты вообще?.. – Чем больше ты веришь в меня, тем сильнее я становлюсь, – сказал Гриммджо. Он навис над Ичиго снова, гипнотизируя его самые обычные карие глаза своими невозможно яркими голубыми. Или может карий потому и обычный цвет, что принадлежал живому человеку, чего не скажешь про Гриммджо? – Если бы ты только смог сопротивляться своим чувствам, отогнать их от себя… Но проще сказать, чем сделать, да? – продолжал призрак, перебирая холодной рукой рыжие пряди волос. – Я не принадлежу миру живых, но я и не до конца мертв. Я могу трогать, но не могу ощутить. Я могу есть, но не чувствую вкуса… Я хочу, но получить не могу. Хуже наказания не придумаешь. – Вот и хорошо. В ту же секунду на горле Ичиго тисками сомкнулись пальцы, а голубые глаза стали еще ярче. – Да? А что, если я просто закончу то, что начал? – Что же тебя останавливает? – Ичиго испытывал собственную судьбу, но хватка на горле ослабла. – Не знаю, Куросаки. Ты мне скажи, почему я один здесь чувствую себя так, будто меня загнали в ловушку? Ичиго отвернулся от Гриммджо, пытаясь сосредоточиться на чем-то, кроме нависшего над ним тела. Он несколько раз глубоко вздохнул, ровно столько, чтобы успокоиться и спокойно осмотреться. Постепенно зрение вернулось в норму и понял, где находится – в больничной палате. Рядом с ним обнаружился монитор с линией его пульса, которая не двигалась. Но не было похоже, что он умер, потому что прерывалась линия очень странно, на пике. Как будто бы время неожиданно остановилось, и все вокруг тоже замерло. На столике у кровати стояли часы, стрелки которых не ходили, что подтверждало его догадку. – Тебе здорово повезло, что у твоего друга такая замечательная интуиция. Не названивай он так упорно, тебя бы так быстро не нашли, – шепнул Гриммджо совсем рядом с ухом Ичиго. – Ты бы умер там, прямо как я…. – Почему ты все это делал? – пробормотал Ичиго, все еще не смотря на Гриммджо и изо всех сил пытаясь не чувствовать себя преданным. – Знаю, у тебя сейчас эти пресловутые бабочки в животе, – зло усмехнувшись, сказал Гриммджо. – Я чувствовал тоже самое, но только не бабочек. Он схватил Ичиго за подбородок и повернул его лицом к себе. – После того дня, когда я разбил голову этой сучки Кучики об окно в той самой комнатенке, меня каждый день мучило это тянущее, скручивающее чувство в животе, от которого хотелось блевать, – продолжал Гриммджо. – Проблем с совестью у меня никогда не было, но, думаю, даже у такого отморозка, как я, есть свой внутренний голос, который говорит, что нужно делать, а что нет. Какое-то время мне удавалось успешно его затыкать, и все было нормально. Забавно, я всегда думал, что совесть – это что-то в голове, но моя почему-то обжилась чуть ниже. Голубые глаза неотрывно смотрели в карие, распахнутые и растерянные от услышанного признания. – Так что пора было положить этому конец. И вот он я, появляюсь там, где хочу. Разве смерть не прекрасна? Ичиго шевельнулся, пытаясь сбросить с себя тяжелое тело, но его просто грубо вжали обратно в матрас, сводя на нет все попытки сопротивляться. – Интересно, все ли бабочки успели выпорхнуть через дыру в твоем животе, прежде чем они тебя заштопали, – выдохнул Гриммджо в губы Ичиго. – Может, внутри еще осталось чуть-чуть. – Отвали… – засопротивлялся Ичиго, изворачиваясь и пытаясь отодвинуться. – Мне кажется, парочка все же осталась. Может, вспороть тебя снова и выпустить их на свободу. Что скажешь, а, Куросаки? Стоит ли мне? – Не трогай меня, – протестующе застонал Ичиго, но тщетно. Гриммджо только сильнее вжимался в него, требовательно, властно, не оставляя между ними почти никакого пространства. – Но тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе. Ты такой предсказуемый, Куросаки… А как ты бежал ко мне на помощь в тот вечер… Честное слово, даже мое сухое безжизненное сердце не устояло и вновь забилось. – Да пошел ты! – огрызнулся Ичиго. Он лихорадочно пытался придумать что-то получше в ответ, но эмоции оказались сильнее разума. – Я доверился тебе, я переживал за тебя, а ты солгал мне. Ты играл со мной, как кот с мышью. Для тебя все это просто шутка! – Ну-ну, не обижайся так сильно. Ты мне действительно нравишься, Куросаки… Прямо не знаю, что теперь с тобой делать. – Оставь меня в покое, – потребовал Ичиго, пытаясь заставить свой голос звучать спокойно. Тщетно. – Я узнал, какой ты на самом деле, и уверяю, что не так сильно ты мне и нравился тогда, чтобы сейчас можно было найти оправдание твоим поступкам… Гриммджо даже до конца слушать не стал. – Каждый раз, как ты дотрагивался до меня, я впервые за десятилетия ощущал тепло. Ты заставил меня поверить в том, что я не безнадежен, а теперь ты хочешь у меня это отнять? Потрясенный услышанным, Ичиго мог лишь безмолвно хватать ртом воздух. – Я просто хочу и дальше чувствовать все это, так долго, как получится, любой ценой, – продолжал Гриммджо, жадно шаря руками по телу Ичиго, прижимаясь теснее, еще теснее. Гриммджо придвинулся к Ичиго так близко, что между их ртами практически не осталось пространства. – Я не оставлю тебя, пока ты не перестанешь любить меня, – прошептал он. – А когда это случится, я убью тебя, Куросаки.***
Ичиго медленно открыл глаза и обнаружил себя лежащим в белой палате, полной пикающих мониторов. Через большое окно слева комнату заливал яркий солнечный свет. – Ичиго? – позвал его низкий, бархатный голос, и Ичиго проснулся окончательно. – Чад? – позвал Ичиго сиплым, не своим голосом, находя взглядом обеспокоенного друга, сидящего у кровати. – Как себя чувствуешь? – улыбаясь, спросил Чад. – Нормально. Ичиго даже не знал, с чего начать. Он точно не хотел, чтобы Чад переживал еще больше. Ичиго коснулся пальцами живота, нащупывая бинты и контур швов. – Ты какое-то время был без сознания, – сказал Чад, нажимая на кнопку вызова медсестры. Ичиго проследил за его движением и заметил на коленях у Чада знакомые папки. Значит, все, что случилось с ним за последние несколько недель, произошло взаправду. Ичиго вдруг неожиданно полностью осознал, что он сейчас лежит в больнице с очень реальным и очень глубоким порезом в животе. – Насчет этого, – он кивнул на статьи и альбом. – Ты нашел что-нибудь...? – Да. – Взгляд у тебя такой, как будто ты уже знаешь всю историю, – Ичиго слабо улыбнулся, и Чад вернул ему такую же улыбку. – Но все же закончилось? – Не думаю. – С тобой все будет в порядке? – Будет, – пробормотал Ичиго, заметив у кровати кучу разных коробочек и цветы. – Это все мне? Чад на его ответ не купился, но улыбнулся снова, правда, уже решимостью человека, который готов сделать все, чтобы его друг больше никогда не пострадал. – Мы решили, что тебе потребуется поддержка с большой буквы «П». Шоколадных тортов тебе теперь до конца жизни хватит. Меньше всего Ичиго хотел бы сейчас вспоминать недавние события, но он еще не до конца пришел в себя, все еще был ужасно уставшим, не осознавал и половины всего, что с ним произошло. Поэтому он не успел остановить свои мысли. В последний раз шоколадный торт ему дарил тот же самый человек, который чуть не убил его, и лицо этого человека слишком ярко и четко встало перед глазами. Как будто он только что с ним разговаривал. – Чад… Пока я был без сознания, ты не заметил ничего странного? – неуверенно спросил Ичиго. – Нет. А что? – Наверное, просто сон приснился странный, – отмахнулся Ичиго, понимая, что был бы это сон, вряд ли тогда губы были бы такими припухшими. Как будто кто-то недавно его целовал. Чад и Ичиго больше ничего не говорили друг другу до прихода медсестры, ужасно счастливой от того, что ее пациент очнулся. Все, что Ичиго сейчас мог – выздоравливать, но у него никак не выходили из головы последние слова Гриммджо, которые тот прошептал ему прямо в губы, как будто вдохнув в него эту мысль. И если эти слова – правда, тогда Гриммджо никогда не оставит его в покое. Потому что он прав. Ичиго все еще любит его, даже не смотря на всю причиненную им боль, и совершенно не знает, что с этим делать.