***
В просторной светлой квартире стояла тишина. На кухне было открыто окно, пропускавшее сквозь себя в гостиную прохладные декабрьские сквозняки. На улице шумели машины, прохожие, и изредка раздавался негромкий лай дворовых собачонок. Где-то совсем вдалеке слышались звуки ремонтирующихся дорог и битье стальных перекладин на стройках. Кран в ванной жадно капал скупыми каплями воды, а почти испарившийся повторно конденсат криво стекал по стеклянным дверцам и створкам душа. На полу в неаккуратной кучке валялось нижнее белье, брюки и пара футболок. На извивавшихся трубах у стены висело два махровых полотенца, а в небольшой подставке у раковины гордо красовалась лишь одна зубная щетка и тюбик пасты. Прямо на пороге одиноко распластался потрепанный носок и, похоже, искренне скучал по своей паре, лежащей около дивана в другой комнате. Там же, рядом с мягким креслом, расположилось еще одно, до сих пор влажное полотенце и, судя по довольно скрученному состоянию, почти сорванные с тела джинсы. Из спальни послышалась тихая, приглушенная музыка. Дверь шкафа-купе плавно отъехала в сторону и глухо ударилась о боковую стенку. Показалось крепкое, загорелое бедро. Тонкая голень ласково потерлась о прохладное светлое дерево и, помедлив, вновь спряталась в темной пучине гардероба. Пухлые пальчики крепко вцепились в тонкую дверцу, и парень, погодя, наконец вышел из своего укрытия. Помещение наполнил сиплый шумный вздох. Тонкая, излишне широкая и просторная белая рубаха еле прикрывала спрятанные в белье плотные ягодицы, и подол ее вмиг опасно заколыхался, когда ровные ноги уверенно шагнули чуть дальше. Острых ключиц, таких манящих и выдающихся, сейчас видно не было из-за наглухо застегнутого воротника, и утонченные запястья так же были секретно оплетены широкими манжетами. Персиковые губы тронула соблазнительная ухмылка. Парень, легко качнувшись и влившись в нарастающий темп звучавшей музыки, рвано повел горячими ладонями по своим бедрам. Достигнув талии, руки провернулись и заскользили по телу тыльной стороной маленьких кистей. Выглаженная ткань стремительно поползла вверх за вытянувшимися предплечьями и уверенно задралась, открыв тяжелому темному взгляду напротив рельефные очертания выступающего пресса. — Нравится? Послышалось хриплое согласное мычание, и довольная ухмылка быстро переросла в тонкую улыбку. Пальцы дерзко подцепили пару верхних пуговиц, и те легко вылезли из маленьких петель, открыв тем самым долгожданные ключицы и даже часть груди. Парень искусно изогнулся, вынудив нежную ткань спасть с одного из плеч. Янтарная гладкая кожа мгновенно приняла на себя ласковые лучи яркого солнца и чуть ли не отразила их на темные стены, пустив по ним жизнерадостных играющих зайчиков. Ладони вновь коснулись подкаченных бедер и, надавив на них, расставили длинные ноги шире. Он, продолжив подтанцовывать и как-то блаженно ухмыляться, развернулся к своему самому благодарному зрителю спиной и, приподняв подол рубашки, несильно наклонился вперед. Ягодицы нагло вильнули вправо и влево, подчинившись какому-то незатейливому мотиву песни, и, зажатые руками, мимолетно развелись в разные стороны. Ткань такого же кипенно-белого белья непозволительно натянулась и в мыслях, кажется, затрещала по швам. — Чимин, — Юнги напряженно сомкнул колени под пышным одеялом и облегченно выдохнул, невесомо дотронувшись до собственного, уже полностью твердого возбуждения. — Ай-ай, — Чимин, разогнувшись, быстро обернулся и вызывающе покачал указательным пальчиком в отрицании. — Руки на стол, Юнги-ши. — Засранец, — закатив глаза, Юнги подчинился приказу и вытащил руки из-под покрывала. — Сними рубашку. — Предложенная цена? — парень все так же стоял лицом к шкафу, который совсем недавно покинул, и часто дергал тонкими плечами в такт музыке, вынуждая злосчастную ткань сползать с предплечья все ниже и ниже. — Минет? — Нет, — Чимин скривил губы и легко закивал. — Мой язык? В ответ вновь отрицательно закачали головой, но все же принялись медленно расстегивать оставшиеся пуговицы. — Что за капризы? — Юнги нахмурился, но, заметив начавшие расползаться по бокам полы рубахи, предвкушающе облизнулся. — Последняя попытка, — сладко растянул Чимин и с наслаждением сжал свою талию ладонями. Юнги сосредоточенно смерил взглядом столь сексуально изгибавшуюся перед ним стройную фигуру и, похоже, осознав то, что от него вроде как требовали, удовлетворенно хмыкнул и сложил руки в замок на груди. — Возьму тебя у стены. Рубашка мгновенно слетела на пол. Мышцы жилистой спины картинно перекатились, и Чимин наконец развернулся к Юнги лицом. — То-то же. Месяц уже прошел, а ты так ничего и не выполнил. — Помешанный, — Юнги тихо усмехнулся, но оторопело замер, когда короткие пальцы уверенно проникли под тугую резинку белья, довольно щедро оттянув ее от тазовых косточек и со звонким шлепком вернув ее обратно. — Не у меня тут колом стоит, — парень вновь отвлеченно огладил горячую кожу груди и плеч, после мимолетно скользнув по шее. — Справедливо, — Юнги согласно склонил голову и завороженно раскрыл рот, когда Чимин, случайно задев затвердевшие соски, разомкнул пухлые губы и пропустил сквозь них сиплый выдох. — Такой красивый. В ответ лишь молчаливо улыбнулись и снова развернулись, щедро позволив в очередной раз понаблюдать за качавшимися в стороны ягодицами. Чимин переехал к Юнги через день после той самой ночи. Утром, как ему и пророчили, бедная поясница безбожно ныла от той тянущей боли, исходившей откуда-то из глубины задницы. Он, честно признаться, даже успел немного пожалеть о произошедшем, пока, лежа в теплой кровати, задумчиво рассматривал сонное лицо напротив, однако ласковое «не бойся, я помогу тебе с этим» в действительности успокоили взволновавшуюся душу, да и не только ее. Юнги помогал ему с этим и в душе, и на кухне, и в гостиной, и в спальне, и, впрочем, везде, где Чимин пока не стеснялся приложиться к чему-нибудь устойчивому своими ягодицами или грудью. За месяц парень привык не только к своему обнаженному телу, но и к телу Юнги и теперь, кажется, даже и не представлял себе жизни без крепкой оголенной спины, плеч, торса и стройных ног. Он изменился до неузнаваемости. Влияние Юнги спустя бесконечные минуты их совместного времяпрепровождения виделось уже во всем, начиная с того, что Чимин стал намного раскрепощенней и мог, сидя за ужином, спокойно попросить взять его где-нибудь через час, и заканчивая тем, что «Боже, как можно пить прямо из упаковки» медленно, но верно превратилось в молчаливые присасывания к прохладным горлышкам бутылок из-под молока или сока. Чимин зачастую спокойно выходил из ванной, даже не одевшись, Юнги игриво подстрекал его за это, шлепав по влажным бедрам, и все эти прелюдии всегда имели один всем известный исход. Однако, стоит заметить, на постоянном сексе и пошлостях отношения их не строились. Они бесконечно разговаривали о своем прошлом, поражались открывавшимся друг для друга неожиданным граням характера, готовили, убирались, работали и просто жили вместе. Юнги и подумать, на самом деле, никогда не мог, что ему настолько понравится делить свою квартиру с кем-то. Привыкнув к полному одиночеству и тишине, он, порой, восхищенно замирал, когда Чимин начинал вдруг танцевать посреди гостиной, громко пел песни из полюбившихся сериалов, иногда нагло переключал выбранный на одном из множества каналов фильм на детские мультики, после наблюдав за приключениями разноцветных странных существ с искренней счастливой улыбкой и зажатыми ладонями щеками. Юнги и сам в этот момент становился самым счастливым человеком, хоть за действиями на экране и не следил. Смотреть на сияющего, смеющегося каждые полминуты парня ему было гораздо интереснее и важнее, нежели помогать какой-то девочке в коротких шортах дойти до заветного ручья по запутанной злодеем карте. Юнги был бесконечно влюблен. Он даже и не понял, когда точно началось это безумие, когда голову внезапно вскружило от волнения и каких-то абсолютно необъяснимых чувств внутри. В их первую ночь ему, кажется, удалось возродиться, вмиг избавившись от грязных оков прошлого и влившись в прекрасное светлое будущее с Чимином. Еще когда Чимин только-только пришел к ним в компанию, когда растерянно посмотрел на него большими блестящими глазами, когда осторожно протянул свою детскую нежную ладошку для приветствия, Юнги понял, что что-то в его жизни уже не будет прежним. Уже тогда он мысленно распрощался со спокойным сном и пустотой в отдаленно прохладном сердце, невольно потянувшись к манящему омуту непорочности, чистоты и великолепной красоты. Был ли парень идеальным? Бог знает. Чимин смешной, громкий, веселый, искренний, привлекательный, сексуальный, умный, начитанный, умеет готовить, убираться, следить за квартирой; он собранный, ответственный, способен ослепить кого угодно своей яркой, широкой улыбкой; у него идеальное тело, крепкие бедра и соблазнительная задница, длинные, ровные ноги, рельефный торс с выступающим прессом и маленькие младенческие пальчики; его искусные пухлые губы способны подарить самые сладкие и умопомрачительные поцелуи, он непозволительно чувствительный, совершенно выгибается под напором горячих касаний, мелодично стонет и отдается в ночи так, что те часы, проведенные вместе с ним, невозможно позабыть или стереть из памяти. Так, был ли парень идеальным? Да Юнги тихо заскулил, когда Чимин, вновь скользнув руками по талии, уверенно дотронулся до окрепшего члена, отчетливо выступавшего сквозь ткань натянувшегося белья. Чимин распахнул ранее прикрывшиеся веки, посмотрев на разомлевшего брюнета мутно и смазано, а после резво оглядел комнату и, словно зацепившись за что-то, прекратил танцевать. Обернувшись, он плавно прошагал назад и облокотился лопатками на свободную от мебели серую стену. Русая макушка в наваждении откинулась назад, выставив напоказ не имевшую никаких следов длинную шею. Темный взгляд вновь упал на Юнги, и парень, вызывающе ухмыльнувшись, поманил его указательным пальцем к себе. Юнги возбужденно смахнул пышное одеяло на пол и, встав с кровати, с облегченным вздохом стянул взмокшие боксеры с бедер. Взяв с тумбы бутылочку смазки, он быстро приблизился к Чимину и довольно хмыкнул, когда тот, опустив голову вниз, медленно облизнулся. — Ты так изменился, — Юнги ласково провел ладонью по тонкой шее, вынудив чужой взгляд вновь подняться. — Стал таким неотразимым и соблазнительным. Заводишь меня с пол-оборота. — Тебе не нравится, когда я такой? — Чимин растерянно нахмурился и притянул горящее тело ближе. — Обожаю тебя любым, — Юнги быстро снял с Чимина белье и, аккуратно развернув, прижал его к стене. — Готов восхвалять тебя каждую минуту. — Мы вместе всего лишь месяц, — Чимин вздрогнул и приглашающе раскрыл ягодицы в стороны, как только два смазанных пальца уверенно проникли в заранее растянутое отверстие. — Когда ты успел так влюбиться? — Знаешь, — не желая больше медлить, Юнги отстранил парня от прикрытой обоями бетонной перегородки и призывно подтолкнул его за бедра вверх, — мне кажется, — он ловко перехватил Чимина под задницу, — это началось еще тогда, на кухне. Скользкая головка легко проникла во вмиг поддавшиеся напору стенки. Чимин расслабленно уткнулся лбом в ямку между чужими плечом и шеей и, сосредоточившись, самостоятельно насадился на желанную плоть. — Ох, блять, как глубоко, — он судорожно покачал вдруг закружившейся от накрывшего удовольствия и наслаждения головой и надежнее вцепился пальцами в плечи Юнги. — А я предупреждал, — Юнги лукаво ухмыльнулся и размашисто вбился в распаленное тело, тут же окунувшись в громкий, раскатистый стон. — Держись крепче, Чимин-а.***
— Давай, я отнесу, — Намджун протянул руки к плоской посудине с закусками, но по его кистям вмиг несильно шлепнули, вынудив тихо зашипеть. — Знаю я тебя, — Сокджин склонил голову вбок и подозвал к себе Чимина. — Так отнесешь, что на тарелке ничего не останется, включая самой тарелки, не дай Бог. Держи, — он отдал Чимину закуски и подтолкнул его к выходу с кухни. — Возьми лучше бутылки. С ними у тебя, вроде, проблем нет. Джун напущено фыркнул и, схватив алкоголь, молча покинул помещение. Новый год, под пораженные возгласы ребят, неожиданно попал на ту самую последнюю пятницу месяца. Быстро договорившись о встрече, они теперь суетливо накрывали скромный праздничный стол, изредка отвлекаясь на вещавший в гостиной телевизор со смешной передачей, записанной в честь торжества. Юнги расслабленно развалился в кресле, нагло спихнув доставшиеся на его душу просьбы и задания Сокджина на Чимина. Тот, в принципе, против не был и, в перерывах между очередными звонкими «где мой главный помощник» с кухни, усаживался на колени Юнги, принимаясь ласково шептаться с ним о чем-то. Намджун призраком маячил то тут, то там, буквально не находя себе места, и не терял надежды все же чем-то своему парню помочь, однако Джин лишь продолжал бить его по рукам и виновато целовать в щеку, честно обещав, что совсем скоро Намджун обязательно ему пригодится. Чонгук устало пялился в экран телевизора, сверля его прямым и жутко пустым взглядом, на любые вопросы и разговоры молчаливо кивал и все чаще глотал предоставленную ему ледяную колу. Тэхена не было. Он не ответил ни на одно сообщение за весь месяц. Когда Тэхен ушел тем утром, даже не сказав и слова, Чонгук понятливо хмыкнул себе под нос, решив оставить парня наедине, а уже вечером судорожно писал ему десятое голосовое о том, что ему жаль, о том, что хочет объясниться и разобраться. Он бесконечно извинялся, просил прощения, после присылал какие-то глупые несмешные картинки и обреченно выдохнул, когда его сообщения окончательно перестали читать. За что он извинялся, что ему было жаль, что хотелось объяснить и с чем разобраться, Чонгук не знал. Понимал, что, похоже, виноват-то лишь в том, что поддался, повелся как слабак, но, черт, ведь, если бы не повелся, ничего бы не произошло, так? Какое-то омерзительное ощущение внутри гадко подсказывало, что произошло. С Ким Тэхеном не может быть иначе. Только так, через муки, через страдания и душевные терзания, можно добраться до него — возвышенного, гордого, мнимого совершенства. Словно Тэхену наслаждение все это приносило. Как будто нутро его сладко растекалось вязкой патокой, когда он причинял боль себе, в первую очередь, ранил чужие чувства, рушил надежды и устоявшиеся характеры. Однако, он, похоже, наконец разрушил себя. Взрывная волна его гадкого поведения, отношения к другим, плотских поступков и деяний накрыла его с головой, потопив теперь, кажется, навсегда. А он, наверное, и рад. Чертов мазохист. — Слушайте, — Сокджин как-то подозрительно сощурился и оглядел уже рассевшихся за низким столиком друзей, — а где Тэхен? У него вчера День рождения был, мы с Намджуном ему подарок приготовили, писали весь день, а он, засранец такой, не отвечал. — Да, — Юнги усмехнулся. — Мне, как ни странно, тоже, — он повернул голову к Чимину, что уже залез в свой телефон. — Тебе? — Ответил, — парень показал всем открытый диалог. — Но когда я спросил его про то, придет ли он сегодня, он проигнорировал меня и вышел из сети. — Нет, ну не засранец ли? — Джин возмущенно вскинул руками. — Что за подарок, хён? — Чимин улыбнулся. — Он недавно мне все уши прожужжал о новой фигурке Железного человека из какой-то супер-мега-лимитированной коллекции, — Намджун с мобильного показал Чимину фотографию праздничной упаковки с заветной игрушкой. — Ну, решили потратиться. Каким бы наш Тэхен ни был, нужно же порадовать этого ребенка. — Юнги предложил подарить ему трусы с надписями дней недели, но я его отговорил, — Чимин усмехнулся и нежно потрепал мягкие темные локоны на родной макушке. — И зря, — Юнги картинно закатил глаза. — Крутой подарок. Для него в самый раз. — А ты, Чонгук-а, — перестав хихикать, Сокджин с улыбкой обратился к Чонгуку, — приготовил что-нибудь? Приготовил. Маленькая вытянутая коробочка лежала на дне его черного рюкзака и ждала своего будущего хозяина не менее трепетно и взволнованно ее покупателя. Парень выбрал этот презент уже на следующий день после той злосчастной ночи и хотел преподнести его Тэхену еще тогда, но, вовремя вспомнив о его приближавшемся Дне рождении, решил акт дарения все же отложить до заветной даты и хоть немного подождать. Он приехал вчера к нему домой, подошел к двери, постучался, но ему не открыли. Он отчетливо слышал шум по ту сторону стальной преграды, но его так и не пустили внутрь. Просидев на холодной плитке около порога квартиры до полуночи, Чонгук тяжело вздохнул и, последний раз тихо ударив в дверь, ушел. Видеть его, судя по всему, абсолютно не хотели. — Ничего, — Чонгук отрицательно закивал, опустив взгляд вниз. — Я забыл про это. — Чонгук, — Джин укоризненно нахмурился, — как некрасиво. Я понимаю, что между вами все сложно, но не до такой же степени. — Не будем об этом, — Чимин встрепенулся и посмотрел на часы. — Всего полчаса осталось, Боже. Чонгук вздрогнул и также посмотрел на часы. В действительности, полчаса. Тэхена все еще не было. Душу неприятно крутило под натиском страшных сомнений: «А придет ли он вообще?», «А если и придет, захочет ли говорить?», «А подарок?», «Нужен ли он ему?». Квартиру оглушила трель громкого звонка. Чонгук резко повернул голову в сторону прихожей и, не медля, вскочил на ноги. Бросив тихое «я открою», он быстро побежал к двери, вмиг распахнув ее. — Привет. Мягкие, покрасневшие на морозе губы растянулись в неловкой ухмылке. Знакомый черный пуховик все так же был расстегнут нараспашку, гордо являя взору широкую грудь, прикрытую свитером с изображением какого-то глупого косоглазого оленя с ярким носом. Чонгук коротко улыбнулся и, оглядев милый румянец на чужом лице, схватил Тэхена за руку, потащив его куда-то вглубь квартиры. — Чонгук, — Тэхен усмехнулся неожиданному стороннему порыву и помахал вдруг попавшемуся ему на глаза Чимину. — Чонгук, подожди, я же никого не поприветствовал. Парень его не слушал и продолжал торопливо шагать на кухню. Оказавшись в прохладном помещении, он смело снял с Тэхена куртку и ловко усадил его на стол, разместившись между разведенных ног. Не осмелившись опереться на крепкие бедра, Чонгук уложил ладони на белую поверхность и, слегка наклонившись, принялся жадно осматривать столь желанную фигуру. Тэхен заметно осунулся. Легкие тени синяков под глазами в приглушенном свете были видны слишком хорошо и с потрохами говорили о долгих бессонных ночах. Темные волосы отросли и почти закрывали теперь медовые радужки своей кудрявой завесой. Кожа лица изредка покрывалась сухими потрескавшимися островками, и губы, некогда нежные и бархатные, отдаленно напоминали сейчас грубую наждачную бумагу. Уверенно взглянув в светящиеся как-то непривычно глаза, Чонгук вновь улыбнулся и волнительно переступил с ноги на ногу. — Ты как? — Нормально, — Тэхен пожал плечами. — Сломлен, но не побежден. — У тебя, — Чонгук неуверенно сжался, — ничего не болит? — Из-за чего? — Из-за той ночи. — Забудь, — его почти перебили. — Пожалуйста, забудь. — Мне так жаль, Тэхен, — поникнув, парень шумно выдохнул. — Не могу забыть. Я, — он нервно запнулся. — Ты так рыдал, а я не останавливался, и тебе было больно, а я все продолжал и продолжал. Но я не хотел, — Чонгук поднял голову. — Я правда не хотел. — Это все из-за меня, — низко растянув, Тэхен осторожно провел кончиками пальцев по крепкой горячей шее рядом. — Все проблемы, все несчастья, вся боль, все из-за меня и моего порченного характера. Я просто не думал, что настолько вреден для общества, — он аккуратно ткнул в грудь Чонгука, — вреден для тебя. — Прости, — приблизившись, Чонгук щедро опалил мягкое лицо жарким выдохом. — Я не умею извиняться, — Тэхен смущенно усмехнулся и смелее обвил широкие плечи руками. — Да, — парень так же ухмыльнулся, — я знаю. — Но мне тоже жаль, слышишь? — Тэхен прижал Чонгука к себе, сильно обняв. — С тобой точно все в порядке? — Я разрушен, Чонгук. Весь мир словно перевернулся верх ногами, и я уже ничего не понимаю. Мировоззрение, мысли и чувства — все было неверным, грязным, никому не нужным. И я такой же. Я как раковая опухоль, распространяющаяся по всему здоровому крепкому организму и заражающая ни в чем не повинные клетки и ткани собой. Я паразит, который обязательно нужно истребить. Я никому не нужен, кроме себя — уродливого, гадкого существа. Ты представляешь? — Тэхен пораженно вздохнул и, отдалившись, скупо всхлипнул. — Какое я, к черту, совершенство, Чонгук? Идеалы чисты и невинны, непорочны и верны всему, что только имеет место быть на этом свете, и я никогда в жизни не буду к ним относиться. Мне не стать таким, не очиститься от всего, что накопилось за все годы. Это невозможно. — Ты нужен мне, — спокойно проговорил Чонгук и улыбнулся, когда в ответ яростно закивали в отрицании. — Ты нужен мне. — Я нужен тебе только в том случае, если ты… — Я люблю тебя. Тэхен пораженно замер. Невозможно. Абсолютно точно невозможно. Они противились друг другу почти три года, они травили, издевались, делали все назло, и это, просто на просто, не могло перерасти в нечто, под названием «любовь». Но Чонгук — неизвестность. Что у него творится там, в глубине потаенной души, никому доподлинно неизвестно. Его чувства — загадка. Даже тогда, сквозь боль, распирание и слезы, Тэхен ощущал невидимую, неосязаемую заботу, нежность, ласку, призрачные поцелуи и… любовь? Внутренности предвкушающе остановили свою работу, навострившись. Если Чонгук шутил, то он полностью разрушится. Все стены и барьеры рухнут, погрузившись в огромное пыльное облако, и он, кажется, умрет. — Ты, — Тэхен взволнованно замолчал, опасливо взглянув в манящие большие глаза, — ты серьезно? Чонгук согласно замычал и очарованно осмотрел чужое лицо, выражавшее сейчас полное недоумение. Парень вновь затряс головой и невольно ухмыльнулся. — Скажи еще раз. — Я люблю тебя. Горячие широкие ладони уверенно легли на тонкую талию, невесомо огладив ее. Чонгук, помедлив, приблизился к распахнутым губам, осторожно облизнув сухую, потрескавшуюся кожу. Тэхен пораженно не мог прикрыть глаза, а потому, скосив взгляд, оторопело следил за тем, как его, зажмурившись, тягуче и мокро целуют. Он приглашающе раскрыл рот, сознательно позволив мягкому языку скользнуть глубже и любопытно обвести его уже влажную нижнюю губу. Сознание вмиг поплыло под натиском недавнего признания, поэтому Тэхен, все же сомкнув дрожащие веки, доверено отдался тому, кому, кажется, хотел отдаться так давно. Чон Чонгук не его тип. Чон Чонгук донимает его, нервирует и откровенно бесит. Он самоуверенный, слишком умный и абсолютно нечитаем. Чон Чонгук разрывает все его идеологии, принципы и способы мыслить, потому что они неверны, неправильны и грязны. Он вселяет легкость, чистоту и наслаждение. Он сладко-сладко целует, гладит по голове и спине так размашисто и ласково, что об эти великолепные руки хочется потереться словно мартовскому, нуждающемуся в ласке коту. Тэхен жался к нему отчаянно, боязливо, цеплялся пальцами за плечи, боясь, что парень вот-вот исчезнет, испарится навсегда, покинет его и оставит наедине со своими страхами и страшными демонами. — Ты говорил, — отстранившись, Тэхен уперся своим лбом в лоб Чонгука, — что я совершенство. Но это же невозможно, ты понимаешь? — Ничто не идеально, верно? — Чонгук обхватил ладонями его лицо, посмотрев как-то тепло и счастливо. — Так зачем стремиться к ложным образцам? Ты — мое совершенство. Мне этого достаточно. — Но я не могу ответить тебе тем же сейчас, ладно? Я потерян в этом всем. — Я буду рядом, — Чонгук мимолетно поцеловал темную макушку. — Я помогу. — Ты понял все это только после произошедшего той ночью? — Возможно, — парень пожал плечами и уложил руки на плотные бедра, огладив их. — Или я знал это, просто не замечал. — Ты мне нравишься, правда. Но я не знаю, любовь ли это. Но я любил себя, и то, что я чувствую, похоже на это. — Странные у тебя ассоциации. — Что есть, то есть, — Тэхен расслабленно улыбнулся и заболтал висящими в воздухе ногами. — Ты приходил вчера, но я не открыл, — он ненадолго замолчал. — Прости, я испугался. — Ничего. Кстати, насчет этого, — Чонгук как-то вмиг загорелся и нагнулся к валявшемуся под столом рюкзаку, вытащив оттуда после заветную коробочку. — Это тебе. — Ты купил мне подарок? — Тэхен пораженно поднял брови и торопливо развязал синюю ленточку. — Что это? Длинные пальцы неуверенно зажали тонкую, почти невесомую цепочку. — Дай мне, — Чонгук осторожно перехватил предмет и, словив чужую левую ногу за лодыжку, склонился к ней. Золотой браслет искусно оплел рельефную щиколотку, ловко сомкнувшись в застежке. Чонгук удовлетворенно посмотрел на то, как мелкое плетение так бесподобно легло на янтарную, загорелую кожу, оттенив ее и будто выделив эту часть тела, как самую дорогую и великолепную. — «N»? — Тэхен завороженно следил за тем, как Чонгук с наслаждением перекладывал сцепленные звенья с места на место, вынуждая их маняще сиять в свете редких бра. — Что это значит? — Нарцисс, — парень мокро поцеловал выступающую косточку и выпрямился, нависнув над Тэхеном. — Люби себя, Тэхен. Я схожу с ума от того, как ты себя любишь. Даже если ты не полюбишь меня, просто, помни, что ты совершенен. Всегда и при любых обстоятельствах. — Я постараюсь, Чонгук. — Хорошо. — Постараюсь полюбить тебя. — Эй, парни, — Чимин радостно вбежал на кухню, но замер, вмиг неловко сжав губы, — извините, конечно, что прерываю, но там пять минут осталось. Пойдемте, — махнув рукой, он постарался побыстрее оставить двоих наедине. Они согласно кивнули друг другу и, легко поцеловавшись, вышли в гостиную. Ребята радостно улыбнулись, сразу заметив Чонгука, придерживающего Тэхена за талию, и подозвали новоприбывших к столу. — А мы будем писать какие-нибудь желания на листочках? — Чимин возбужденно прижался к Юнги под бок и посмотрел на часы. — Должны успеть. — На листочках, — задумчиво растянул Сокджин и, вздрогнув от неожиданного идейного порыва, быстро сбежал в спальню, вернувшись оттуда с одной картой. — Думаю, — он торжественно положил Короля на стол, — нужно как следует попрощаться с этой игрой. — Попрощаться? — Тэхен непонимающе нахмурился. — Я Чимину ни с кем целоваться не дам, — Юнги угрожающе приподнял одну бровь. — Ой, — Чимин закатил глаза. — Больно надо. — Договоришься сейчас, — Юнги с нажимом огладил плотное бедро и ухмыльнулся на судорожное «ладно-ладно». — Как мы до этого дошли? — Намджун усмехнулся и нежно взглянул на Сокджина. Все неверяще осматривали друг друга и улыбались широко и счастливо. Возможно, эта игра в действительности не доводила их прежние вечера до чего-то хорошего, но все те события, вся та страсть и азарт зажгли внутри них огонь, которого всем так не хватало в жизни. Получив самое дорогое, самое любимое и нужное, они благодарили сейчас своего единственного помощника и спасителя. — Давайте, — Джин раздал ребятам прихваченные ранее ручки, — пишем на этом засранце наши желания и предадим его вечной памяти, обратив в пепел. Спустя последние две минуты уже прошедшего года, Король гордо теплился угольками на керамическом белом блюдце, унеся с собой в свое волшебное неизведанное царство шесть самых заветных желаний: «Чимин» «Юнги-я» «Женушка» «Муж» «Нарцисс» «Чон Чонгук»