I'm your king

      «Нравится пользоваться людьми?»       Тэхен испуганно выдохнул и мгновенно поднял голову с подушки, приняв сидячее положение. Потерянный, сонный взгляд судорожно заметался по небольшой спальне, уже уверенно освещенной наступившим рассветом, однако зацепиться за что-либо конкретно не смог. Разбросанная по полу одежда, заряжающийся на столе телефон, слегка приоткрытая дверь, остатки цветных упаковок от какого-то вредного быстрого перекуса и куча бумаг, отчетов, вероятнее всего, которые ему уже в понедельник придется гордо тащить на своем горбу на работу. Тэхен устало повел головой вбок, вынудив затекшую шею издать неприятный громкий хруст, а после медленно встал с кровати и, переждав нашествие ярких звездочек в глазах, качаясь, отправился в ванную.       Каждый шаг, каждое резкое движение и неожиданный звук звонким колоколом отдавались в сознании, так и норовя расколоть то пополам. В квартире было слишком светло, будто слишком солнечно, несмотря на беспросветную облачную пелену на небе, от чего Тэхен болезненно щурился, пока наконец не оказался перед небольшим зеркалом в полуосвещенном, прохладном помещении.       Он изнеможенно рассматривал слегка опухшее, мятое лицо и уже мысленно проклинал себя за вчерашние две с половиной бутылки алкоголя. Кажется, в их компании он был вторым, после Чимина, кто, на удивление, не умел в меру напиваться. Правда, если Пака вмиг начинало шатать, а все его мысли и организм накрывало состояние «отсутствия всякого присутствия», то Тэхен терял связь со столь не любимыми им здравым смыслом и приличием, погружаясь в свой странный, никому не понятный мир желаний и стремлений. Он вновь взглянул точно в глаза своему отражению и, напряженно нахмурившись, сжал губы.       «А что, если я тобой воспользуюсь?»       Легкие вмиг стянуло тугим, жарким спазмом. Пятницы…Тэхен, наверное, и не помнит, когда в последний раз выходил из их игры со спокойным сердцем и без груза на плечах. Эти вечера были для него чем-то особенным. Серая, унылая повседневность угнетала, не менее серый офис также заваливал голову и рабочий стол, заодно, нескончаемыми отчетами и проблемами, пить в одиночку Тэхен не любил, а потому раз в месяц он наконец позволял себе расслабиться, посмеяться над ребятами и просто отпустить душу. Только вот, у этого «просто отпустить душу», как и у самого Тэхена, была небольшая проблема — полная бесконтрольность. Две бутылки крепкого соджу? Пожалуйста. В очередной раз домогаться до Чимина на кухне? С удовольствием. Вновь, против воли отключившегося мозга, хотеть Чонгука?       Не будем об этом. Отражение в зеркале бесстыдно плыло перед глазами, вынуждая и так потрепанное лицо выглядеть еще более угрюмым. Тэхен встрепенулся и, тщательно умывшись прохладной водой, вновь посмотрел на себя. «Так-то лучше». Он довольно ухмыльнулся. Каштановые локоны небрежно спадали на лоб, иногда попадая прямо в глаза и вынуждая тем самым крепко жмуриться. Слегка опухшие веки сейчас уже медленно возвращались в свое прежнее состояние, открывая взор. Мягкая, нежная кожа с редкими изъянами и неровностями, ровный солнечный загар, мелкие пятнышки родинок и светлые, почти розовые губы с одинокой каплей воды в уголке. Отражение вновь улыбается, и Тэхен чувствует, как внутри разливается приятное тепло и удовлетворение.       Тэхен любит себя.       Себя нельзя не любить, считает он. Не потому что «сам себя не полюбишь, никто не полюбит», и не потому что какая-то детская травма, а просто потому что это приятно. Приятно знать свое тело наизусть и при этом прекрасно осознавать его значимость, уникальность и возможность вселять томное вожделение. Приятно иметь в небольшой квартире как минимум десять зеркал и, каждый раз проходя мимо, оценивающим взглядом скользить по собственному же отображению, при этом понимая, что, да, я, черт возьми, красив даже в домашней растянутой одежде и с пятном кетчупа на носу. Приятно быть уверенным в собственных силах, в собственной привлекательности, чувствовать, что ты нужен многим, что ты желаем многими. Любить себя приятно.       Нарцисс ли он? Бог знает, Тэхен не думал об этом ни разу, ему до этого дела нет. Он не любил копаться в себе, в своих мыслях и разуме. Если внутри вдруг возникало желание сделать что-то, он это делал. Не задумываясь о последствиях, он дразнил старших в их компании, часто вынуждал Юнги делать постыдные вещи и как ребенок радовался, когда тот, отказываясь выполнять просьбы, давал подзатыльники или шлепал по заднице. Ладонь у Мина была широкая, твердая, тяжелая и, одновременно, какая-то игриво нежная, а потому Тэхен искренне трепетал, как только получал столь нужное сопротивление от него.       Юнги, как человек со строгим, собранным характером, ему нравился безумно. От Юнги, как от мужчины с бешенным уровнем либидо и нескончаемой статной и взрослой сексуальностью, он сходил с ума.       Ну, что сказать, Чимину безгранично повезло. Однако, Тэхен считал, что Пак был слишком чист для Мина. И если для Юнги это, возможно, было проблемой, то вот для Тэхена чья-то невинность и доверчивость словно красная тряпка для быка, зеленый свет, катализатор в химической реакции, называйте как хотите, но у него в то время была лишь одна цель — опорочить. Чимин великолепен. Он легкий, ласковый, податливый, самый прекрасный парень, которого Тэхену и парнем-то называть не хотелось.       Когда Пак млел на его коленях, когда тихо стонал и скулил, искусно изворачиваясь в горячих ладонях под натиском нежнейших поцелуев на теле, когда сам старательно и прилежно изучал чужую смуглую кожу пухлыми губами, Тэхен в забытье тихо шептал родное и успевшее полюбиться «мой мальчик». И совсем не важно, что им обоим почти по двадцать пять лет, не важно, что Чимин, пусть и на немного, но старше, те жаркие отклики в виде страстных вздохов и смелого трения абсолютно точно того стоили. Чимин его единственный и самый лучший ученик.       Тэхен невероятно умный. У него была плохая успеваемость в школе, нет красного диплома, но, черт возьми, он невероятно умен. Он способен за считанные секунды решить логическую задачку или головоломку, он молниеносно перелистывает прочитанные страницы в книге, а еще Тэхен видит людей насквозь. Для него нет исключений, и все характеры ему досконально знакомы, а потому, когда он встречал кого-то, ему достаточно было лишь услышать имя собеседника и единожды оглядеть его с ног до головы, чтобы вмиг раскрыть его для себя.       Его невозможно обмануть, вдруг решив разыграть перед ним одну из своих привычных ролей. За каждой ролью скрывался человек, и Тэхен прекрасно выуживал из брошенных фраз то, что ему нужно, вмиг составляя в голове настоящий, столь тщательно скрываемый образ. Ему были интересны чужие мысли, идеи, однако, он всегда придерживался лишь своего мнения, порой позволяя себе бессовестно глумиться над глупыми мечтами и предположениями. Какая разница, если кто-то обидится на это, когда мировоззрение и внутренний мир Тэхена ни капли не пошатнулся, а лишь укрепился под натиском сторонних сомнений и обретенной теперь неуверенности в себе и собственных мыслях? Вот, для Тэхена, например, никакой.       Тэхен манипулятор. Какая-то небесная или, даже скорее, наоборот, земная, адская сила помогала ему на протяжении всей жизни, еще при рождении вложив в его руки такую мощную вещь, как удачу. Он всегда получал то, что хотел получить. Чье-то внимание? Легко. Чьи-то чувства? Еще проще. Вселяя в других несбыточные, абсолютно заоблачные надежды, он управлял судьбами, заставлял страдать и причинял боль.       Сокджин и Намджун постоянно соревнуются в шахматах. Юнги обожает лабиринты. Чимин любит играть в твистер. Ким Тэхен играет людьми.       Он никогда не представлял кого-либо куклой или безвольной пешкой в своей очередной партии под названием «жизнь». Он управлял кем-то искусно, медленно и нагло втираясь в доверие, словно обвиваясь вокруг тела длинным, скользким удавом, готовым в любую секунду скрутиться так, что человек задохнулся бы от того поначалу манящего и томного омута, в который попал по своей же глупости и наивности. Чимин был таким. Чимин почти попался, но Юнги так невовремя возник перед вовсю ухмылявшимся Тэхеном широкой крепкой стеной, вмиг разделившей его с Паком.       Тэхен любил себя. Тэхен был умным, жадным, азартным, до безобразия плотским и красивым. Люди сами тянулись к нему, почему-то считая полностью раскрепощенного и ничего не скрывающего парня приятной загадкой, покрытой зазывающим к себе мраком. Он ювелирно раскрывал все потаенные черты человеческого характера, молниеносно цепляясь лишь за то, что ему было нужно, чтобы удержать около себя, вынудить желать до смерти.       Чимин боялся его даже после того, как решился на недолгую сексуальную практику. Юнги опасливо отодвигался от него, как только насчитывал шестую рюмку соджу за вечер. Джин и Намджун подозрительно косились, стоило ему лишь затронуть зачастую перерастающую в любовь дружбу. Но, к сожалению, а, может, и к счастью, они увидели в нем некую угрозу для их личной, да и просто жизни слишком поздно. Тэхен уже знал о них все, что ему было нужно.       А после внезапно появился Чонгук.       «Знаешь, что я хочу с тобой сделать, Тэхен?»       Когда Намджун познакомил ребят с Чоном, Тэхен вмиг напрягся и закрылся в себе на весь тот вечер. Новоприбывшему парню тогда было всего девятнадцать, он только-только поступил куда-то там в университет, Тэхен особо его не слушал, а еще он казался не по годам собранным, умным и, черт, горячим.       Чон Чонгук был первым человеком, которого Тэхен не смог прочесть.       Он, словно белый, пустой альбомный лист, смотрел на него как-то обманчиво приветливо и искренне своими большими круглыми глазами и улыбался. Кто бы что ни говорил, Чонгук постоянно ухмылялся, то и дело переводя на Тэхена наполненный пока робкой дерзостью и зарождающимся интересом взгляд. И Тэхен ошибся. Впервые в жизни, абсолютно не рассмотрев за накинутой маской суровую действительность, он ошибся, вдруг с легкостью посчитав, что Чонгук, как и Чимин, простой, наивный, готовый отдаться в его руки по первому зову, а после рвать волосы от несправедливости по отношению к себе.       На протяжении трех месяцев они беспрестанно косились друг на друга, будто окончательно прикидывали что-то у себя в мыслях, создавали завершенный образ. Очередная пятница завела их слишком далеко. Полураздетые для уже и позабытого к тому моменту задания они жадно целовались, уложившись на прохладный паркет, и Тэхен самозабвенно позволил взять над собой верх. Позволил оседлать себя, позволил грубо сжать запястья где-то над головой, позволил толкаться в свой пах и сам терся о тонкую ткань темных брюк так отчаянно и торопливо, точно от всего этого тогда зависела его жизнь.       В ту же ночь, когда все преспокойно пускали слюну на разложенный диван Сокджина, они сидели в предрассветной тьме вдвоем на кухне с парой помятых карт на столе. Одинокая бутылка вина стояла между ними и изредка перехватывалась то Тэхеном, то Чонгуком для необходимого глотка кисловатой жидкости. Здравый разум на тот момент отключился у обоих, позволив азарту и накопившемуся возбуждению сменить себя. Они вновь потянулись к бумажкам, почти тут же показав их друг другу.       — Моя очередь, — Чонгук легко ухмыльнулся. — Если бы я предложил тебе потрахаться прямо сейчас, ты бы согласился?       — Да, — Тэхен склонил голову вбок. — Но не хочу будить друзей, знаешь. Вдруг ты громкий.       — А ты тихий?       Тэхен улыбнулся и, нагло стащив Короля, покрутил картой перед своим лицом.       — Нравится моя задница?       — Вполне, — Чонгук оценивающе скривил губы, — и это не желание.       — Я — Король, и я хочу, чтобы ты отсосал мне. Сейчас же.       Чонгук облизнулся и, отодвинув стул, встал с места. Тэхен уже было развернулся в сторону в ожидании, пока парень подойдет к нему, но тот неожиданно залез на стол и, опрокинув бутылку, ловко перелез к Тэхену на колени.       И, Боже, Чонгук тоже великолепен. Он насаживался на стоящий член так отчаянно и так голодно, что Тэхен несдержанно скулил в заглушавшую его голос ладонь от того, как же жарко и мягко было там, в чьем-то горле. Чонгук бесконечно игрался, позволял себе смеяться над сторонней беспомощностью и покорностью перед его ртом и чувствовал, что полностью доволен собой, когда, нагло пережав покрасневшую плоть у основания, размашисто облизал нежную, почти воспаленную кожу и отстранился, так и не дав излиться.       — Что ты делаешь? — Тэхен недовольно нахмурился и безуспешно попытался толкнуться в чужую ладонь. — Черт, — он импульсивно содрогнулся, когда пальцы свободной руки парня невесомо огладили скользкую головку. — Дай кончить.       — Мне на лицо, что ли? — Чонгук усмехнулся и радостно оглядел доведенного Тэхена.       — Да, было бы неплохо.       — Нет, извини, — Чонгук наигранно вздохнул. — Сперма на лице — не моя прерогатива.       — А чья? Моя? — Тэхен ошарашенно наблюдал за тем, как Чон, вновь улыбнувшись, убрал руки от его члена и начал вставать с пола.       — Да мне все равно. Давай, — Чонгук удручающе похлопал по крепкому плечу и разогнулся, — сам справишься, ты уже большой мальчик.       — Ты неадекватный.       Чонгук слишком быстро взрослел. Становился рассудительней, спокойней, уверенней и сексуальней с каждым годом все больше и больше. Он умело избегал всех провокаций и приставаний Тэхена, от чего тот, может, и не бесился, но точно нервничал и беспокоился. Парень все еще был для него неразгаданной тайной, и это пугало, потому как никогда не знаешь, что можно ожидать от того, кто живет скрытно и позволяет каким-либо слухам полностью обрасти вокруг себя.       За три года их довольно тесного общения никто толком так и не понял его интересов, жизненных позиций и увлечений, ну, только если про тренировки в спортивном зале они знали, да и то, из-за того, что Чонгук в действительности как-то молниеносно разросся, обретя великолепную подкаченную фигуру, которая была прекрасно видна даже в его любимых мешковатых толстовках. Чонгук был нечитаем, а такие люди Тэхена не привлекали, скорее даже, наоборот, отталкивали и вынуждали своим поведением и скрытностью тихо фыркнуть и внимания на себя больше не обратить.       И Тэхен бы так и сделал, да только они виделись с особой пятничной периодичностью, и периодичность эта преподносила для их натянутых отношений такие претерпевания, что было абсолютно невозможно продолжать игнорировать друг друга в эти вечера, делать вид, что ничего особенного внутри не происходит, что желание, адское и жаркое, не рвется наружу, вот-вот норовя затопить кипящей лавой бедную квартиру Сокджина.       Они нагло дразнились, однако допустимых границ не переходили ни разу. Тэхен не видел ничего больше оголенного пресса, груди и спины, как и Чонгук, но те обжигающие, жадные касания, пробиравшиеся с каждым разом все дальше и дальше, позволяли богатому воображению создавать в голове великолепные образы крепких бедер, плотных ягодиц и искусных изгибов поясницы. Фантазий этих им хватало с лихвой, а потому они удовлетворенно лапали желанные тела из раза в раз, изучали длинными, влажными языками манящие полости ртов, порочно мечтая когда-нибудь вновь вынудить друг друга насадиться этим самым ртом на нечто более в нем нуждающееся.       Чонгук Тэхена искренне донимал и нервировал. Потому что был чересчур спокойным, когда они вдруг случайно оказывались наедине, и делал вид, словно и не происходит ничего и никогда не происходило. Потому что прекрасно понимал, что, как бы Тэхен ядовито не отрицал, он ему нравился, как парень, имеющий груду мышц, что так и хотелось огладить и сжать в руках, как партнер, со стопроцентной вероятностью способный нагнуть лишь одной брошенной фразой и доставить такое наслаждение, которого Тэхен не получал, наверное, ни разу в жизни.       Нельзя, думал Тэхен, просто нельзя быть таким. Невозможно быть таким скучным и скрытным и так легко притягивать к себе все взгляды и внимание. Невозможно быть столь слабохарактерным и бессовестно пытаться управлять им, Ким Тэхеном. И не важно, что Чонгук никем не управлял, не важно, что ему, похоже, на Тэхена вообще наплевать было, парень, будто обезумевший, видел и чувствовал Чонгука и его влияние, и при том, как человека, он его все так же не понимал. Какие-то заводные качели буквально завлекли к себе Тэхена и не выпускали теперь ни на секунду с этого чертового аттракциона.       Он потряс головой, смахнув со лба отросшую, чуть завившуюся ото сна челку, и, в последний раз оглядев себя в зеркале, вышел из ванной, направившись на кухню. В холодильнике было почти пусто. Просроченное уже на два дня молоко одиноко ютилось на нижней створке белоснежной дверцы, все же как-то отчаянно маня Тэхена наплевать на желудок и выпить его. На дне картонной коробки с изображением какой-то смешной пчелки в комбинезоне с подтяжками и ложкой, полной янтарного меда, довольно звонко откликались на недолгую встряску остатки кукурузных хлопьев.       Не пожелав особо заморачиваться над завтраком, Тэхен быстро заварил чай и, ссыпав горстку медовой сладости себе в ладонь, подошел к окну. Двенадцать часов дня уверенно давали о себе знать посредством довольно светлого неба, затуманенного редкими серыми облаками, из которых вот-вот, и посыпался бы снег. Совсем скоро должен был наступить декабрь, за которым, волочась, следовало Рождество, Новый год и день рождения, за компанию.       Все эти праздники парень искренне не любил. Люди беспричинно копошатся на улицах, беспрестанно улыбаются и кричат, радуясь чему-то, а Тэхен сидит в офисе до пяти и засыпает в одиннадцать, так и не дождавшись обновления календарного года. День рождения его скорее огорчал, нежели радовал, потому как, какой смысл радоваться тому, что ты неизбежно стареешь.       Это так странно, считал он. Ведь, будучи действительно заводным и резвым молодым человеком, всегда поддерживающим любые затеи, дома он превращался в призрачную тень, уныло скользящую темным образом по серым стенам. Для всех Тэхен был источником веселья, неожиданных танцев, несдерживаемой страсти и порочности, но, как всем известно, любой источник непременно иссякаем. Когда-нибудь и Тэхен достигнет своего дна, и «когда-нибудь» это, по его ощущениям, должно было наступить совсем-совсем скоро.       Голову отчаянно наполняли мысли и воспоминания о вчерашнем вечере. Душа наполнялась приятным теплом, когда перед глазами вновь возникали картинки, вероятнее всего, теперь наконец воссоединившихся Чимина и Юнги. Они оба на самом деле заслуживали этого. У Пака было чистое, ничем не испорченное тело и сердце, и Мин, как по-настоящему опытный и уравновешенный партнер, сможет дать парню намного больше, чем ему смог бы дать Тэхен. Он обязательно научит чему-то медленному, неторопливому, какому-то ласковому и нежному, тому, чему Чимин был достоин быть наученным.       Сокджин и Намджун, по абсолютно точным предположениям Тэхена, сейчас утром делились друг с другом той стабильной, взрослой любовью, которой он всегда поражался и, честно, даже и не представлял, каково это, ощутить на себе нечто настолько сильное и крепкое. Намджун был старше Тэхена всего на год, однако его можно было с легкостью назвать мужчиной. Тэхен же был все еще одиноким, все еще наглым и пошлым, а от того обществу неприятным и ненужным. Никому.       «Я хочу тебя, Тэхен…»       Тэхен нахмурился и, прикрыв веки, опустил голову вниз. Чертовы пятницы, чертов алкоголь, и Чон Чонгук тоже чертов. Разум отчаянно уклонялся от самых пугающих и невыносимых мыслей о прошедшем вечере, но те фразы, что шептались вчера так страстно, так яростно и с придыханием, словно меткими, острыми стрелами бились прямо в сознание, буквально вынуждая вспоминать, представлять и, самое страшное, желать. Желать с тем же рвением и жаром, с которым он после завершения игры хотел утащить Чонгука к себе и заставить выполнить произнесенное.       Боже, как же много он выпил, чтобы дойти до такого состояния?       Он мельком взглянул на часы на противоположной стене, удивленно заметив забежавшую за полдень широкую стрелку, и, поставив грязную кружку в раковину, отправился обратно в спальню. Даже не убравшись, он взял рабочий ноутбук и, завалившись на ворох одеяла на кровати, принялся заполнять очередную базу данных, которую должен был сдать еще позавчера.       «Нет», — ненароком думал Тэхен, продолжая что-то быстро печатать, — «Это нечто невозможное. Он не сделает такого. Чонгук слаб, уравновешен и никогда не сможет настолько потерять над собой контроль».       Это было слишком возможным и реальным. Настолько, что Тэхен, против воли, представлял каждое движение, каждый вздох и касание слишком реально, словно это уже с ним происходило. Темные картины, такие порочные, но, одновременно, чувственные и бесподобно красивые, представали перед глазами, магическим образом никак не мешая работать над бесконечными данными. Чонгук был в них сильным, возвышающимся, гордым и настолько нежным, что Тэхен блаженно прикрывал веки, кажется, чувствуя внутри тот самый вчерашний запал и жар. Он испуганно дергался, кусал губы и трижды успел сходить за стаканом воды на кухню, каждый раз забывая о нем и бездумно пялясь в одну точку, вроде бы, вновь что-то воображая. То, что Чонгук ему пообещал, не было чем-то несбыточным и требовало того самого контроля, который он бы абсолютно точно не позволил себе потерять. И, если бы он в действительности сделал все так, как обещал, Тэхен познал бы нечто заоблачное. Настолько сладкое и физически подчиняющее, что уже никогда бы не забыл. Ни произошедшее, ни Чонгука.       Тяжело дыша и жутко хмурясь, он закончил к семи. На улице успело стемнеть, и комнату теперь освещали лишь свет от фонарей за окном и яркий экран ноутбука. Скоро убрав всю технику в нижнюю полку рабочего стола, он быстро сходил на кухню и, разморозив там какой-то быстрый, но довольно сытный перекус, вернулся в спальню. Мысли мешались в вязкой, непонятной каше, пестрящей в основном Чонгуком, его обещанием и нарастающим возбуждением. Отставив опустевшую тарелку на прикроватную тумбу, он туго укутался в темное одеяло и разблокировал мобильный.       В доверенной вчера Чонгуку соцсети так ничего и не появилось, отчего Тэхен удивленно вздохнул, прошептав тихое «ого», и хотел было написать парню о неожиданном затишье, но вовремя себя остановил — видимо, Чонгук тоже что-то обдумывал. Короткие фразы все еще продолжали бездумно биться в голове в какой-то шумной чехарде. На душе было как-то неспокойно, возбужденно и волнительно, а потому Тэхен все хмурился и хмурился, пока, вдруг не забывшись, неожиданно заснул.

***

      «Хочу связать тебя, Тэхен…»       Он находится в кромешной тьме. Где-то вдалеке теплится тонкий фитиль тающей свечи, но он в действительности располагается столь на большом расстоянии от него, что этого тусклого света хватает лишь на то, чтобы скупо освещать особо выраженные черты лица и тела и кидать на остатки бесконечного пространства незамысловатые, размытые тени. Он чувствует себя полностью обнаженным. Кожа, покрывшаяся маленькими капельками испарявшейся влаги, приятно скользила по тонкому, нежному шелку, слегка потираясь о него. Длинные ноги и руки безвольно раскинулись в стороны, словно его распяли прямо на той неизвестной поверхности, на которой он вдруг оказался, а потому по всему организму монотонно следовали короткие импульсы дрожи предвкушения.       «Я повяжу твои глаза и руки, и ты не будешь видеть ничего и лишь ожидать того, что я смогу сделать с тобой…»       Лоснящаяся ткань вмиг закрывает ему весь обзор, но он даже не хмурится, потому как и так видел сплошную темень до этого. Запястий вдруг касаются чьи-то прохладные тонкие пальцы, аккуратно сжимая их и плавно заводя за спину. Он на пробу дотрагивается короткими ноготками до кожи неизвестного образа, а после ощущает, как его кисти бережно обвивает очередная полоска шелка. Его осторожно переворачивают на бок и, судя по отдалившемуся жару, отстраняются.       «Ты будешь ждать меня, слышишь? Не зная когда я вновь вернусь к тебе, ты будешь ждать…»       И он ждет. Продолжает с наслаждением ласкаться об окутавшую его скользкую ткань, лишь представляя, что там может делать вымышленный искуситель его беспокойного сна. Приятный сквознячок резво путешествует по разгоревшемуся за столь короткий срок телу, вынуждая поежиться и недовольно сжать губы. Он блаженно закидывает голову назад, с силой утыкаясь затылком в мягкую опору, и без разрешения, которое, он, почему-то, уверен, должен был получить, перекатывается на спину, поджимая ладони под поясницей и бесстыдно разводя ноги широко в стороны. Пятки молниеносно прокатываются по шелку, но тонкие щиколотки неожиданно перехватывают, окольцовывая все теми же пальцами и не давая тем самым расслабленному телу окончательно распластаться.       «Я возьму тебя в первый раз за ночь…»       Он сгорает в бесконечной, жаркой агонии. В него врываются неожиданно, резко и уверенно, но так хорошо, что он мысленно стонет, открываясь все больше для того, кого, кажется знает и помнит. Он чувствует объятия и нежность, слышит томные вздохи около своей шеи и тоже хочет коснуться, но руки все еще перевязаны и теперь даже немного ноют, то ли от дискомфорта, то ли от действительно огромного желания просто дотронуться. Желанная развязка подступает слишком стремительно, и он вызывающе выгибается, изо всех сил подталкивая себя локтями под спину, однако дойти до нужной точки ему не дают, вдруг чем-то оплетая основание воспаленного члена.       «Я не дам тебе кончить, понял? Измараю твое тело в своей сперме и уйду, оставив тебя одного…»       Его вновь окутывает уже пугающий холод. Он явно ощущает на своих бедрах остывающие капли, судя по страстному шепоту у уха, семени и сильно морщится. Неприятное чувство использованности мгновенно мелькает на подсознании, но еще более коробящее неудовлетворение и собственная пульсирующая плоть перекрывают собой любые мысли. Безумно хочется освободиться от стягивающего пламени внизу живота. Он судорожно вздыхает, медленно переворачивается на бок и испуганно дергается, когда его с еле различимым шлепком снова заполняют, вбиваясь до основания.       «Я буду брать тебя дважды, трижды, четырежды, сколько захочу, пока не пойму, что по-настоящему устал. Я выносливый, тебе, пожалуй, стоит это знать…»       Он на самом деле сбивается со счета, потому что голова его адски кружится еще после первого проникновения, и теперь способен лишь захлебываться стонами и скулежом. Он раздвигает ноги широко и порочно для того, кого даже не видит и, возможно, не знает, но то тепло, исходящее от крепкого тела, нависающего над ним, вселяет уверенность в том, что ему не причинят боли, а только доставят наслаждение и удовольствие. Он с чистым благоговением подчиняется резким толчкам, позволяет кидать себя на уже взмокший, но все такой же мягкий шелк, ставить на колени, а после полностью выбивать опору, вынуждая развратно падать вниз в безумных судорогах сухого оргазма. Позволяет грубо вжимать свое лицо во что-то прогибающееся внизу, позволяет оттягивать голову за волосы на загривке, заставлять давиться, кашлять и задыхаться. Его резко заваливают на бок, почти полностью сгибая и прижимая его горящие бедра к его же груди.       «Я буду пользоваться тобой так же, как ты пользуешься остальными. Я буду брать тебя, кончать на твое грязное тело, уходить и вновь возвращаться лишь для того, чтобы воспользоваться тобой. Я пережму твой член, завяжу глаза и руки, и ты будешь мучиться от боли, испытывая при этом желанное, не сравнимое ни с чем возбуждение, будешь молить меня остановиться, и все, что ты получишь в ответ — молчание. Дважды, трижды или четырежды за ночь, тебя не волнует сколько. Если я захочу, я затрахаю тебя до смерти…»

***

      Тэхен испуганно оторвал голову от подушки, мгновенно поднявшись с кровати. Грудь его импульсивно раскрывалась для частых, судорожных вздохов, и он, словно задыхаясь, согнулся пополам, приложив руку к основанию шеи. Сознание безумно плыло перед глазами, от чего парень опасливо пошатнулся, но равновесие удержал и, немного отдышавшись, выпрямился. Взгляд уверенно упал на настольные часы. Без пятнадцати двенадцать.       Закусив губу, он посмотрел вниз, вмиг заметив выпирающий сквозь ткань хлопковых штанов стояк, и напряженно прикрыл веки. Это продолжалось лишь день, но Тэхен уже устал. Устал от постоянных фраз, сбивающих все нужные мысли, устал от непонятной неопределенности, поселившейся у него в душе еще со вчерашнего вечера, устал от Чонгука, в конце концов. И самое грустное — как бы Чонгук его не донимал, только он смог бы ему помочь. Уверенно сжав ладони в кулаки, он торопливо отправился в ванную и спустя полчаса, быстро одевшись, отправился по адресу, известному в их компании лишь ему одному.

***

      — Тэхен?       Чонгука, похоже, только что нагло оторвали от сладкого, спокойного сна. На его правой щеке красовались глубокие красные полосы от долгого лежания на подушке, а глаза, некогда большие и смотрящие твердо и цепко, теперь, чуть опухшие, растерянно скользили по тяжело дышащему Тэхену у порога его квартиры. Парень устало вздохнул и вновь медленно оглядел яркий румянец на чужих щеках и носу. Тэхен уверенно опирался одной рукой на дверной косяк и, судя по редким содроганиям и расстегнутому нараспашку пуховику, определенно замерз.       — Что ты здесь делаешь?       — Я, — Тэхен вдруг оговорился и как-то неверяще закивал головой, словно поразился тому, что собирался вот-вот озвучить. — Я могу войти?       — Да, — после небольшой паузы проговорил Чонгук, а затем кивнул куда-то в сторону коридора позади. — Только разуйся там и поставь обувь на полку. Не бойся, твои ботинки тут никому не нужны.       Тэхен, даже не думая сейчас прекословить чему-либо, торопливо последовал указаниям и через минуту наконец вошел в теплую ярко освещенную гостиную. Он неосторожно стащил с себя верхнюю одежду, не глядя бросив ее куда-то на диван, и потер оледеневшие ладони друг о друга. Чонгук все еще продолжал настороженно наблюдать за сторонними действиями и, когда парень посмотрел на него как-то загнанно и волнительно, неконтролируемо сжался и нахмурился.       — Зачем ты приехал? — он дергано поместил руки в карманы серых домашних штанов.       — Я разбудил тебя?       Чонгук раздраженно повернул голову на настенные часы, и Тэхен так же посмотрел куда-то вправо.       — Половина первого, Тэхен. Как ты думаешь?       — Да, — Тэхен нервно оглядел всю комнату, а после как-то резко пожал плечами и закатил глаза. — Чонгук, просто, — он сделал шаг вперед, — выполни то, что обещал.       Чонгук непонимающе насупился, искренне впав в ступор, но после, кажется, осознав суть просьбы, вмиг отрицательно закивал.       — Нет.       — Ты не понимаешь…       — Нет, Тэхен, — Чонгук опасливо выставил ладони перед собой, будто защитившись от неизвестности. — Ты завалился сюда посреди ночи с бредовыми желаниями твоего не менее глупого мозга. Нет, — он подтолкнул Тэхена к выходу. — Уходи.       — Чонгук, — Тэхен безуспешно пытался обернуться и остановить пихающего его в спину парня, но тот не прекращал своих действий и довольно умело уворачивался от чужих рук. — Чонгук! — возмущенно прикрикнув, он обхватил пальцами тонкие запястья, наконец остановив собственное же выпроваживание.       — Отпусти меня и выйди из квартиры.       — Чонгук, — Тэхен уверенно приблизился к Чону, что ошпарено дернулся, сделав большой шаг назад, но вмиг словно попался в ловушку, уперевшись спиной в стену недлинного коридора прихожей. — Не нужно было обещать мне то, что не готов теперь выполнить, — он расслабленно навалился на крепкое тело, нагло проигнорировав даже жалкие попытки отстранить себя. — Я же с ума весь день сходил. Постоянно слышал в голове твой голос.       — Я был пьян, — Чонгук высоко вздернул подбородком, как только Тэхен осторожно провел кончиком носа по его шее.       — Ложь.       Ложь. Чонгук был трезв. Он выпил тогда меньше двух стаканов пива, а к соджу, кажется, даже не прикоснулся. Однако признавать сейчас, что он так захотел Тэхена вчера и при этом абсолютно на здравую и чистую голову, он был не готов.       Чонгук осторожно уперся ладонями в широкую, горячую грудь, вновь постаравшись оттолкнуть притиравшегося к нему парня, но тот жалобно замычал и ласково огладил приставшие к нему кисти все еще прохладными пальцами. Тэхен смело развел коленом чужие ноги и с наслаждением скользнул им вверх по плотным бедрам. Чонгук судорожно выдохнул, но вновь отрицательно закивал, уже будто самому себе, и безнадежно ударился затылком о бетонную перегородку.       — Давай, — он отодвинул Тэхена назад, — выключай своего «пятничного Тэхена» и уходи.       — «Пятничного Тэхена»? — Тэхен легко улыбнулся и, приобняв Чонгука за талию, посмотрел ему в глаза.       — Да, — Чонгук против воли также ухмыльнулся, но почти тут же снова нахмурился. — Уходи.       — Пожалуйста. Чего тебе это стоит?       — В действительности, — Чонгук саркастически усмехнулся и приподнял лицо Тэхена указательным пальцем. — Я не буду этого делать, ты слышишь меня?       — Но я хочу, — Тэхен блаженно потерся о мягкую кожу тыльной стороны приблизившейся к нему ладони. — Ты снился мне буквально пару часов назад.       — Снился?       — Да, — парень горячо прижал Чонгука к себе. — Ты выполнил все так, как и обещал. Повязал меня, окутав в неизвестность, делал грязным и использованным, бесконечно брал, словно тебе лишь только тело мое было нужно, и не давал кончить. Чонгук, — он обхватил руками его лицо, удовлетворенно заметив уже поплывший темный взгляд, — сделай это.       Чонгук ничего не ответил, но, осмотрев Тэхена с ног до головы как-то жалостливо и отчужденно, аккуратно сцепил их пальцы и, продолжив молчать, повел его через всю гостиную к белой приоткрытой двери. Тэхен, мимолетно улыбнувшись, старательно следовал за Чонгуком, чуть ли не наступая на его призрачные следы шагов на паркете. Оказавшись в погруженной в ночную темноту спальне, он с любопытством принялся оглядывать то, что мог увидеть, и вздрогнул, когда Чонгук неожиданно включил настенный желтый бра. Легкая прохлада, тянувшаяся из открытой створки окна, осторожно проникала сквозь его легкую рубаху, неприятно морозив горячее тело.       — Тэхен, я, — парень волнительно замотал головой и, видимо, передумав что-то говорить, кивнул на большую расправленную кровать. — Присядь.       Тэхен, немного сдвинув пушистое одеяло в сторону, послушно расположился на самом краю матраца, принявшись наблюдать за копошившимся брюнетом. Чонгук что-то судорожно искал в своем гардеробе, порой выставляя руки перед собой, словно мысленно примеряя что-то, и, наконец выбрав необходимые ему вещи, прошел к Тэхену. Тот посмотрел на него снизу вверх и удивленно вскинул брови, когда перед ним резко опустились на корточки. Загорелое лицо неожиданно оказалось слишком близко и, успев разомлеть, отдавало приятным блеском и нежным румянцем подступившего то ли стеснения, то ли возбуждения. Тэхен жадно облизнулся и уже было хотел поцеловать Чонгука, но от него отдалились и отрицательно закивали.       — Уверен?       Тэхен гулко сглотнул и закусил нижнюю губу. Какое-то не испытываемое ранее тепло расходилось по всему телу, приятно согревая и расслабляя его. Чонгук продолжал выглядеть загнанным в угол зверьком, невинно сжимался, стоило лишь сделать хоть какое-либо поползновение в его сторону и, кажется, безумно волновался. Волновался, потому что вот-вот должен был причинить человеку боль, потому что вообще не был уверен в том, что в действительности сможет довести дело до конца, не сорвавшись, не проявив рвущуюся ласку и… И что-то еще.       В эти секунды молчания он треклято корил себя за свой же язык, за отключившийся мозг, но, Боже, Тэхен был сейчас таким же потерянным, однако изо всех сил продолжал пытаться выглядеть смелым, уверенным, продолжал играть того, кем в этот момент и отдаленно не являлся. Позабытая злость вновь накатывала на сознание, бесстыдно туманя его беспросветной поволокой вожделения. Страшного, разрушающего и бесконечно сильного.       — Да. Да, я уверен.       Теперь никто не мог забрать свои слова обратно. Табло электронных часов только-только показало час ночи. Во все еще открытое окно звонко бились острые снежинки разыгравшейся бури, а ледяные потоки ветра все быстрее проникали в контрастно накалившуюся спальню. Тэхен, вроде бы, не верил своему твердому тону и согласному ответу, а от того внутренне дрожал и дышал немного чаще необходимого. Чонгук все еще смотрел на него проницательно и глубоко, словно пытался увериться в чужих словах, но сам прекрасно понимал, что слышит ложь. Но, несмотря на сторонний страх, столь явственно излучавшийся сквозь расширившиеся зрачки медовых глаз, он должен был выполнить обещанное. Чон Чонгук не бросает слов на ветер. Если он сказал — он сделает.       «Тэхен самовлюбленный, наглый, жадный, бессовестный, он играет с чувствами людей, абсолютно не заботясь о последствиях. Ким Тэхен грязный, порочный и непозволительно великолепный. Ким Тэхен это заслужил»       — Хорошо.       С этого мгновения Тэхен больше не видел волнения на чужом лице. Он не видел заботы, ненависти или жалости. Чон вмиг стал пустым. Тэхен боязливо сжал губы и теперь настороженно наблюдал за тем, как Чонгук плавно встал и отложил на другую часть кровати пару широких галстуков. Его сердце испуганно замерло, вдруг пропустив пару громких ударов, когда Чонгук, буквально возвысившись над ним, посмотрел на него твердо и пугающе властно.       Парень резко подхватил Тэхена за воротник рубахи, быстро подняв его с места, и принялся методично вытаскивать мелкие пуговицы из петель. Его ноздри широко раскрывались при каждом глубоком вдохе, а руки, на удивление, не тряслись даже в легком треморе, хотя, Тэхен успел заметить: те определенно подрагивали еще пару минут назад. Темную ткань дерзко распахнули, открыв взгляду широкую, словно карамельного оттенка грудь, и грубо стянули ее с плеч, после без разбора кинув куда-то в сторону.       Чонгук со скрываемым наслаждением провел по бархатной, мягкой коже отдаленно грубыми, горячими ладонями, удовлетворенно приняв на свою шею громкий, жаркий выдох. Тэхен стоял ровно, безвольно склонив голову вниз и чуть поникнув, а потому звонко охнул, когда его без предупреждения опрокинули на кровать. Чонгук будто злостно смел на пол все подушки и одеяло и дергано поправил простынь, надежней всунув ее края в пространство между матрасом и гладким деревянным каркасом.       Тэхен, не желая больше ждать, потянулся к поясу своих джинсов, но его больно ударили по кистям и, прихватив за оголенную талию, перевернули на живот. Запястья вмиг схватили пальцами и умело оплели приятной прохладной тканью, судя по всему, галстука, прижав их к пояснице. Чонгук остервенело сорвал с парня свободные джинсы вместе с нижним бельем и вновь уложил его на спину, немного придвинув к изголовью и приподняв его в почти сидячее положение. Он оперся руками на светлое дерево позади чужой головы, нависнув над Тэхеном.       — Повторить? — Чонгук, бегло скользнув языком по пересохшим губам, принялся голодно осматривать обнаженное тело под собой.       Тэхен и вправду был великолепно сложен. Не в силах закрыть глаза на идеально ровную кожу дорогого, янтарного цвета, на изредка выделявшиеся мышцы и архитектурные тени, ложившиеся из-за выступавших костей, Чонгук уже порочно мечтал ощутить эти искусные бедра в собственной крепкой хватке, хотел сжать плотные ягодицы, которые успел увидеть лишь на пару секунд, но уже, кажется сошел с ума. Его можно было легко сравнить с древнегреческими статуями богов: безупречные изгибы, плавные черты и наивысшая грация. Тэхен сейчас не делал ничего, может, изредка извивался, будто желал показать Чонгуку себя со всех сторон, в самом лучшем свете. Но тому этого было не нужно. Чонгук и так прекрасно знал, что Тэхен — абсолютное совершенство. Все его стороны были лучшими.       — Что? — Тэхен непонимающе нахмурился, на секунду засмотревшись на уже покрывшуюся капельками пота шею парня, но, кажется, осознав, что именно ему хотели повторить, шумно выдохнул. — Да, — он мелко закивал и вздрогнул, вдруг встретившись со все таким же пустым взглядом. — Да, пожалуйста.       — Я буду молчать, — Чонгук приблизился к прохладному уху, шепча в него точно так же, как делал это буквально сутки назад. — Никаких поцелуев. Никакой ласки и нежности. Я завяжу тебе глаза совсем скоро и оставлю одного. Ты ведь растянут, да? — в ответ согласно замычали, все еще продолжив в наваждении прижиматься своей щекой ко взмокшему виску. — Ну хоть чем-то ты полезен. Я надену на твой член кольцо, чтобы ты не смог кончить. Сколько раз ты сможешь вытерпеть?       — Три, наверное.       — Ох, так мало, — Чонгук скривил губы в напущенном разочаровании. — Что бы ты мне не говорил, как бы не умолял остановиться и сделать тебе хорошо, ты ничего не получишь в ответ. Тэхен? — он склонился над покрасневшим лицом и довольно взглянул в широко распахнутые глаза. — Я не буду заниматься с тобой любовью. Я буду трахать тебя. Как я захочу, — Чонгук мимолетно осмотрел сжавшегося под ним Тэхена. — Я, конечно, не особо «за» собственнические замашки, но сегодня ты полностью мой, понял?       В ответ испуганно закивали и отвели смущенный взгляд в сторону. Чонгук на это никак не отреагировал и, жадно скользнув ладонями по всему телу Тэхена, встал с кровати, пройдя после к невысокому комоду возле стены напротив. Тэхен напряженно прикрыл дрожащие веки и обессиленно сполз вниз, полностью уложившись на спину. Руки пока еще отдаленно начинали ныть от легких импульсов боли, поэтому он осторожно пошевелил ими, не нарочно поцарапав нежную кожу поясницы, а оттого тихо засипев. Член чувствительно изнывал, уже полностью отвердев и устремившись теперь куда-то к животу. Вдруг влажную головку грубо обхватили буквально двумя пальцами, вынудив мгновенно прогнуться от столь неожиданного прикосновения, и надели на плоть нечто прохладное и, судя по ощущениям, изготовленное из силикона. Тэхен тут же раскрыл глаза, сразу разочарованно заметив, что кончит он сегодня, похоже, в действительности не скоро.       Чонгук остановился у изножья и, зацепив пальцами подол свободной черной футболки, ловко стянул ее через голову. Тэхен удобнее устроился на месте, чтобы как следует видеть ту сцену, вдруг начавшую разыгрываться прямо перед ним. Лицо Чонгука по прежнему ничего не выражало. Он уверенно опустил со своих бедер спортивные штаны и, перешагнув через них, схватился за кромку белья, но затормозил, ощутив на себе хищный, буквально пожирающий взгляд. Чонгук склонил голову вбок и будто вынужденно выпрямился, позволив тем самым продолжать тщательно себя рассматривать.       Тэхен обильно сглотнул. Слишком красиво. Слишком рельефно и сладко выглядела загорелая кожа, столь отчаянно натянутая на выступающие повсюду мышцы. Он понимал, что, похоже, кто-то привилегированный поцеловал его в задницу при рождении, раз он смог увидеть это все, находясь в подобной ситуации. Господи, если это будет драть его пол ночи, то Бог с ним с кольцом, с глазами и руками, главное, чтобы все произошло как можно скорее. Чонгук вновь оттянул резинку темно-серых боксеров и, заметив, как Тэхен выжидающе сверкнул взглядом и облизнулся, вдруг ухмыльнулся. Подойдя к кровати, он взял второй галстук и подполз к Тэхену.       — Нет, Чонгук, пожалуйста, — Тэхен, противясь, отвернулся от стремившейся к его лицу повязки. — Хочу увидеть.       Осторожно обхватив тонкую шею одной рукой, парень молча развернул его голову на себя и уже через пару секунд туго перетянул ее лоснящейся в теплых бликах приглушенного света тканью. Больше Тэхен ничего не видел. Ему оставалось лишь представлять, что там мог скрывать Чонгук, и пытливо прислушиваться к тихому шороху.       Он почти сто процентно большой. Так должно быть. У Чонгука крепкое пропорциональное телосложение, которому просто необходим большой член. Или он необходим сейчас самому Тэхену, он точно не определился. От него снова отстранились, щелкнули выключателем и, скромно чем-то пошуршав, глухо захлопнули дверь. Тэхен остался один.       Соленые капельки пота редкими струйками сбегали по его лбу, пропадая где-то в кромке повязанного галстука. Он поелозил бедрами на месте, постаравшись поудобнее улечься на ровной поверхности мягкого матраса, и немного отвел скрепленные кисти в сторону, чтобы те преждевременно не затекли. Волосы на затылке и макушке беспорядочно путались и, кажется, даже электризовались от на ощупь атласных простыней. Расслабленно распластавшись по всему свободному пространству длинными ногами, Тэхен глубоко вздохнул и просто принялся ждать.       Чонгук наверняка должен был прийти совсем скоро. Он видел, как сквозь белье уверенно выпирал его стояк, так что парень, в действительности, обязан был вот-вот вернуться. Квартиру наполняла лишь гробовая тишина. Судя по всему, Чонгук подошел к делу серьезнее, чем Тэхен думал, а потому услышанные ранее обещания вдруг обрастали каким-то пугающим холодом и излишней извращенностью. В любом случае, Тэхен просто хотел, чтобы все это поскорее началось, потому как подобные сны и порочные мысли он вряд ли смог бы терпеть еще на протяжении хотя бы одного дня.       Сознание медленно, но верно начинало теряться во времени. Сколько его прошло после ухода Чонгука, Тэхен, честно, не помнил, но и секунды с минутами сейчас считать он был не способен. Сквозняк, на удивление, никак не тревожил его, потому что разгоревшийся внутри жар успешно согревал собой каждую клеточку измученного ожиданием тела, буквально испепеляя ее до тла. Тэхен вновь повертелся на месте и, согнув ноги в коленях, свел их вместе. Член отчетливо пульсировал от каждого удара сердца, получая в себя чересчур много крови, и, по ощущениям, уже был готов бурно эякулировать. Жадные жемчужные капли смазки изредка выделялись прямо с верхушки головки, медленно стекая куда-то на низ живота.       Тэхен нахмурился и чуть приподнял голову, поздно вспомнив, что все же ничего не видит. Рядом с дверью послышались шлепки голых ступней, после чего в спальне раздался новый хлопок. Тэхен облегченно вздохнул и призывно раскрыл бедра, как только почувствовал, что матрац в основании кровати прогнулся под весом стороннего тела. Чонгук, как и обещал, напряженно молчал и, может, дышал громче и чаще обычного. Правого колена вдруг коснулась чуть влажная, неимоверно жгучая ладонь и настойчиво потянула то в сторону, вынудив парня раздвинуть ноги еще шире. Тэхен в предвкушении голодно облизнулся. Чонгук почти беззвучно щелкнул чем-то, и уже спустя пару секунд на горячую кожу обрушился град почти ледяной вязкой жидкости.       — Черт, — Тэхен испуганно дернулся и гулко зашипел, ощутив стекшую на воспаленную плоть тонкую струю. — Холодно, — он подался бедрами назад, но те властно обхватили руками и вернули на место.       Еще ничего не произошло, а он уже стал грязным. Постепенно теплеющая смазка обильно покрывала его ягодицы, ноги, живот, даже доходив до груди. Скользкие поглаживания отдавались приятной дрожью по всему телу, и он пораженно замер, почувствовав два крупных пальца, дерзко и глубоко ворвавшихся в него. Тэхен тихо заскулил от охватившей отверстие боли, но слушать его определенно не собирались, продолжив методично толкаться все дальше и как-то успокаивающе поглаживать напряженные, не поддававшиеся проникновению стенки. Он болезненно зажмурился, вновь попытался отстраниться, но его все так же возвратили обратно и, судя по уже знакомой прохладе и возникшим хлюпающим звукам, добавили больше смазки. Тэхен откинул голову назад, уткнувшись затылком в мягкую опору, и, прогнувшись, позволил вбиться в себя до острых костяшек. Одно из обмазанных бедер словно одобряюще огладили и, провернув запястье, подставили ко входу третий палец.       — Нет, нет, Чонгук, — Тэхен неуклюже оперся на связанные руки и обратился к располагавшемуся приблизительно перед ним Чонгуку. — Я, конечно, растягивался, но не настолько. Мне больно.       Пристроившаяся подушечка фаланги послушно отстранилась, и парень, закусив губу, скупо застонал на новый, более уверенный и размашистый толчок. Чонгук стремительно набирал темп, кажется, не собиравшись особо задерживаться на подобных прелюдиях, и уже через десять минут Тэхен импульсивно корчился от четырех пальцев внутри, вбивавшихся безбожно глубоко и нагло терзавших увеличенную простату круговыми, давящими движениями. Низкий скулеж оглушал, вероятнее всего, погруженную в темноту спальню, отражаясь от стен и прилетая обратно к Тэхену, возбуждая тем самым все больше и больше. Из него вдруг вышли и, кажется, слезли с кровати. Он искренне обрадовался подобному перерыву, вмиг принявшись жадно глотать столь стремительно исчезавший кислород, и, отведя голову в бок, вытер о простыни скопившуюся на висках влагу.       — Надеюсь, — Тэхен довольно ухмыльнулся, почувствовав как к нему вновь вернулись и, обхватив тонкие щиколотки, закинули ноги на влажные плечи, — он достаточно большой, Чонгук.       Взмокшее тело содрогнулось, как только твердая головка, мимолетно обведя покрасневшее отверстие, уверенно толкнулась внутрь, почти сразу наполнив его до основания. Тэхен восторженно всхлипнул, осознав, что Чонгук все-таки не надел презерватив, и в наваждении потянулся руками куда-то вперед, но те все еще были грубо оплетены за спиной, а оттого лишь вывернулись, вынудив гладкую ткань неосторожно впиться в нежную кожу запястий.       Чонгуку критически необходима была разрядка. Парень под ним сладко стонал, извивался, словно манил к себе. Даже в такой ситуации, полностью лишенный зрения и возможности касаться, грязный и безвольный, Тэхен продолжал быть изящным и несравнимо красивым, блаженно наслаждаясь тем, что, размашисто вбиваясь, Чон, в действительности, использовал его. Чонгук крепко сжал приставшие к его торсу бедра, после огладив их, и неожиданно звонко ударил по дрогнувшим мышцам.       Тэхен высоко вскрикнул и со шлепком прибился ягодицами к чужому паху. Простыни под лопатками и поясницей, кажется, были почти насквозь мокрыми, и он с трудом скользил по ним, методично следуя за торопливыми толчками. Тэхен оторопело хватался длинными пальцами за мягкую ткань под собой, несильно тянув ее в стороны, и отчетливо чувствовал, как от беспрестанных скольжений его волосы туго путались где-то на самой макушке. Низ живота приятно крутило, и долгожданный, пусть и сухой оргазм накрыл как-то слишком резко. Тэхен круто выгнулся и пораженно распахнул веки, вмиг ошалело вглядевшись в кромешную темноту перед глазами, но испуганно вздохнул, вновь ощутив тяжелый удар по правому бедру.       «Слишком рано»       Расслабившееся тело с оттяжкой покинули. Тэхен настороженно прислушался к звукам, огорченно уловив лишь тихое сиплое шипение. Чонгук все еще располагался между его широко раскинутых ног, которые только-только раздраженно сбросил на матрац, и, судя по всему, пытался как можно быстрее водить влажной от смазки ладонью по своему члену. Раздался глухой рык, и пресс Тэхена щедро измарали в горячих струях излившейся густой жидкости. Чонгук шумно выдохнул через нос и, пошатнувшись, встал с места. Оглядев извивающегося от невозможности так же кончить парня, он покинул комнату, не до конца прикрыв за собой дверь. Тэхен вновь остался наедине с собой.       Устало заскулив, он осторожно перевалился на живот, желая стереть с себя высыхающую и стягивающую кожу сперму, но лишь громко и болезненно застонал, как только плоть плотно вдавилась в излишне твердый теперь матрац. Голову безбожно вскружило от переизбытка дискомфорта и наслаждения в один миг, а мышцы импульсивно содрогнулись от не отступавшего напряжения и возбуждения. Тэхен вновь аккуратно двинул бедрами вперед и, не почувствовав прежних спазмов, приподнял задницу чуть выше. Чонгук в любом случае не запрещал ему подобного, к тому же он все равно не смог бы кончить, а так, хоть какое-то удовольствие накрывало изнывающее тело и сознание. Он старательно терся о ставшие вмиг приятными простыни, отчаянно воссоздавав в голове заветный образ.       Он прекрасно видел перед собой крепкие бедра, пресс и мощные руки с изящными длинными пальцами. Пальцами, что буквально полчаса назад были внутри него. Дерзко касались простаты, вжимались в бедный, воспалившийся комок с адским рвением, словно желая протолкнуть его куда-то вперед. Чонгуковы пальцы были грубыми, шершавыми и удивительно рельефными, будто не похожими друг на друга. Каждая проникающая фаланга ощущалась так явно и так хорошо, что Тэхен, абсолютно абстрагировавшись от происходящей действительности, великолепно точно представил, что все они вновь оказались в нем. Вновь толкнулись, глубоко-глубоко, вновь надавили на желанную железу, метнув по всему телу острые импульсы страстного вожделения. Даже не заглушенный стон громко отлетел от стен спальни.       Пока все это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Чонгук на самом деле оказался невероятно большим, даже больше, чем Тэхен себе представлял, оправдав тем самым все заветные ожидания. Тэхен так давно мечтал об этом. Мечтал получить Чонгука себе, мечтал провести с ним хоть одну ночь, но испуганно отвергал подобные мысли, потому что на спокойную, не окутанную страстью голову хотеть подобного было как минимум ненормально. Чонгук не был парнем его типа, по крайней мере в плане характера, а потому казался неприятным и странным. Однако, открывшись теперь с такой стороны, он, кажется, начинал теплить внутри пустой, одинокой души нечто, схожее с интересом.       Тэхен улыбнулся, гибко выгнулся и, широко раздвинув колени, задрал бедра еще выше. Он плавно повернул лицо вбок, уложившись щекой на мокрую ткань, и снова вытер с кожи капли бесконечно выделявшегося пота.       Обе ягодицы яростно обожгло от размашистых ударов. Тэхен испуганно дернулся, скрутив шею, и громко вскрикнул, когда в него грубо толкнулись и, даже не дав осознать произошедшего, начали быстро вбиваться в напрягшееся тело. Горячие ладони жадно огладили напряженные бедра и, немного приподняв парня за них, вжали упругую задницу в источающий неимоверный жар пах. Тэхен, уже абсолютно не смущаясь, раскатисто застонал и судорожно уперся лбом в мягкий матрац, отчаянно постаравшись не потерять свою единственную опору. Он в наваждении протянул свои запястья к копчику и облегченно выдохнул, когда его пальцы крепко сцепились с чужими, вновь влажными от находившейся, кажется, повсюду смазки. Кожа переплетенных фаланг легко скользила, отчего Тэхен старательно продолжал хвататься за Чонгука, словно за последнюю данную ему соломинку.       — Чонгук, — он прерывисто заскулил, почувствовав уперевшуюся в простату головку, — держи меня.       Пальцы мгновенно куда-то отстранились, и Чонгук, полностью убрав руки от чужого тела, замер, прекратив фрикции. Тэхен разочарованно всхлипнул и нахмурился, определенно теперь не понимая, что ему нужно было делать. Чонгук продолжал сохранять статичное положение, уложив ладони на собственную талию, и удовлетворенно наблюдал за сторонним смятением. Он все так же напряженно молчал и широко раскрывал грудь, переводя столь быстро сбившееся дыхание.       — Чонгук, что мне делать? — Тэхен старательно вильнул бедрами и засипел, вновь приняв на одну из ягодиц звонкий шлепок. — Мне отстраниться? — в ответ, видимо, в отрицании, с нажимом провели ногтями по нежной, покрасневшей коже, вынудив обессиленно зажмуриться и торопливо облизнуться. — Сделать все самому?       Твердый член равномерно скользнул по разработанным стенкам, ласково растянув их и проникнув до самого основания. Парень что-то согласно пробубнил и, удобнее устроившись лицом на матраце, плавно насадился на плоть. Мышцы устало сокращались, определенно не выдерживая требуемых от них действий, но Тэхен вынужденно закрывал на это глаза, постепенно начиная набирать ровный, методичный темп, наверняка, необходимый сейчас его партнеру.       Уловив позади себя довольный вздох, Тэхен искренне улыбнулся и постарался как можно сильнее толкнуться назад. Колени предательски разъезжались в стороны, лишая его столь нужной опоры, и Чонгук, видимо, заметив это, все же помог парню, обхватив его ноги руками и резко их соединив. Тэхен вмиг почувствовал, как собственный член туго зажало между его же бедрами, отчего мгновенная острая боль пронзила все тело, с громким криком выйдя из раскрывшейся глотки. В него вновь принялись беспорядочно вбиваться, абсолютно игнорируя любые звуки, исходившие явно не от удовольствия. Тонкую талию вдруг надежно оплели поперек одной рукой, свободной же властно взявшись за спутанные темные локоны на загривке, и заставили тем самым Тэхена полностью разогнуться и прижаться спиной к широкой, сплошь покрытой влагой груди.       От неожиданной смены положения, которое Тэхен, вследствие полной потери ориентации в пространстве и контроля над собой, понял не сразу, безумно кружило сознание. Он обессиленно откинул голову на чужое плечо и окончательно завалился на Чонгука, что, часто дыша, кажется, уже бездумно толкался в столь податливое тело, нагло и грубо терзав в край простимулированную простату. Пережатая плоть уверенно окрашивалась в ярко-пунцевый оттенок и стояла сейчас пугающе прямо и ровно, изредка ударяясь по низу живота и обильно пачкая его выделявшейся смазкой.       Тэхен протяжно застонал, вот-вот приготовившись кончить, но чертово кольцо, словно издеваясь, будто надежнее оплело пульсирующее основание, так и не дав ему необходимой разрядки и впервые за ночь принеся глухую, тянущую боль. Чонгук отвращенно отдалился от спины Тэхена и, подкосив его колени собственными, полностью убрал от него руки. Парень повержено рухнул вниз, тут же распластавшись на успевшей охладиться поверхности, и изнеможенно замычал, как только в него вновь принялись скупо и мелко вбиваться. Спустя бесконечные две минуты Чонгук обильно излился на чужую поясницу и, даже не отдышавшись, вышел из спальни.       Он, полностью трясясь, быстро шел по холодному паркету гостиной, звонко шлепая по нему голыми ступнями. Натянув оставленные ранее на диване боксеры, Чон отправился на кухню и, налив себе полный стакан ледяной воды, наконец глубоко выдохнул. Руки беспорядочно дрожали, злостно отказываясь держать в себе хрупкую керамику, и, кажется, были сейчас даже холоднее нее. Оперевшись ладонями на край подоконника, он напряженно нахмурился и отстраненно взглянул в окно.       Время давно перескочило порог двух часов, а потому на заснеженных улицах уже почти никого не было. Изредка пробегала пара потерявшихся в этой ночи прохожих, но и те торопливо скрывались за дверьми подъездов и машин, искренне не желая подставляться под потоки сильного ветра зимней бури. Все это казалось Чонгуку странным: погода никогда так не «разыгрывалась» в конце ноября и была скорее мягкой и благосклонной к жителям Сеула. Квартиру наполнил ничем не приглушенный, долгий стон, и Чонгук, прикрыв тяжелые веки, опустил голову вниз.       Сердце безумно колотилось в груди, гулким шумом отдававшись в ушах и сознании. Мысли беспорядочно путались и крутились теперь лишь вокруг одного — там, в жаркой влажной комнате, погруженной в страшную тьму, лежал Тэхен. Грязный, измученный, уставший и одинокий. Тихий скулеж раздавался еще на протяжении нескольких минут, после чего Тэхен, судя по всему, затих. Чонгук молился, чтобы тот не уснул, потому что брать его в сложившейся ситуации — полбеды, начать вбиваться в задремавшего Тэхена было бы чертовым апогеем этого вечера.       Совесть сжирала Чонгука изнутри, и его не могло успокоить уже ничто. Ни то, что его сами попросили сделать это, ни то, что совсем скоро это должно было закончиться, ни жалкое оправдание о том, что «Боже, мы всего лишь трахаемся, так?». Нет, не так. Даже люди, которые всего лишь трахаются, делают это с заботой и трепетом о своем партнере. Чонгук же не делал ничего, кроме принуждения и причинения боли. Челюсти непроизвольно сжимались от отвращения к самому себе и к тому, что вот-вот должно было подойти к завершению. Скосив взгляд, он посмотрел на часы. У него было еще двадцать минут, чтобы успеть остыть и, наконец собравшись, просто довести дело до его конца.       У Тэхена абсолютно не было сил. Все они ушли на то, чтобы пару секунд назад завалиться на бок и прижать колени к себе. Окропленная спермой кожа ссыхалась, стягиваясь под частыми полосами и каплями. Растянутое отверстие неприятно зудело и ныло от недавних толчков, а стенки, несмотря на явное изнеможение организма, отчаянно сокращались, буквально просив еще. Он старался глубоко и размеренно дышать, чтобы те удушающие слезы, возникшие из ниоткуда, просто исчезли и не морочили ему голову. Тэхен часто сухо сглатывал и кусал нывшие губы, теперь думая, кажется, только об одном.       «Так вот, каково быть использованным»       — Сам напросился, — тихо пробубнил он и с болезненным стоном улегся поудобнее.       Чонгука не было уже слишком долго. Тэхен определенно успел замерзнуть, вдруг вспомнив о некогда открытой створке окна. Он мелко дрожал и все ближе притягивал к себе ноги, опрометчиво надеясь согреться хоть о них. Ледяные пальцы ног резво перетирались друг о друга, часто путаясь и цепляясь за ткань простыни. Пугающее чувство полной ненужности накатывало ужасающе стремительно.       Только сейчас он устало вспоминал все свое окружение, своих друзей и, кажется, понимал, что в действительности никому не сдался. Он лезет ко всем по поводу и без, он вынудил Чимина делать порочные, смущавшие его вещи, он нескончаемо издевался над ними с Юнги, говорив, что те никогда не смогут быть вместе из-за своей твердолобости и скудоумия, а сейчас именно он лежал один.       Затраханный и никому не нужный.       Горькая обида, впервые на самого себя, вмиг затопила все мысли и душу. Глаза с каждой секундой становились все влажнее, истерзанные губы плотно сжались, пытаясь скрыть появившуюся на них дрожь. Тэхен рвано вздохнул и испуганно вздрогнул, когда почувствовал, как к нему пристроились позади.       — Нет, Чонгук, — он осторожно отполз от горячего тела, но его грубо притянули за связанные руки обратно. — Пожалуйста, Чонгук.       В него размашисто и глубоко толкнулись. Тэхен громко всхлипнул и попытался вновь отстраниться, но его злостно ударили по бедру, буквально пригвоздив к месту. Влажные ладони резко подхватили длинные ноги под коленями, вплотную прижав те к груди парня и согнув его тем самым пополам. Чонгук входил беспощадно быстро, будто ему самому было противно то, что он делал, и тихо рычал Тэхену в шею. Ким в наваждении откинул голову назад, приложившись щекой к чужому носу, и протяжно застонал Чонгуку в лицо. Жаркое дыхание испариной укладывалось прямо на его губах, безмерно возбуждая. Измученный отсутствием разрядки член крупно дернулся, и Тэхен громко вскрикнул.       — Остановись, — судорожно зашептал он, кажется, начав давиться собственными слезами. — Мне больно, Чонгук, пожалуйста.       Чонгук шумно выдохнул и, перехватив сложившегося Тэхена поудобнее, вбился до основания, после замерев. Мягкие стенки приятно окружали пульсирующую в них плоть, а твердая, крупная головка с силой упиралась в увеличенную сейчас простату. Тэхен, словно в страшном бреду, продолжал что-то бормотать, но поражено заткнулся, как только Чонгук, насладившись недолгой паузой, вновь принялся толкаться в абсолютно разомлевшее тело.       Тэхен больше не сопротивлялся. Тянущая, жуткая боль сковала весь организм и впервые в жизни исходила из чертовой мошонки. Задница ныла от бесконечных шлепков о чужой пах и, вроде бы, уже отказывала. Крупные капли беспорядочно скатывались с век, но не могли стечь на щеки из-за все еще повязанного на лице галстука. У Тэхена начиналась истерика.       — Чонгук, прошу, — парень надрывно промычал, почувствовав очередной удар по бедру. — Я не могу больше. Чонгук, пожалуйста, — он громко вскрикнул, когда Чонгук окончательно сорвался на быстрые беспорядочные толчки. — Остановись, мне больно!       Чонгук молчал. Это буквально сводило с ума. Лучше бы он кричал на него, называл тем, кем он в действительности являлся, но только бы не молчал. Он лишь продолжал беспрестанно вбиваться и жалостливо скулил куда-то в его плечо. Необходимая развязка подступала быстро, а потому он вышел из Тэхена, горько хмыкнув на его облегченный стон, и отполз к изножью кровати. Схватив парня за тонкие щиколотки, он резко перевернул его на спину и широко развел его ноги. Тэхен на подобные действия уже не реагировал, продолжая отрешенно рыдать. Чонгук остервенело провел по своему члену ладонью и, впервые издав какой-то громкий звук, скупо излился Тэхену на живот. Тот отвращено скривился и хотел было прикрыть лицо руками, но лишь неуклюже пошевелил связанными запястьями за спиной. С его плоти мгновенно сняли кольцо. Тэхен вновь закричал, но испуганно понял, что долгожданная и такая нужная развязка не подступает.       — Кончай.       Грубый, хриплый голос неожиданно раздался в комнате, вынудив парня вздрогнуть и попытаться свести колени. Властная хватка вмиг раздвинула крепкие бедра обратно, но вдруг нежные, мягкие касания поплыли по измученной коже, что тут же покрылась мелкими мурашками. Новая волна возбуждения туго скрутила низ живота, но кончить Тэхен все еще не мог, чувствовав внутри лишь адскую пустоту и боль.       — Кончай.       — Я не могу, — Тэхен истерично всхлипнул и прогнулся в спине, как только над ним медленно нависли, ощутимо придавив к матрацу тяжелым крепким телом.       — Тэхен?       Чонгук звучал где-то близко с лицом, и парень на мгновение перестал плакать, судорожно прислушавшись к нему. По щеке ласково провели самым кончиком носа и, похоже, задумавшись ненадолго, мокро поцеловали гладкую скулу.       — Ты великолепный, Тэхен, — Чонгук напряженно прикрыл дрожащие веки, как только Тэхен ошарашенно вздохнул, кажется, задержав дыхание. — Самый прекрасный парень, которого я когда-либо встречал, слышишь? Ты — совершенство.       Все, что существовало когда-то и имело место быть сейчас, сжалось до одной маленькой точки. Тэхен протяжно застонал и, страшно изогнувшись, обильно излился себе на живот. Ужасное, скручивающее повсеместно возбуждение наконец спало. Он часто задышал, похоже, вновь ощутив подступающую истерику, и содрогнулся во второй волне тяжелого оргазма. Вязкая сперма крупным пятном разливалась между двух тел, и Тэхен чувствовал себя теперь еще грязнее и распутнее. Долгожданное наслаждение впервые приносило лишь боль и желание возненавидеть себя.       — Тэхен? — Чонгук осторожно развязал, наверняка, затекшие запястья парня.       Тэхен тут же вытащил руки из-за спины, судорожно вцепившись пальцами в предплечья Чонгука. Полностью влажные глаза так же, наконец, избавили от промокшей насквозь ткани, вынудив Тэхена сильно зажмуриться. Привыкнув к ночному мраку, он мутно посмотрел на лицо над ним и тихо охнул, когда скопившиеся на коже слезы аккуратно вытерли самыми подушечками горячих пальцев. Чонгук начал отстраняться, но Тэхен испуганно схватил его за талию и, перевернув на бок, вплотную прижался к широкой груди.       — Не уходи.       Он заснул спустя минуту, находясь в крепких и столь нужных ему объятиях. Чонгук, немного подождав, бережно протер грязное тело смоченным в воде полотенцем и, молча понаблюдав за мирно сопевшим Тэхеном, покинул спальню.       Он вновь смотрел в окно теперь уже в гостиной, так и не сомкнув глаз с трех ночи. Душу безбожно драло отчаяние и отрешенность. Все это было зря. Вся ночь, все мучения и боль. Веки неприятно щипало от периодически подступающих слез. Ким Тэхен разрушен. Ким Тэхен впервые в жизни проявил свои настоящие эмоции. Впервые за последние десять лет он позволил себе разрыдаться перед кем-то, показаться беспомощным и бесконечно нуждающимся. И все это из-за Чонгука. Чонгука, который его, наглого и беспринципного, недалекого и порочно плотского, азартного и приставучего, считал чертовым совершенством.       Рассвет уверенно наполнял прохладную комнату яркими лучами нежданного ноябрьского солнца. Люди торопливо сновали по улицам, порой держа в руках большие коробки с новыми елками или игрушками для детей. Редкие облака быстро перемещались резвыми потоками морозного воздуха по чистому, голубому небу. Чонгук устало вздохнул и прокрутил в руках уже вторую за это утро чашку кофе. Веки неумолимо закрывались, а потому он уткнулся лбом в холодное стекло, уставившись абсолютно пустым взглядом куда-то вперед. Позади послышался шорох, но он даже не обернулся. Тихие шаги, суматошное шуршание куртки и громкий хлопок входной двери.       Они вновь остались одни.