Маленький мир

Тревожные сны мучают Тенгена вот уже пятый день, и он понятия не имеет, чем привлек их к себе. Все началось на следующую же ночь после бала, и прекращаться, скорее всего, пока не собирается. — Брат? Ты в порядке? — Макио в который раз спрашивает хозяина дома о его самочувствии, когда застает того стоящим посреди ночи у зашторенного окна в гостиной. Кажется, будто тот еë даже не слышит, находясь мыслями вновь на том балу, ища хоть какую-то подсказку. Девушке приходится коснуться его руки, чтобы он обратил на неë внимание. — Ты в порядке? — повторяет вопрос она и тут же в шутку добавляет: — Раньше у тебя не было увлечения рассматривать шторы. — Да, всë хорошо, не волнуйся. Иди спать, — просит он, давая понять, что, пусть даже всë невероятно гадко, он не хочет об этом говорить. Хватило объяснений такого скоро возвращения из гостей. Сестра мягко проводит рукой по его волосам, совсем как в детстве, просит не задерживаться у столь интересного предмета искусства прямо в их гостиной слишком долго и послушно идёт к себе. Конечно, Тенген обещал ей поскорее уйти в спальню, но он не может сдвинуться с места до самого рассвета, продолжая сверлить взглядом кроваво-алые шторы в поисках чего-то нового на них. *** Узуй легко спешивается с коня и почти готовится быть захваченным в крепкие приветственные объятия Ренгоку, но тот вместо объятий набрасывается на него с миллионом вопросов относительно самочувствия, настроения, количества раз на дню, когда тот кушает, сколько спит и так далее. От такого потока у приехавшего к другу ради помощи Тенгена начинает болеть голова. — Кëджуро! Я к тебе в гости отдохнуть приехал, а не чтобы ты меня вопросами засыпал. Мне сестер для этого хватает. Ты что, стал мне четвертой? — А вот возьму и стану! Тогда точно не отвертишься. Ишь, чего удумал: днями и ночами не спит, есть почти не ест, изнуряет себя чтением этих дурацких книжек с предсказаниями… — Они не дурацкие! — Дурацкие! Раз делают из тебя дурака, не уважающего себя, своих друзей и семью, значит дурацкие. Логика Ренгоку непробиваема. Если уж он зацепится за что-то, то еще сотню лет будет в это тыкать. Узую не остается ничего иного, кроме как согласиться с мнением друга, чтобы прекратить этот цирк, который они устроили прямо на пороге его дома. — Пойдем скорее внутрь. Танджиро как узнала, что ты к нам едешь, прогнала всю прислугу с кухни и начала готовить сама. Даже меня не подпускала! — Как грубо, Кëджуро! Твоя жена никогда и никого не прогоняет, она лишь настойчиво просит удалиться. Хотя насчет того, что тебя нельзя пускать на кухню, я с ней полностью солидарен. Позволить тебе что-то приготовить — проще выйграть войну. — Какого ты хорошего мнения обо мне… — Самого наипрекраснейшего! Громкий и басистый, точно гром, смех прокатывается по широкому коридору, ведущему прямо к столовой. Замок семьи Ренгоку поражает всех, кто посещает его: высокие потолки, полностью отделанные древесиной полы, невероятной формы окна, занимающие почти половину площади черных, будто вороново перо, стен, лепнина и символы огня на каждом шагу. Как укротители огня, членов семейства обязали чтить огонь, его мощь и сущность, дабы во веки не разгневать Богов и не навлечь на себя их гнев, несущий болезни, пожары и смерти. Почти Священной для семьи символикой украшены не только стены, шторы, люстры, но даже старинные гобелены. Впервые приглашенные в сей замок впадают в шок и непонимание от слишком резких контрастов. Дом Ренгоку гораздо старше дома Узуя, гораздо богаче и гораздо изящнее. Он словно застрял во времени, хранит в себе тайны прошлого и является местом пребывания какой-то невероятно странной, почти мистической сказки. Такие сказки не рассказывают детям на ночь, чтобы те хорошо спали. Такие сказки рассказывают, чтобы они были послушными и знали о несправедливости жизни; о том, что за всë в этой жизни приходится платить: за что-то — временем, за что-то — деньгами, за что-то — жизнью, а за что-то — даже собственной душой. Плата душой — самая серьезная и необратимая сделка. Если ты согласишься продать душу взамен на что-либо, ты обречешь себя и всю твою семью на испытания и неожиданности. К сожалению, не всегда лёгкие и приятные. — Так что же, если не секрет, действительно привело тебя в мою скромную обитель? — интересуется Кëджуро, сворачивая по коридору направо и останавливаясь у дверей трапезной залы. — Я хотел отблагодарить тебя… Точнее, вас. Ну, за тот вечер. Когда вы меня вытащили с того ужасного приëма, — Узуй слегка мнëтся и совсем неестественно заламывает и прячет свои руки. — Приëм был отнюдь не ужасным, а за спасение твоей проблемной задницы можешь не благодарить. Это был мой долг, как твоего лучшего друга, — искренняя улыбка и внимательный взгляд, кажется, успокаивают Тенгена, и они вместе заходят в залу. От приятного запаха блюд на столе текут слюнки, а от изящного вида хозяйки дома в таком обыденном, казалось бы, деле хочется наигранно упасть в обморок. — Кëджуро! Тенген! Наконец-то вы соизволили дойти до нас, а то обед был готов остыть, так и не дождавшись, — Танджиро привычно кивает головой в знак приветствия гостя, в затем, заметив нотки непонимания на его лице, бросается обнимать. Чудесно, что она отпустила всю прислугу, и сейчас эти обнимашки видят только еë муж да картины на стенах. — Я тоже ужасно рад тебя видеть, золото, — улыбается подруге Тенген, ласково обнимая еë. — Но ты уверена, что твой муж не прикажет за это отправить меня в темницу, а потом казнить? — Не прикажет. А если и прикажет, он посидит в темнице с тобой, поймет, как там гадко, и прикажет готовить баню. Кëджуро, как большой кот, всегда тянется к теплу, — Танджиро лукавого улыбается в сторону мужа, взглядом говоря, что такой план может быть вполне реальным, и выпускает Узуя из объятий. — Пойдёмте скорее, а не то всë остынет и станет невкусным, а ведь я так старалась! — Твоя еда станет невкусной? Это невозможно! — в один голос произносят мужчины, и все направляются ко столу. *** — Ужин был великолепный, спасибо, дорогая, — Кëджуро целует жену в щëку и, пока она раздает приказания прислуге на кухне позаботиться о чае и обо всëм сопутствующем, обращается к другу: — А теперь, Тенген, будь добр, скажи, зачем же ты всё-таки ко мне приехал? В прошлый раз нас прервали. — Как это, зачем? Я же сказал тебе, отблагодарить… — Не держи меня за дурака. Я знаю тебя не первую сотню лет; ради проявления благодарности ты никогда ни к кому не ездишь. Так зачем? Это из-за того мальчишки, верно? Узуй хочет возразить, но знает, что у него ничего не выйдет. Ренгоку и правда знает его слишком хорошо. — Да, ты прав. Меня не отпускает яркое ощущение того, что я его видел тогда. — Ты можешь вспомнить в деталях тот сон? И действия этого мальчишки? — как хозяин дома, Ренгоку не может позволить себе поступать опрометчиво и говорить громко — стены замка слушают их даже внимательнее, чем они друг друга. Густой дым в перемешку с пеплом плотными облаками опускается на пропитанную кровью землю. Воздух пропитан запахом горящих тел, прелой крови, пороха. Вдалеке слышны отчаянные крики тех, кто ещё борется за свою жизнь и будущее. Полная луна горит ярко-голубым светом, но на неë смотрят лишь потускневшие глаза убитых и усталые глаза тех, кто ожидает смерти после множества ран. Вспышки молний освещают полуразрушенный громовой замок, где на самой высокой из сохранившихся башен стоит юный принц и скупым взглядом осматривает поле битвы у себя под ногами. Тенген не может различить его взгляд с такого безумного расстояния, но сердце его болезненно сжимается, потому что он уверен: Зеницу смотрит на них как на мусор. Ничтожества. В его золотых глазах ничего, кроме холода и отвращения. Ему совершенно наплевать, кто и за кого умер. Ему даже наплевать на то, что там, на сырой земле, истекающий кровью после серебряных пуль, лежит тот, из-за кого его сердце билось в сто крат быстрее, а жар разносился по телу. Теперь он считает его таким же отребьем и слабаком, что и остальных. Потому что нужно было раньше думать о том, чтобы принимать его предложение. Нужно было раньше соглашаться на противостояние вампирам. Тогда он остался бы жив. Или, как минимум, не был бы так сильно ранен. А теперь его удел — смерть в агонии от действия заговоренного серебра. «Прощай, Узуй», — четко произносит принц, зная, что его точно услышат. Но перед глазами у слушателя непроглядная тьма. -… и вот я не знаю, что мне делать дальше. Я перечитал все книги в библиотеке, перечитал семейные архивы, но ничего не нашел. Долго ты молчать будешь, Кëджуро?! Скажи что-нибудь. — Я думаю. На долгих несколько минут зала погружается в тишину. Создается ощущение, что мужчины даже не дышат, чтобы не сбивать друг друга с мыслей, и был бы кто здесь третий, он мог бы слышать, как сердца качают кровь. Даже за дверьми, на кухне, прекращаются все работы — хозяйка утверждает, что чай может и подождать. Их с мужем связь известна многим и с каждым годом обрастает все большими слухами, но тех, кто действительно знает суть этой связи, можно пересчитать по пальцам рук. Вот и сейчас госпожа Ренгоку чувствует, что вмешиваться в разговор будет лишним. — Ты надумал? — разрывает тишину Тенген, с некоторым страхом смотря на друга. Тот ни слова не отвечает, а лишь начинает стучать пальцем по столешнице, то ускоряя, то замедляя отбиваемый ритм. И так же резко как начал, прекращает это делать, встает из-за стола, делает круг вокруг него и останавливается за спиной гостя. — Нам нужно будет следить за этим мальчишкой. Очень внимательно следить. У меня такое чувство, будто само его нахождение здесь — непорядок. — Да, понимаю. Но с предсказанием-то что? Тебя ничего не насторожило? — Насторожило. Но я не до конца понимаю, что именно. Пока не понимаю. Я обязательно в этом разберусь. — Ренгоку встает перед лицом друга и кладет руку ему на плечо, уверенно сжимая. — Мы разберемся с этим, Тенген, я клянусь тебе. — Я не сомневаюсь в этом, Кëджуро. Рассчитываю на твою помощь. Хозяин победного улыбается, обнажая клыки, и почти моментально меняется, крича что есть мóчи свою дорогую жену, прося еë принести чаю. — Ты останешься у нас сегодня, — заявляет он же, когда почти весь стол накрыт. — Это не обсуждается. — Но я не могу! Хинацуру, Сума и Макио остались в замке одни, я обещал, что вернусь. — Уверен, твои прелестные сестры не сочтут за грубость, если ты на одну ночь останешься у своего старого друга, — Тенген начинает осознавать, что еще немного, и он действительно согласится на предложение Кëджуро. — Но ведь… — он делает последнюю попытку отказаться. — Я уже отослал к ним ворона с письмом. Так что не волнуйся о том, что они будут сходить с ума по тебе из-за твоего отсутствия. Так уже лет двести никто не делает! — Кëджуро взрывается волной оглушающего смеха после удачного подкола друга, и у Узуя кулаки чешутся отвесить ему за это. Остаток вечера проходит за плавающими с темы на тему беседами, за карточными играми, за бутылочкой красного вина у камина и в лучшей во всей округе компании. В доме у старого друга Тенген действительно чувствует себя живым, не таким разбитым и растерянным. Видимо, огненный дух их семьи выжигает в сердцах и душах приходящих любую тьму и тоску, защищая гостей этого дома.