Страшилки в Цитадели

Изуминоками спустил с постели руку и, нащупав мягкую шёрстку Конноске, дремлющего рядом с такой непривычной после футона кроватью, с облегчением выдохнул. Всё же спать одному в пустом доме, который тебе не принадлежит вовсе и арендован (читать «без спросу занят») на время миссии, тревожно и, мягко говоря, неприятно. Так привыкаешь и к шуму, и к смеху посреди ночи, и к сопению спящего на соседнем футоне Кунихиро, которого, к слову, до рассвета можно было и не ждать – патруль… Тихое «кап-кап» донеслось из ванной, и Канесада вздохнул. Должно быть, он неплотно закрыл краны перед тем, как пойти в постель. Не раздражает – и ладно. «Кап-кап-кап». Изуминоками поморщился и повернулся на другой бок. Вылезать из тёплой постельки так не хочется, шлёпать куда-то босыми ногами – тем более. Поэтому он просто натянул одеяло повыше, чтобы не слышать, и вновь погладил потянувшегося с тихим зевком лиса, свернувшегося в клубок у кровати. «Кап-кап, кап-кап». Канесада тихо скрипнул зубами. Нет бы монотонно капало, так, чтобы к этому можно было привыкнуть и не обращать внимания. Нет же! Конноске, судя по всему, тоже ситуация не нравилась – с пола до Изуминоками донёсся скрежет коготков по деревянным половицам. – Спи, спи… – негромко пробормотал мечник и, спустив руку чуть ниже, с чуть большей нежностью пригладил пушистую шерсть товарища, а тот с довольным урчанием лизнул ладонь. – Тц, слюнявый. «Кап, кап-кап-кап, кап-кап». – Да сколько можно?! – Канесада, взревев, поднялся с постели и, дошлёпав до ванной, толкнул дверь. Закрыто. Изуминоками толкнул сильнее, приложившись плечом, и едва ли не с корнем вырвал хлипкий дверной замок. Первое, что привлекло внимание – пристальный взгляд переполненных ужасом глаз, смотрящих на него из темноты ванной комнаты, и еле слышный скулёж. – Конноске, когда только ты успел сюда пробраться? Вот же проныра! – Канесада ободряюще улыбнулся и пригладил пушистые ушки. Лис не отозвался, поспешно вскарабкавшись на руки. Молчал он и тогда, когда учигатана выпрямился, на ощупь закрыл капающую горячую воду и, включив свет, застыл перед зеркалом, скованный пробежавшим вдоль позвоночника морозцем. «Твои руки нежны и приятны на вкус, Изуминоками Канесада», – гласила свежая надпись на запотевшем стекле. Из спальни, прямиком из-под кровати, вновь послышался скрип острых когтей.