Turbid waters

Ты сжимаешь собственное сердце, оно истекает кровью, но ты ничего не можешь поделать. Слезы льются из глаз, мешая нормально видеть. Как давно все начало катиться в бездну? Как давно ты понял, что все же не можешь так ровно стоять на ногах? Ты знаешь ответ. Под твоей черепной коробкой было заложено, словно бомба замедленного действия, тревога. И сейчас настал пик — она сработала. Ты видел все. Как эта кудрявая голова целует светлую макушку, зацеловывает розовые щеки и с любовью, как когда-то в твои глаза, смотрит в его. Начиная тяжело дышать, ты уже не отдаешь отчет ни себе, ни своим мыслям — бежишь прочь от увиденного, с ужасом в глазах смотришь только вперед, боясь обернуться. Твои рыжеватые волосы трепет ветер, уволакивая в свое холодное царство, царство одиночества. В уже остывших лучах солнца ты ищешь тепло, такое как некогда в его объятьях. Все так же холодно, все так же убого. Ты сам начинаешь окрашивать мир в серые цвета, проводя шершавыми подушечками пальцев по оконной раме. Ярко желтые цветы давно завяли, а вода стала мутно-зеленой. Смотря в зеркало, ты невольно вспоминаешь эти высохшие цветы в грязной воде. Бомба давно сработала, оставляя за собой развалины. *** Все началось той весной, когда я заметил, как ты начал на меня смотреть. Каждый раз, пока ты мог перебирать струны своей «красотки», просто отдыхая, а мог на репетициях и концертах. Конечно, мне все это нравилось, и твои случайные прикосновения к моим рукам, что чувствовались как языки пламени, оставляющие за собой приятные ожоги. Скажу честно, я всегда думал, что ожоги, оставленные тобой, просто не смогут причинить мне боль. Когда ты сказал мне, все, о чем я так грезил, сбылось. Я заглянул тебе в глаза, пытаясь вглядеться в самую душу, но пока рано. Пока я видел только странное тепло, которое оказалось холодным светом, после же стало поздно. До сих пор я думаю, зачем тебе было все это? Мои щеки все еще горят от пожара твоих поцелуев, которые помогали в самый серый день. Твой голос всегда ассоциировался у меня с чистой водой, такой хрустальной и прозрачной, словно родник. Теперь эти воды помутнели, оставляя неприятный осадок. Теперь я понимаю, что мой голос не вызывал у тебя приятных мурашек по всему телу, отзываясь в груди волнительным трепетом. Пусть ты и смотрел любя, но это чувство не разливалось импульсами по всему телу. Кто мы друг для друга? Понять было не сложно, но я просто не хотел. Воды мутнели с каждым месяцем, а затем и днем. Так и утекли наши немалые два года. Я думаю, что ты жалеешь меня, просто когда видишь. Безмолвно, просто взглядом, что мне становится дурно, а к глазам подступают осточертевшие слезы, которые обязательно обожгут мои искусанные губы, так же безмолвно, так же тихо. *** Он взмахивает своей светлой копной, с двойной силой ударяя по барабанам, его кровь словно кипит. Золотистые пряди попадают в рот, оставляя на губах горький привкус закрепляющего лака, тебе ли не знать, так? В больших глазах пляшут озорные искры, даже бешеные, а с губ не сходит улыбка, обнажающая все зубы, а тебя это так завораживает. Ты буквально не можешь оторвать взгляд от этого представления, а я от тебя. Так странно. Ты любишь изучать его, ты любишь его. Как-то я слышал, ты сказал ему, что его смех похож на букет девственно-чистых ромашек, думал ли ты так же про мой смех? Его жилистые руки ухватываются за твои, между вами спор. Дыхание у вас сбитое, а и без того горящие щеки, словно вытесняют все другие оттенки на ваших лицах. Можно подумать, вы заклятые враги, если не видеть ваших взаимных взглядов, если не знать. Ты смотришь долго, задумчиво, изучающе… Подходишь ближе, любезно взяв предложенную банку пива, а после наклоняешься и что-то ему шепчешь. Но я не возражаю, хоть по виду Роджера можно все понять — он засопел, начиная лихорадочно краснеть, а ты просто ухмыляешься. Но я все так же не возражаю, просто понимая, что будет глупо. И вы уходите, напоследок ты смотришь на меня, взглядом принося свои извинения, а я понимающе киваю. Никаких объятий, ведь пока никто не должен знать то, что между нами. Даже если ничего не было. За окошком студии падает снег, а вы идете, о чем-то переговариваясь и смеясь. Мне больно, и теперь я не могу все так же смотреть на ту воду, она стала слишком грязной. Я тоже собирался уходить, ожидая, что на улице уже никого не будет, ведь за час вы могли уйти далеко. Но меня перехватывают за углом, все идет ужасно. — Слушай, Джон, — Роджер тушит сигарету о железный мусорный бак, выдыхая, а по всему моему телу волной проходит страх, — ты же все понял. Просто отпусти его, он не может сказать тебе, он не хочет причинить тебе еще больше боли. Просто пойми его, Джон, он просит прощения. Я никогда так не чувствовал все его ожоги, мое тело словно бросили в самое пекло. Тело прошибло дрожью, а в кончиках пальцев стало покалывать, конечно, конечно я знал. Но только сейчас принял. *** Джон задерживает взгляд на тех цветах все дольше. Пора бы выкинуть их, после вылив всю воду, очищая банку. Но он не может, это выше его. Цветы стали совсем сухими и коричневыми, а вода плотно зеленой. Он все же сказал сам, поцеловав щеку, оставив новый ожег на еще не заживших старых. Кто мы друг другу?