Чувства

— А-Аластор… — простонал Энджел, когда Радио Демон грубо прижал его к стене лицом, в своей комнате, и впился острыми зубами в чувствительную шею, а рукой забрался под полурастёгнутый пиджак. — Прошу, вставь уже, а то я сдохну… — Не страшно, — причмокивая, отозвался Ал, — я и труп твой могу трахнуть. — Что?! — Что? Аластор нетерпеливо ласкал гладкой ладонью красивое тело демона, зарывался пальцами в пушок, а второй, едва сросшейся, растягивал пульсирующий анус двумя пальцами, тщательно сдерживая безумное желание разорвать блондина на куски. Длинный язык слизывал выступающие рубиновые капли, насыщая вековую жажду и оставляя влажный след. Когда Ал ослабил хватку, то Энджи ловко вырвался, повернулся лицом к Радио Демону и решительно схватил его за ремень брюк, который быстро поддался и упал на пол, звякнув пряжкой. Даст опустился на колени, стянул штаны с радиоведущего и лизнул головку его вставшего члена. Но его быстро подняли за волосы и швырнули на кровать. И всё же Энджи успел заметить в его паху красные волоски с чёрными концами, короткие и прямые. Грубость граничила с заботой, ведь Радио Демон в любой момент мог его уничтожить, чтобы тот никому не достался. — Не зря тебя зовут названием наркотика, — задыхаясь, прошептал Аластор. И эта насмешливая, а порой зловещая ухмылка сошла с его лица лишь на мгновение, чтобы вновь растянуться лукаво до самых ушей. — Да, а сам-то. — Даст принял соблазнительную позу, разведя колени в разные стороны, чтобы и без того заведённый любовник начал активно действовать. — Асексуал, значит… — Заткнись, — мурлыкнул Радио Демон, навалившись на возбуждённого до предела Энджи. Пройдясь голыми руками по бокам с выпирающими рёбрами, — которые он непременно переломает, но позже, — радиоведущий прижался пахом к паху любовника, и тот внезапно кончил, чем крайне удивил Ала. — Ты чего? — Долго… ну же! — простонал Энджел, пытаясь насадиться без рук, так как первую пару тут же прижали к подушке над головой, а вторыми он раздевал Аластора. Когда демон одним рывком вошёл, паукообразный выгнулся дугой и прокричал имя Радио Демона на всю округу, совершенно не стесняясь и буквально сходя с ума от всепоглощающего желания. Аластор ухмыльнулся уголком губ, прижимаясь в поцелуе к устам стонущего блондина. Это был их первый поцелуй, он был долгим, властным и сладким, отчего член Энджи вновь встал и упёрся в живот Ала. Не отрываясь от вожделенных губ, Аластор стал активно вгонять свой ствол в тесное нутро демона, извивающегося под ним в экстазе. Ал давно позабыл эту животную страсть, с которой он сейчас брал Энджела. Не та страсть, что проявлялась тогда, когда он кого-то убивал, а другая… совсем другая… Он царапал его белые бока когтями, оставляя кровоточащие борозды, ставил засосы на шею и плечи, как доказательство его принадлежности, и зарывался носом в мягкий пушок, отчего Даст стонал ещё громче и неистово насаживался. — Нетерпеливый, — констатировал Ал, обхватив длинными пальцами стояк паукообразного и надавив ногтём на влажную головку. Энджи взвыл и в очередной раз выгнулся, но теперь уже в попытке толкнуться в плотно сжимающую член ладонь. А радиоведущий не торопился, его коготь медленно растягивал уретру, но лишь сверху, добавляя остроты. Даст кончил первым, когда Аластор задел чуткую простату демона, вызвав волну до дрожи приятных ощущений и сжав его аккуратный член. Радио Демон усмехнулся, шепнул что-то неразборчиво на ушко Энджи и прикрыл глаза, отдаваясь во власть нахлынувших чувств. Собственная тень буйствовала под потолком, скалилась и силилась побороть волю своего хозяина, но это безумие Аластор тщательно контролировал. Он глубоко дышал, а потом резким толчком вошёл в Энджела на всю длину, чтобы излиться глубоко внутри. Оба тяжело дышали и смотрели друг другу в глаза до тех пор, пока Даст первым не сдался и не отвернулся в сторону, смущаясь. Аластор рассмеялся, подумав о том, что всё же шлюху можно исцелить, как и убийцу, и рухнул рядом, стараясь расслабить больную руку. Энджи это заметил. — Что он с тобой сделал? — Ничего особо страшного, — неохотно ответил Аластор, прикрывая глаза. — Зато рассказал, где ты Камень Крови достал. Энджел напрягся, перевернулся на живот и прильнул к обнажённой груди Радио Демона, чтобы хоть немного сгладить напряжённый момент. — Да, я украл эту штуку. Но я не знал, что она какая-то особенная. И я не сказал, что она у тебя. Кстати. Она у тебя? Ал поморщился, не желая отвечать, но в очередной раз ответил через вселенское «не хочу»: — У Люцифера. Восстановлю силы — заберу. И кому ты её эм… типо отдал? — Воксу, — гордо признался Энджи, считая свой план гениальным, но поник, встретившись с гневным и удивлённым взглядом радиоведущего. — Я что-то не так сделал? — Ну, — Аластор положил здоровую руку под голову, — теперь за тобой будет охотиться не только Онан, но и Вокс. — Онан… о! Это ж тот дрочер! Ал недоумённо поглядел на любовника. — Онан никогда не кончает внутрь. — Ох… избавь меня от подробностей, — прохрипел Аластор, прикрывая глаза и собираясь заснуть, но мысли вновь и вновь возвращались к проблеме, поэтому он довольно грубо скинул с себя Энджи и стал одеваться. — Ты ревнуешь? — фыркнул обиженный Даст, скрестив руки на груди. — Ха! Нет. *** Вопреки ожиданиям Аластора, Онан не объявился на следующий день и даже на следующую ночь, которую он провёл один в беспокойном сне. От подставленного Энджелом Вокса тоже не было ни слуху ни духу. Ночь была тяжёлой. Демон отвертелся от надоедливого Даста, возомнившего, что теперь он, знаменитый порноактёр, и Аластор, гроза Ада, парочка. Подобное заблуждение было смехотворно, и Ал откровенно рассмеялся в лицо озлобленного любовника. С многозначительным «Дорогуша, до завтра!» Радио Демон захлопнул дверь перед паукообразным и важно прошёлся по комнате до самой кровати. В воздухе витал неприятный затхлый запах, и демон распахнул окно. Завтра предстоял трудный день: нужно было помочь Чарли с бумажной волокитой и отвезти Энджела в студию Валентино, чтобы доказать, что тот жив-здоров. Чертовски не хотелось возиться с этими детишками, даже не подозревающими о том, на что он способен. В череде вялотекущих мыслей мелькали воспоминания, которые никак не могли остаться в прошлом и тихонько гнить на дне его души. Прошло несколько часов. Аластор лежал на мягкой кровати, глядя в потолок. — Гадство, — выругался демон, поворачиваясь на бок. Хотелось спать, но сон не шёл до трёх часов ночи. И только тогда Ал смог блаженно забыться в объятьях пресловутого Морфея. Картины, вспыхивающие перед глазами, сменялись одна за другой, превращаясь в пёстрый поток старого, но цветного кино. Кино о его жизни. Родители любили своего единственного сына, которому предназначалось стать наследником отцовского бизнеса. Отец держал небольшой охотничий магазинчик и сам был заядлым охотником, каждую осень и весну выезжающим на охоту вместе со своим старым другом. Аластор не помнил их имена, да и лица с трудом узнавал. Он был сторонним наблюдателем собственной жизни в этом сне. Юный Аластор был больше привязан к матери, нежели к отцу, любил литературу и поэзию, а также музыку. Мать учила его этикету и водила мальчика в церковный хор, где того обучили пению. И отец был в бешенстве, когда услышал, как его жена и сын тихо поют в комнате. Отец стал брать Аластора с собой на охоту, как только мальчику исполнилось тринадцать. Мама была женщиной набожной и пыталась всячески препятствовать мужу, но он отмахивался от неё, как от навязчивой мухи, и упрямо твердил, что растит мужика. Сложно описать, какой ужас испытал Аластор, увидев впервые в своей жизни убийство живого существа. Это был олень. Несчастное животное гнали гончие, а потом раздались выстрелы. С того дня мальчик потерял покой, и живым напоминанием о том, что случилось в тот день, стали рога того самого оленя, которые отец повесил в его комнате. С появлением охотничего трофея в их доме, скандалы между отцом и матерью стали привычными. Нередко мужчина применял грубую силу, а потом уходил из дома и возвращался под утро пьяным. Аластор взрослел и видел, как жизнь родителей скатывалась под откос. Отец беспробудно пьянствовал и растерял почти всех друзей и партнёров по бизнесу, а дела магазина пришли в упадок. Мать молилась днём и ночью, умоляла мужа одуматься, но это приводило к очередному скандалу, побоям и безутешным слезам матери. Каждый хотел переманить сына на свою сторону, но отец прекрасно понимал, что юноша больше привязан к матери. Тогда он и решил пойти на преступление. Раздался выстрел, отозвавшийся в голове громким звоном. Кровь забрызкала бежевые в цветочках стены, превратив безобидные васильки в алые розы. Ал не помнил, как он схватился за нож и увернулся от выстрела, двигаясь практически бессознательно. Он с лёгкостью справился с коренастым мужчиной и ударил его в грудь кухонным ножом несколько раз, пока тот не упал на скрипучие половицы. Вдох и выдох. Ещё один вдох и плавный выдох. Рука молниеносно рассекла воздух, тесак вонзился в мягкую, ставшую такой податливой плоть. Кровь залила лицо, на котором застыла зловещая, дьявольская улыбка.