История о ёбаре-террористе и придурке-футболисте

— Опять Фриканутый на поле вылез. Скруджи кивает в сторону трибун, затягивается последний раз и выбрасывает бычок за край поля. Антон смотрит, куда указал друг, и действительно видит Фриканутого: тот болтает с Ирой, а она заливисто смеётся, как будто ей в самом деле интересно, что говорит этот чудила. «Фриканутый», «Чудила», «Ебанутый Граф», «Ёбарь-террорист», «Ботан-шлюха», «ПидорАрс», «Девственник-извращенец» — это далеко не все прозвища, которыми называют Попова за глаза, да и в лицо тоже. Он, впрочем, сам виноват, что заимел такую репутацию, едва ли не к каждому обращаясь с просьбой заняться с ним сексом. Точнее, как с просьбой — требованием, которое всех сначала в ступор вводило. А теперь едва ли не каждый, похоже, только и ждёт, когда же к нему подойдут, готовый спиздануть что-нибудь похлеще да пожёстче. Периодически появляются свежие истории о девственнике-неудачнике, в которых всплывают новые прозвища для главного фрика всея универа. И с каждым разом Антон убеждается в мысли, что тот сам пускает о себе разного рода слухи и придаёт им перчинки. Сам придумывает себе новые кликухи. Но факт всё же остаётся фактом — он неугомонный, и в их универе скоро не останется человека, который бы не знал о Попове и его желании лишиться девственности. С кем, сука, угодно. К самому Антону, к слову, Попов подходил не раз и не два, а целых пять (а он просил, а он просил его опять, опять, опять… его попытка номер пять…), и каждый отказ принимал стоически и гордо: вздёргивал свой смешной нос кнопкой, взмахивал чёлкой и поправлял указательным пальцем очки, съехавшие по переносице. Вот честное слово, все пять раз — как будто отрепетировано всё от и до. Что было довольно стрёмно. Не до усрачки, конечно, но где-то около того. Такое внимание к собственной персоне Антон может объяснить. Или хотя бы может попытаться. Его собственная репутация тоже бежит впереди него. Дело в том, что ещё на первом курсе, на одной из грандиозных вечеринок он и Ира набухались в жопу, закрылись в одной из общажных комнат и попытались трахнуться. Но у них ничего не вышло, потому что у Антона, как бы он или Ира ни старались, ничего не встало. — Что мне сделать, чтобы получилось? — спросила девушка, хлопая своими пушистыми ресницами и держа его вялый член одной рукой. Другой она ласкала свою пышную грудь с призывно торчащими сосками. — Не знаю… Отрастить хуй? — понуро отозвался Антон, поняв, что ничего не выйдет. Или если и выйдет, то только Ира из комнаты, громко хлопнув дверью и попутно обозвав его конченым пидором. Но ничего такого не произошло. Они проболтали всю ночь, Антон рассказал о своих страхах быть разоблачённым, Ира радостно заявила, что всегда (лет с семнадцати) мечтала иметь друга-гея, и вот он тут как раз, какая удача! Знак божий… А наутро совместно было решено пустить байку о том, что ночь была сногсшибательной, что сношались они неутомимо как кролики, что было даже то, чего не планировалось, и всё такое прочее. После того дня их и поженили и напророчили счастливое будущее с кучей детишек, домиком у озера да безбедной старостью. Им пришлось «встречаться» ещё полтора года. Из-за этого было сложнее «расставаться», ведь Антон уже привык активно врать всем, даже себе. Да и ему было нормально с Ирой, она оказалась отличной «бородой». При их картинном расставании девушка на людях «призналась», что Антона никогда не любила и была с ним только из-за хорошего секса. А домик и детишки — это не про неё, и вообще она хочет путешествовать. Антон был ей благодарен тогда, как никогда и никому: она сохранила его маленький секрет и пообещала унести с собой в могилу. Жутковато, конечно, но всё равно мило. Дружить они так и не перестали. Но теперь им хотя бы больше не нужно строить из себя парочку. Зато приходится терпеть регулярные подъёбы Скруджи о том, что Антону пора уже обзавестись тёлкой, ну или мужиком на худой конец — «Или не худой? Хотя нет, не отвечай, не хочу знать, какой у тебя конец!». Не говоря уже о подкатах Попова. Хотя подкатами это сложно назвать, конечно. Антон вспоминает, каким был первый — он тогда знатно охуел и до сих пор, по правде говоря, не выхуел. Это теперь он прошаренный и подготовленный ко всему, а вот тогда… — Привет, занят? Глупый вопрос, потому что было совершенно очевидно, что Антон ебланил: курил и зависал в телефоне. У него как раз закончилась борьба с титаном в «Эмпайрс энд паззлс», так что занят он точно не был. Да, дебильная игрушка три-в-ряд, но, сука, затянула. Он поднял голову, посмотрел на стоящего рядом Попова и понял, что фраза о том, что можно утонуть в чьих-то глазах — не просто клише из бульварных романов. И тот, кто это придумал, явно смотрел в такие же «океаны». За такие мысли захотелось уебать себе с разворота. Потому что — что за чушь? Но он всё равно пялился Попову в глаза не меньше тридцати секунд, прежде чем вспомнить, что тот задал вопрос. — Нет? Тогда тот ещё не вызывал каких-то подозрений. Ну ботаник и ботаник. Ну все они странные и прибабахнутые слегка, подумаешь. Этот хотя бы выглядел опрятно. — Слушай, тут такое дело. Очень важно. Выручишь по-братски? К Антону, как к одному из самых популярных и крутых парней, с удивительными просьбами подходили неоднократно, и все они были разной степени странности: от «Можно с тобой сфотографироваться? А то моя подруга не верит, что я учусь с тобой в параллели!» до «Ты же сейчас ни с кем не встречаешься? Я тоже ни с кем не встречаюсь… Мы могли бы…». Конечно, в основном они поступали от девчонок, которых Антон научился отшивать так мягко и нежно, что никто не оставался в обиде. Во всяком случае, ему хочется так думать. Может, на самом деле отвергнутые «фанатки» давно уже сделали с дюжину кукол-вуду из его выпавших волос, использованных в столовке салфеток и грязных носков, которые регулярно пропадают, пока он моется в душе после тренировок. И его скоро ждёт медленная и мучительная смерть. Но то девчонки, «фанатки», которых Антон не то, что не заслуживает — просто не догоняет, откуда у него, обычного парня из Воронежа, всего-навсего неплохо (ладно, охуенно) играющего в футбол, вообще есть поклонники, которые реально хотят с ним фотографироваться, обниматься и иметь от него детей… Ладно, когда такое внимание обрушивается на Скруджи — тот необычней и колоритней раз в тысячу. Но он-то?.. А тут Попов — нелюдимый, скрытный, странный, Фриканутый… Подошёл и попросил об одолжении. Антон, разумеется, заинтересовался. Коротко кивнул и даже убрал телефон в карман, показав, что готов слушать и ни на что не отвлекаться. Вот такой он добренький. И наивненький — это он сейчас понимает. — Можешь выебать меня? Очень надо. Тебе же не сложно, ты же в этом… ну, шаришь? — ничуть не смущаясь, спросил Попов и выжидающе склонил голову набок. Антон тогда не подавился дымом только потому, что успел выдохнуть заранее. А то от такого и сигарету проглотить недолго. Больше всего его поразил тот факт, что для Попова подобная просьба была сродни обыкновенному «дай прикурить, по-братски» или «попроси старосту не отмечать на паре, по-братски». Блядь, да он даже звучал так же буднично и похуистично: «выеби меня, по-братски, ты же шаришь»! Антон ничего не ответил и посмотрел на Попова как на идиота (хотя идиотом из них двоих явно был он сам). Тот, видимо поняв, что отсутствие ответа — это вовсе не согласие, именно тогда в первый раз и вздёрнул нос, поправил очки, взмахнул чёлкой… И ушёл как ни в чём не бывало. А Антон потом избегал его дня три, не меньше. Сам не особо понимая, что напугало его сильнее: прямота парня или собственное откликнувшееся на неё тело. Тело-то хотело… Казалось бы, на этом всё должно было закончиться. Но ни хуя. Попов, как назло, ещё не раз заставал его врасплох своей просьбой. В пятый раз Антон не выдержал: припёр ебучего Чудилу к стене и, дыша злобно и наигранно недовольно (на самом деле испуганно и нервно), прошипел тому чуть ли не в губы, чтобы прекращал эти выебоны. Потому что он не по этой части и парни ему не нравятся. Оставалось убедить в этом самого себя. Антон этим и занялся: долго и настойчиво тем же вечером убеждал себя дома, в душе — пока не кончил, представляя себе лицо Попова и его дебильный кнопочный нос рядом с собственным членом. Сейчас, стоя рядом со Скруджи после полутора часов интенсивного бега по полю, Антон смотрит на Попова, и что-то в нём непонятно ёкает. То ли голод, то ли нечто колкое, странное, несвойственное — ему словно не нравится, что Попов болтает с его подругой. И та смеётся. А ещё ему не нравятся следующие слова Скруджи: — Он вчера к Булаткину со своей просьбой подкатывал. И знаешь, что? — он злобно пинает траву носком кроссовка и скрещивает руки на груди. — Этот пидор согласился. Прикинь? Булаткин, мать его, сука блядская… Между Скруджи и Егором существует какая-то недосказанность ещё со времён мамонтов, то есть с самого первого курса. Никто не знает причины их общей друг к другу нелюбви (или нелюбви Скруджи, потому что Егор вечно критически спокоен как сытый кот), но слухи ходят до сих пор совершенно разные. Скруджи же поддакивает и опровергает всё в одинаковой степени. Сложно не сломать мозг. Даже Антон до сих пор не в курсе, что же между этими двумя произошло, раз они ведут себя как петухи на арене, стоит им оказаться вместе в одном помещении. И непонятно, почему Скруджи вообще волнует, что Егор согласился на дебильное предложение Попова? Может, он деньги поставил на то, что кто-то в ближайшем будущем всё-таки согласится стать для Фриканутого тем самым первым (и, возможно, единственным)? Антон слышал о существовании тотализатора, но считает это тупостью и не собирается в нём участвовать. Он не в курсе, делал ли ставки Скруджи. А, судя по его реакции, делал. Антон не уточняет, но отчего-то с ещё более неприятным чувством псевдоголода смотрит в сторону уходящего с поля Попова, который зачем-то бросает взгляд в его сторону. А ему-то самому до этого какое, на хуй, дело?

+++

Антон выходит из душа университетской раздевалки и нос к носу встречается с сидящим на скамейке Поповым. Точнее нос к члену. Или член к носу, это с какой стороны посмотреть. — Ты чё тут делаешь? — хлопает глазами Антон, на мгновение забыв о том, что совсем голый. Об этом ему напоминает внимательный взгляд, устремлённый точно в пах. Не то чтобы ему было чего смущаться, да и он постоянно принимает душ с ребятами из команды (что не так-то просто — приходится задерживаться подольше…), но всё равно становится немного не по себе от такого пристального внимания к его члену. Он прикрывается обеими руками и бочком перемещается к вешалке с одеждой и забытым там полотенцем. А будь оно сразу с собой, неловкости можно было бы избежать. — Егора жду. Он сказал, что после баскетбола мы с ним сможем, ну, пойти по делам… — пожав плечами, отзывается Попов и провожает взглядом, чем смущает ещё сильнее. Он как будто нервно теребит края дырки на колене модных чёрных джинсов. Волнуется, что ли? — А ты? Антон замирает, не дойдя полшага до вешалки, и удивлённо смотрит на парня. — Для умника ты слишком тупой, Попов. — Просто все остальные уже давно закончили и разошлись, а ты тут до сих пор. Я об этом. — Я… люблю подольше… в душе постоять. — Антон поворачивается к нему спиной, всё так же чувствуя на себе изучающий взгляд, и понимает, что краснеет. Ну ёбаный ты здрасьте. — Прекрати пялиться, отвернись. — У тебя красивый член, — снова подаёт голос Попов, как будто не слышал просьбы. Антон вспыхивает как ебучий малолетка. — Повезло тем, кто видел его… эрегированным. «Какое ублюдское слово», — почти истерично думает он, быстро натягивая трусы и надеясь, что от проникновенного негромкого голоса Попова его член не станет, блядь, эрегированным в считанные секунды. Он уже заинтересованно дёргается от прилившей крови. — Он большой, наверное? Сантиметров семнадцать, не меньше, да? — Блядь, ты можешь заткнуться? — Антон, справившись с болтами на джинсах, напяливает безразмерную футболку и такую же огромную толстовку, прячась в них как в палатке. Они достаточно длинные, чтобы скрыть неловкость в виде твердеющего члена, который очень активно отзывается на слова — или всё-таки голос — Попова. — Тебе неприятно то, что твой член обсуждает другой парень? — Да, — голос ломается даже на таком односложном ответе. Этого, очевидно, хватает, чтобы Попов заткнулся. — Ладно. Я больше не буду. Антон выметается из раздевалки так быстро, словно сдаёт норматив по физ-ре, и старается не думать о том, что буквально через несколько минут в раздевалку ввалится Егор (и вся остальная баскетбольная братия), а Попов там… Ему не хочется знать, что будет дальше. Но он точно смотрел порно, которое начиналось точно так же.

+++

— Дырку в нём щас протрёшь. Скруджи пихает его локтём в бок, отвлекая от очень важного занятия: наблюдения за Поповым, который выглядит… как всегда, в общем, выглядит. Ничего в нём не изменилось со вчерашнего дня. Не то чтобы Антон ожидал, что Попов будет весь сиять и ходить с транспарантом, на котором большими буквами будет написано «Больше не девственник!». Дата-подпись. Печать. Или что он будет в голос напевать ту дебильную песню малоизвестного исполнителя: «А у меня был с-с-с-с…с настоящим человеком!..» (сам Антон, скорее всего, именно это бы и делал). Но ему думалось, что хоть какие-то изменения должны были произойти. Они сидят в столовой, и Антон действительно уже минут пять безостановочно пялится, а это наверняка крипово. Поэтому, после замечания Скруджи, он утыкается взглядом в стакан с соком и хмурится. Какое ему вообще дело, ебался Попов вчера или нет? И если да, то какая разница? Возможно, такая, что даже стрёмный ботан и фрик Попов больше не девственник — а он, между прочим, на курс младше! — а сам Антон, звезда футбола и популярный парень, всё ещё да. Это почему-то задевает. Завидно, что ли. Хотя вид у Попова понурый. Как всякий раз после того, как Антон (или кто бы то ни было) его отшивал. Да, он гордо принимал отказы, но всё же заметно расстраивался. И сейчас выглядит так, будто ему снова не повезло. Или, может, ему не зашло, и он разочаровался в сексе? Может, он не такой уж и пидор, раз не понравилось, чтобы ему засадили?.. Невольно Антон вспоминает, как Попов вчера расхваливал его член, и понимает — не, всё-таки точно пидор, тут к гадалке не ходи. За этими мыслями следуют новые — Антон представляет, как тот говорит точно такие же комплименты Егору… и его члену. От этого почему-то становится странно: одновременно и тошнотно, и горячо. — Как думаешь, он вчера… ну, это самое? — негромко интересуется он, наклонившись к Скруджи, который как раз закончил насиловать вилкой салат и соорудил из него подобие кратера вулкана или сиську, хер разберёшь. — Фриканутый-то? — друг на секунду поднимает взгляд на Попова и тут же возвращается к своему творению. — А я не думаю, я знаю. Мне Булаткин рассказал. Ничего не было, он его продинамил. — Не сращиваю чота. То вы с Егором ненавидите друг друга, то лучшие подружки, и он тебе рассказывает, был у него секс или нет. Не хочешь поделиться? — Да там всё неебаться сложно, Тох. Потом как-нибудь. Он меня всё ещё вымораживает, но… Короче, тебе же было интересно про Чудилу. Я тебе сказал. Кстати, а хули тебе было интересно? — Да не было мне интересно! — чересчур громко отзывается он. — Я просто спросил. За твои деньги переживаю, между прочим. Ты же поставил на то, что его до конца года никто не трахнет? — Шо? А, это. Типа да? Антон не вдаётся в подробности — не уточняет, утаивает друг от него что-либо или нет. Он снова смотрит на Попова: тот сидит отдельно ото всех, читает свои конспекты и пьёт растворимый кофе, который в университетской столовке дают под видом капучино. Не было ничего, значит… Непонятно, почему Антон ощущает себя так, будто хорошо просрался после длительного запора. С облегчением, хули.

+++

Всю следующую неделю Антон много думает. Очень активно думает. Он столько не думал, наверное, никогда в жизни. У него даже башка в какой-то момент начинает болеть — так он думает. Думает и дрочит. И думает он вовсе не о предстоящей сессии и о том, что не готов к ней от слов «ни хуя»; не о том, что на носу главный матч сезона, к которому они готовились последние несколько месяцев практически без сна; и даже не о том, что от дрочки он скоро точно и ослепнет, и волосы на ладонях у него будут длиннее, чем в подмышках, и член отвалится и всё такое. Он думает о Попове и о том, что тот больше не подходил к нему ни со своей просьбой, ни… вообще. И это раздражает. Антон не понимает, почему ему вдруг стало так необходимо, чтобы Попов вновь одарил его таким же взглядом, как тогда, в раздевалке. Чтобы ляпнул что-то возбуждающе-смущающее. В фантазиях Антона тот чего только не делал, а наяву как будто действительно придерживается своего обещания про «Я больше не буду». И выбросить его из головы совершенно невозможно. В пятницу вечером, после очень нудной сдвоенной пары по социологии, Антон, докурив вторую по счёту сигарету прямо на выходе из универа, выхватывает взглядом в толпе Попова. Больше он не думает, — заебался, честное слово, — цепляет того за рукав растянутого черного худи и тянет на себя, а потом и за собой подальше ото всех — за угол корпуса. Он прижимает Попова к стене и, сощурившись, глядит сверху вниз. Разница в росте у них полголовы, и на мгновение парень кажется непривычно уязвимым. Особенно когда нервно облизывает приоткрытые губы. — Бить будешь? — спрашивает он, и вид у него при этом совсем не испуганный. Антон ошарашенно оглядывается по сторонам, чтобы удостовериться, что их никто не видит, и мотает головой. — Ты всё ещё хочешь?.. — «трахаться», «ебаться», даже банальное «заняться сексом» застревают в горле. Но Попов всё понимает и так. — Хочу. — Если кому-то расскажешь… — Никому. — Прибью. — Ладно. — Вбей свой номер. Адрес в Телегу пришлю. Антон дрожащей рукой достаёт из кармана мобильный, снимает блокировку экрана и протягивает Попову. Тот быстро печатает номер и добавляет в контакты. Как именно он себя записывает, Антон не смотрит, вместо этого неотрывно наблюдая за сосредоточенным лицом парня. Разглядывает родинки на щеках, смешной нос, поджатые плоские губы и слегка нахмуренные брови. Он замечает пульсирующую на виске вену, к которой хочется прикоснуться пальцами или губами. Но он не позволяет себе такой вольности. Вместо этого забирает телефон, кивает, хрипло говорит «спасибо». Он разворачивается, спеша как можно скорее свалить отсюда. Блядь, не так он это себе представлял и не о таком думал всю эту ебучую неделю, которая из него все соки высосала. Во всех смыслах.

+++

Прежде чем написать Попову, Антон готовит себя морально часа полтора. Хорошо, что не полторы недели, он бы мог запросто. Зайдя в записную книжку, чтобы, как и собирался, сообщить адрес и время, он натыкается на самый настоящий квест: никаких Поповых в книжке нет. Ебучий случай, и что теперь, он просто так себя изводил всё это время? Он надеется, что парень не записал себя каким-нибудь «Сладеньким» или «Пупсиком». Ну это было бы совсем всратой шуткой. К счастью, никаких уменьшительно-блевательных существ тоже не обнаруживается. Но Антон уже почти отчаивается, и с каждой провальной секундой думает, что затея была дебильной, и зря он это вот всё… Как телефон вибрирует входящим сообщением от контакта по имени «Арсений». Антон слишком охуевает, чтобы тут же сложить два и два. Арсений: Ты не передумал?

Антон: Тебя зовут Арсений?

Арсений: У меня есть не только фамилия, знаешь ли. В переводе с древнегреческого, между прочим, Арсений означает «мужественный».

Антон: Хуюжественный)))

Арсений: Так ты не передумал? Антон вытирает взмокшие ладони о футболку и кивает. Затем мотает головой. Потом соображает, что Попов… Арсений его не видит, и быстро печатает, что нет. И, пока точно не передумал, вдогонку пишет адрес и время. Он успеет сходить в душ и порефлексировать, прежде чем Попов… Арсений доедет. Не дожидаясь, когда парень прочитает сообщение, Антон блокирует телефон, кладёт его на стол экраном вниз и идёт в душ, чувствуя себя идиотски нервно. Там он торчит, по ощущениям, около часа, а то и дольше. Кожа на ладонях скукоживается, становится как у старика. И, наверное, это хреново, потому что такими пальцами может быть неприятно куда-либо лезть. А лезть, возможно, придётся… Чёрт, Антон понимает, что ссыт — в смысле не физически, это он уже давно сделал — а метафорически. Ссыт всё запороть, потому что в душе не ебёт, как должен происходить пидорский секс. Нет, гигабайты просмотренного порно и прочитанные фанфики, конечно, в курс дела теоретически вводят… Но по сути у него нет практики. И у По… Арсения тоже нет практики. И это полный отстой. А кто кого будет трахать? То есть, понятно, конечно, что он… Арсений ведь чётко дал понять, что он хочет, чтобы его «выебали» — прямо так и сказал ещё в самый первый свой заход. Но вдруг он захочет по-другому, а Антон не готов? А как к этому готовиться? И что делать с волосами? Нужно ли брить лобок? И жопу на всякий случай… О чём он вообще думал всю прошлую, блядь, неделю? Зачем он это затеял, кто его тянул за язык? Что теперь… Звонок в дверь вырывает его из истеричных раздумий. Он спохватывается, быстро вырубает воду, надевает свободные домашние штаны и растянутую футболку прямо на влажное тело, не думая о том, что выглядит наименее сексуально. Они, в общем-то, не свидание тут устраивают, а собираются банально ебаться. Так что по хуй на то, как кто выглядит. Антону будет всё равно, даже если Арсений припрётся в костюме эвока из «Звёздных войн». Хотя пусть лучше это будет Хан Соло… трахать непонятное экстраволосатое карликовое существо в лохмотьях как-то странно. За дверью обнаруживается вовсе не раньше приехавший Арсений, а курьер из «Папы Джонса». Антон совсем забыл, что успел заказать пиццу. Оставшееся время до прибытия Арсения он смотрит на коробки и старается не захлебнуться слюнями, потому что аромат стоит божественный, и желудок на это реагирует соответственно. Когда в дверь, наконец, деликатно стучат, Антон понимает, что он вовсе и не голоден. И что, наверное, самое время сбежать через окно куда-нибудь в Абхазию, попросить у них политического убежища и мандаринов. На негнущихся ногах он подходит к двери и распахивает её, впуская вместе с потоком подъездного воздуха лёгкий аромат одеколона Арсения, который, к счастью, не одет как эвок. Он одет… как Арсений. Ничего особенного и необычного. Всё как всегда. Даже очки. И худи вроде всё то же, сегодняшнее. Хотя нет, та была чёрной, а эта тёмно-зелёная. Арсений кажется красивым. Антон думает об этом не в первый раз, но впервые настолько осознанно. На парня приятно смотреть и, наверное, его не менее приятно трогать. — Я взял выпить. Не знал, что ты любишь, поэтому купил коньяк, — вместо приветствия говорит тот и делает шаг вглубь квартиры, не дожидаясь, пока Антон раздуплится. — Супер! На самом деле он терпеть не может коньяк, и лучше бы водки хряпнул для храбрости. Но расстраивать гостя ему не хочется. — Милая квартирка, — сообщает Арсений, разуваясь и проходя в комнату, пока Антон гоняет в кухню за стаканами (бокалов для коньяка в этом доме, увы, не водится). — Твоя или снимаешь? — С другом снимаем. — Антон возвращается в комнату и прикрывает дверь ногой. — Его сейчас нет, если что, — поспешно добавляет, чтобы не было недоразумений. — Он аспирант-медик, и ближайшие дни тусит на практике в другом городе… Так что. Вот. — Ты работаешь где-то? — Родители помогают. Ты садись, чего стоишь… Дважды Арсению повторять не нужно. Он быстро приземляет свою задницу на разложенный и заправленный — новым бельём, между прочим, Антон готовился — диван и смотрит снизу вверх как-то странно. Антон не может определить, что это за взгляд, он вообще лошара в распознавании эмоций. Поэтому он демонстрирует стаканы, ставит их на компьютерный стол и едва ли не с головой лезет в пакет, принесённый Арсением. Там обнаруживаются бутылка трехзвёздочного — или все-таки трехзвёздного? — коньяка, шоколадка, лимон, пачка презервативов и тюбик смазки для анального секса. Блядь, а он, дебил, об этом даже не позаботился, потратив время на идиотские уговоры себя в том, что всё нормально, и ничего такого здесь нет — все занимаются сексом, и ему тоже пора. Ну и на выбор пиццы. Он не знал, любит ли Арсений с ананасами, ест ли мясо, нужно ли добавлять лук и брать ли дополнительные перчики-пеперончики. Он так и не взял, решив, что им точно не нужно, чтобы жопы горели от остроты закуски. Жопы им понадобятся для другого… — Я и презервативы купил. Подумал, что даже если у тебя есть, лучше перебдеть. — Буднично, но в то же время немного неловко подаёт голос Арсений, когда Антон выныривает из пакета. — Да. Да, это хорошо. У меня, конечно, есть, но хорошо. Молодец. Он откупоривает коньяк и плещет в стаканы, тут же подавая один Арсению. За ножом в кухню возвращаться лень, видимо лимон они будут есть так, откусывая по кусочку… — Я руки хочу помыть, куда мне идти? — К коньяку Арсений пока не притрагивается, отставляет обратно на стол и поднимается на ноги. Антон на секунду замирает. — По коридору и направо. Выключатель найдешь. — Хорошо. Арсений выходит из комнаты, а Антон начинает паниковать. Может, — думает он, — это была глупая затея? Может, зря он пригласил Арсения? Может, лучше отменить всё, пока не поздно? Ему вполне нормально дрочилось последние несколько лет, с тех самых пор, как он открыл для себя дрочку. Зачем всё портить каким-то сексом? А вдруг у него не встанет? А вдруг он облажается? А вдруг обосрётся во всех смыслах? С другой стороны, возможно… наверное… скорее всего… это же просто секс. Что может пойти не так? Когда Арсений возвращается в комнату, Антон понимает — всё может пойти не так, и он точно проебётся. Тот снял свою худи, оставшись в футболке с нашивкой «#япересталволноваться». Антону же об этом остаётся только мечтать. Прямо с порога Арсений заявляет: — Хочу, чтобы ты взял меня сзади. Ну знаешь, в коленно-локтевой. Я читал, что для первого раза при анальном сексе это наименее болезненная поза. Но потом можем попробовать что-то другое. Как тебе больше нравится… А как тебе нравится? Антон открывает и закрывает рот, безуспешно пытаясь что-то сказать. Он отворачивается, хватает стакан с коньяком и предлагает его Арсению. — Ты пей, я не хочу. При потреблении алкоголя либидо усиливается, а способность кончить наоборот, а у меня и так… — он неопределённо пожимает плечами и снова садится на диван, лупит глаза на Антона, явно чего-то ожидая. — Ты не ответил на вопрос. — Не подгоняй меня, — бурчит Антон в ответ и, сделав глоток коньяка, морщится и отставляет стакан в сторону. Он нервно кусает губы, смотрит на Арсения, вновь ковыряющего дырку на джинсах, и только сейчас понимает, что тот, несмотря на напускное спокойствие, пиздецки нервничает. Но вряд ли сильнее, чем сам Антон. — А у тебя это первый секс… с парнем? — не дожидаясь ответа, спрашивает Арсений. Антон тихонько стонет, присев рядом. — Значит так… Это… да, мой первый секс с парнем. Это мой первый секс вообще. И не смотри на меня так. Я не шутил, когда сказал, что прибью тебя, если кому-то распиздишь. Но я тоже… ни разу. — Ого, — Арсений смешно округляет рот, глядя ему в глаза, и у Антона в мозгу коротит. — Я думал… Все ведь говорят, что вы с Ирой тогда… — Да все думали. А с Ирой мы напиздели, чтобы моя репутация не пострадала и чтобы никто не понял, кто я, сечёшь? — Ого, — повторяет парень, облизываясь, и снова отвлекается на свою коленку. — Но ты хочешь? Со мной? — Я хочу. Да. Сам не знаю, почему. Но хочу. — Хорошо. — Хорошо. — Я хочу в коленно-локтевой… — Да. Это я понял. — Ещё я хочу тебе отсосать. Я смотрел порно. Мне, вроде как, это нравится. — Ладно. Блядь. Хорошо. Давай для начала просто… ну… — Пососёмся? — Ну, да, наверное, я… — Антон не договаривает, потому что Арсений, быстро сняв очки, наклоняется и врезается губами ему в губы. Смело и настойчиво, ничуть не сомневаясь в собственных действиях. Ощущения странные и дико приятные одновременно. На самом деле, целоваться Антон вроде как умеет. И делал это не только на той памятной вечеринке. Они же «встречались» с Ирой полтора года. И за эти полтора года несколько раз пытались хотя бы научиться нормально сосаться. Ведь с кем это делать, если не с лучшей подругой? Не к Скруджи же с такой просьбой обращаться, в самом деле. Антон слишком дорожит своими яйцами. А тут и приятно и полезно. К тому же, надо же раз в полгода проверять, вдруг он онатуралился ненароком. Но каждый раз, закончив сосаться с Ирой, Антон трагично вздыхал, закатывал глаза и, раскинувшись на кровати в форме морской звезды-переростка, говорил: — Нет, всё ещё гей. Губы Арсения сухие, чуть потрескавшиеся от частого облизывания на ветру. Они не такие пухлые, как у Иры, и от него не пахнет бухлом и ягодным блеском для губ. Антон собирает яйца в кулак — пока фигурально — нервно выдыхает в поцелуй и углубляет его, проталкивая язык в приоткрытый рот. Арсений трогательно охает и подаётся ближе, прижимается плечом к плечу. Они сидят не очень удобно, но и так сойдёт, думает Антон, прикрыв глаза. Он старается не улетать слишком быстро от одного только поцелуя. Он правда думал, что у него может не встать? Да, думал, он этого боялся. С Ирой-то не вставало… Не всегда, по крайней мере. Целоваться — определённо круто и приятно, и член действительно заинтересованно приподнимался. Но это ведь всего лишь физиология… Сейчас, конечно, тоже физиология, но член реагирует быстрее, чем когда-либо. Даже быстрее, чем на порнушку. Арсений целуется как будто даже умело. Тоже с кем-то практиковался, что ли? Он прикусывает губы, буквально борется с Антоном: то перенимает инициативу, то поддаётся, позволяя вести. Антон распахивает глаза и испуганно дёргается, когда ощущает прикосновение к члену. Отстраняется от Арсения, ловит его поплывший взгляд (такие глаза, как у него, вроде называют «baby blue eyes») и пялится на влажные, раскрасневшиеся губы. — Что? — спрашивает тот, не убирая руку с члена: трёт ладонью сквозь штаны, чуть надавливает и сжимает пальцами, вырывая из Антона короткие вздохи. — Прекратить? — Нет! — голос звучит слишком высоко, приходится прокашляться и повторить: — Нет. — Антон, можно я возьму в рот? — Блядь, да. Наверное, Антон кивает слишком активно. Наверное, он слишком резво вскакивает на ноги, хватается за завязки на штанах, заезжает ненароком Арсению по лицу рукой и падает обратно на диван, тут же принимаясь извиняться: — Прости, я не хотел… прости, — он хватается обеими руками за лицо парня и снова целует. Сразу глубоко, с языком, слюняво. Прикусывает и немного оттягивает нижнюю губу, тут же отпуская с пошлым чмоком. — У тебя ладошки потные, — замечает тот, смотря прямо в глаза, но руки с лица не убирает. Это делает сам Антон, снова неловко потупляя взгляд. — Прости, — он вытирает ладони о футболку и садится на жопе ровно, больше не касаясь Арсения. — Я нервничаю. — Нормально. — Тот кивает и сползает с дивана, вставая коленями на пол. Он сам тянется к штанам, сам справляется с запутавшимися завязками, сам приспускает резинкой под яйца. Антон только чуть приподнимает зад, чтобы помочь. И не дышит на всякий случай, боясь спугнуть. Но Арсений явно не намерен пугаться. Он изучающе смотрит на налитой кровью член, облизывает губы и аккуратно касается его кончиком пальца, проводя от головки вниз к яйцам по всей длине, словно боится сломать. — Он красивый. Ни разу не видел чужой член так близко. — А свой видел? — не может удержаться от комментария Антон. Арсений бросает на него непонятный взгляд и больше не болтает, не рассматривает, не даёт даже шанса на нормальный вдох — накрывает головку губами, тут же тычется в щёлку кончиком языка и тихонько стонет. Так сладко, словно это для него лучший сосательный петушок в мире. Антон едва сдерживается, чтобы не вскрикнуть. Цепляется пальцами в мягкое покрывало, сбившееся на диване, и жмурится, изо всех сил стараясь не поддавать бёдрами вверх. Арсений, тем временем, увлекается настолько, что насаживается ртом на ствол, старается принять как может глубоко. Но у него не получается, и он разочарованно стонет, выпуская член и придерживая его пальцами. Вязкая слюна тянется от губ к головке, и это самое порнографичное, что Антон когда-либо видел. Он хочет сказать об этом вслух, но получается только невнятно прохрипеть нечто нечленораздельное. Думает стереть её пальцем, — он помнит такое из порно, — но руки буквально приросли к дивану, никак не пошевелиться. Арсений снова любуется членом, рассматривает его как экспонат в музее. Как будто высчитывает в уме угол наклона и максимально возможную степень введения. И в какой-то момент исполняет одну из недавних фантазий Антона: наклоняется и проводит носом от самых яиц к головке, тут же целует щёлку и вбирает член сразу наполовину. Старается протолкнуть в горло, но у него опять получается хреново. Ещё и Антон всё-таки не удерживается и непроизвольно толкается бёдрами, отчего Арсений начинает кашлять, отпускает его и отодвигается подальше, словно член может на него наброситься или что-то в этом роде. — Полегче, — просит парень хрипло и рукой вытирает накатившие на глаза слёзы. — Извини, — по ощущениям уже в тысячный раз за вечер бубнит Антон. Раскаяния он, впрочем, не чувствует. Ему слишком охуенно, а Арсений выглядит слишком порнушно, чтобы его жалеть. Отдышавшись, тот возвращается к прерванному делу. Сосёт он очень вдохновенно и с большим энтузиазмом. Сразу видно — дорвался наконец. Антон не понимает, почему думает об этом вместо того, чтобы просто наслаждаться процессом. Спустя, наверное, вечность — или пару секунд всего — Арсений отстраняется, тяжело вздыхает и утыкается лбом в бедро, щекоча влажную кожу горячим дыханием. — Что не так? — испуганно уточняет Антон. — Устал. Не думал, что это так сложно, — хмыкает Арсений в ответ, голову так и не поднимает. — Ты можешь кончить побыстрее? — Я постараюсь, — серьёзно кивает Антон и охает, когда тот возобновляет ласки. Он не контролирует зубы, отчего Антон едва не вскрикивает, дёргается: — Бля, если ты голодный, то у нас есть пицца! Арсений отстраняется, виновато смотрит ему в глаза и облизывается, не закрывая рот (слюна течёт по подбородку). Не отводя взгляда, он спускается к яйцам, берёт в рот одно, медленно выпускает и дразнит кончиком языка второе и шов на мошонке. Вновь поднимается и посасывает головку, помогает себе рукой, поддрачивая член у самого основания. Хлюпающие звуки кажутся горячими и раздражающими одновременно. Но это ничуть не мешает получать удовольствие. Антон чувствует стремительное приближение оргазма, но не успевает предупредить, потому что всё, на что он способен — это хватать ртом воздух и хрипло стонать, не веря, что это действительно происходит с ним. Он кончает, дрожит весь и изо всех сил прикусывает нижнюю губу, чтобы не заорать. Смотрит на Арсения, которому сперма попала на подбородок, щёку и, похоже, даже в глаз, потому что тот жмурится, но не прекращает медленно водить рукой по члену, выдавливая капли. — Подожди. Хватит… Арс, хватит, — Антон, когда Арсений отпускает его, без сил валится на спину и пялится в потолок в попытке выровнять дыхание. Он больше ощущает, чем видит, как Арсений забирается на диван и укладывается рядом, плечом к плечу, дыша загнанно, будто тоже… а он, кстати, кончил? — А ты?.. — Нормально, — ровно отвечает тот и, судя по движениям, укладывается на бок, лицом к Антону. Чтобы проверить, нужно повернуть голову. Но делать это так чертовски лень. — Ты же сможешь ещё раз? Хочу, чтобы ты меня трахнул. — М-м-н-х… дай отдышаться, — Антон прикрывает лицо рукой, стараясь скрыть снова накатывающее смущение. — Я пока схожу в ванную, никуда не уходи. — Это моя квартира, куда я, по-твоему, уйду? — говорит Антон уже пустой комнате, что его не особо парит. Это, без преувеличения, был лучший минет в его жизни. Даже учитывая, что всего их было полтора. Просто сейчас он хотя бы кончил. Поэтому да, ему есть, с чем сравнить, пусть это и смешно. Он садится на кровати, смотрит на сбитое покрывало, на пакет у стола, в котором лежат презервативы и смазка, и чувствует, как щёки горят от мысли, что сейчас, вот-вот Арсений вернётся, и они должны будут… Но тот задерживается значительно дольше, чем в первый раз, и Антон начинает переживать. Он уже собирается подняться и пойти спросить всё ли в порядке. Не вышел ли тот в окно или не вскрыл ли себе вены. Сделать это электробритвой, конечно, проблематично, но кто этих ботаников знает, может он способный. Сосать, вон, как будто рождён был! Идти и проверять не требуется. Парень плавно вплывает в комнату, и теперь на нём ещё меньше одежды: он без штанов, а футболка едва прикрывает красноречиво топорщащиеся чёрные трусы. Антон задерживается взглядом на его стояке и сглатывает. Ему внезапно тоже хочется ощутить на языке чужой вкус. Узнать, каково это вообще — сосать член. Но он ни за что не озвучит свои мысли и желания. Он не такой смелый, как Арсений. — Ты выстрелил спермой мне в глаз. Снайпер ты хуев, или хуёвый снайпер, — жалуется тот как бы между прочим. В его голосе Антон не слышит упрёка, скорее там проскальзывает насмешка. — Прости, я не специально. — Ещё б ты специально… Он подходит совсем близко и стягивает футболку и трусы, демонстрируя себя во всей красе. Антон отмечает, что сложён тот весьма неплохо. И член у него чуть больше, но это даже не обидно и не завидно. Собственный от подобного зрелища снова наливается кровью, твердеет — даже касаться не надо. — В коленно-локтевой, хорошо? — в очередной раз напоминает Арсений. Антон глупо кивает, наблюдая, как тот, больше ничего не говоря, устраивается на диване и тут же встаёт в нужную позу. Он прячет лицо в сгибе локтя, раздвигает колени, чтобы было устойчивей, и даже не представляет, что делает с Антоном одним только своим видом. Приходится взять в руки всю свою выдержку (член лучше пока не брать), собраться в кучу и не проебаться, потому что это сделать проще лёгкого. Антон достаёт из пакета смазку и презервативы, с трудом вскрывает упаковку, вытягивает цепочку квадратиков дрожащими руками. Неотрывно глядя на размеренно дышащего Арсения, он снимает с себя футболку и избавляется от штанов, так и болтающихся на бёдрах. Он встаёт на колени между расставленных ног парня, кладёт неуверенно руку тому на поясницу и ведёт вверх вдоль позвоночника. Его спина вся усыпана бессчётным количеством родинок и веснушек, на которых невозможно не зависнуть взглядом и хочется пересчитать пальцами и поцелуями. У него очень красивый затылок и мило алеющие уши. А задница, так очаровательно оттопыренная, тоже с веснушками… — Меня не надо растягивать, — подаёт голос Арсений, словно читает мысли и знает, куда смотрит Антон. — Но смазки не жалей, ладно? — Хорошо, — отзывается тот высоко, кивает зачем-то, скорее всего сам себе. — Ты же натянешь презерватив сам, умеешь это делать? Ему кажется, или парень над ним стебётся? Антон грозно щурится и шлёпает того по заднице, чтобы не выёбывался. Арсений охает, чуть ведёт бёдрами из стороны в сторону и что-то шепчет неразборчиво. — Что? — Повтори… Он шлёпает ещё раз и тут же сминает упругую ягодицу. Арсений снова громко вздыхает и подаётся назад, прижимаясь задницей к бедру Антона. Тот большим пальцем пробирается в ложбинку. Там, блядь, гладко, и Антон непроизвольно стонет, представив себе, как Арсений готовится к их сексу и тщательно себя бреет. — Не надо, я уже сам… Не тормози давай. Или тебе нужна инструкция к тому, что делать с задницей и членом? — Арсений насмешливо хмыкает, двигает бёдрами и опять прижимается к Антону. — Значит, запоминай: направляешь объект "Ч" в отверстие "Ж", вставляешь, совершаешь возвратно-поступательные движения… Это когда вперёд-назад. Помнишь, да? Туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно… — Молчи, умник, а то вообще ничего не получится, — язвит Антон. Он открывает презерватив и раскатывает его по члену. Арсений, видимо, всерьёз воспринимает угрозу и правда затыкается, только звучно дышит и едва заметно вздрагивает, когда Антон открывает тюбик с лубрикантом. Пахнет тот прикольно. Что-то свежее и ненавязчивое. Не как освежитель воздуха в сортире, конечно, приятнее. Антон, как его и просили, не жалеет смазки: выдавливает прямо на член, да побольше. Она капает на кровать, когда он размазывает её по всей длине ствола и тем, что осталось на пальцах, смазывает между ягодиц Арсения. Тот словно не может определиться — то ли хочет прижаться теснее, то ли пытается уйти от прикосновения. — Антон, член! — Что за «Антон, член!»? Ты ещё добавь «Антон, фас! Антон, взять!» — Вот «взять» — хорошая ж команда, какого хера тормозишь? — Не торопи меня, говорю. Щас всё будет, хули неугомонный такой? Антон встаёт поудобней, помогает себе рукой, пристраивает головку к заднице и осторожно толкается вперёд. Проезжается между ягодиц, но не проникает внутрь. Он слышит недовольное шипение Арсения и пробует ещё раз. Теперь получается лучше — ему удаётся вставить наполовину. Парень, до этого дышащий громко и часто, замирает. Антон же, не совсем соображая, что и как, толкается глубже и въезжает на всю длину, вырывая не то всхлип, не то стон. — Погоди… — просит Арсений хрипло. — Что? Почему? — Подожди, не так… быстро. — Ладно. Вытащить? — Нет! Привыкну… Просто… не двигайся пока. — Легко сказать. Антон жмурится, старается думать о чём-то отвратительном, чтобы не кончить прямо вот так, сходу, всего лишь вставив член в задницу… В голове это звучит комично, на деле же — это уйма ощущений и эмоций, и они точно не способствуют тому, чтобы он продержался дольше, чем в первый раз. Он пытается отвлечься, не смотреть на то, как красиво вздымается от дыхания спина Арсения. Как симпатично алеют его шея и уши. Как очаровательно блестят от испарины ямочки на пояснице. Их отчего-то нестерпимо хочется вылизать. Но Антон ни за что так не изогнётся, поэтому он лишь дотрагивается пальцами. Ниже смотреть вообще опасно для жизни, поэтому он и не смотрит. Зато чувствует, как Арсений под ним дрожит, но в какой-то момент вроде привыкает и тихо, но отчётливо просит двигаться. Кто такой Антон, чтобы отказывать ему в этом? Он берётся руками за его бёдра и движется назад, вынимая член почти полностью (тот, разумеется, выскакивает, приходится вставить снова, аккуратно придерживая пальцами), прежде чем толкнуться вперёд и вогнать до конца. Тихий всхлип-стон — словно бальзам на душу. Антон принимает его за одобрение и двигается резче и быстрее, плавясь от удовольствия. Но его быстро возвращает в реальность недовольно произнесенное: — Бля, нет, не то, Антон, подожди, вытащи. Чтобы сообразить, что от него хотят, Антону требуется как минимум двадцать секунд. Он отстраняется, вынимает член, садится на пятки и недоумённо пялится на Арсения. Тот поворачивается, усаживается, поджав под себя ноги, хмурится недовольно и почёсывает голое плечо, смотря на Антона из-под ресниц. Те у него, кстати, пушистые до невозможности, любая девчонка обзавидуется. Его правый глаз действительно заметно покраснел, и Антон вновь чувствует себя виноватым, что кончил так неаккуратно. — Что не так? — спрашивает он, просто чтобы хоть что-то спросить. Дело в нём? Или не в нём? Он всё-таки проебался и обосрался? — Не знаю. Но… — Арсений кивает на свой опавший член, пожимает плечами. Антон кусает губы, хмурится, смотрит на свои колени, переводит взгляд на поникшего парня и не выдерживает — смеётся. Это нервное, думает он, когда не может остановиться, хотя соображает, что ничего смешного в сложившейся ситуации нет от слова совсем. Он ловит охуевший взгляд Арсения и смеётся ещё сильнее. — Если ты не прекратишь, я тебя ударю и уйду, — предупреждает тот недовольно, обхватывая руками плечи — явно чувствует себя неловко. Антона от этого вида всё ещё тянет хохотать, но он находит в себе силы перестать. Обижать парня сильнее точно не хочется. Он вздыхает, вытирает проступившие слёзы и тоже садится по-турецки, непроизвольно копируя позу Арсения. — Успокоился? — Да, — он кивает, улыбается по-дебильному и, не особо размышляя, тянется к Арсению и целует в губы. Тот сначала никак не реагирует, но настойчивости Антону не занимать, поэтому буквально через несколько секунд он начинает отвечать. Заметно расслабляется, подаётся навстречу, хватается руками за плечи и опрокидывает на себя. Вместе они падают на диван, продолжая обниматься и целоваться. Арсений в какой-то момент даже улыбаться начинает. У Антона от этого на мгновение сердце сжимает нежностью. — Больно было? — Неприятно просто. — Хочешь, — упершись руками в диван по обе стороны от головы Арсения, начинает он мысль, которая плотно засела в голове, — мы можем, ну… по-другому? — Ты имеешь в виду, я тебя трахну? — удивленно округляет глаза парень. — А что такого? — Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? — Тебе что-то не нравится? — Надо подготовиться. Это достаточно долгий процесс… — А мы куда-то спешим? — Нет… Нет, не хочу, — Арсений мотает головой, потом убирает чёлку, упавшую Антону на лоб, кладёт руку ему на затылок, притягивает к себе и шепчет в губы: — Хочу, чтобы ты меня трахнул. — Но ведь… — И смотреть тебе в глаза. — Антон не в первый раз за вечер радуется тому, что не выключил свет в комнате, и что он сейчас может наблюдать, как очаровательно краснеет под ним Арсений. — Я не уверен, но вдруг так получится? — Хорошо. Но я тогда тоже кое-что хочу, — говорит он и, прежде чем парень успевает ему ответить, сползает вниз. Не даёт себе времени передумать, берёт пока что мягкий член в рот. Рукой пристраивается к заднице Арсения и толкается сразу двумя пальцами внутрь. Он видел это в порно, он читал это в фанфиках, это должно быть приятно… должно же? — Зачем?.. — ошарашенно стонет Арсений, но вопреки своим же словам шире разводит ноги, подаётся бёдрами на неумело, но уверенно ласкающие изнутри пальцы. Антон чувствует, как член во рту твердеет, становится больше, как пульсирует от поступающей в него крови. Как с каждым движением головой тот всё сложнее принять глубже. Ощущения потрясающие и ни с чем несравнимые. На пробу он сгибает пальцы внутри, вогнав их по самые костяшки, но Арсений только монотонно постанывает и тяжело дышит. Антон хмурится, пробует ещё и ещё раз, почти вытаскивает пальцы, надавливает снова. — Блядь! — орёт Арсений, нашаривает его голову и вцепляется ему в волосы на макушке. — Нашёл, — довольно говорит Антон, оторвавшись от члена на некоторое время, и снова и снова двигает пальцами, словно подзывает кого-то. — Познакомься, Арсений. Это твоя простата. — Я в курсе, что… такое… предстательная… железа, Антон, — сбивчиво бормочет тот, и с каждым новым нажатием его голос срывается на октаву выше. — Сделай так ещё! Опять становится смешно, но вместе с тем и жарко до чёртиков. Антон исполняет просьбу Арсения, насколько может насаживается ртом на его член, пока тот не упирается ему в глотку. Пропустить глубже он не решается (а вот с бананом получалось), но помогает себе свободной рукой, дрочит, обхватив плотным кольцом пальцев. — Нежнее, осторожно, зубы, а-а-а-а-а… Всё, хватит, Антон, хватит, хорош… — Арсений отталкивает его, пихнув в плечи. Заставляет выпустить член изо рта — тот со смешным хлюпом шлёпается ему на живот — и вытащить пальцы из задницы. Антон смотрит немного удивлённо, но быстро соображает, что Арсений от него хочет, когда тот подхватывает себя под коленями и разводит ноги ещё шире, представляя из себя произведение искусства, не меньше. Подкрадываются сомнения, что он в самом деле никогда не занимался сексом. Или он репетировал разные позы перед зеркалом? Или у Антона просто едет крыша, и он всё воспринимает сейчас слишком остро. — Смазка, — подсказывает Арсений и жмурится. А хотел ведь смотреть на Антона. — Помню. Он нащупывает потерявшийся в одеяле и простыни тюбик и выдавливает смазку сразу между ягодиц, загоняя ту пальцами внутрь задницы. — Холодно… — Сейчас согрею, — Антон упирается обеими руками в диван и пристраивает член к дырке, не помогая себе руками, но не проникает внутрь, только скользит по расселине, утыкается в мошонку. Арсений совершенно не эротично хмыкает и елозит задницей по совсем сбившемуся покрывалу. Антону приходится сосредоточиться на том, чтобы всё получилось. Он даже губу прикусывает и хмурится, когда берётся за член и проталкивает его в Арсения. Парень вздёргивает бёдра, подстраивается и распахивает глаза, тут же встречаясь ими с Антоновыми. — Лучше? — выдыхает Антон рвано. — Да. Поцелуй меня. Ему не надо повторять дважды, он наклоняется и целует Арсения, начав медленно двигаться. Тот стонет, отпускает свои ноги, скрещивает их у него за спиной, а руками цепко хватается за плечи, что аж больно. Антон кусает его за губу, вколачиваясь ритмичнее, наращивает темп, вызывает каждым толчком стон. Теперь, он надеется, наслаждения. Член Арсения, зажатый между их телами, по-прежнему крепкий, горячий и влажный. Это не может быть плохим знаком. В какой-то момент Арсений срывается со стонов и орёт совсем громко, чем пугает Антона и заставляет притормозить. — Что? Тебе больно? Или слишком хорошо? Что? Ты кончаешь? — Ногу… свело! — отзывается тот, чуть ли не плача. Антон утыкается лбом в плечо Арсения, трясётся от смеха и сочувствия. Тот бьёт его кулаком в плечо и недовольно пыхтит. — Сука, и за что ты мне такое наказание?.. Арсений не отвечает, молчит долго, не шевелится, дышит шумно, уткнувшись носом Антону между ключиц, пока тот изо всех сил старается не двигать бёдрами. Хотя, ладно, ему и так хорошо. Просто находиться внутри — хорошо. А ещё Арсений очень приятно сжимается на члене, отчего хочется жалобно скулить, но Антон и тут держится. Он мысленно повторяет стратегию предстоящей игры, которую они с командой разрабатывали около трёх недель, не то есть вероятность кончить прямо сейчас. Или вот сейчас, когда Арсений влажно целует его в основание шеи, чуть прикусывает кожу и шепчет томно: — Еби меня, еби. — Жарким огнём? — Антон вздёргивает брови, смотрит удивлённо и аккуратно возобновляет движения, крепко прижимаясь к его ягодицам. — Ночью и днём? — Сердце сжигая, — смеётся Арсений вместе с ним, кладёт руку на затылок и притягивает к себе за поцелуем. — Давай, Антон. Я тут не молодею! — Сволочь ты, Попов. Ну, ладно, держись…