+++
Разумеется, после тренировки Арсения в универе уже нет. Поэтому Антон решает, что поговорит с ним завтра. Но назавтра запал его немного пропадает. Да, вот всю неделю его пидорасило, а тут вдруг перегорает как будто. Он сомневается, что оно ему вообще надо. Но, с другой стороны, он сомневался и насчёт секса… и правильно делал, на самом деле! Вон, к чему это всё привело. К тому, что он даже себе объяснить не может — нахуя ему сдался этот Попов и его внимание. Но вот сошёлся же свет клином на Фриканутом, и Антон этому не может противостоять. Поэтому в «окно» между парами по политологии и философии он находит Арсения в библиотеке. Всего-то и потребовалось написать с телефона Иры и расспросить, чем он сейчас занят. — Я что, какая-то шутка для тебя? — шёпотом спрашивает Антон, присев за стол рядом с парнем. Арсений поднимает на него удивлённый взгляд и поправляет очки, съехавшие почти до самого кончика носа. — Это ты сейчас мем процитировал? — Ну. Типа… Какого хера ты меня игноришь? — Ты сам сказал, что если я кому-нибудь… — Я сказал, что если ты разболтаешь, то да. Но… — Антон тушуется. Он не репетировал речь, он вообще не знает, что хочет сказать. — Но не игнорировать… — Что ты от меня хочешь, Антон? — Арсений снимает очки и устало трёт переносицу, прикрыв глаза. Он выглядит так по-домашнему, что Антону отчего-то хочется его такого крепко обнять и не отпускать ближайшие пару часов. Или дней. Может, лет… Но он этого, разумеется, не делает. Не дурак же, в самом деле… Или, может, именно потому и не делает, что дурак. — Поговорить, наверно. Нам же было хорошо? — Нам было хорошо, но это всего лишь физическая потребность организма. И химическая реакция. Благодаря выбросу эндорфина и серотонина во время секса… — Прекрати говорить, как ботан, — морщится Антон, на что Арсений только усмехается. Бесит прям. Вот так, от любви до ненависти — один шаг, а от умиления до раздражения — пара слов. — Я и есть Ботан, Антон. Ботан, Фрик, Чудила, Пидорарс, Больше-не-девственник-неудачник… И я повторю: что ты от меня хочешь? Ты же не влюбился в меня после одного перепихона? Я, конечно, в курсе, что неотразим… — Не неси хуйни. — Вот и хорошо. Тебе это не нужно. — А ты прям точно знаешь, что мне нужно, да? — Антон начинает злиться. Ему не нравится спокойный тон Арсения. Ему больше нравилось то, как тот стонал под ним и просил целовать, «сердце сжигая». — Мы не в романтической комедии, в которой популярный парень вдруг осознаёт, что он жить не может без странного ботаника. И даже не в омегаверсном фанфике, где двое «истинных» встречаются. Мне даже всё равно, если ты поставил деньги на то, что меня всё-таки кто-то выебет. Тут Антон понимает, что точно идиот. Можно же было столько бабла срубить за такой охуенный ход! А он не подумал даже… С другой стороны, тогда пришлось бы открыться, а к этому он не сказать, что готов. — Ты сейчас меня убедить пытаешься или себя? — Он решает, что надо сначала с одной проблемой разобраться, а потом задумываться над другой. — В смысле? — Ну, это мне не нужно или тебе не нужно? — Нам обоим это не нужно. — Ладно. — Он делает вид, что понял и согласен с доводами. В мыслях уже представляя, как будет Арсения переубеждать. Например, сегодня вечером. — Поебёмся сегодня? — Хорошо, — пожимает плечами тот, и Антон внутренне ликует. Он ловит недовольный взгляд библиотекарши, которая точно слышала последние его слова. Упс, почти неловко вышло. Ему не стыдно ни капельки. — У меня в восемь. Не опаздывай. — Ладно. Встав из-за стола, он шумно отодвигает стул, жестами кается перед библиотекаршей и, подмигнув Арсению, уходит.+++
Он не даёт Арсению даже разуться по-человечески — накидывается на него прямо в коридоре. Прижимает к стене, запускает руки под толстовку и целует в шею, напрочь игнорируя слабые попытки вырваться и «Антон, я ведь даже руки не помыл»… — По хуй, — отвечает он сбивчиво, расстёгивает чужие джинсы и через трусы обхватывает откликающийся на такой напор член. — Антон! — Арсений явно старается звучать недовольно, но то, как он прижимается бёдрами, противоречит его тону. — Двадцать лет уже Антон. Пизди поменьше, а… Этим вечером они всё-таки пробуют коленно-локтевую, которую так хотел Арсений в их первый раз. И теперь у него не падает. Вместо этого в какой-то момент падает он сам — руки не держат. Он кончает, втрахиваемый в диван, громко выкрикивая имя Антона. И сжимается так крепко, что у того, по ощущениям, голова взрывается и член отваливается. Хотя нет, Антон всего-навсего кончает тоже, прижимается к спине Арсения грудью, целует в плечо, сбивчиво дыша, не в силах даже глаза открыть и собрать мысли в кучку. — Блядь, — констатирует Арсений. Он поворачивает голову, облизывает сухие губы и стонет. — Да, — отвечает Антон. Он думает, что надо бы слезть с парня да член свой из него вытащить, но ему так охуенно, что он решает полежать так ещё немного. Пока Арсений сам не попросит свалить. А тот, судя по всему, не торопится. Проходит не меньше пяти минут, прежде чем Арсений шевелится под ним и просит, наконец, дать подышать нормально. И вообще у него всё затекло. Двигаться всё ещё не круто, но Антон подчиняется, сползает с него, ложится на диван на спину и, сняв презерватив, бросает его на пол — по хуй, потом уберёт. — Я тоже хочу, — говорит он, глядя в потолок. Арсений поворачивает к нему голову — боковым зрением заметно — и вопросительно хмыкает. — В смысле, я совал в себя пальцы. Мне понравилось… Я тоже хочу. — Сегодня? — хрипло, словно простужен вдрызг, уточняет Арсений. — Не, можно в следующий раз. — Я имел в виду, сегодня ли совал… И ты думаешь, что будет следующий раз? — А ты думаешь, нет? Арсений в ответ бубнит что-то неразборчивое в подушку, вызывая улыбку, хотя, наверное, должен вызывать скорее подозрение. Антон поворачивается к нему, ложится на бок, подложив под щёку сложенные ладони. Арсений смотрит на него из-под ресниц. Его «глаза-океаны» так близко, его смешной нос такой смешной, его губы такие… губы! Антон даже в своих мыслях — ебучий лох в комплиментах. — Что ты сделаешь, если я скажу, что ты красивый? — спрашивает он вдруг, не успев прикусить язык. Арсений же морщится, будто он ему под видом цветка под нос какашку подсунул. — В тебе говорят эндорфины, которые… — Которые вырабатываются во время секса и бла бла бла. Я помню это всё, ты повторяешься. — Не надо, Антон. — Арсений тяжело вздыхает, опирается на руки и садится, открывая Антону шикарный вид спины. — Столько родинок… — говорит тот, тянет руку и проводит кончиком пальца от одной к другой, третьей, четвёртой — рисует что-то непонятное. — Я читал один фанфик. Он про соулмейтов. И там у соулов на телах с рождения были фразы, которые они говорят, впервые увидев своего «истинного» голым. У главного героя была просто дичайшая фраза на очке. — Антон тихо смеётся, вспоминая. — А у его соула — «Столько родинок»… Я в первый раз, когда тебя голым увидел, именно это и подумал. — Я, наверное, пойду. — Арсений его даже не слушает. Обидно. — Но почему? Ещё даже не полночь. — Вот именно. Успею на метро. Он начинает собираться, поднимает с пола брошенную футболку. На ней красуется нашивка «#тебяявижубезодежды», и Антон хмыкает из-за ироничности ситуации. Собравшись и зачесав пальцами чёлку, Арсений бросает взгляд на так и не сдвинувшегося с места Антона и кивает. — Спасибо за… ночь? — Ага, спасибо за день, спасибо за ночь. За сына и за дочь потом поблагодаришь, — отмахивается тот, подкладывает под голову руки и смотрит на парня изучающе. — Ну, я пошёл. — И даже не поцелуешь на прощание? — он игриво вздёргивает брови. Арсений хмыкает, надевает взятые с компьютерного стола очки, наклоняется и целомудренно целует Антона в щёку. Хочется засмеяться от этого невинного, глупого и немного щемящего сердце жеста. Но Антон держится молодцом. — А его? — он чуть приподнимает бёдра, намекая на член. Арсений смотрит на него как на придурка — на Антона, в смысле, не на член — показывает средний палец, разворачивается и направляется к выходу. — Не провожай. — Позвони мне, может? — кричит Антон уже закрывающейся двери.+++
— Поговорил? — шепчет Скруджи, оглядываясь на препода, который продолжает монотонно зачитывать лекцию. — Чё? — Антон отрывается от бессознательного выведения линий в тетради. Это должен был быть конспект, но что-то пошло не так. — Ты со своим таинственным ёбырем поговорил? — друг тоже кладёт хуй на лекцию, так как знает, что автомат по этому предмету они получат лишь за то, что присутствуют на большей части пар. — Ну-у-у как сказать… — начинает Антон, но затыкается и деланно недовольно смотрит на Скруджи. — Эй, почему ты думаешь, что это он — меня..? — Да ты посмотри на себя, как там это… ты ж та самая виктимная прелесть, тебя ж валить и трахать. — И какие ещё у тебя при виде меня желания возникают? — Шо? Совсем сдурел? У меня на тебя вообще ничего… этого! — Красноречиво. — Вот и не пизди. Они молчат минуты две. Антон снова вырисовывает разного рода ебанину в тетради, затем его начинает раздражать тишина, он вздыхает и говорит: — Он сказал, что ему это всё не нужно. И что, типа, мне тоже это всё не нужно. Что это был всего лишь секс и ничего больше… И да, мы трахались снова, но… — М-м-м, — задумчиво тянет Скруджи и прикусывает ручку. Он подозрительно смотрит на Антона. — Слушай, это точно не Булаткин? — Да ну нет! — слишком громко восклицает тот, за что преподаватель делает ему замечание. — Шастун? Хотите поделиться мыслью с аудиторией? — Нет. Нет, извините. Я ничего такого. Это я случайно. Антон втягивает голову в плечи, пытаясь стать менее заметным. С его ростом, конечно, это не удаётся, но он очень старается. Когда препод, больше похожий на смешного ушастого и беззубого гоблина, отворачивается и теряет к нему интерес, Антон смотрит на Скруджи — тот прикрывает рукой рот, подло хихикая. — Чё ржёшь? — Ничё. А шо касается ёбыря твоего: поздравляю, ты в жопе. Как и я. — И что нам делать? — Если бы я знал, не сидел бы в этой жопе второй год. — Ну да. — Давай колись, кто это? — требует друг, и Антон морщится, размышляя. Скруджи, вроде, заслуживает знать. Но с другой стороны, это настолько не его дело, что Антона мучают сомнения. Сам, вон, инфу про Егора сколько времени скрывал, и даже не чувствует себя неловко. — Попов, — в итоге выдыхает Антон едва слышно и тут же отворачивается, смотрит в окно, за которым тяжёлые тучи активно застилают небо. Очень захватывающее зрелище. — Рома, что ли? — Скруджи даже шею вытягивает, чтобы посмотреть в затылок впередисидящему Роме Попову. — Не знал, что он из радужных. — Нет, не он. — Витёк тогда? Петя? Сенька? — Сенька, да, — Антон хмыкает, качает головой и машет на Скруджи рукой. — Арсений. — Не помню такого. Он из параллели? Блядь, Шаст, выбрал себе кого-то с такой фамилией специально, чтобы я поебался, да? — Конечно. — Арсений, Арсений. Кто-то из театралов? — Нет… Не знаю. — Спортсмен? — Нет. — Арсений… Арсений… Арсен… Арс… Арс? Пидорарс, что ли? У Скруджи вытягивается лицо, округляются глаза и отвисает челюсть так, что Антон жалеет, что не снимает это на камеру. — Серьёзно? Ты выебал Фриканутого? — Да тише ты, — Антон оглядывается, удостоверяется, что никто не слышал, тычет друга локтём в бок. — Это вообще-то секрет. — Да я в ахуе просто, погоди… то есть… и не раз? — И не раз, и не два. Да, это он, и что теперь? Растреплешь всем? — Бля, Тох, да я тебе друг или не друг? Нет, конечно, просто буду охуевать до конца жизни. — Спасибо. — И как оно? — А с Булаткиным как? — Антон щурится, пытается сбить с толку, но Скруджи не пальцем деланый, так что ни хуя у него не выходит. — Потом обязательно расскажу. — Ты только обещаешь, но не рассказываешь. — Мы ща о тебе вообще-то. — Давай после пары, в курилке? — Пизда тебе, Тох, — друг откидывается на спинку стула и давит в себе хохот. — Ты мне, кстати, косарь теперь должен.+++
После пары Антон клятвенно обещает Скруджи, что из туалета сразу же пойдёт в курилку, и его не нужно караулить под дверью, чтобы не сбежал. Хотя он, пока ссыт, действительно думает о том, чтобы малодушно свалить и не разговаривать с другом. Тот ведь явно не прекратит его стебать до конца жизни. Хотя сам-то… с Булаткиным! Второй год уже! Антон подходит к умывальнику, суёт руки под ледяную воду, и только сейчас, когда поднимает голову, замечает рядом Арсения. Тот выбрасывает в переполненную мусорку скомканную влажную салфетку и неотрывно смотрит Антону в глаза через зеркало. Происходящее похоже на слишком быстро сменяющиеся кадры киноплёнки — вот они стоят рядом у умывальника, и уже в следующую секунду за ними защёлкивается дверь кабинки. Антон прижимает Арсения к исписанной всякой ебаниной хлипкой картонной стенке и жарко дышит ему в шею. Руки его по-хозяйски лапают бока под футболкой, а тот сжимает его плечи то ли в попытке оттолкнуть, то ли прижать сильнее. Они трутся бёдрами, притискиваются крепко друг к другу — в кабинке тесно до усрачки, но это не мешает им щупать и щипать друг друга, целовать подставляемые шеи, щёки, губы да подбородки. Когда дверь в туалет открывается, им приходится замереть. Антон на всякий случай ещё и прикрывает Арсению рот рукой — для этого приходится оторваться от облапывания его живота, груди и затвердевших сосков. Кажется, в процессе он нашёл у того эрогенную зону. Обязательно надо будет проверить позже. — Шаст, если ты всё-таки съебался, тебе точно пизда, — слышится голос Скруджи, доносящийся от писсуаров. — Нет, я… нет. Я здесь, — отвечает Антон, глядя в округлившиеся глаза Арсения. — Ну и умничка. Чё застрял? Дрочишь, что ли? — М-м-м. Нет, — выдыхает он рвано, потому что именно этот момент Арсений выбирает, чтобы забраться руками ему в штаны и сжать пальцами ягодицы. При этом он ещё и высовывает язык и облизывает ладонь, которой Антон всё ещё зажимает ему рот. Того, похоже, даже не волнует, что та как всегда потная. Антону горячо, и в то же время щекотно и немного смешно. Но ему сейчас точно не до смеха. — Запор или дрищешь? — под аккомпанемент журчания мочи, интересуется Скруджи. — Угу. — Шо угу? — Отстань. — Я же помочь хотел. Таблеточку там, свечку ректальную, — друг застёгивает ширинку и нажимает на смыв. — Но как хочешь. — Руки помой! — Ага, — отзывается тот, но игнорирует наставление и выходит из туалета. — Ему бы я не дал… — серьёзно говорит Арсений, когда Антон убирает руку от его рта. — Так сделать… — А-а-а. — Он смотрит на ладонь. Сейчас она влажная не только от волнения, но и от слюны. — На чём мы остановились? — Тебя друг ждёт. — Подождёт… Антон наклоняется к Арсению, чтобы клюнуть его в губы, но тот уворачивается, подставляет щёку, при этом снова сминает ягодицы и прижимается бёдрами так, что у Антона начинает кружиться голова. — Придёшь сегодня ко мне? — он ловит ртом воздух и трётся твёрдым членом о член Арсения. — Завтра. — Ладно. В восемь? — Да. — Арсений поднимает голову, целует его в кадык и, падла такая, вытаскивает руки из штанов, открывает дверь и быстро валит из туалета. — Блядь. Опять дрочить, — констатирует Антон и засовывает руку в трусы.+++
На следующей неделе они трахаются во вторник, в пятницу и субботу. Антон, как и собирался, проверяет, действительно ли соски Арсения настолько чувствительные — и таки да. Тот улетает от одной только стимуляции пальцами, не говоря уже если Антон целует их или вылизывает — тогда Арсений буквально течёт и чуть ли не вибрирует весь, как отличный новый смартфон. В субботу Арсений встречается в коридоре с Димой, соседом Антона, и тот не слишком рад знакомству. Он просит их быть потише, бухтит как старый дед, и Антону почти неловко оттого, что они потревожили его покой. — Соррян, Поз. Тут такое дело… это Арсений, он мой… «Друг» — не то. «Любовник» — вообще бред. «Однокурсник» — хуй там, они на разных курсах и специальностях. «Парень» — нет, они не встречаются. А хотел бы Антон вообще, чтобы встречались? Или ему и так норм, и он вполне себе неплохо устроился? — Мы просто занимаемся сексом. В разных позах. На разных поверхностях. Много раз. Мы не встречаемся, — вроде как спасает ситуацию Арсений. Было бы вполне нормальным, если бы он это сказал Антону. Наедине. Но он говорит это Диме, который и так уже, очевидно, в курсе. Лицо его не меняется, он вообще никак не реагирует и просто молча уходит в свою комнату. — Я что-то не так сказал? — спрашивает Арсений и смотрит на Антона слегка удивлённо. — Нет, что ты. Всё заебись. — Это сарказм? — Это сарказм, — закатывает глаза Антон и подталкивает его, одетого всего лишь в одно полотенце, к себе в комнату.+++
Ира сосредоточенно хмурит брови и, прикусив кончик языка, аккуратно состригает с безымянного пальца левой руки Антона кутикулу. Не зря же она вбухала двадцать тысяч в курсы маникюра — теперь никто в её окружении не смеет ходить с неаккуратными ногтями. Скруджи сидит на подоконнике, дымит в открытую форточку и дожидается своей очереди. Правда, он ещё об этом не знает, а то не ухмылялся бы так коварно. — Шпрота, а ты же в курсе, что Тоха Чудилу поёбывает? — вкрадчиво говорит он. Антон очень любит своих друзей, правда. Но сейчас ему хочется воткнуть вот ту острую штуковину, которой Ира совсем недавно отодвигала кутикулу, Скруджи в глаз. Потому что тот козёл. Подруга, надо отдать ей должное, почти никак не реагирует на поступившую информацию и, к счастью, от неожиданности не отрезает Антону палец. — Ты, Эдик, очень плохой друг, — спокойно заявляет она и откладывает ножнички подальше. — Это же был секрет! — Но ты не выглядишь удивлённой, — замечает Антон. Он немного не врубается в происходящее. — Мне Арсений рассказал. — Чего-о-о, бля? — Того, бля. Я делала ему маникюр, мы немного выпили вина… — Когда мы с тобой немного выпили вина, то чуть не переспали. — Это ты сейчас кого из нас ревнуешь? — насмешливо интересуется Ира. Антон смеряет её недовольным взглядом. — Никого я не ревную, — бурчит он и отводит взгляд. Он ревнует, но не может признаться в этом даже себе. Потому что это глупо, разве нет? Они с Арсением друг для друга всего лишь хороший секс и ничего больше. Да? — Так вот мы выпили немного вина, и он по секрету рассказал, что больше не девственник. — Я, блядь, его кончу, — вдруг закипает Антон. Арсений же обещал ему держать рот на замке. — Не козли, он не сказал, с кем трахался. — Тогда откуда знаешь? — Я не только красивая, но и умная, Шаст, а ты придурок. — А обзываться-то зачем? — Затем, что я могу. — Как догадалась? — Ты так на него смотришь, — она пожимает плечами. — Удивительно, что остальные ещё не поняли ни хуя. Антон вот тоже не понимает ни хуя. Как он смотрит? Он же на всех так смотрит, разве нет? Что такого в его взгляде на Арсения, что Ира там себе надумала всякого?.. — А ты типа всех пидоров решила в свои друзья записать? Дейенерис Бурерождённая, геями окружённая, — ухмыляется Скруджи и выкидывает окурок в окно, даже не заботясь о том, чтобы его потушить — с этим справится дождь. — Не всех, тебя ещё не записала, — спокойно отзывается Ира. Антон переводит взгляд с неё на Скруджи и обратно, и фыркает. — Сукашаст, я тя урою! — И об этом мне не Антон рассказал, уймись. — А кто тогда? — А догадайся с одного раза. — Булаткин, что ли? — Да. — Пизда, — выдыхает Скруджи и достаёт новую сигарету. — И шо теперь? — А что теперь? — Ира придирчиво разглядывает пальцы Антона, переводит взгляд на Скруджи, вновь пожимает плечами. — Не вижу никаких изменений. — Блядь, да ты можешь изъясняться понятнее? Ира откладывает инструменты и, откинувшись на спинку крутящегося кресла, скрещивает руки на груди. — Могу. Вы, два еблана, просто отмороженные дебилы. — Да в смы-ы-ы-ысле? — не выдерживает Антон этого прессинга. — Шаст, не беси. Вот что ты делаешь? — А что я делаю? Она закатывает глаза. — Ладно, перефразирую: чего ты хочешь? — Конкретно сейчас или от жизни? Сейчас хочу жрать и не обсуждать эту тему, — бухтит он недовольно, бросает взгляд на Скруджи, ища поддержки, но тот уже в своих собственных раздумьях и как будто не здесь. Почему Ира не мучает его, почему весь удар должен принимать на себя Антон? Подруга смотрит на него так, словно он дегенерат какой-то. Хотя, признаться честно, Антон себя примерно так и ощущает. — Ладно, тогда не будем, — побуравив его взглядом, соглашается она и пожимает плечами. — А шо, — подаёт голос Скруджи, — так можно было?+++
— Можешь ещё немного раздвинуть ноги? — Не могу, — недовольно бухтит Антон в подушку, не в силах повернуть голову к старательному и пыхтящему над ним Арсению. Он до сих пор не верит, что это всё происходит с ним. Он, конечно, сам хотел, и говорил об этом не раз. Но только сейчас Арсений согласился — сжалился как будто. И теперь Антону страшно. Насколько он помнит, ему не было так страшно даже когда они в первый раз трахались. А он тогда был практически в обмороке. Сейчас же он словно в предкоматозном состоянии. Самое смешное, что Арсений его уже даже растянул пальцами (то есть понятно, пути назад нет, только вперёд и внутрь!), и теперь смазка вытекает из его жопы, щекочет яйца и внутреннюю часть бедра. Они используют её по максимуму, не доверяя порнушке, в которой якобы хватает только слюны и естественного предэякулята (это всё Арсений со своими терминами, Антон в душе не ебал раньше, что там и как называется, кроме хуя и простаты). На самом деле, они просто пробовали так же, и им не понравилось. — Нужно больше лубриканта, — низким голосом заявил тогда Антон, переиначив фразу Послушников из третьего «Варкрафта». Арсений шутку юмора не заценил, но и спорить тоже не стал. Сейчас всего хватает… почти всего: Антону не хватает растяжки, чтобы нормально раздвинуть ноги. — И как ты вообще в футбол гоняешь такой деревянный? — Это ты меня щас бревном обозвал? — Пока не знаю. — Арсений не смеётся, примеряется, трогает Антона за задницу, пристраивается то так, то сяк. Словно сам не знает, что делать. Антон от этого только сильнее нервничает. — Тебе напомнить твою же инструкцию по использованию члена и жопы? — Нет. — Чего копошишься тогда? — Мне… не достать, — как-то обречённо отзывается тот и тяжко вздыхает. — В смысле? Антон поворачивает голову и вытягивает шею, чтобы нормально видеть нахмурившегося Арсения, который стоит на коленях за ним, у его оттопыренной задницы. Тому не хватает роста для этой позы. Антон тихо смеётся, и вся нервозность стремительно его покидает. — Ты высокий. — Да. — Выше меня. — Верно. — Ну вот! Не достаю. Антон утыкается носом обратно в подушку и хохочет, уже не сдерживаясь. Арсений его за это шлёпает по заднице, но это только сильнее раззадоривает, и он ржёт громче. — Зря мы это всё. Лучше бы продолжили, как раньше, — вздыхает Арсений и садится позади Антона. Тот, всё ещё хихикая, переворачивается на спину, опирается на локти и смотрит на парня. — Действительно. Существует ведь только одна-единственная поза. — Антон закатывает глаза. — Если все мои приготовления к горячему пидорскому сексу в позиции снизу будут напрасными, я… не знаю, что с тобой сделаю. — Выебешь меня? — Хуй тебе. — Я согласен. — Я не об этом! Арсений смеётся, а Антону уже не смешно. Он ведь так готовился! Как обычно, морально в шесть раз дольше, чем физически: все эти «бриться или нет?», мыло для интимной гигиены и пальцы в заднице не идут ни в какие сравнения с самокопанием и уговорами себя в том, что если Арсений ему вставит в жопу свой хуй — в этом не будет ничего страшного. Поэтому сейчас всё просрать тупо из-за того, что Арсений — коротышка, и без стремянки им не обойтись? Ну уж нет. — Ложись на спину! — командует он, садится и толкает Арсения в грудь, чтобы тот подчинился. — Хочешь меня оседлать? — Хоть одна шуточка про ковбоя, и окажешься за дверью. Голым, — категорично угрожает он, перекинув ногу через бёдра Арсения, который смотрит снизу вверх поплывшим взглядом, словно пьяный. Хотя принесённый им ещё в первый раз коньяк так и стоит под столом практически нетронутый. И в рот они сегодня не брали. Ни в каком из смыслов. Антон считает это большим упущением, потому что сосать Арсению ему понравилось. — Да я и не думал об этом… — Вот и молчи. — Антон прикусывает губу, когда берётся за член парня и направляет его в себя, подстраиваясь бёдрами. По смазке всё идёт очень хорошо и легко, но он всё равно немного зажимается. Ему, блядь, страшно — в него вставляют инородный предмет, и это стрёмно. Хотя, если мыслить по этому принципу, то секс — это вообще стрёмно. И надо бы перестать думать об этом, потому что есть шанс всё проебать и не кончить. Арсений под ним тоже слишком сосредоточен: нахмуренные брови, прикушенная губа, раздувающиеся ноздри. — Ты чё? — удивлённо спрашивает Антон. — Что? — Ты-то чё очкуешь? Это меня сейчас твой «поршень любви» напополам разорвёт. Зря он это, конечно. Хотел разрядить обстановку совсем слегка, получилось чересчур. Арсений ржёт и запрокидывает голову, зарываясь затылком в подушку. Антон улыбается и, пользуясь моментом, насаживается на его член полностью и замирает, уперевшись руками тому в грудь и распахнув в ахуе глаза. — А-а-а-а… — выдыхает тот рвано. — Блядь! — орёт Антон и тут же соскакивает с члена, опускается на бёдра Арсения и смотрит на него, как будто тот виноват. — Отрастил себе, блин, елдак как у коня. — Только мы-ы-ы с конёо-о-ом… Антон смеряет Арсения таким взглядом, что, по его личным ощущениям, от того должна была остаться только горстка пепла. — Привыкнуть надо, — быстро реабилитируется тот, опирается на локти и приподнимается. — Давай лучше ты меня? — Нет, я хочу! Я буду сегодня трахнут, нравится тебе это или нет!.. Ну, в смысле… ты меня понял. Понял же? — Понял. — Говори, как надо, чтобы не было так… — Давай ты тоже на спине, и можно с подушкой под задницей? — предлагает Арсений и дёргает плечом. — Я такое в порно видел… и в фиках читал. — Да, точно, я же тоже. Окей. Они снова меняют дислокацию, и теперь Антон оказывается чересчур открытым перед Арсением. Он не знает, как к этому относится — это настолько интимно, настолько доверительно, настолько… — Готов? — пристроив головку к заднице Антона, интересуется Арсений. — Нет! Да? Не знаю… Херачь. Арсений кивает и толкается вперёд, медленно вставляет член. Пока не полностью. Он помогает себе рукой, смотрит неотрывно прямо туда… Антону же хочется зажмуриться, что он, собственно, и делает, потому что ему становится стыдно и жарко и… хорошо, ведь Арсений попадает по простате, заставляя заскулить. Подхватив рукой правую ногу под колено, другую руку Антон кладёт на собственный член, поддрачивает быстро, не открывая глаз. — Красиво, — говорит Арсений вдруг, на что Антон хмыкает. — Волосатая жопа — это красиво? — Да. — Извращенец. — Допустим. — Арсений, видимо, решает поиздеваться над ним. Он вытаскивает член и оглаживает дырку пальцами. — Су-у-у-ука, — воет Антон, накрывая пылающее лицо рукой, которой поддерживал ногу. Арсений подхватывает его под колено и наклоняется, снова вставляет член, чтобы тут же его вынуть. И так ещё пару раз. Звук, с которым загнанный туда воздух покидает задницу, оказывается слишком громким в тишине комнаты. Антон аж открывает глаза, смотрит на Арсения, который, судя по подрагивающим уголкам губ, едва сдерживает смех. Вот только этого не хватало, конечно. — Так, блядь. Всё, на хуй! — он взвивается, пытается выбраться из-под Арсения, но тот не двигается. — В смысле, в жопу! В смысле, в пизду! Ай, блядь. Всё! Никакого секса! Никогда больше! В монастырь, блядь, уйду. — Да что ты истеришь? — всё-таки усмехается Арсений. Антон смотрит на него, словно тот совсем дурак. Хотя дурак тут явно он сам. — Нормально же всё. — Нормально? Пердеть во время секса — не нормально, не сексуально и… и вообще, блядь. Слезь с меня… — Антон. — Что? — Замолчи. — Арсений слишком серьёзен, как будто за несколько секунд повзрослел на десяток лет. Антона это практически успокаивает, хоть он всё ещё и сгорает со стыда. — Если расскажешь кому-нибудь… — начинает он и облизывает пересохшие губы. — Помню, ты меня прибьёшь. Он смотрит на Антона сверху, кивает и толкается вперёд, засаживая член сразу по самые яйца.+++
У Арсения явно какие-то проблемы с оргазмом, потому что он в самом деле долго не кончал и буквально затрахал Антона. Так что на следующий день на тренировке тот едва переставлял ноги и получил пару замечаний о своей деревянности от сокомандников и один очень красноречивый взгляд от Скруджи. У самого же Антона, похоже, проблемы с мировосприятием. Потому что он снова (как когда Арсений впервые подошёл со своей легендарной просьбой) малодушно того избегает, совершенно по-взрослому решив, что не в силах смотреть ему в глаза после случившегося, сколько бы тот его ни утешал в тот вечер: — Ну подумаешь, пукнул. Тоже мне проблема. Хочешь, я тоже пукну, чтобы тебе легче жилось? — Прекращай… Этот позор, считает он, не смыть даже кровью. Да, он драматизирует и вообще придурок. Они, в конце концов, замечательно потрахались (если не считать последствий в виде синяков от тазовых косточек Арсения на внутренней стороне бёдер Антона и его провальной тренировки) и разошлись как обычно. Точнее, Арсений ушёл до полуночи, чтобы успеть на метро, а Антон с час просидел у окна, меланхолично выкуривая сигарету за сигаретой. Ладно, он больше думал не над тем, что пёрнул. А над тем, что его это настолько тревожит. Если бы ему было так плевать на Арсения, как он пытается себя убедить, то ему было бы точно так же плевать на то, что кто-то из них пердит во время секса. А тут… стыдно. За всеми этими чрезмерно бурными (и дебильными) страданиями и попытками закопать себя на самое днище, Антон проёбывается с тем, как время неумолимо приближается к сессии. И к их матчу (а это даже важнее). — Скря! Дай конспект спишу, по-братски! — он больно приземляет жопу на стул и морщится. До семинара по социологии ещё пятнадцать минут, он успеет за это время не только конспект переписать, но и горы свернуть, и море осушить… И обосраться, потому что кого он обманывает, в самом деле? — Тримай,* — совершенно похуистично отвечает Скруджи и пододвигает свою раскрытую тетрадь. Антон секунд десять пялится на детально и анатомически верно прорисованный хуй с крыльями на весь разворот двух страниц и переводит взгляд на друга, который выглядит так, словно кто-то раздавил его котёнка, или будто ему вдруг под угрозой смерти любимых запретили разговаривать матом. — Ты чё? — он пихает того плечом. — Ничё. — Ну Скря. — Да отстань. — Нет, не отстану. У нас матч на носу, сессия ебучая, я пёрнул во время секса с Арсом, а если проебём социологию, нас выебут в жопы без смазки и подготовки. — Ты шо сделал? — взгляд его проясняется, а губы расплываются в улыбке. Антон так и знал, что из всего сказанного Скруджи услышит только это. — Я ну это… — У вас уже настолько доверительные отношения? — У нас не… у нас нет отношений, — он куксится и вгрызается в свежеобработанный ноготь на большом пальце. Ира его за это убьёт на хуй. Не так он хотел поделиться своими переживаниями. Он вообще не хотел ими делиться, если начистоту, но это же Скруджи, ему можно, а Антон и так уже проебался. — Да ладно тебе, в этом ничо такого, — подытоживает друг, совершенно не помогая. — Тебе легко говорить, ты же не того… — Да того, того. И ничего такого в этом «того» нет, блядь. Все мы пердим и срём, Тох. И твой Чудила тоже, представь себе, не бабочками и радугой какает. — Но не когда… — Когда! — Скруджи передразнивает и бьёт по руке, так что Антон охуевает, но грызть палец перестаёт. Он понимает, что загоняется который день по сущей ерунде, но от этого не легче, и он всё равно продолжает. Впрочем, его отвлекает от дебильных мыслей настрой друга, который всё ещё выглядит весьма уныло. — Это чей? — кивает Антон на художества в тетради, не уверенный, впрочем, что хочет знать. — Булаткина. — А… Он быстро захлопывает тетрадь, будто нарисованный хуй Егора сейчас взмахнёт своими крыльями, вспорхнёт со страниц и надаёт пиздюлей по морде. — Ты поэтому такой грустный? Хорошо же нарисовал… Друг молчит несколько секунд, как будто размышляет, говорить или нет. Антон даже злиться начинает — он-то поделился сокровенным! — Обещаешь не ржать? — выдыхает тот и хмурит брови. Когда он так делает, то напоминает Антону пупса с этими стрёмными мордахами. — Ты же не ржёшь над моим… казусом. — Ревную. — Кого? Меня? Скруджи одаривает его таким взглядом, что даже настолько тупой тормоз, как Антон, сразу понимает — сморозил не к месту. — Ладно, я понял. А чё так? — Да заебал, блядь! Не ты, — он достаёт мобильный, открывает инстаграм и последнюю сториз Егора, показывает Антону. В сториз тот держит кого-то (с очень длинными красными, похоже нарощенными, ногтями) за руку, за кадром слышится его смех и что-то, похожее на поцелуи. Ну, или Антон просто долбится в уши. Он снова смотрит на Скруджи, который с отвращением отключает инсту и убирает телефон в карман куртки. — М-да, — выдыхает Антон. — Сука, блядь. Я его обхаживаю уже сколько времени, а он… — Скря… — Как со мной ебаться, так пидор пидором, а тут… — Мы лохи, Скря. — Мы лохи. Только у меня-то всё из-за этой суки блядской, а ты просто даун. — Ну эй! — Хуей, блядь. Антон не успевает возмутиться или сказать что-нибудь в свою защиту, потому что в аудиторию входит препод, и гвалт одногруппников, который заглушал их со Скруджи голоса, затихает.+++
В библиотеке тихо и оттого стрёмно, а ещё душно. Антон не любит, когда так. И когда вынужден терпеть всё это — тоже не любит. Они максимально нечастые гости здесь, потому что спортсмены. Их родная стихия — футбольное поле. И Антон бы с радостью сейчас лучше наяривал десятый круг, чем ковырялся в пыльных учебниках. Тем более, что до матча осталось всего две недели. Но новая преподавательница по «управляшке» встала в позу и сказала, что если к следующему семинару они придут неподготовленными, то всем пизда, и к сессии будут не допущены. Не дословно, конечно, но примерно. — Бля, Тох, эта старая грымза с недотрахом меня заебала. Не даёт… Антон смотрит на Скруджи охуевше. — Да книгу, блядь, не даёт. А точнее не говорит, в какую сторону пиздовать, чтобы её найти. Я ж в этом лабиринте минотавра сгину. Можешь ей там подлизать, по-братски?.. Блядь, да глазки построй, а то может она из этих, староверов, кого татухи не устраивают? Смотрит на меня, будто я ей под нос насрал. Тот опускается на стул с таким шумом и остервенением, что за казённое имущество становится слегка тревожно. Несмотря на то, что звучит Скруджи так, словно готов убивать, выглядит он точно побитый щенок, и надпись «Not guilty» на его лице кажется особенно яркой. — Которая? — спрашивает Антон, поняв, что так или иначе, но ему придётся пойти в самое жерло вулкана. Скруджи протягивает ему бумажку с написанным автором и названием. Договориться с библиотекаршей не составляет труда. Антон мило улыбается, зачем-то извиняется за своего друга, хвалит «очаровательную гульку» на голове дамы и заливает ей в уши о прекрасной погоде (за окном дождь который день ебашит в стёкла, и от этого уныния хочется вскрыться). Наверное, женщине просто кажется, что Антон даун, поэтому она так быстро рассказывает, куда следовать и где искать. Их библиотека не слишком большая, но охватывает собой несколько помещений. Антон думает, что тут с лёгкостью можно было бы разместить их игровое поле целиком. Было бы очень удобно совместить тренировку и подготовку к сессии. Удобно и упорото. Книгу он находит быстро, и благодаря росту ему даже не приходится тащиться за стремянкой, чтобы её достать. Он уже разворачивается, чтобы идти обратно, как его прижимают к деревянному стеллажу, да так, что лопатки обжигает болью. Антон даже не сразу понимает, кто это, пока чужие руки не забираются ему под толстовку, тут же оглаживая поджавшийся живот. От Арсения пахнет мятной жвачкой и свежестью одеколона, который кажется Антону каким-то крышесносным. А, может, крышесносным ему кажется сам Арсений, он уже ни в чём не уверен. — Ты охерел? Чё творишь? — шёпотом спрашивает он и оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что никто за ними не наблюдает. Он обнаруживает себя загнанным в тупик из стеллажей: не сбежать никуда. Не то чтобы ему прям хотелось. Хотя он и обходил Арсения стороной столько времени, он не может не признать, что чертовски соскучился. — Собираюсь тебе подрочить, — со смешком отвечает тот и утыкается губами Антону в подбородок. В подтверждение своих слов он расстёгивает ему джинсы и забирается холодными пальцами в трусы. Антон шипит от прикосновения, вжимается в стеллаж ещё сильнее и прикусывает губу. Намерения Арсения вполне ясны, — он их озвучил, — не ясны мотивы. Столько времени он не пытался подойти или заговорить, даже не писал. А теперь — вот так и с ходу! Антон не догоняет — какого хера? — Какого хера? — спрашивает и вслух тоже. — Просто захотелось. Такое случается, знаешь. — Арсений серьёзен, настойчив и охуеть как горяч, Антон не может и слова сказать против. Это-то и странно: после их первого раза инициативу постоянно проявлял Антон, а Арсений просто соглашался. Словно, получив желаемое, — секс, — растерял весь запал. И просто был снисходителен к Антону, который, как Сергей Лазарев в недавней своей песне, «подсел». Признаваться самому себе, даже мысленно, в том, что его тянет к Арсению не только потому что тот — это легкодоступный бесплатный секс, Антон пока не готов. Хоть и думает об этом практически каждый ебучий день, когда выдаётся свободная минутка. Их, к слову, до хуя в последнее время. И минуток, и мыслей. Особенно перед сном. Ещё и тот их недоразговор с Ирой, которая при прощании потребовала определиться уже наконец и не морочить голову себе и Арсению. Хотя Антон не понимает, с чего это он вдруг морочит голову Арсению? — Ты меня избегаешь. А это упрёк или просто констатация факта? Член Антона слишком быстро откликается на уже знакомые и настойчивые ласки и твердеет буквально через минуту. Арсений обхватывает ствол пальцами, вынуждая подаваться бёдрами навстречу. Другой рукой он накрывает рот Антона, как недавно тот делал сам, и неотрывно смотрит в глаза, которые хочется закатить от удовольствия. Антон замечает, как расширяются зрачки Арсения, когда он ускоряет темп. Смазки слишком мало, — хотя Антон готов поклясться, что течёт как сука — несмотря даже на то, что Арсений размазывает её пальцем по головке. Насухую почти больно, но Антон всё равно балдеет, плавится, едва сдерживается от стона и всё-таки закатывает глаза, когда Арсений, чуть приподнявшись на носках, прикусывает кожу на шее, перемещается к уху, лижет широко языком и хрипло шепчет: — Будь тихим, ты же не хочешь, чтобы нас заметили… От этого напоминания стонать хочется чаще и во весь голос. — А если… — начинает Антон шёпотом в ладонь, не совсем понимая, что творит. Арсений убирает руку. — А если хочу? — Что? — Если я хочу, чтобы нас заметили? — прерывисто заканчивает он и смотрит в потемневшие глаза Арсения. — Если я хочу, Арс? — Зачем? Тот замедляет движения, взгляда не отводит. Антону на мгновение кажется, что тот вот-вот уйдёт, бросив его так: возбуждённого, взмокшего, с полупризнанием на губах. Но нет, всего пару секунд спустя Арсений вновь ускоряется, дрочит быстро, жёстко, обхватив член точно под головкой. От этого хочется скулить. Смысл вопроса Арсения до Антона так и не доходит. В смысле, зачем? Он хочет переспросить, но тот не даёт ему этого сделать: приподнимается на цыпочки и целует влажно в губы, не прекращает движений, подводя Антона к грани. — Между нами только секс, зачем усложнять? — выдыхает он тихо прямо в поцелуй, как раз когда Антон вцепляется ему в плечи, чтобы удержать равновесие и себя на этой планете. Он кончает, испытывая одновременно и наслаждение от оргазма, и разочарование вместе с колкой обидой от его слов. Арсений действительно уходит, оставляет Антона одного, взбудораженного, наверняка раскрасневшегося и охуевшего от жизни. — Да ну в смысле, блядь? — говорит он в пустоту. Пустота ему — удивительно — не отвечает.