Тёмные переулки

ноябрь, 1999 год

      Яна помешивает шипящее и фыркающее мясо, откладывает лопатку в сторону и выключает газ. Крышка опускается на сковородку, и звуки дома сводятся к минимуму. Яна вешает фартук на крючок и набрасывает на плечи мягкую шаль, от которой пахнет домом и мамой. Кутается в шаль больше по привычке, нежели по необходимости. В двушке Олега (куда он привёз Яну через две недели знакомства) гораздо теплее и уютней, чем в её съёмной угловой однушке, продуваемой всеми ветрами со всех сторон.       Больше не надо надевать все тёплые кофты и носки, имеющиеся в шкафу, больше не надо ставить чайник, чтобы согреться. Теперь можно открывать окно, вдыхая свежий воздух, и смотреть на улицу без соблазна. Теперь можно возвращаться в квартиру действительно с удовольствием.       Только Яне всё равно неуютно, и шаль на плечах как будто придаёт уверенности.       Яна привыкла жить с Олегом. Вставать с утра, варить ему кофе и делать одинаковые бутерброды, целовать в уголок губ и провожать на работу. В сознании Яны Олеговы «стрелки» два раза в день никак не коррелируются с работой, хотя Олег так же, как и она, получает деньги (только гораздо больше и ежедневно), так же обеспечивает себе жизнь и так же возвращается по вечерам уставший.       Яна смотрит на часы и вздыхает. Белый пар просачивается из-под крышки и тает в полумраке кухни. На часах 21:30. Вечерняя «стрелка» началась полчаса назад — Яна уже выучила расписание — и при хорошем раскладе должна закончиться до половины одиннадцатого. На столе — кружка остывшего недопитого кофе, за окном — липкий ноябрьский снег, большими хлопьями кружащий в воздухе и мягко ложащийся на пустой двор. И ни одного автомобиля.       Аппетита нет. Яна привыкла ужинать без Олега, но это уже ей надоедает. Олег как бы есть, с ним хорошо, но его нет. И особенно остро это ощущается в выходные, в её выходные, когда она успевает сделать все дела по дому и у неё остаётся ещё много времени. Яна бездумно барабанит ногтями по ручке кружки: «Ещё хуже, когда он весь день дома, а потом вдруг срывается на свои стрелки…» — и морщится.       Иногда весь месяц кажется ей сном. Невозможно вот так сойтись, быстро, стремительно, за неделю знакомства (правда, этому предшествовали ещё две недели милых улыбок и пересыпаний печенья из одного пакета в другие), да ещё и с обеспеченным человеком: Олег не кажется тем человеком, который быстро и безоговорочно доверяет другим людям. Но на неё он смотрит так, что все сомнения отпадают. Когда смотрит, конечно.       Яна подпирает подбородок кулаком и косится в окно.       В душе нет холодного страха, нет бьющей под сердцем тревоги, придёт Олег или нет, и за это Яна часто корит себя. Она не боится, что его убьют. Олег всегда знает, что делает, всегда ступает медленно, уверенно, проверяя каждый свой шаг. Он помнит, что стоит на кону, и не захочет этого лишаться. Яна помнит шрамы на спине Олега. Рубцы от ножей и пуль — следы ошибок и врагов, а ещё показатель его силы. Поэтому ничуть не удивляется слишком нереально звучащей в холоде тяжёлых времён города кличке «Кощей». Столько раз стоять на краю пропасти и не провалиться — Олег силён, Яна уверена в этом. А ещё искренне уверена в том, что пока они вместе, с ним всё будет хорошо.       Яну смерть обходит стороной.       Яна не боится, что Олега убьют, однако всегда в темноте начинает кутаться в шаль плотнее и непроизвольно вглядываться в уличный мрак, разбиваемый вдребезги жёлтым светом. И под сердцем всё равно тревожно ёкает, когда время переваливает за полночь, а его нет.       Железный скрежет заставляет Яну вздрогнуть и подняться. Стул лязгает по полу. Шаль опадает под ноги. На парковке — тёмно-синяя иномарка Олега. Всколыхнувшаяся в груди буря утихает, и Яна с недоумением откладывает в сторону подвернувшийся под руку нож. «С ума сойти», — закатывает глаза и поднимает шаль.       Олег входит в квартиру чёрно-белый: снег лежит на плечах и скатывается тёмными струями по чёрному кожаному плащу.       — Ужинать будешь? — оживляется Яна, включая на кухне свет.       Удивительно, как тепло и уютно становится от одной лампочки. Или от появления Олега?       — Ужин? — Олег небрежно скидывает плащ куда-то в прихожей, и Яна поджимает губы. — А там ещё осталось? А то я уже забыл, что такое домашний ужин!       Он закатывает рукава серого пуловера и скрывается в ванной. В трубах шумит вода, сопровождаемая отфыркиваниями. Яна накрывает на стол и идёт в прихожую, чтобы убрать плащ и пистолет, который Олег тоже, наверняка, забыл положить на место.       Дверь ванной распахивается, и они почти что сталкиваются лбами. Они одного роста, но Яна ощущает себя маленькой, когда Олег холодной и мокрой ладонью ведёт по её спине от лопаток до копчика, медленно притягивая к себе. Кладёт ладонь на его плечо, сжимая его крепко-крепко и ощущая предельное напряжение мышц. Поцелуй выходит будничным, но долгим и тёплым, несмотря на холод губ Олега и его колючую щетину. Яна выворачивается и шумно потирает его щёку:       — Колючий, — морщит нос, — побрейся. А то целовать не буду!       Он смеётся и что-то саркастично отвечает, но Яна не слышит, потому что встряхивает модный плащ, и брызги растаявшего снега оседают на зеркале. «Да ладно!» — фыркает Яна и громче, чем следовало бы, хлопает дверцей платяного шкафа, когда вешает туда плащ.       — Олег, ты можешь не раскидывать игрушки по всей квартире? — буднично кричит, стягивая не лёгкий пистолет и запасную обойму с комода и кладя её на сейф в спальне.       — Я подумаю… — отзывается он.       Яна возвращается к столу.       Они ужинают. Олег рассказывает о своём дне, делах, о том, как он всё решил. Яна чувствует, что он чуть-чуть приукрашивает, и мягко улыбается. Она не вникает в смысл его слов — ей достаточно слышать его голос и смотреть в такие тёплые карие глаза, чтобы быть счастливой. Она поправляет чёлку, отодвигает тарелку и кивает на каждое слово Олега.       — А ты как, освоилась?       Вопрос в самом деле застаёт врасплох, и Яна пожимает плечами:       — Пойдёт.       — Но что-то не так… — щурится Олег, ставя на плиту замусоленную турку для кофе.       — Хозяйкой себя тут не чувствую полноправной, — честно отвечает Яна, поглаживая лепесток маленькой монстеры, стоящей на подоконнике.       — Хозяйкой, значит… — протягивает Олег и почему-то убирает турку в сторону.       — Хозяйкой! — вызывающе отвечает Яна, улыбаясь.       Олег приближается медленно, опасно, а потом упирается одной ладонью в стол, а другой сжимает спинку её стула, блокируя все пути отхода. Его глаза, тёмные, завораживающе-кофейные, смотрят, кажется, в самую душу, и по коже бегут мурашки, от которых становится жарко.       — Власти захотела? — он с улыбкой наклоняется и целует её.       Целует медленно, со вкусом, пробуждая дрожь в коленках и бабочек в животе. Яна подаётся навстречу, медленно перебирая пальцами воротник пуловера и поглаживая шею. На миг отрывается и укоризненно напоминает про бритьё. Олег пренебрежительно морщится, расстёгивая крабик, сковывающий медно-рыжие волосы.       И Яна тут же забывает об этом диалоге, о тяжёлом дне. Теперь есть Олег — а большего и не надо.       Время уже далеко за полночь, а они лежат и смотрят на отблески машин, скользящие по выбеленному потолку. Яна прижимается к горячей груди Олега и слушает, как грохочет его сердце. Он задумчиво перебирает её волосы, а потом спрашивает:       — Вот скажи, ты совсем за меня не боишься?       Яна кривит губы и отрицательно мотает головой.       — Ты не умрёшь.       — Ты говоришь, как будто мойра какая-то.       — Я ведьма, а это почти одно и то же, — шипит Яна. — Вот прокляну тебя за твою щетину и раздражение на коже — поймёшь.       Олег смеётся и клятвенно обещает побриться. Яна скептически прищуривается и качает головой. Она ему не верит и думает, что с утра надо будет напомнить.       Если она, конечно, проснётся раньше него.       Однако с утра не приходится ничего напоминать. Олег даже не торопится ни на какую «стрелку». Когда Яна встаёт, широко зевая и туго затягивая на талии мягкий халатик с китайскими мотивами, Олег уже побритый, умытый, в парадной белой рубашке варит кофе, закатав рукава.       — Ты сегодня дома? — по-кошачьи мурлычет Яна, подкрадываясь к нему со спины и осторожно целуя за ухом.       — Вроде того, — сосредоточенно кивает Олег, наблюдая за кофе. — Собирайся. Сейчас после кофе поедем кое-куда.       Яна вскидывает бровь, создавая иллюзию интереса. Олег почему-то очень любит возить её в любимые рестораны и знакомить со своими друзьями, которые (все, как один!) отвешивают ей комплименты и искренне восхищаются ею (уж это Яна может отличить). А сейчас Яне хочется простого человеческого выходного. Но она молчит, лишь про себя ворчит: «Шампанское по утрам пьют аристократы или дегенераты».       И плевать, что на часах уже двенадцать дня.       Яна пьёт кофе, глядя в окно, и Олег растворяется в квартире, грохочет дверцей сейфа, наверняка, убирая пистолет. Яна качает головой с усмешкой. Олег неуловимо возвращается в кухню, садится перед кружкой и безмолвно раскрывает тёмно-синюю бархатную коробочку перед Яной.       Золотые кольца, обручальные (такие не спутать ни с чем), сверкают. И кажутся сотканными из солнечных лучей, а не из металла. Яна неуверенно протягивает руку и аккуратно забирает коробочку из рук Олега. Пальцы у него тёплые, как будто горячие. Яна неуверенно улыбается, подавляя смешок восторга. Олег широко улыбается в ответ, и Яну бросает в жар.       На заснеженный ноябрьский город приятно смотреть из окна машины, где тепло и вкусно пахнет смесью дорого парфюма и недешёвой автомобильной вонючки. Он кажется каким-то нереальным и сказочным. Яна поглаживает бархат коробочки и изредка хлопает ею. Золотые кольца блестят тоже по-сказочному. И весь день, кажется, сверкает искрами счастья.       Олег петляет по улицам города, и Яна постепенно начинает понимать, что они едут явно не праздновать предложение руки и сердца, явно не в ресторан. Пытается вспомнить какие-нибудь похожие заведения по этому маршруту: кафе, кофейни или шашлычные. Хмурится и косится на подозрительно самодовольного Олега.       Они тормозят, и Олег не позволяет ей вылезти. Сам выходит из машины, открывает дверь и подаёт руку.       Яна, стремительно выскочив, оборачивается и теряет дар речи.       «Отдел записи актов гражданского состояния центрального округа» — огромные золотые буквы, припорошённые снегом, блестят ярче холодного солнца.       Яна вкладывает руку в ладонь Олега и внимательно смотрит на него.       Им не нужны слова, чтобы понять друг друга.       Крепко сжимая её руку, Олег ведёт Яну в ЗАГС.