Имя джентльмена — загадки я так и не узнала…
***
Снизу доносились счастливые крики Гоголя и не менее радостная речь моего брата. Точно ли там ревизор? Я думаю там находится бывший коллега Николая*… Мой брат вроде не ходил на цирковые представления, да он и не особо любил смех. Меня это слегка тревожит. Как мне нужно будет вести себя с этим человеком, чтобы ничего не испортить? Если исходить из того, что Гоголь с Михаилом очень лестно отзывались об этом человеке, то нужно вести себя почтительно, уважительно. Буду обращаться с этим человеком как с другими мало знакомыми личностями, так и сделаю. Даже к не самым достойным людям всегда нужно относиться хотя бы с видимостью уважения. Ведь если я буду вести себя как невежа, то честь моих родителей, родственников, брата и моя соответственно будет оскорблена, растоптана и сожжена в прах. Как никак это часть моей жизни, а также это мои нерушимые обязанности. Послышался лёгкий, но достаточно сильный стук в дверь. Хоть кто-то сегодня соблюдает приличия. Я бы даже устроила своеобразную викторину, в которой я, за неимением других участников, отгадывала кто этот культурный человек. Но заставлять ждать — это невежливо и непочтительно, непозволительно такое отношение к гостю. Я встала с кресла и подошла к двери, соответственно чтобы открыть её. — Доброе утро, Антония, в поместье только что прибыл гость. Я решил проведать тебя и сопроводить… Как я вижу ты готова, пойдём, поприветствуем визитёра. — Доброе, Фёдор, я рада, что ты решил проверить мою готовность. Признаться, я только ранним утром узнала о приезде… Гоголь с братом своеобразно просветили. Фёдор положил мою руку себе на локоть и закрыв дверь, повёл меня по коридору. Галантность — спутник благовоспитанности, очень приятно, когда соблюдают правила приличия. Моё лёгкое платье до колен обвивало ноги, очерчивало их. Из-за этого и не люблю юбки любой длины и ширины. В исключительных случаях я ношу юбки из плотных тканей, они не так сильно от любого движения или ветра обволакивают нижнюю часть тела. Но сегодня было довольно душно и через открытые окна ветер не успел пробраться по всем закоулкам дома. Белое платье, светло-серые туфли и лёгкий светло-серый пиджак с полами, достигающими середины бёдер. Просто и лаконично, повседневно, но достойно дворянки. Я в белом и дом тоже. Всё в этом поместье белое, почти всё, но общая картина предстаёт именно в этом цвете. Цвет чистоты и непорочности, но всё равно иногда этот белый может значить тревогу или же кристально чистый разум, в котором нет места ненужной мысли. Мы с Достоевским почти достигли лестницы и даже спустились на первую ступеньку, как опять послышался гоголевский визг. Не в обиду Коле, но это был именно визг, не ор даже. А следом послышался звук открывания двери, совсем невесомый, но слышимый достаточно. Из прохода вышли Лев Николаевич и Михаил Юрьевич они были самыми спокойными из этой процессии. На одном ряду с ними шагал мужчина лет двадцати пяти, с достаточно низким ростом и чёрной курчавой шевелюрой. Я не ручаюсь за цвет его глаз, но они были достаточно темны и беспросветны в смысле цвета, а не возможного характера. Рядом с ним весело щебетал Гоголь, легонько размахивая какими-то бумагами, воодушевленно сообщая неизвестному господину. На его слова мужчина легко кивал и что-то отвечал, показывая на что-то в бумагах. Рядом с ними шел и мой брат, тоже внимательно вникая в слова этого господина. Они не обращали на нас с Фёдором внимания, решусь предположить, что он был слегка этому возмущён, но отменно скрывал это. Сама же я была в смущении и состоянии лёгкого недопонимания. Неосознанно я чуть сжала руку Достоевского, чтобы привести себя в состояние относительного покоя, волнение, чтоб его… Фёдор посмотрел на меня чуть заинтересованным взглядом. Лермонтов поднял взгляд на нас и прервал диалог Николая, неизвестного и моего брата. Совестно должно быть тебе, брат. На свою сестрицу совершенно не обращаешь внимания. Какое разочарование, надо бы заняться твоими манерами… А бабушка со стороны отца ведь вбивала тебе в голову, что всегда нужно осматривать комнату, в которую ты входишь. Мало ли какие господа находятся в помещении, а ты совершенно их не видишь и самозабвенно продолжаешь игнорировать их. Хоть бабушка и знала, что у брата отменная цепкость на всё находящееся в его поле зрения, но когда он о чем-либо думает и его внимание обращено на свои размышления, он старательно абстрагируется от внешнего мира. Когда-нибудь это сыграет с ним далеко не смешную шутку… На нас обратили внимание абсолютно все, кто был в зале. В том числе и не представленный господин. Его глаза зажглись воодушевленным огнём и он быстро взобравшись по лестнице подошёл ко мне. Я чуть было не отшатнулась от него, но меня сдержали правила приличия, которые самозабвенно боролись с чувством самосохранения. — Вся комната янтарным блеском озарена*… Я уже откровенно прижалась к руке Достоевского. Этот… Человек меня пугает, очень сильно беспокоит. Мои мысли пришли к первозданному хаосу и совершенно не поддавались ни логике, ни порядкам мироздания. Мужчина взял мою руку и быстро поцеловал, и наперебой, в полный голос, начал излагать стихотворение, в конце почти переходя на торжествующий возглас. — Александр Сергеевич, прошу Вас не пугайте девушку. Она ведь не привыкла к такому поведению в её отношении… Спасибо, Фёдор, ты успокоил этого… Своеобразного господина. Я наконец расслабила хватку, но всё равно держалась подле Фёдора, который никак не реагировал на то, что я сильно сжимала его руку. Он как будто просто её «предоставил». — Ох, где мои манеры! Я рад увидеть Вас, моя муза! Я Александр Сергеевич Пушкин давний знакомый господ, находящихся на данный момент в этом помещении. Александр Сергеевич Пушкин… Сейчас без преувеличения можно сказать, что мне конец. Я впала в глубокий шок и панику, мой мозг стал метаться от одной мысли к другой, но все сводилось к одному… Меня поймают и отправят в тюрьму.Наверное стоит рассказать поподробнее в чем дело…
По всем законам Российской Федерации я еще будучи в десятилетнем возрасте должна была отбывать срок в тюрьме для эсперов за убийство по неосторожности с применением способности в отношении гражданского лица. За убийство своей тети на похоронах ее собственного ребенка, но совесть меня не мучила, ведь Бог покарал эту женщину за грех. Покарал именно женщину, а не ее ребенка, ведь дитя еще не познало вкуса жизни, а значит и не жалеет о ее утрате. Но как бы то ни было, а за убийство я должна была ответить… Тогда началось расследование и не составило труда понять, что это дело рук человека, который пробрался на похороны не замеченным. Вот только в Санкт-Петербурге на тот момент не было эспера с подобной способностью. Тогда подозрение перешло на тех кто и не имел способности, подтвержденной документально. Вот только после тщательного анализа данных присутствующих, оказалось, что не зарегистрированных эсперов не было обнаружено. Остались только дети, которые могли еще не пробудить свои способности и по воле случая единственными детьми оказались мы с братом. На нас пало подозрение и в совете решили поставить нас на наблюдение. А к тому времени свою способность открыл Михаил… Тогда и нас внесли в список потенциально опасных эсперов. Тогда нас и хотели отправить не то чтобы тюрьму, но в особое учреждение, где после множественных тестов скорее всего отправили бы либо на эшафот, либо лишили свободы. Но за нами в то время стояли достаточно влиятельные родственники и, как вы поняли, тут пошли взятки. Признаться, тогда и даже сейчас мне это омерзительно и противно. Я должна замаливать свои грехи сама, ведь только тогда Бог дарует мне покаянье! А тогда у меня отобрали эту возможность и я долго молилась Богу… Очень долго. Ну, а после загадочной погибели всего нашего рода за нами никто не стоял и тогда мы с братом должны были получить по заслугам. Почти в тот же час я отправилась в отделение СОпДЭ*, чтобы сдаться самолично. Хоть я и понимала, что это плохо скажется на моей дальнейшей жизни, да, что плохо? Ужасно! Я могла своими же руками отправить нас с братом на казнь! Но моя душа желала восстановить справедливость и дать правосудию судить меня и брата за грех. Но также я хотела сохранить свой род от позора, но большего унижения чем страх перед наказанием я не могла вообразить. Мои мотивы подкрепила гордость. Брат, никак с помощью Люцифера*, успел догнать меня и попытался убедить не делать этого. Когда же он сказал, что погибнем и я, и он я взбесилась. Ведь он попытался пробудить во мне сомнение в своем преступлении, я же точно знала, что виновна. А совершившим преступление должно прийти и наказание. Мы совершенно рассорились чем и привлекли внимание людей, работавших на правосудие. Нас узнали и уже хотели доложить начальству о нас, но вот только случилось, никак на радость брата, чудо. Некий уже немолодой господин решил оставить нас работать на отдел. Я возненавидела его, но осознав, что это возможно и есть мое наказание, посланное Богом. Я сразу же охладила свои эмоции, моя душа спокойна и уже вымаливает прощения. Со временем я простила брата, да особенно на него и не могла долго гневаться и тогда я начала отмаливать свои грехи вместе с братом. Тогда то и мы узнали о Александре Сергеевиче Пушкине… Имея относительно невысокий рост для мужчины, он возвышался над всеми. Как и над мужчинами, так и над женщинами. Лучший в своем деле, самый строгий и не терпящий на работе ничего кроме самой работы, он был так и предметом восхищения, так и предметом ненависти. Мы с братом им восхищались и уважали вот только никогда не видели его в живую, а фотографий его мы не видели. Честно, это было немного странно, не видеть фотографий самого известного блюстителя закона. А теперь узнав кто такой Александр Сергеевич Пушкин, вы поймете мой страх? Достоевский перевел на меня взгляд. Смотрел он спокойно, но чувствую помимо этого в его взоре присутствует и заинтересованность. Очень цепкий взгляд, колючий. Пушкин выпрямился и почти на пропев начал вещать и с каждым его словом мне становилось жутко. — Милая Антония Павловна Чехова, от чего же Вы не забрали документы из отдела? Все очень волновались, когда вы вместе с братом пропали. Я посмотрела на брата, он спокоен. Но ведь если он чувствует себя вполне комфортно, то значит и мне бояться нечего?.. Правда, ведь? Я уверена в своём брате, также как и в своих чувствах. — Хи-хи, Александр Сергеевич, не могли бы Вы перестать так говорить? Вы и так напугали моего птенчика! Голос подал Гоголь и подлетев ко мне он сжал меня в объятиях. Вот это я понимаю моральная поддержка! Я успокоилась и почти расслабилась, а Николай тем временем ещё сильнее сжал меня в почти удушающих объятьях, слегка покачивая, как долгожданную куклу. Достоевский не издав ни звука отошёл в сторону без особого труда отцепив мою руку от своей. Николай всё ещё держал в руках свои бумаги, а потом всё же открыл полы плаща закинул туда рукопись. Хотя глагол закинул не подходит в данной ситуации, скорее аккуратно положил, бережно. — Прошу меня простить, моя натура пакостна и язвительна, но и впрямь, Вы могли написать прошение об окончании срока службы! Мне пришлось достаточно потрудиться чтобы Вас снова не записали в преступники! Я, с помощью своего положения, смог убедить начальство, что Вы с братом просто залегли на дно реки из-за возможности преследования! Я не понимаю, что сейчас происходит, хотя понимаю… Получается, что Пушкин засланный казачок в отделе? И он напрямую связан со «Смертью небожителей», если же не входит в её состав. Мои размышления прервал Гончаров, только что вошедший в зал. Он позвал всех на чай. Да, все долгие разговоры начинаются с чая, в этом я убедилась на собственном опыте…***
Чай с ромашкой… Ваня точно и совершенно несомненно знает, что сейчас мне нужно. Теперь я убедилась, что он видит меня насквозь или же просто умеет анализировать ситуацию. Гончаров наклонился ко мне и подал маленькую тарелочку с дольками мандаринов при этом легко улыбнувшись. Ну как на такую милоту не улыбнуться в ответ? Правильно, это просто невозможно. Я приняла тарелку и поблагодарила его. — Ну, что же пора рассказать как я здесь… Он оборвал конец фразы, словно не хотел произносить последующую её часть. — …Замешан. Надолго…***
Александр Сергеевич Пушкин был очень занятым и ответственным человеком. Он не любил преступления и молился Богу за каждого эспера, которого ему пришлось отправить на эшафот. Не смотря на тяжёсть работы, он всё равно любил её и дорожил. Уж очень он обожал порядок и законопослушность и соответственно решил улучшить этот бренный мир. Вот только он понимал, что отдел по делам эсперов не сможет в полной мере избавить этот мир от убийств, насилия, а если проще то человеческих грехов. Он конечно понимал, что человек чуть ли не с самого своего рождения уже грешен, но ничего не мог с собой поделать. Он не знал как видеть этот мир… Либо в чётких чёрном и белом, или же в тех же цветах, только с полутонами. Он в последнее время буквально разрывался между этим, всё чаще стал мешаться при вынесении приговора и всё чаще прерывал расследования. Непозволительная роскошь для судьи и работника отдела, для лучшего работника отдела, который подаёт пример. В пятнадцать полных лет он уже был завален работой и именно тогда его вера в мир без греха пошатнулась… Он рассматривал одно дело в отношении двух детей, которые были под надзором у отдела, но не вмешивался в течение следствия. Это не его работа, но почему же из сотни папок он выбрал именно эту? А через месяц они пришли добровольно, а точнее пришла девочка, а мальчишка просто хотел остановить её и попал в сети отдела. Глупый мальчик, мог бы жить на свободе, а сейчас?.. Дурная девчонка, зачем так самозабвенно верить в Бога? Неосознанно он уже рассматривал это дело и размышлял, и не мог вынести вердикт… С одной стороны они не знали про свои способности, но веди незнание не освобождает от ответственности. С другой стороны они всё ещё дети, которые про этот мир ещё ничего не знают. Живут почти в сказке, вот только ещё и девочка очень набожная, в то время как мальчик чуть ли не богоборец. Взрослые в теле детей. Вера и отрицание. Он решил, что судьба их уже ведёт на эшафот без его «милости». Милости или кары? Даже тут он уже ответить не мог, его глаза видели ещё больше полутонов. Все оттенки серого, чёрного и белого… Это… Раздражало. Он хотел стать таким каким был до того переломного момента. Истинным представителем закона, действующим только по принципу «всё во благо большинства». Согласитесь, отчасти он прав… Ведь одна или несколько жизней не стоят сотни или тысячи. Вот только один влиятельный мог стоить этих сотен, да хоть тысяч! Это ещё сильнее его раздражало и бесило, коррупция, взятки. Такая мерзость! Пока он метался в правильности своих решений, они всё решали деньгами! Просто бумагой, нарезанной и сделанной по определённым устоям и правилам. Его по этому и бесила девчонка, и мальчишка. Их родственники откупались деньгами, но вот только ради блага самих детей, чтобы их не казнили… И как теперь тут выносить приговор? Это просто невозможно! Для своих коллег он оставался весёлым, но строгим и таким правильным, идеальным. А для себя он стал параноиком и истериком, теперь таким неопределенным и робким, что кричать хочется. Скрепя сердцем, он делал так как правильно, так как нужно, но оставаясь один он долго прорабатывал ситуацию. И не всегда решения милосердия совпадали с правильностью. Это вводило в отчаяние и безысходность. На одной миссии он повстречал графа Льва Толстого, который содержал приют. Он был важным свидетелем и конечно Александр Сергеевич должен был его навестить. При этом, по правилам приличия дворян, отправив письмо, а не позвонив по телефону. Сам же Пушкин не коим разом не относился к знати, как думали его коллеги. Он не понимал зачем отправлять письма, если можно максимально быстро отправить сообщение позвонив по телефону. Но кто он такой, чтобы рушить многолетние традиции? Уже находясь в поместье графа он чувствовал себя невероятно ничтожным и мелким по сравнению с Львов Николаевичем Толстым и это его чрезмерно раздражало и угнетало. Настроение испортилось в край. — Видите мир уже не так чётко? Этот вопрос поставил в тупик Пушкина. Он никак не мог понять, что значат эти слова, но чрез некоторое время он осознал, что говорил так часто про себя. Раздражение сменилось настороженностью и сильным интересом. — Вы ведь теперь метаетесь между долгом и человечностью, не так ли Александр Сергеевич? Я не умел в манипуляциях или чем-то подобном, но вижу Ваше раздражение в отношении меня. Пушкин не перебивал и вслушивался в речь графа и чем дальше говорил Толстой, тем сильнее Александр Сергеевич проникался в его размышления. — Мой названый сын — Фёдор очень не любит греховность человеческой души и поэтому так нелюдим. Он старается сохранить в себе свет, данный при рождении. В то время как Николай очень жизнерадостен, общителен и очень открыт миру аки солнышко, как будто всё светлое пробудить в нём хочет. У меня целых четыре сына и все разные, со своими мнениями и мировоззрением. — К чему же Вы ведёте достопочтенный граф? — К тому, что ты очень похож на моих сыновей, но при этой отличаешься. Ты тоже хочешь сделать мир лучше, но ты не имеешь возможности и багаж сомнений, которые тебе мешают. Вот в этом то и есть отличие, мои сыновья уже могут изменить мир, у них есть четкая цель и они к ней идут. А тебя нужно только подтолкнуть к пути. Александр сначала почувствовал настолько окрыляющую надежду, что счастье наполнило его ежесекундно. Вот только он понимал, что не возможно изменить мир без жертв и тут к нему пришло пренебрежение, чуть ли не омерзение. Он истинно верен только закону и ничему более. Он не за что не согласиться встать на путь боли и страдания, которые он принесет людям. — Вы праведно верны закону, вот только я не прошу Вас встать на сторону истинного зла. Я лишь говорю про более негуманный способ и более жестокий в котором есть место сомнениям и тревогам. Дальнейший течение разговора он совершенно не помнил, хоть и славился своей феноменальной памятью. Только он теперь ходил к графу всё чаще, не обязательно говорить именно с ним. Он узнал его сыновей и именно они открыли ему свой путь с помощью лишь разговоров. Михаил и Иван были примерно одного с ним возраста, в то время как десятилетний Фёдор и одиннадцатилетний Николай были такими маленькими по сравнению с Пушкиным, что он умилялся им. Как они наставили его на путь истинный он не понимал, но знал точно, что граф не врал на счёт неумения манипулировать людьми. Фёдор к примеру прекрасный кукловод. Александр думал, что попал в сети паука, но только он не хотел из них выбираться совершенно. Он стал радостнее и позитивнее относиться к своему рабочему долгу, ведь теперь помогал творить новый мир тайно. Если раньше это вызывало омерзение, то сейчас только радость от благого дела.Ах, какие же дети прекрасные манипуляторы. Своими яркими и искренними взглядами способны весь мир поработить, не то что одну заблудшую душу…
***
— Вот такая и история, немного печальная, но я уверен со счастливым концом! Я и не могла подозревать, что он такой… У меня слов нет. У него несомненно был тяжёлый период в жизни, который чуть его не сломал. Я даже не имею понятия как должна реагировать, эта тема очень тонкая и у каждого своё видение. Я не люблю предателей, но он ведь сделал это во благо всего человечества. Значит, это хорошо? Но если посмотреть со стороны его коллег, то это ужасно, если бы они узнали, то испытали бы злость и сильное огорчение, разочарование. Эшафот его дорога, так бы с ним поступили. — Я не знаю, что сказать Вам Александр Сергеевич, у меня к Вам теперь неопределенное отношение. Простите… Я не знала за что точно просила прощения. Может быть за то, что не смогу понять его как бы он не рассказывал? А может за то, что не могу определить как к нему теперь относиться? Сейчас я чувствую удушающую меня вину за то, что не могу сожалеть или сострадать. Чувствую не способность сделать этого, я чувствую себя роботом, который точно не сможет поддаться человеческим слабостям и эмоциям. Очень забавно… Я чувствую вину за то, что не могу проявлять таких печальных чувств. Иногда хочется просто избить себя за такое… — Ладно, не будем о грустном! Как-никак, но мы в одном гробу лежим! Мой черезчур наигранный радостный голос точно не подходит под эту атмосферу нервозности. Я посмотрела на Гоголя настойчивым взглядом, по крайней мере мне кажется, что настойчивым… Он вынырнул из всеобщего гнёта эмоций и подскочил со стула, чуть не опрокинув его на пол. Даже на него эта история произвела впечатление, на вечно позитивного клоуна… И это доказывает эфемерность нашего счастья и благополучия, доказывает, что мир в котором мы живём несовершенен и грешен своими людьми, их поступками. В случае Пушкина, а плохо ли видеть мир черно-белым? Видеть всё критично, не смотря на мелочи, которые в корне могут изменить приговор? Тут нет точного ответа, нет чёткой точки зрения. Считайте, что этот вопрос останется без ответа. Философия только подкидывает карты, а не отбивает, в то время как здравый рассудок и логика стараются опровергнуть эти предложения. У меня был настойчивый учитель философии, настолько настойчивый, что он даже не хотел слушать моё мнение о том или ином извечном вопросе. Я же думаю, что это была его прямая обязанность — научить меня доказывать свою точку зрения и мыслить глубже, чем оно есть на самом деле. Он же это игнорировал полностью, но так самозабвенно пытался вбить мне в голову свою веру и мнение, что я раздражалась неимоверно. Бабушка моя же, ценила именно собственное мнение человека и когда увидела наши «уроки», то громко и с позором выгнала горе-учителя. Мне же в руки дала книги и публику в виде рыбки Партизана чтобы я тренировала формирование своей речи (временно конечно). Признаться, с Партизаном мы подружились, он булькал, я репетировала ораторское искусство. Я тогда и познала, что рыбки самые лучшие «люди» как бы это парадоксально не звучало. — Александр Сергеевич, Вы кажется дописали своё стихотворение? Будьте добры, зачитайте Ваши труды. Гоголя опередил Михаил Юрьевич, из-за чего Коля чуть поник и бросил секундный взгляд на меня. Извиняется что-ли? Но за что? За то, что не смог развеять обстановку? Хотя, я его понимаю… Он же постоянно из себя клоуна выписывает, а самое печальное для клоуна… Это то, что он не смог развеселить зрителя. Я улыбнулась Николаю, как бы подбадривая и он ответил своей сияющей, белозубой улыбкой. Тебе больше идёт радость, Коля, а я не хочу чтобы ты грустил. Ведь ты моя семья также как и все здесь находящиеся, кроме Пушкина. В нём я сомневаюсь. Обстановка в столовой сразу стала расслабленной, когда Александр Сергеевич начал зачитывать стихотворения. Он читал их очень проникновенно и чувственно, словно выражал свои настоящие чувства через своё творчество. Некоторые моменты настолько пронзали до глубины души, что по моей коже расползались табуны мурашек, а сердце замирало. Прекрасный поэт, настоящий и чувственный. — …Уж близок полдень. Жар пылает. Как пахарь, битва отдыхает. Кой-где гарцуют казаки. Ровняясь строятся полки. Молчит музыка боевая. На холмах пушки, присмирев Прервали свой голодный рёв. И сё-равнину оглашая Далече грянуло ура: Полки увидели Петра.* Если бы не его работа, то Александр стал бы очень популярным поэтом. — Александр Сергеевич, это было чудесно. Я ещё никогда не слышала подобного, Ваш гений невероятен. Я сказала чистую правду, которая не была преувеличена и уж точно не преуменьшена.***
Чуть больше восьми часов назад из поместья отбыл Александр из-за неотложных дел в Токио. Конечно граф не хотел отпускать дорогого гостя на ночь глядя, но переубедить его не удалось. Сейчас же мы с Николаем, Фёдором и братом сидели в просторной гостиной и, не поверите, чаёвничали. Я начинаю подозревать, что в этом поместье воду в чистом виде не употребляют. — Фёдор, с тобой бесполезно играть, бесполезно и бессмысленно… С начала я почти отчаялась, но через некоторое время на смену этого чувства пришли более интересные. К примеру скука, ирония, забава. Из этого списка выбивается только последняя эмоция, но вполне можно объяснить почему она имеет место здесь быть… Я отгадываю через сколько времени меня разгромят в пух и прах. В одном я была права точно — проиграю быстро. — Уныние — самый страшный грех, Антония, ведь именно он толкает на ещё более ужасающие проступки и преступления. — Пожалуй, соглашусь с этим. И впрямь, тут сказать нечего, ведь то, что озвучил Достоевский верно. Только уныние толкает нас на убийства, чревоугодие, зависть, похоть и этот список можно продолжать бесконечно долго. — Вы играете в холостую, без амбиций и стремлений. А есть ли смысл в этом: жертвовать войском, чтобы проиграть? За душой у Вашего тактика нет эмоций, а также и привязанностей, у него другая игра, вне поля, вне последствий, вне шахматной баталии. Бессердечно поступаете, Антония Павловна, испытываете личное влечение к врагу. — Благодарю за то, что затемняете мою стратегическую глупость, — сказала, не найдя ответ на обличение некогда скрытой правды. — но давайте думать, что смысл моей «чёрствости» заключается именно в парадоксальном его отсутствии. Юноша перевёл взгляд на окно, где за тонкими стёклами проливались небольшие прерывистые ручейки капель дождя; струя горячего пара растворилась в пространстве комнаты. — Нулевой круг. Ни радости, ни горя — только постоянная замкнутость. — заключил Фёдор делая свой ход, такой же нейтральный как и его сравнение. Я вздохнула и вымученно улыбнулась, опять проиграла. — Я не рискну обвинять тебя в жульничестве, но всё же… Как ты постоянно выигрываешь? Недалеко послышались шебутные звуки — Гоголь снял с себя плащ и положил на стол, а следом засунул туда сначала руку, а потом и почти полностью залез в черноту отреза ткани. Через некоторое время он вытащил оттуда кролика. — Кролик в шляпе, ну в нашем случае плаще… Магия что-ли, Николай? Коля весело кивнул и, запустив кролика в плащ, снова одел его. — Магия, сотворимая разумом, Вы проиграли, когда признали поражение. — У меня слов нет, Фёдор. Сражение — не только физическое разрушение строя оппонента, ни морение голодом его рабочих жителей, производивших провизию для солдат, но ещё и воздействие на главнокомандующего ментально. Урок усвоен, Фёдор Михайлович, отработаем его практическое применение немного позже: мне нужно собраться с силами. — Да, Чехонте, стареешь… — вернул меня в реальность голос Ломоносова. Я покраснела, но не от смущения, нет… От злости! Повернула голову в сторону, откуда доносился голос брата и посмотрела на него настораживающе спокойно. Ничему тебя жизнь не учит, единокровный, абсолютно ничему. С противоположной стороны комнаты донеслись странно знакомые звуки, как будто всхлипы, ясно… Гоголь и ты туда же? Дайте мне кипяток и я как истинная леди защищу свою честь! Фёдор продолжал смотреть на меня спокойно и непринужденно, в то время как на всю гостиную разнёсся хохот Коленьки и Мишеньки. Мне же оставалось только молча терпеть, но Боже, какой позор, какое унижение. И всё от родных людей, неприятно. — Не обращай внимания на обделённых твоим вниманием, Антония. — Всенепременно, но это раздражает сильно, да и совершенно неприятно… Секундная тишина. — Успокойтесь, господа. Несколько слов и Гоголь с Михаилом замолкли, в то время как приказавший только преспокойно поднес чашку ко рту, но не отпив из неё. Брюнет перевёл на пару спевшихся взгляд и окинул ничего не выражающими очами, от этого становилось ещё страшнее. — Имейте уважение к девушке, как-никак она твоя сестра Михаил, и ты должен защищать её честь, а не принижать. И ты, Гоголь, она тоже твоя семья, а в нашей семье нет места плохо воспитанным людям. Это забота? Или в нём говорит хорошее воспитание и справедливость? Я благодарно посмотрела на Фёдора и еле заметно улыбнулась. Мне всё равно, что это был за порыв. — Прости, пташка моя! Я раскаиваюсь пред тобой и Боженькой! И этот голос был пропитан искренностью и лёгким сожалением. — Я буду всегда покупать тебе мандарины, сестра. Брат. Эх, плохо на тебя влияет общество шута. Дня три-четыре и ты уже в клоунаду записался играть! Где твоя былая серьёзность? Но за мандарины, спасибо, я запомню, тем более у меня есть свидетели. — Великодушно прощаю… И меня сжали в объятиях целых четыре руки.***
Поздно ночью, когда всё поместье окрасилось в чёрные и темно-синие тона послышался печальный звук струнного инструмента. Я из-за бессонницы, которая бывает крайне редко, решила пойти на столь чудесное звучание. По тёмным коридорам, освещаемым только чистым светом луны, я шла чуть шоркая ногами от усталости, но вполне тихо. Страх тем более меня не беспокоил, ведь во-первых, я не думала ни о чём кроме как сна и музыки. Во-вторых, чётко осознавала, что в пространстве между способностью Гоголя и реальным миром не может быть чужака. Он бы просто не нашел это место и тем более не смог бы попасть в поместье. С каждым метром я более чётко слышала звучание инструмента, виолончель, если не ошибаюсь. Пройдя ещё несколько коридоров поняла, что назад без проводника не доберусь так точно. Будет печально, ведь я не чувствовала ни одного гроба по близости. Да и не хотелось мне попасть к примеру в гроб с изуродованным трупом, когда проходила церемония. В Японии же вроде кримируют?.. Вот был бы шок у гостей и родственников, когда они узнали бы, что праха и костей стало больше чем нужно! Я пришла к чуть приоткрытой двери из щели которой, лился потусторонний фиолетово-розовый свет. Впервые вижу такое освещение… Я подошла по ближе к двери и посмотрела в щель. Всё помещение было словно расколотый аметист или александрит, чёрные жилы и некоторые сколы разделяли фрагменты. Свет исходил от стен, загадочно и немного пугающе. На белом кресле сидел Фёдор, только уже без шапки-ушанки и плаща и он играл. Играл без нот, на чистой импровизации или же своей безупречной памяти, которая невероятно обширна. Он играл с закрытыми глазами и до того плавно водил смычком, что казалось, словно он легко разрезает воздух, а не инструмент. До того Достоевский выглядел чувственным, что даже я прониклась интимностью момента, мне показалось, что я увидела очень личное и сокровенное. Иногда он запрокидывал голову верх и на его лице в тот момент можно было увидеть лёгкую боль от чего-то давнего и почти забытого. В те моменты это выглядело… Соблазнительно и до смерти красиво. Я даже не могла себя отругать за такие не достойные для дворянки мысли, меня словно зачаровали. Дыхание перехватило, а сердце замирало, я могла понять, что это значит, но прошло слишком мало времени. Хотя человек в плане чувств не всегда предсказуем… — Входи, Антония. Я чуть на тот свет не отправилась! Так неожиданно сказал не переставая играть на виолончели! Придя в себя, отворила дверь полностью, а когда зашла в комнату, то плотно её закрыла. Честно, пыталась как можно тише, но в последний момент рука резко дрогнула и дверь с характерным звуком захлопнулась. Я уже ожидала, что Фёдор на меня рассердится, что из-за его воспитания и сдержанности было невозможно. Он скорее сделал бы замечание или просто раздражённо посмотрел, но виртуоз меня удивил. — Не стой безучастно, заходи, присядь. Он сказал это учтиво и абсолютно не злобно, и конечно я послушалась. Юноша открыл глаза и посмотрел на меня. Я заметила, что брюнет всегда при разговоре со мной смотрит только в глаза. Не осматривает одежду, внешний вид и прочее. Кажется, что его интересуют только органы зрения, скорее всего, Достоевский так получает больше всего информации. — Как ты узнал, что это я? — Твой брат, граф и Гоголь спят беспробудным сном, а Михаил Юрьевич ушёл несколько минут назад. Аналитика, всё ясно. — Понятно, почему ты не спишь в такой час? Бессонница? — Вполне вероятно. — Ясно. Вот так мы и просидели почти пол ночи. Он играл, я слушала. Мы редко разговаривали, но много раз пересекались взглядами. Возможно это звучит очень романтично, но право, его взгляд изучал и выворачивал так, что страшно становилось. Мы находились не в романе, поэтому я не заснула на том кресле, в той комнате, а вполне самостоятельно дошла до своей опочивальни. Конечно же, я не вспомнила маршрут, по этому и попросила Достоевского помочь мне. Он проводил и уже хотел пожелать доброй ночи, но в последний момент опомнился и сказал похожую фразу: «Ложись спать, Антония, до рассвета осталось совсем мало времени.» Я же ответила почти тем же самым предложением и попросила его больше не задерживаться так долго за инструментом для его же блага. Вот так мы и расстались.***
Достоевский всегда осматривал людей от пят до макушки головы, мало ли, что эти грешные создания могут сделать. Только в глаза он смотрел нескольким людям: графу, Михаилу Юрьевичу и, как ни странно, Антонии. Из-за чего он и сам впервые в жизни не понимал и для него это стало забавной игрой. Впервые он метался между несколькими вариантами. Доверие Он мог ей доверять из-за того, что она либо слишком слаба, либо очень верна Богу и своей морали, поэтому Чехова не причинит ему вреда. Симпатия Несомненно она ему нравилась своими манерами и характером, а также преданностью и некоторым бесчувствием перед проблемами других. Схожесть Они не были как близнецы, но всё же были чем-то похожи… Например, той же самой преданностью Всевысшему и одинаковыми целями, которые они достигнут даже пройдя по костям других людей. Достоевский несомненно знал, что такое любовь и умел её отличать. И он знал про распространенный стереотип о том, что очень умные люди в упор не видят чувств, и конечно он чуть ли не насмехался над теми, кто этим бредням верит. Гениальный человек — гениален во всём, известная истина. Что же он испытывал? Любовь уж точно нет, слишком слабы и блеклы чувства. Симпатию? Возможно, но пока это только интерес, симпатия проявится когда он полностью изучит и поймёт её и то это не точно. Доверие? Нет, он скорее полностью уверен, что именно она доверяет, а не он и из-за этого девушка не причинит ему вреда. Схожесть? Вполне возможно, они в некоторых аспектах и впрямь похожи. Он мог видеть в ней себя, но она не настолько на него похожа. Почему же он смотрит ей в глаза? А, чёрт знает этого гения! Коль надо сам поймёт, когда время пройдёт.