Мое исцеление - ты

- Привет, меня зовут Феликс Ли. Будем друзьями? Сидящий во дворе университета и монотонно поедающий английские бургеры Минхо поднял свой взгляд на того, кто подошел к нему и так бесцеремонно ворвался в его одиночество. Этот высокий парень, в белоснежной рубашке с распахнутыми верхними пуговками улыбался сейчас ему своей мерзкой прекрасной улыбкой, а его глаза превратились в щелочки, образуя на коже мелкие морщинки. Солнце позади него светило ему в спину, и от этого парень казался словно с подсветкой. - Ну так что? Будем? Казалось, он совершенно не замечал угрюмого Минхо, который уже и не надеялся спокойно поесть. Вместо того, чтобы уйти и больше не повторять своей ошибки, Феликс подсел на газон к Минхо, отщипнул кусочек от булочки и положил себе в рот. - Вкусно, - улыбаясь промычал он, - а котлету попробовать дашь? Минхо, в полном замешательстве, протянул бургер парню, не желая больше есть – если кто-то прикоснулся к его еде руками, он в жизни это есть не станет. - Эй, а ты щедрый, - довольно произнес Феликс, а Минхо был готов взмолиться богам, лишь бы этот приставучий покинул поле видимости. Но, судя по всему, боги поняли его неправильно, раз приставили Феликса к Минхо 24/7. - Бургер будешь? – Феликс протянул булку к губам Минхо, касаясь их и пачкая кетчупом, да еще так, словно у Минхо не было выбора. И угрюмый парень зачем-то соглашается: он откусывает кусок и прожевывает его, Феликс улыбается своей мерзкой лучезарной улыбкой, способной озарить весь мир вокруг, а Минхо мрачнее любой тени, все так же продолжая винить богов за этот английский день. Вот так Феликс бесцеремонно ворвался в его жизнь. ……….. В университете тогда еще не было корейской общины – ведь Феликс, Минхо и еще несколько студентов по обмену были первыми из своей страны, кто поступил на первый курс. Т.к. Феликс и Минхо были из зажиточных семей, они не стали жить в общежитии, а сразу сняли квартиру, в которой прожили все четыре года, пока Феликс однажды не привел туда Хвана. Ранним утром, попивая свой горький черный кофе, покой Минхо был нарушен беготней Феликса. - Господи, моя рубашка, рубашка! – вопил австралиец. - Она в моем шкафу, отглажена, и висит на плечиках справа. Минхо продолжал спокойно пить кофе, вчитываясь в письмо, пришедшее по почте. Он ненавидел понедельники – потому что в Англии, такой непонятной и неправильной, неделя начиналась с воскресения, и если вы что-то забыли купить в злосчастные выходные, для этого вам придется выбираться в центр города – ведь мелкие магазины не работают. А, значит, ему сегодня предстоит поездка в центр, потому что молоко, купленное вчера вечером, прокисло – Феликс выставил его из холодильника, и не удосужился убрать обратно. - А мой галстук? – орет Феликс из комнаты Минхо. - Висит в ванной, на полотенцесушителе, я отчистил его от того пятна, - произносит Минхо, не повышая голоса, зная, что австралиец прекрасно его слышит. - Я люблю тебя!!! – Феликс вбегает в свою комнату. Минхо на мгновение застывает, и, отхлебнув глоток горького кофе, шепчет: «Я тебя тоже». И как вообще могло случиться, что его угораздило влюбиться в этого вечно мерзко улыбающегося австралийца? Он дарил свою улыбку налево и направо, и это раздражало сдержанного Минхо. Он вел себя так, словно это было нормально – дарить свой свет всем в округе. Словно он был рожден для того, чтобы все на него пялились, восхищались, и, чего доброго, влюблялись! Какое у него вообще право быть таким… таким… идеальным? И, несмотря на то, что Феликс – это ураган эмоций, делатель бардака и нарушитель спокойствия, Феликс – это лучшее, что было в жизни Минхо. Феликс мог расплакаться, если фильм имел грустную концовку, Феликс подбирал мелких животных и тащил их в ветеринарку, если те болели, или в ближайший приют. Феликс слушал по двадцать раз одну и ту же песню и рыдал, если текст песни был о разбитом сердце, до тех пор, пока Минхо не отключит электричество во всей квартире. И тогда Феликс, заплаканный, растрепанный, прибегал к Минхо под одеяло, весь такой горячий, словно внутри него накопилось все тепло Австралии, в которой он вырос, и прижимался своим телом к нему, плача в плечо и орошая волосы Минхо своей влагой. В такие моменты парень терпел жар тела австралийца, добросовестно потея, поглаживая своей рукой шелковые волосы парня. И когда Феликс успокаивался, Минхо позволял ему оставаться в своей постели на ночь. Он был первым и единственным человеком, с которым Минхо оставался в постели, с которым он ощущал особенную близость круглые сутки. Незаметно для самого себя он понял, что влюблен. Какое-то время Минхо ревновал Феликса к девчонкам – ведь тот флиртовал с ними, не скрывая, но когда Минхо понял, что к чему, он прекратил воспринимать Феликса как свою собственность. Потому что он сам являлся собственностью Феликса, и пути назад нет – если австралиец выбрал его, выбор уже сделан. Да и Минхо полностью согласился со своей участью. - Все, я собрался! – Феликс натягивал туфли, наспех их зашнуровывая. – Я опоздаю, вероятно! - Поэтому я вызвал тебе такси, - произнес Минхо, сделав последний глоток кофе. Феликс, на секунду колеблясь, все-таки решается в обуви забежать на кухню и чмокнуть Минхо в макушку, и, под недовольные крики Минхо насчет того, что он только что вымыл полы, убегает из квартиры. Минхо прячет свою улыбку в «глотке» уже допитого кофе, и всем сердцем надеется, что Феликс не заметил этого. А иначе он обо всем догадается. Когда дверь захлопнулась, Минхо в сотый раз прочел письмо, и его взгляд потяжелел. В письме речь шла о кончине его отца. С момента окончания колледжа в Сеуле, Минхо очень много работал над собой, над своим образованием и карьерой, чтоб попасть в лучшие университеты Европы. Он знал, что может поступить в любой университет Сеула, что может учиться в любом престижном заведении страны, но он не хотел оставаться на той же земле, по которой ступал его предок. Сама мысль о том, что они дышат одним и тем же воздухом, сдавливала ему легкие, заставляя задыхаться. Минхо ненавидел своего отца всем сердцем, и не желал его видеть. Поэтому, когда ему поступило приглашение к обучению в Лондоне, Минхо незамедлительно согласился. Его отец изменился: он женился во второй раз, и стал словно мягче – новая "мать" Минхо так влияла на него. Но парень разучился верить отцу, и обиды, которые затаились в нем еще с самого детства, - а именно взгляды ненависти на человека, желавшего ему смерти, - никуда не исчезли, и как бы отец ему ни улыбался, каким бы мягким тоном ни говорил с ним, Минхо больше не доверял. Как и всем людям. Он закрыл свое сердце и работал над собой, работал для того, чтобы отделиться от собственной семьи в самом раннем возрасте и никогда не зависеть от них. И больше не видеть. Чтобы не было нужды приезжать на праздники, чтобы не было нужды бывать в доме, где он вырос. В доме, где ему было всегда одинаково плохо. Отец болел несколько лет, и безуспешно боролся с недугом, но за три года обучения Минхо ни разу не приехал к нему навестить. Он лишь знал, что у него родился младший брат, но видеть чадо – продолжение отца, Минхо не желал. И сколько мачеха ни уговаривала его хотя бы с ней повидаться, Минхо всегда отвечал мягким отказом – отчасти от того, что он уважал эту женщину за ее мучительный труд. Ведь жизнь с его отцом стоила ей немалого количества убитых нервных клеток. И когда он, еще будучи подростком, спрашивал приемную мать, почему она не разведется, еще до рождения брата, она всегда отвечала, что не сможет теперь бросить его, Минхо. Ведь так он будет в безопасности. И именно она повлияла на то, чтобы отец отпустил его учиться в другую страну. И за это он ей был безмерно благодарен. В письме речь шла о смерти отца, и Минхо еще успевал на похороны. Взяв в руки мобильный телефон, он набрал нужный номер. - Алло? – послышался мягкий и добрый голос приемной матери. - Спасибо за то, что написала, - ответил Минхо, - но я, пожалуй, не успею. - Я могу отложить церемонию на несколько дней, уверена, это возможно… - Нет, ничего не откладывай. Просто меня не будет. Я прилечу через неделю, на поминки, если ты того хочешь. - Я буду рада, и твой брат будет счастлив увидеть тебя… Знаешь, он… Минхо отключился. Нет нужды слушать о том, какой прекрасный этот мальчуган, Минхо был уверен, что младший брат никогда не испытал и половины того, что выпало на долю старшенького. Судьба несправедлива к старшим в семье – им достается больше всего, а на втором ребенке родители уже более опытные. К тому же, у младшего всегда была защита, у Минхо такого не было. Он прожил с отцом пять лет без чьей-либо защиты, и всю свою жизнь он боялся рассказать о том, что происходит в его семье. А теперь он понимал: бояться было нечего. Потому что он стал тем, кем и должен был стать. Но смотреть своим страхам в глаза он больше не решался. ……….. - Я на твою бумажку пятно поставил, - Феликс врывается в комнату Минхо и с разбегу плюхается на кровать. Минхо раздраженно выдыхает: ему нужно лишь пару часов, чтобы спокойно почитать в тишине, но появление Феликса в доме не сулит ничего хорошего. - Я надеюсь, ты ее выбросил, - пробормотал Минхо, все еще не теряя надежды сосредоточиться на чтении. - Не-е-ет, - мурлычет Феликс, хватая в охапку Минхо и прижимая ручищами к себе, - я после того случая с чеками больше ничего из этой квартиры не выбрасываю. - Ты выбросил фактическую оплату счетов, и мне пришлось оплачивать их еще раз, потому что арендодатель требовал подтверждение, - угрюмо выдохнул Минхо. - В общем, я прочел письмо, - произнес Феликс. – и мне совершенно непонятно, почему ты до сих пор не упаковал свои вещи. Минхо сделал вид, что читает. - И поэтому я уже оплатил онлайн два рейса в Корею, - весело произнес Феликс, выхватывая из рук Минхо книгу и швыряя ее в дальний угол комнаты. - Ты - что?.. – ошарашенно спросил Минхо. - Да-да, - бархатным голосом произнес Феликс, - мы летим в Корею. В Сеул. На похороны твоего отца. Минхо взглянул на Феликса со всей злостью, на которую он был способен. Феликс, как ему было свойственно, поступил так с ним в очередной раз. Поступил и сделал ужасный выбор. Предпочел не просто сделать больно Минхо, а еще и увидеть всю его боль собственными глазами. - Ах ты эгоистичное чмо! – вопил Минхо, безуспешно пытаясь вырваться из захвата Феликса. – Что вообще я в тебе нашел! И угораздило же меня связаться с таким бесчувственным гадом!! Феликс держал его и держал, а Минхо пытался вырваться из захвата, но безуспешно. И сколько бы он ни брыкался, австралиец не желал его выпускать. - Я полечу обратно в Сеул разве что в деревянном ящике, - ворчал Минхо, постепенно оставляя попытки вырваться. - Хах, - рассмеялся австралиец, - размечтался он. И после его голос изменился: - Полетишь как миленький. Потому что я так сказал, и ты подчинишься мне. Взгляд его пронзительных глаз стал опасен. Словно он вот-вот прожжет дырку в Минхо. Или – что еще хуже – сделает с ним что-нибудь. Поэтому Минхо подчинился. Он молча согласился с тем, что сделал Феликс, не желая спорить. Хоть всем сердцем не желал ничего с этим делать. - Я буду с тобой, - мягко произнес Феликс, прижимая Минхо к себе, - я буду твоим щитом в этой борьбе. - Когда я рассказал тебе свою историю, я не думал, что ты зайдешь так далеко… - голос Минхо был едва различим, но он знал, что тонкий слух Феликса его улавливает. - Знаю, - произнес австралиец, - но я помогу тебе в этой борьбе со своими страхами. Он повернул его лицо к себе и прикоснулся губами, запечатлев на них ласковый поцелуй. Это был их первый поцелуй, и Минхо не ответил на него – он боялся того, что происходит. Ведь травма, которая произошла несколько лет назад, глубоко засела в нем. Феликс знал и о Чанбине, и о том, что произошло еще тогда, в школе. К тому же, возвращаться в родной город, где он никогда не был счастлив, совершенно не хотелось. И Феликс тащит его туда. Силой тащит. - Спи, Минхо, - произнес он, проводя длинными пальцами по волосам парня, - я буду хранить твой сон… Завтра утром все невзгоды исчезнут, как эта ночь… И Минхо, незаметно для себя, погрузился в сон. Спокойный – потому что его охранял Феликс. …………. На похоронах Минхо заметно волновался – кто-то протянул ему платок, видимо, ожидая увидеть его слезы, но он попросту теребил его в руках. Видеть мертвого отца, обездвиженного, постаревшего, было невыносимо трудно… и больно. Этот человек мог нагнать страх на любого человека, этот человек пылал ненавистью и злобой, когда избивал Минхо, маленького мальчика, беззащитного и слабого. Все, чего хотел Минхо – это вернуться в прошлое и спросить отца, почему он был так жалок, раз причинял боль тому, кто не мог дать отпор? А теперь он лежит в гробу, со сложенными в замок пальцами, бездыханный, без единой эмоции на лице. И Минхо больше не предоставится шанс рассказать ему о том, что он чувствовал все эти годы. Ненависть. В чистейшем виде ненависть – ничего более. И даже сквозь расстояние и время он чувствовал ее. И даже сейчас, испытывая жалость к телу покойного, он все равно испытывал ненависть. «Гори в Аду, - мелькнула мысль в голове Минхо, когда гроб поместили в кабину крематория. – Ты заслужил это в полной мере.» Огонь, отсвечивающий от огнеупорного стекла, плясал в глазах Минхо, который глядел на процесс сожжения, затаив дыхание. Вот он. Конец. Конец того, кто мучил его все эти годы. Того, кто причинял боль. Того, кто сделал его жизнь несносной. Того, кто заставил бежать от всего хорошего, что было в его городе. Феликс, словно уловив настроение Минхо, взял в свои руки его ладонь и слегка сжал ее. - Ты как? – шепнул австралиец. – Держишься? Минхо кивнул. Феликс поглаживал ладонь большим пальцем, словно успокаивая нервы парня. Минхо, как натянутая струна, держался прямо и в бесконечном напряжении, не давая себе согнуться. Словно расслабится – и сломается. Рассыплется. После церемонии похорон приемная мать познакомила Минхо с младшим братом. Парень облегченно выдохнул – мальчишка был лишь отдаленно похож на отца, в основном он был вылитая мать. Но Минхо не хотел общения – ему просто хотелось скорее сбежать от всех этих малоизвестных сочувствующих людей. Кажется, к нему несколько раз подходили дальние родственники – поздороваться. Какие-то коллеги по бизнесу отца несколько раз спрашивали о его достижениях. - Он очень любил тебя, - добродушно произнесла какая-то старушка, пожимая холодные ладони Минхо. Но Минхо был холоден ко всему. Он пережил смерть родной матери, не проронив ни слезинки, в раннем возрасте понимая, что она больше не вернется. И смерть отца была для него проще, ведь на этот раз он не испытывал никакой эмоциональной привязки. Феликс добродушно улыбался окружающим и, конечно же, всем понравился. Даже приемная мать спросила, кто этот замечательный друг Минхо. Пообщавшись с ним еще, она пригласила Феликса на завтрак, а, узнав, что Минхо не останется ночевать в отцовском доме, заметно расстроилась. - Завтра приедут адвокаты, и рассмотрят дело о наследстве, - произнесла мачеха. – Будь, пожалуйста, к девяти. Минхо согласно кивнув и чуть ли не силой оттащил Феликса, который успел уже помилашничать с младшим братом Минхо. …….. - И когда ты успеваешь всем понравиться, - пробурчал Минхо, снимая с себя одежду. Феликс вышел из душа в одном лишь полотенце вокруг бедер, словно намерено дразнясь своей безупречной фигурой. - Это все моя магия, - произнес Феликс, - людям нравится мой богатый внутренний мир. Он подошел к Минхо слишком близко, встряхивая влажными волосами. - Ага, внутренний мир, - произнес Минхо, - видал я влюбленные лица тех девочек, что были на церемонии. Их явно интересовало твое лицо… и тело. Феликс рассмеялся. - А тебя интересует мое лицо и тело? – спросил он. - Что? – нахмурился Минхо. – Что за дурацкие вопросы, Феликс? Австралиец рассмеялся и успел все перевести в шутку. Минхо, взяв себе полотенце, отправился в душ. Он специально снял двухместный номер, но с разделенными комнатами. Он настолько привык к присутствию Феликса в своей жизни, что уже стал зависим от этого. Словно он больше никогда не сможет существовать отдельно. Принимая душ, Минхо много думал о том, что за день пережил сегодня. О том, что он наконец-то обрел свободу. Он был уверен, что отец оставил его ни с чем, что не видать ему наследства. И плевать. Он сам достигнет всего. Не нужны ему деньги от умершего тирана. После душа Минхо вошел к себе в комнату и обнаружил в своей кровати… Феликса. - Что за… - вырвалось у него. - Ох, ну не надо устраивать сцен, - рассмеялся австралиец, - как будто бы мы спим впервые. Я просто не могу спать, зная, что мой лапуля за дверью один. - Да как же можно с тобой быть одному, - произнес Минхо, - ты ведь повсюду. - Ну вот, и говорить не о чем. Феликс отогнул свое одеяло, приглашая Минхо к себе. Забравшись к нему, Минхо вновь почувствовал жар, исходящий от тела австралийца. - Ты такой горячий, - произнес Минхо. - Да, детка, я горяч! Феликс хлопнул в ладоши – и свет погас. Стоило Минхо удобно устроиться, и начать проваливаться в сон, как он почувствовал прикосновение к своей шее. Феликс водил по ней своими пальцами, нежно прикасаясь. Такой ласки он еще никогда не испытывал, тем более что для него все такие ощущения были впервые. - Хочешь, я подарю тебе то, чего у тебя еще не было? – прошептал Феликс. — Это чего же? - Мою любовь. Только пообещай мне, что ты ее примешь. Всецело. Минхо развернулся к Феликсу, не совсем понимая, что сейчас должно произойти. И в то же время он прекрасно сознавал, к чему дело идет. - Феликс, - твердым голосом произнес Минхо, - я не думаю, что у нас получится что-то… - Пообещай мне, что примешь мою любовь. Минхо поджал губы, пока Феликс разворачивал его, укладывая на спину. А после он прижался всем телом к нему, запуская свои пальцы в шевелюру Минхо. - Пообещай, - настаивал австралиец. - А дальше что? Изнасилуешь меня? Вперед, для этого тебе не нужны мои обещания! Чанбину не нужно было мое согласие! - Дурак! – воскликнул Феликс. – Я ведь люблю тебя! И готов доказывать свою любовь! Пока ты ее не примешь!! Минхо нащупал лицо Феликса, удивляясь самому себе, удивляясь этим прикосновениям. - Феликс… - обхватывал он ладонями лицо австралийца. – Я люблю тебя… Хочешь, чтобы я принял тебя всецело? Но я не могу принять тебя сейчас… Феликс шумно потянул воздух. - Я принял тебя еще тогда, когда ты впервые подсел ко мне. Ты – первый человек, который ворвался в мою жизнь вот так неожиданно. А потом остался… Феликс рассмеялся, и вдруг накрыл поцелуями Минхо. Они целовались и целовались, не в силах насытиться друг другом. - Сегодня я покажу тебе, каково это… - прошептал австралиец. - И каково это? – спросил Минхо. – Быть оттраханным? - Следи за мной. Феликс накрыл губами Минхо. Его горячие пальцы поглаживали шею парня, а потом он резко сжал свою руку на ней, перекрывая поток воздуха. Минхо вцепился в его руку, задыхаясь, от неожиданности широко раскрывая свои глаза, глотая воздух. - Фе…ликс… - прошептал Минхо, пытаясь сделать вдох. Австралиец резко отпустил его шею, мгновенно впиваясь губами в него, не давая откашляться. Он приник губами, вдыхая в него воздух из своих легких, и Минхо, не в силах отцепить парня от себя, жадно глотал его. - Позволь вдохнуть в тебя новую жизнь, - твердым голосом произнес Феликс. Он вновь сомкнул руку на шее Минхо и стал душить его. Глаза Минхо раскраснелись, в них виднелись слезы, хоть Феликс и не мог различить это в темноте гостиничного номера. - Больше нет того Минхо, которого мы знали. И вновь Феликс припал губами к нему, целуя, одарив его воздухом из собственных легких. В этот раз Минхо потребовалось больше времени, чтобы отдышаться, и он сам обвил руками шею Феликса, чтобы тот не отстранился. Словно кроме воздуха Феликса больше нет ничего. - Боли не существует, - произнес Феликс, - физические ощущения быстротечны. Вскоре ты почувствуешь лишь удовлетворение. Особенно, когда на месте жертвы кто-то другой. И вновь Феликс начал душить его. В Минхо что-то изменилось – виной всему были слова австралийца. И ведь правда, он больше не чувствовал боли, скорее наоборот – удушение возбуждало его. Ему нравилось то, что воздух то пропадал, то вновь наполнял его легкие, и тот факт, что именно Феликс дарил ему это спасение, кружил голову от восторга. Феликс… он сам словно глоток воздуха! Его личное спасение. Его личное исцеление. - Феликс… - прошептал Минхо в очередной раз поглотив воздух из легких парня, - не играй со мной. - Никогда, только не с тобой, - произнес Феликс, впиваясь в губы Минхо. Минхо и сам не заметил, насколько охотно он теперь отвечает на поцелуи. Но Феликс больше не хотел целовать, ему нужно было нечто большее, чем просто поцелуи. Он опустился чуть ниже, впиваясь в шею парня, вгрызаясь в нее зубами. Ему нравилось кусаться, нравилось сжимать в зубах плоть и тонкую кожу. Нравилось ощущение, что он может быть таким агрессивно настроенным. И нравилось подминать под себя Минхо, ощущать его слабость. - Ты прогибаешься подо мной, - произнес Феликс, - подчиняешься мне. Но я не хочу делать тебя слабым. Я хочу равного себе. Минхо томно выдохнул – он больше не чувствовал себя сильным, каким всегда себя считал. Он вновь почувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой. Мальчишкой, слабостью которого воспользовались. Его использовали для самых грязных целей. - Ты должен забыть о боли, - произнес Феликс, - перестать ее замечать. Иначе – как ты сможешь овладеть ситуацией? Минхо поддавался. Феликс кусал его шею и плечи, больно вгрызаясь в них. По его телу проносилась дрожь, от боли и удовольствия одновременно. Что же с ним не так? Неужели он настолько привык страдать в своей жизни, что больше не мог испытывать нормальные человеческие чувства? - Фе…ликс-с-с… - Я подарю тебе райские ощущения, потерпи еще немного… А после Феликс припал к его соскам, очерчивая их языком. С поцелуями он опустился еще ниже, к солнечному сплетению, к пупку Минхо. Опуская боксеры парня, Феликс губами припал к его лобку, целуя каждый сантиметр его кожи. А после своими губами он коснулся члена. Сначала у основания, целуя его, по кругу водя языком, очерчивая, дразнясь ощущениями. А после целовал его ствол, и член от этих прикосновений постепенно твердел. - Помни, - произнес Феликс, - за каждой болью всегда последует твое наслаждение. Просто ощущай боль и не бойся этого. И он проглотил окончательно затвердевший член Минхо, насаживаясь на него своим ртом. Минхо часто задышал – голова его кружилась от этих ощущений. Ему было настолько приятно, что он мог поклясться жизнью – ничего лучшего он еще в своей жизни не испытывал. - Я люблю тебя, Феликс! – выкрикивал Минхо каждый раз, когда австралиец ласкал языком его уздечку. – Люблю! Правда люблю! Но Феликс не выпускал его, он опускался и опускался каждый раз. Вскоре член Минхо запульсировал, и он почувствовал, что его плоть вот-вот выстрелит. Феликс тоже это ощутил. И неожиданно он отпустил член, выпуская его из своих губ. Минхо поднял голову и взглянул на австралийца. Он не понимал, почему тот остановился. - Наслаждение не вечно, - произнес Феликс, - ты должен понимать, что зависим. Минхо готов был всадить ему член в глотку, лишь бы получить желаемое. - Если ты не научишься принимать это в себе, то и не будешь идти за своим сердцем, как за наркотиком. Научись не идти на поводу своей страсти. Неожиданно Феликс одним рывком проник в отверстие Минхо, вонзив в него два пальца. Минхо вскрикнул от боли. От минутного наслаждения не осталось и следа – он был способен ощущать лишь боль. Внезапные воспоминания нахлынули на него. Воспоминания от ощущений. Его тело помнило, каково было ему, когда Чанбин врезался в него, вонзался в его плоть. Он помнил все. И вновь он испытывал те же ощущения сейчас с Феликсом. А ведь всего минуту назад он выкрикивал признания в любви! - Остановись… - почти умолял Минхо. - Ты должен извлечь из этого урок, - ответил австралиец. – Боль несет в себе столько наслаждения, сколько ты можешь вынести. Прекрати зацикливаться на ней. Думай о том, что последует после. Минхо откинулся на подушки и учащенно задышал. Пальцы Феликса быстро двигались внутри него, и ему больше не казалось, что ощущения были похожи на то, что вытворял с ним Чанбин. Нет, это были другие ощущения. Он полюбил Феликса. Своего мучителя и наставника одновременно. И он отдавался ему во власть. Отдавался и отчаянно любил. - Феликс… - прошептал он. – Сделай это со мной. Я хочу ощутить тебя в себе. Полностью. Мне уже недостаточно пальцев. - Все будет, лапуля, - произнес Феликс, довольно улыбаясь, и пусть его улыбку Минхо не видит, он все же улыбался. Феликс прильнул губами к губам Минхо. В ноздри ему ударил аромат собственных выделений, это было немного непривычно, но от поцелуя Минхо не отстранился. Целовать Феликса стало его единственным желанием, наряду с теми, как есть или даже дышать. - Они сделают тебе больно, - произнес Феликс, - но ты не должен реагировать на эту боль. Ты должен принимать ее как должное. И обращать в свое удовольствие. - Какое может быть удовольствие от боли? - Там, где есть любовь, есть и страдания. Ты не можешь быть по-настоящему счастлив, если не боишься потерять это. Феликс опустил свое тело на Минхо, насаживаясь на его член. Оба облегченно выдохнули. Несколько секунд Феликс просто сидел на Минхо, привыкая к ощущению члена в себе, к его размеру. - Ты... так плотно... сжимаешь...- прохрипел Минхо. В голову ему ударило ощущение истинного наслаждения. Феликс начал свои движения, слегка покачивая бедрами, он с уверенностью в деле двигался на члене парня. Минхо захлебывался в новых ощущениях, в своих чувствах и ощущениях, его член во всю длину проникал внутрь и внедрялся в тело до упора. - Феликс... - прошептал Минхо. - Я твой, - ласково произнес Феликс. - Скажи, а ты мой? - Без остатка. Феликс протянул свою руку, погладил по щеке Минхо, а после опустился к его шее. Он сомкнул свои ладони на шее Минхо, вновь перекрывая ему доступ к воздуху. - Прости, - произнес Феликс, - но иначе ты не поймешь сути моей любви. Но Минхо понимал. Он понимал все его прикосновения, всю его ласку и любовь. И одновременно он принимал его желание причинить боль, дать прочувствовать сладость момента. Феликс то отпускал руку, словно давая малыми дозами кислород Минхо, то вновь сжимал шею, при этом безудержно двигаясь на члене парня. - Феликс... - шептал Минхо... - я скоро кончу... Внезапно Феликс остановился, а потом и вовсе слез с Минхо. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы отдышаться, а после он вновь прильнул губами к Минхо. - Ты меня изводишь? - со слезами на глазах спросил Минхо. - Неужели я чем-то перед тобой провинился? - Нет, любовь моя, - мягко произнес Феликс, вкладывая в свой голос как можно больше нежности. - Я просто с тобой честен. Он смочил свои пальцы, посасывая, а после вонзил их в анус Минхо. Когда отверстие было достаточно мокрым, Феликс вытащил пальцы и пристроился. Сделав мягкий толчок, он вонзил свою головку в нутро Минхо, заставляя того тяжело выдыхать. - Осторожней, Феликс, - произнес Минхо. Феликс сделал еще один толчок, и Минхо простонал от боли. - Потерпи, пожалуйста, - прошептал австралиец. Еще один толчок - и член вошел полностью. Минхо зажмурился, на его лице была боль, и Феликс остановился, давая ему привыкнуть. - Я никогда тебя не брошу, - произнес он, - потому что люблю. Он взял в руки член Минхо и начал мастурбировать ему. Минхо тихонько постанывал, его боль отступала, постепенно заполняясь удовольствием. Феликс начал свои движения, сам удивляясь узости парня, восхищаясь его пульсацией. Оба тихонько постанывали, время от времени встречались губами, переплетая языки. - Теперь ты примешь меня? - спросил Феликс. - А разве у меня есть выбор? Феликс ускорился, и его рука стала более стремительней двигаться на члене Минхо. Они стонали громче, не стесняясь остальных постояльцев гостиницы, и просто наслаждались процессом. Внезапно Феликс весь сжался, толчки его огрубели, а рука еще больше ускорилась, вынуждая Минхо терпеть так, что он едва сдерживался. - Фе...ликс... Феликс и Минхо, вздрагивая своими телами в унисон, получали оргазм одновременно. Они стонали, громко, протяжно, изливаясь. Феликс шептал имя Минхо, а Минхо выкрикивал его имя. Они оба взмокли, их волосы прилипли к лицам, хоть в темноте они едва различали друг друга. - Феликс... - Минхо... - Я люблю тебя... - Я знаю... а я люблю тебя... Феликс, все еще находясь в Минхо, накрыл его своим телом, впечатываясь прямо в пятно спермы, размазанном по прессу парня. Они прильнули друг к другу с поцелуями, и долго еще не могли насытиться ими, пока не обессилели и не провалились в сон. Никогда раньше Минхо не чувствовал столько любви к человеку. Никогда он не испытывал столько нежности к человеку. Столько преданности и верности. Он растворился в нем. ...... На следующий день Минхо приехал в родной дом для получения документов на наследство. Оказалось, что его отец, ощущая свою вину за испорченное детство сына, оставил ему немалую долю своих акций в бизнесе, и еще кое-что из недвижимости. Минхо подписал документы и собирался было уходить, но приемная мать уговаривала его остаться в доме на обед. - Нет, - произнес Минхо, - я не хочу оставаться здесь. Я вообще больше не хочу возвращаться в это место. - Неужели я никак не могу повлиять на тебя? - Нет. Я сегодня же вылетаю ближайшим рейсом в Лондон. На решение Минхо не повлиял даже Феликс, и, видя решительность своего парня, Феликс подчинился. Так Минхо и покончил со своим прошлым. ……….. С того самого момента прошло два года. Феликс и Минхо были неразлучны. Феликс требовал к себе безукоризненного внимания, растворяя в себе своего парня. Их любовь была опасной – ревнивый австралиец не выносил, если Минхо отвлекался на кого-нибудь еще из своего окружения. Он поглощал его, стирая в нем личность. У Феликса была особенная фобия – австралиец не мог вынести собственных потерь. Когда-то давно, потеряв контроль над ситуацией с Кристофером, он поклялся самому себе, что больше ни один человек так просто не исчезнет из его жизни. Он полюбил Минхо так сильно, что мысль о том, что и он может потеряться из виду, приносила лишь боль. Это сводило с ума. Минхо чувствовал зависимость Феликса. И вскоре это стало преградой для его собственных целей. Он любил Феликса, по-настоящему, от всего сердца, но его безудержная страсть уничтожала в их любви все хорошее, что у них было. И поэтому Минхо решил, что пора всему положить конец. Он знал, что Феликс никогда его не отпустит, и поэтому решил позволить тому влюбиться в кого-нибудь еще. В тот самый год по программе обучения иностранцев к ним в университет перевелся Хван Хёнджин. Сердце Минхо бешено отстукивало ритм каждый раз, когда Хван шел по коридору в поисках аудитории. Парень из его собственного прошлого, давно забытого, снова ворвался в его жизнь так, как и пять лет назад. Феликс сразу отметил, что новенький студент необычайно красив, хорошо держится и пользуется популярностью среди педагогов. Все без исключения отметили его талант в написании прозы, знания иностранных языков и литературы. Минхо следил за Хваном несколько месяцев, незаметно от Феликса. И словно случайно он подсовывал факты австралийцу о новеньком – обращал его внимание, например, на то, как Хван выглядит, как одет, что предпочитает в еде. Отмечал его безупречную красоту лица. - Зачем ты это делаешь? – спросил однажды Феликс, когда в очередной раз Минхо рассказывал о том, что Хван слишком легко одет, несмотря на раннюю зиму в Лондоне. - Делаю что? – спросил Минхо. Они сидели в кафетерии и завтракали. Хёнджин тоже пришел в кафе, отсчитал монеты и купил себе кофе. Он был полностью поглощен в лекции и не обращал внимания на остальных. - Подсовываешь его мне. Словно хочешь, чтобы я замутил с ним что-то… - Замутил? – рассмеялся Минхо. – Не знал, что ты употребляешь подобные словечки, Феликс. Но Феликс лишь смерил его серьезным взглядом. - Я думаю, тебе пора сблизиться с ним. И оставить меня. - Оставить? – спросил австралиец. - Пришло время. Я никуда не денусь, ты ведь знаешь. Я не брошу тебя. Но я не выдерживаю твоего бесконечного присутствия в своей жизни. Мне нужно побыть наедине со своими мыслями. - Нет, хреновый план, - сказал, как отрезал, Феликс. - Нет. Ты будешь в хороших руках, в то время как я буду рядом. И когда придет время, мы снова будем вместе. Понимаешь? Феликс смолчал. Он быстро доел свой завтрак, выпил кофе с одного глотка и, оставив разнос с посудой на столике, покинул кафетерий. Т.к. в тот день у них не было совместных лекций, до окончания учебного дня Минхо не встречался с австралийцем. Дома Феликс просил и умолял Минхо отказаться от своего предложения, но тот настаивал на своем и угрожал, что если австралиец не согласится на его условия, он вернется обратно в Корею. Он грозился бросить его навсегда. Без права на возвращение. И Феликс согласился. В ту ночь они в последний раз занимались жарким сексом, поочередно проникая друг в друга. Они шептали друг другу слова нежности, клялись в вечной любви и получали оргазмы один за другим. А утром Минхо впервые проснулся в своей постели один. Впервые за долгое время он почувствовал себя … свободным. Феликс начал свое наступление. Он был повсюду рядом, безмолвной тенью, наблюдая за Хваном. Хёнджин поначалу не замечал этого, пока присутствие Феликса не стало слишком явным, и после того, как рыбка поймалась на крючок, пути к отступлению больше не было. Хёнджин влюбился в Феликса. Да и был ли у него выбор? Минхо наблюдал за этими двумя, отмечая, насколько они гармонично смотрятся, насколько им хорошо вдвоем. И ревновал. Рвал на себе волосы, когда видел их поцелуи. Прятал свои слезы в подушку, когда Хван оставался ночевать в их квартире в одной комнате с Феликсом. Пока не понял, что на самом деле он ревнует… Хёнджина. Он понял, что в его сердце поселился один человек, который занимал все его мысли, и этой напастью был Хён. Чертов Хён! Разве может один человек, лишь крошечная песчинка в море людей, занимать столько времени, отнимать столько эмоций у другого?! Разве может быть кто-то так любим без причины!? Ведь есть предел любви на земле, предел чувств к одной персоне, поглощающей все мысли другого? И этой персоной был он, чертов Хван Хёнджин, заноза в заднице, заевшая пластинка в голове Минхо, и будь проклят тот день, когда этому болвану пришла мысль перевестись в университет! Минхо наблюдал за ними, молча, наблюдал за их счастьем. Его сердце разбивалось вдребезги, когда Хёнджин улыбался не ему, когда руки Феликса обнимали парня, касались его тела. Он готов был глотать слезы, когда Хён говорил слова любви другому. А после Хёнджин полюбил его. И если был прекрасней момент, чем тот, когда Хёнджин подарил свое сердце именно ему, то Минхо желал бы стереть его, чтобы еще раз насладиться любовью к Хёну! Он желал лишь одного: подарить весь мир этому парню. И, черт подери, так и будет. Он разорвет в клочья любого, кто встанет на их пути. Даже если ему придется убить ради этого.